Мой психотерапевт

— Чайльд, ты ничтожество, — Скарамуш перелистывал бумаги, даже не изволив посмотреть на собеседника, — Про лечебную этику слушал одним ухом или просто решил наплевать? Врач априори выше пациента, а ты собираешься мало того что вести практику на равных с этим мусором, так еще и… — Считать пациентов мусором тоже не этично, знаешь ли. Тарталья и Скарамуш сидели в тесной до ужаса столовой, если ее можно было так назвать. Сотрудники «Фатуи» своими руками переделали темную пыльную коморку-склад под комнату отдыха, избавившись от кучи хлама и грязных коробок, занеся сюда старый советский чайник, закупив пластмассовую посуду и столовые приборы. Еще и микроволновку с мини-холодильником кто-то притащил. Рабочее время уже подошло к концу, а за окном разлилась ночь, но количество бумажных проблем от этого отнюдь не уменьшилось. Поэтому приходилось отрабатывать сверхурочно здесь, терпя общество некоторых язвительных коллег. — Наивное ты существо, — темноволосый отодвинул пачку в сторону, захватывая следующую, — Строить дружественные отношения с пациентом, в надежде, что это дерьмо кому-то поможет — полный отстой. Тарталья уже привык к оскорблениям этого грубияна, но постоянно неосознанно проводил параллели с другим Скарамушем. Воспитанным, обходительным и чертовски милым. По крайней мере, таким он казался при общении с пациентами. Но, конечно, это всего лишь наигранная фальшь. Подход Скарамуша в корне отличался от идеалов Тартальи, что не устраивало обоих, постоянно вызывая между ними словесные перепалки. Если второй искал любые способы решения проблемы и боролся до конца, иногда применяя даже противоречивые меры, лишь бы помочь больному, то Скарамуш действовал по методичке и своду правил из собственной головы. Всегда и безотказно. Да, Скарамуш выглядел незрелым и молодым, однако на деле это просто иллюзия. Будучи гораздо старше Тартальи, только недавно окончившего институт, он повидал слишком много отвратительных историй, оставивших на нем яркие отпечатки до сих пор. Его пыл угас и он стремительно отрицал новое, ненавидя все и каждого вокруг. Слишком часто пациенты начинали буквально пылать, влюбляясь в своего врача. Слишком часто он мнимо и изворотливо просил их перейти к другому психиатру. Оставьте его в покое. Слишком часто ему хотелось просто избить их до полусмерти, перестать слышать отвратительные голоса. Не чувствовать давление и этот пронзающий взгляд на себе. Ему самому нужен психиатр, но Скарамуш никогда не признает этого. — Нет, если он найдет себе хотя бы одного друга, к которому что-то чувствует, то по сути это… — Тарталью заткнули на полуслове, как и он сам до этого. — Мне плевать, — громко прервав, уставший врач схватился за гудевшую от переутомления голову, — Да хоть трахайся с ним, мне вообще без разницы. Только заткнись, а? Дай дописать эту хренотень и откинуться уже наконец. Тарталья инстинктивно отодвинулся подальше. — Можешь откидываться, пожалуйста, только не здесь, — раздраженно пробубнил парень, поняв тщетность своих попыток. Больше они не проронили ни фразы. И это неудивительно, ведь так случалось каждый раз и будет происходить вновь. Закончив раньше Скарамуша, Тарталья безмолвно собрал свои вещи и по-английски освободил помещение. На душе сразу стало легче и спокойнее. Правда пару раз он почти упал в заполненном мраком коридоре, прежде чем нашел свет, но это пустяки, по сравнению со столовой. Быстро накинув куртку, замотавшись шарфом по самые не балуй и натянув саморучно связанные перчатки, Тарталья отправился с желанием хорошенько поспать хотя бы пару часов. Пока он не знал, что ничего не выйдет. Шагая по грязным лужам в полной темноте и подрагивая от озноба, парень уже представлял, как завтра утром покатится на работу по гололеду. Вопрос о том, как Скарамуш добирался до дома целым и невредимым в еще более густую темень оставался открытым.

