Дом родной

      — Она беременна от меня! — чётко и уверено выговорил Бортник, делая небольшие паузы после каждого слова. — Теперь вы не можете забрать её. Уходите…       Повисло молчание. Все будто погрузились в транс, застыли на месте. Маша перестала дёргаться и мешком повисла в руках одного из «медиков». Она лишь слабо дрожала и плакала от страха. Егор отошёл от стены и расправил плечи, стараясь всем своим видом показать, что здесь всё же ОН хозяин, хоть и казался совсем жалким и беспомощным на фоне гостей.       — Уходите!       Хватка надсмотрщика ослабла, и Маша шлёпнулась на прогнивший пол. Сначала она поползла на коленях, искоса поглядывая на гостей, а после поднялась на ноги и убежала на второй этаж. Но за ней никто не погнался. Она им действительно уже не была нужна.       «Медики» переглянулись. Они словно обсуждали что-то без слов и, похоже, что пришли к какому-то решению. Вся толпа двинулась в сторону Бортника, схватила его под руки, за ноги, которыми он пытался отбиваться, и понесли к своей бело-красной машине. Витя, до сих пор молча лежавший на полу, накинулся на одного из мужчин, пытаясь спасти племянника. Одно движение сильной руки и он вновь отключился, ударившись головой о ступень лестницы. Надсмотрщики, как ни в чём не бывало, продолжили свой путь, связали нэпмана и забросили внутрь полупустого салона на холодный металлический пол.       Егор пытался кричать с заклеенным ртом, брыкался, готов был рвать себя, чтобы высвободиться, но всё было безуспешно. Домой. Домой! Ему надо домой! К родным. К бабушке, дяде Виктору, Маше, мелкому, к старшим сёстрам — Оле и Лере. Они пропадут без него! Нэпман бился в истерике и проливал горячие слезы, чувствуя всю свою беспомощность.       Смерть всегда была рядом с ним, но сейчас она шептала ему на ухо слова мёртвого языка, обжигая своей близостью. Наверное, рассказывала о своей радости, что Егор, наконец, будет с ней, клялась, что его родные тоже не будут долго здесь задерживаться, скучать без него, тешила скорой встречей с родителями… Он не берёг себя, всё ради семьи — медикаменты, тёплые тряпки, последний кусок еды — всё им. И вот все его труды оборвутся, но хотя бы Маша в безопасности, жива. Ненадолго, но и это неплохо…       «Воровать, убивать, лгать, но родных сохранить, даже ценой своей жизни», — слова так давно сказанные, засевшие прямо в самую подкорку сознания. Вечный закон, который он исполняет. Единственная догма, в которую верит.       Машина остановилась. Ещё некоторое время всё было спокойно, но вот двери распахнулись. Егора обдал холодный ветер, а к одежде начали липнуть крупные хлопья снега. Внутрь салона забрались три «медика», вновь захлопнув дверь. Они разошлись по разным углам: один встал возле выхода, скрестив руки на груди, другой присел на кушетку возле стены, а последний прошёл мимо связанного.       — Ну что, уродец? Знаешь, что ты натворил? — по недоброму весело спросил он, роясь в настенном шкафчике, в котором то и дело, звенело что-то металлическое. Стоя спиной ко всем, он доставал белые пластиковые коробочки, складывал какие-то вещи на тумбочку, но Бортник не мог разглядеть какие именно.       — Из-за таких как ты, — стоящий мужчина тыкнул в нэпмана пальцем, — вы до сих пор умудряетесь плодиться. Из-за таких как ты, мы до сих пор должны ездить по этой Ледяной заднице! — он с силой ударил Егора тяжёлым ботинком в живот. — Мы следим, за вашими девками, чтобы во время их стерилизовать, а вы трахаетесь с ними, подкидывая нам ещё работёнки, сукины дети! — ещё удар. И ещё один. Что-то звякнуло недалеко от уха нэпмана, но, похоже, что кроме него это больше никто не заметил. Просто острая железячка...       — Успокойся, иначе, он не доживёт до самого весёлого, — вновь заговорил первый «медик». Он закончил с поиском и повернулся лицом к остальным. — Я подготовил рабочее место, коллега.       