***

— То есть, внешность не вызывает у Вас эмоций, но ее можно субъективно оценить? Тарталья задумчиво потер уголки глаз и посмотрел на водопад на стене. Сейчас бы спрыгнуть туда и взбодриться, ведь за всю ночь психотерапевт проспал целых ноль часов ноль минут. Из-за этого мысли путались и сосредоточиться получалось с трудом. Чжун хоть и не был слишком уж проницательным, но по огромной кружке эспрессо и мешкам под глазами своего врача понял, что кое-кто явно не выспался. — Правильные черты лица невозможно не заметить. Точно также, столь невозможно перепутать неочищенный янтарь с ограненным. К слову, в процессе шлифовки этот минерал теряет множество полезных свойств, переставая выделять янтарную кислоту при соприкосновении с кожей человека. Тарталье нравилась эта черта пациента, когда тот посреди диалога вставлял странные, непонятно откуда взявшиеся факты. Вести сеансы с такими людьми было особенно приятно. — А собственный вкус? Как в еде? — Тарталья свел брови, нахмурившись от непонимания себя. Почему он опять, как на позапрошлом сеансе, все свел к еде. Ведь аппетита не было совсем после бессонной ночи и горького кофе, — Ну то есть во внешности… Но вы поняли. Чжун игнорировал ошибки психотерапевта, сосредотачиваясь на самом процессе разговора. В мирской жизни он больше любил слушать, изредка вставляя глубокие фразы и поддерживая диалог, а в этих млечных стенах получал возможность говорить до посинения. — Некоторые типажи привлекают меня больше других, поэтому скорее да, чем нет, — холодный тон Чжуна еще больше подчеркивал неопределенность ответа, путая парня, — Красота очень странный феномен. — Все же были девушки, привлекавшие вас. Или безэмоциональность не давала и шанса на отношения? — Тарталья отпил глоток горького эспрессо, подрагивая от терпкого вкуса. Он чувствовал себя интервьюером, — Уверен, вы во вкусе многих. Он надеялся хоть на какую-то реакцию Чжуна, но тот даже бровью не повел на такой внезапный комплимент. Ожидаемо от такого как он, но все равно немного обидно. Тарталья привык как обычные люди тают от его слов. Но, судя по всему, Чжун Ли не был обычным человеком. — Невозможно иметь отношения, когда люди ощущаются как куски мяса, — мужчина задумчиво смотрел на капельки воды, стекавшие по стеклу позади Тартальи, — Даже смерти близких людей имеют странное послевкусие, никак не похожее на грусть или горечь. Просто сгнившая плоть. «Откуда он может это знать, если никогда не испытывал грусти? Допустим…». — А если бы меня не стало? Внезапный вопрос пронзил воздух, повесив секундное молчание. Чжун посмотрел в голубые глаза, собираясь ответить, но запнулся. Не успел произнести и звука, как послышался скрип. В кабинет без стука ворвалась девушка, которую Чжун Ли успел запомнить еще с первого сеанса. «Как невежливо с ее стороны» — сразу подумал мужчина. «Люмин» все еще четко висело на груди девушки. Только теперь он приметил еще одну маленькую приписку под ее именем. — Там в приемной какой-то мальчик утверждает, что твой брат, — Люмин говорила очень быстро, понимая, что отвлекает врача от работы, — Его зовут Тверк или как-то так. — Тевкр… боже… — Тарталья прикрыл лицо ладонью, отставляя недопитый кофе на тумбочку, — Я знаю, что ты уже свободна, последи за ним с Паймон, ладненько? Я куплю тебе что угодно вечером! Молодой врач скрестил руки в просьбе, умоляюще смотря на Люмин. Девушка закатила глаза, раздумав пару секунд, а затем вяло мотнула головой и ушла, вновь оставив пациента и врача наедине. — Опять я веду себя непрофессионально, извиняюсь. Просто весь день… — он почти сказал «через задницу», но вовремя остановился, — Неприятно проходит. Тарталья терпеть не мог, когда что-то шло не по плану и ненавидел каждый раз провалиться от стыда. Краснеть и ошибаться на глазах других людей, а уж тем более, если это был пациент… это вызывало у психотерапевта смешанные чувства. — Мистер Чжун Ли… — А вы всегда так легко раскидываетесь деньгами, Тарталья? — спокойный бархатистый голос с призрачной ноткой усмешки не помогал, а еще больше волновал в такой момент. Собственное имя показалось ему каким-то не неправильным, когда его произносил Чжун, — Или просто производите впечатление перед пациентами? — Ваша способность говорить иногда столь «человечно» поражает с такой-то проблемой, — Кофе казался Тарталье