До сих пор молчавший, надсмотрщик встал с коробок, подошёл к тумбе и взял с неё нечто похожее на очень длинные тонкие ножницы. В свете тусклых ламп, инструмент слабо поблёскивал, на нём виднелись многочисленные разводы, а между механизмов, застряли кусочки чего-то тёмно-бурого. Бортник впервые видел такой инструмент, но прекрасно понял, для чего он нужен. Два других «медика» ушли, чтобы не мешать искусной работе мастера.       — Страшно тебе? — прозвучал спокойный, вкрадчивый голос. Он медленно приблизился к связанному. — Знаешь для чего это?.. Догадываешься? А я всё же расскажу… Этими ножницами я залажу внутрь, режу нежную тонкую плоть, а после достаю органы по кусочкам. Делаю всё это медленно, чтобы они успели прочувствовать, это ведь первый раз, когда их «трогают», первое проникновение… То что хочется запомнить на всю жизнь, не так ли? Столько девочек прошло через меня, а сколько я видел крови, м-м-м… Честно? Меня это возбуждает, — мужчина засмеялся. Это был дикий, ужасающий смех сумасшедшего, но страшнее то, что он так и не выпускал ножниц из рук. Надсмотрщик резко смолк и, склонив голову на бок, встал на колени перед Егором. — А что мы сделаем с тобой? Такое у меня впервые… интригует… Может мы тоже «посмотрим», что у тебя внутри или просто отрезать тебе член? Это ведь из-за него, на свет появится ещё один уродец… — «медик» встал с колен и вернулся к тумбочке, взяв с неё ещё один инструмент похожий на тупой нож. — Пройдусь скальпелем от самого кончика и вверх. Отличный план, не правда ли?       Но не успел «медик» повернуться к своей жертве, как кто-то схватил его за голову и начал с дикой силой бить ей об металлическую тумбу. Удары повторялись раз за разом, послышался хруст: это шлем не выдержал и дал трещину. Ещё одну. И ещё. Посыпались мелкие тёмные осколки, на которые закапала кровь. Бортник развернул надсмотрщика к себе передом, чтобы взглянуть ему в лицо или, если быть точнее, в то, что от него осталось. В кашу разбитый нос, острые частички шлема, впившиеся в кожу, вмятины от ударов — это больше походило на отвратительную неестественную маску тёмно–красного цвета.       Егор взял длинные ножницы и внимательно осмотрел их. Сейчас, в его руках, этот инструмент сверкает так заманчиво, соблазнительно… Так и тянет разорвать им что-нибудь на тонкие маленькие кусочки, ведь для этого они и нужны, для этого созданы. Без предупреждения, без времени на последнее слово, он воткнул их в глаз надсмотрщика наполовину, прокрутил и вставил до конца. Кровь била фонтаном, попадая нэпману на лицо, руки, одежду, но ему было всё равно, не это важно. «Медик» всё ещё жив, хоть и находиться на грани. Последние секунды перед смертью. Что он унесёт с собой на тот свет?       — Это тебе за всех них, — Егор крепко сжал руку в кулак и ударил настоящего урода в висок, от чего уже мёртвое тело упало на холодный пол, заливая его кровью, — и за то, что хотел сделать это с Машей…       Бортник подошёл к дверям и, резко распахнув их, рванул наружу. Кто-то тут же схватил его за рукав, но тонкие швы разошлись, и в руках надсмотрщика остался лишь кусок бесполезной ткани.       Нужно бежать. Бежать, как можно быстрее и как можно дальше, несмотря на встречный ветер и непроглядную белую завесу снега. Где-то там дом, но вряд ли он сможет до него дойти. Это понятно сразу. Выходя в такую погоду, уже и не надеешься вернуться назад, но если он не попробует, кем будет после этого? Слабаком? Егор мучился день ото дня в течение долгих лет, но никогда не показывал свою слабость. Как бы не было ему тяжело, больно, страшно, он всегда шёл вперёд. И сейчас идёт.       Тело перестаёт слушаться, ноги совсем не держат: дрожат, подгибаются. Он так устал… Закрыл тяжелые веки… Вдох… Дуновение ветра и Егор свалился на спину. Снег мягкий, кажется, даже тёплый, будто родительская постель, в которую он так любил залазить поутру. Одинокая слезинка медленно покатилась по виску, тут же превращаясь в лёд. Нэпман открыл глаза и увидел небо: такое чистое, голубое, которое мог представлять лишь во снах. И солнце. Огромное, тёплое солнце…