отвратительным, но сейчас почему-то захотелось навернуть еще стаканчик, — Вы хорошо приспособились к обществу, мистер Чжун Ли. Это похвально. Перевод темы помог психотерапевту восстановить дыхание, вернув самообладание и нормальный цвет лица. На деле его действительно поражало, как Чжун иногда мог выдать различного рода колкости, хотя прочувствовать их сам целиком не мог. — Знакомы с черной цаплей? — Чжун как обычно закинул ногу на ногу, еще больше походя на аристократа педанта с ветхой картины, — Эта птица придумала восхитительный метод охоты. Без нужды мочить крылья, а лишь наблюдая сверху вниз за своей добычей. Жертва, сама того не подозревая, попадает в хитроумную ловушку. — Я заинтересован, — Тарталья внимательно рассматривал янтарные глаза пациента, медовый отлив которых успокаивал. — Она искусно складывает свои крылья в подобие круглого зонтика над озером, превращая водную гладь под собой в кромешную ночь. В такой темноте цапле проще заметить рыбу. А когда наивное водоплавающее заплывает в безопасную тень, в надежде ощутить прохладу, птица протыкает ее своим длинным клювом насквозь и проглатывает целиком, — психотерапевт замер, обдумывая сказанное Чжуном, — Именно такой тип маскировки вы подразумеваете? — Хм, — Тарталья сложил руки на груди, пытаясь сопоставить этот образ с мужчиной перед ним, — Нет, не думаю, что именно так. Вы не настолько ужасный человек, чтобы «охотиться» подобным образом, в этом я уверен. Если я не прав, то вы сидите у отвратительного психотерапевта. — Думаю, вы хороший специалист. Поэтому хороший человек имеет право спросить кое-что. С вашим братом что-то случилось? Внезапная заинтересованность мужчины приятно поразила Тарталью. Если бы он продолжал пить эспрессо, то обязательно бы поперхнулся от такого. Но кофе уже не было, поэтому Тарталья выронил шариковую ручку, с мягким грохотом приземлившуюся на ковер. Хотелось срочно найти Скарамуша и радостно повертеть блокнотом с записями о результатах лечения перед его смазливым лицом: «Отстойная тактика работает, ха, подавись! И кто тут ничтожество?». Подобного интереса от Чжуна Тарталья ждал два сеанса и на третий раз, наконец, получил слабое, но продвижение. Даже если это вопрос из вежливости, он все равно был счастлив. Спасибо богу, что подарил ему маленького братика Тевкра. Пришлось подавить улыбку от этих мыслей. — Моя семья живет в тысячи километрах отсюда, — молодой врач опять закрыл лицо рукой, прочувствовав нелепость своего рассказа, — И каким-то образом мой восьмилетний брат за одну ночь добрался сюда один… и нашел меня… Звучало настолько бредово и нереально, что Тарталья сам засомневался. Реакция Чжуна на это была ему непонятна. — В любом случае, придется как-то разобраться с этим, — часы над дверью говорили, что их время подошло к концу. Тарталья ощутил внезапно навалившуюся усталость, что почти помешала встать с кресла, — Спасибо Вам за сегодня, мистер Чжун Ли. Мужчина послушно встал за врачом. Это превращалось в традицию. — Совсем забыл, вы не ответили на вопрос, — Тарталья стоял напротив пациента, перебирая ежедневник в руках, — По поводу моей смерти. Вблизи Чжун смог хорошо разглядеть сонного психотерапевта, что будто вот-вот упадет. Как Пизанская башня. — Если бы вы погибли, — ответ совсем не удивил Тарталью, но разве могло быть иначе, — Было бы слегка нелепо так внезапно потерять возможность хоть как-то восстановиться, но не более. Смерть любого человека — неизбежна и естественна. — Ясно. Неспешно покидая клинику, Чжун был неестественно встревожен. Что-то внутри него слабо протестовало. Впереди «Младшая ассистентка Люмин» и «Психотерапевт Тарталья» шли рядом, совсем вплотную друг к другу. Пара о чем-то мило беседовала, хотя желание врача попасть в кровать читалось даже издалека. Пока они наконец не скрылись в бывшей кладовой, откуда доносился высокий детский смех. Парень наверняка собирался угостить свою ассистентку ужином в дорогом ресторане сегодня вечером за помощь. Может, после довести Люмин до дома или даже остаться у нее на кружечку чая. Чжун Ли понятия не имел почему, но ему захотелось занять ее место. Быстро подавив глупую мысль, а именно так всегда делал его мозг, мужчина прикрыл глаза. Неспеша и тягуче, аристократ покинул здание и пошел вперед, наслаждаясь обманчивой теплотой осеннего солнца.