Someone you loved

На званном вечере в доме Фальконе был весь высший свет Готэма. Представители почтенных фамилий, политики, чиновники и культурная интеллигенция города налаживали связи между собой. Напротив Эдварда стоял невысокий самоуверенного вида мужчина в дорогом костюме, каждая деталь которого олицетворяла всё, что так не любил Эдвард. Нигма знал — костюмы, особенно многослойные и дорогие, – это отличная броня. Через них ты не чувствуешь прикосновения, через них люди не видят твои недостатки. Они отлично отвлекают внимание, но сразу дают понять, кто здесь главный. Мужчина разговаривал с хозяйкой вечера — Софией Фальконе. Женщина выглядела не менее самоуверенно, чем её кавалер. То достоинство, что она источала, неподвижно стоя с полуулыбкой, могло накрыть собой полностью Малайский архипелаг. София переходила от гостя к гостю, шурша своим бархатным платьем. У каждой группы она терпеливо разговаривала со всеми, произносила комплименты, улыбалась, кокетливо, но не искренне смеялась. Тёмные блестящие волосы были уложены в высокую причёску и украшены жемчужной ниткой — старомодно и элегантно. В изысканных манерах и внешнем лоске отказать ей было сложно. Будто плотное грозовое облако со шлейфом озона она направилась прямо к Эдварду, стоящему в одиночестве у панорамного окна. — Мистер Нигма, я так рада, что Вы приняли моё приглашение.   Её томный голос звучал для него словно эхо в пещере. София взяла бокал с шампанским в другую руку. Правая кисть с золотыми массивными кольцами на тонких пальцах оказалась протянута мужчине. — Я не мог отказать Вам.   Эдвард принял руку и мягко коснулся её своими губами. Этот жест был привычен в здешней среде, но женщина всё равно довольно улыбнулась. — Вы знакомы с моим другом — Освальдом Кобблпотом? Он поклонник ваших книг, — София слегка развернула корпус, открывая Эдварду взор на своего спутника. — Не посчастливилось, — нарочито вежливо ответил Нигма. — Тогда я обязана вас познакомить. Женщина подозвала одного из блуждающих по залу официантов и бросила ему всего одну фразу. Меньше, чем через две минуты Освальд Кобблпот стоял в их маленьком кругу, пожимая Эдварду руку. — Очень рад с Вами познакомиться. Ваши книги такие захватывающие. — Благодарю. Всегда приятно слышать лестные отзывы к своим работам.   Эдвард краем глаза наблюдал за молчавшей Софией. — Как вы придумываете сюжеты для своих произведений? — не оставлял расспросов Освальд. — Когда я думаю о сюжете, я почти явственно чувствую нити своих мыслей, ощущаю слова на кончике языка. Мне остаётся лишь сплести их в одно. И, конечно, помогает опыт работы в полиции, — с возвышенным видом произнёс Эдвард. Это был один из его любимых образов — творец-интеллектуал. — Вы работали в полиции? — удивлённо отозвался Освальд. София сделала глоток шампанского и улыбнулась каким-то своим мыслям. Эдвард напустил загадочности и отстранённости, показывая, что не хочет открывать кому-то эту страницу своей жизни. — Расскажите, пожалуйста, — попросила София, надув губы словно капризный ребёнок. Её тёплые глаза в искусственном мягком свете лучились. — Это длинная история. Мне кажется, это невежливо — отбирать Вас у других гостей, — покачал головой Эдвард. — Тогда я приглашаю Вас на ужин. Завтра. В семь. Надеюсь, Вы свободны?   Мисс Фальконе посмотрела на писателя с вызовом. Это позабавило Нигму. — Для вас — всегда, — он слегка поклонился и снова взял ладонь Софии для поцелуя. Без пяти семь Эдвард стоял у двери уже знакомого особняка с вином из личного запаса. В этот раз София выглядела более расслабленно, хотя и не менее роскошно — золотистое атласное платье с вышивкой в тон и заплетённые во французскую косу волосы. Рядом с ней в плотном бархатном костюме стоял Освальд Кобблпот, опираясь на резную трость. Без толпы гостей поместье ощущалось пустым, но более внушающим — всё-таки отец Софии не поскупился в своё время на декораторов и дизайнеров. За огромным столом было слишком много свободного места, да и интимная тишина здесь ощущалась скорее гнетущей. После безличного обмена любезностями Освальд решил продолжить вчерашний разговор. — И всё же, как получилось, что Вы оставили работу в полиции и стали писать детективы? — в его голосе слышалась настороженность — человек явно не питал любви к служителям правопорядка. Эдвард громко вздохнул, а после, бросил на мужчину поверженный взгляд. Нигма знал, как играть в такие игры. — Я пришёл работать в полицию судмедэкспертом, чтобы разгадывать загадки, бросать себе умственные вызовы и найти человека, способного стать моим учителем. Вы, наверняка, знакомы с новым комиссаром Гордоном. Эдвард поднял на обоих присутствующих красноречивый взгляд. О да, он в курсе местных сплетен. — Мы какое-то время работали вместе. Будучи судмедэкспертом, я был пустым местом. Никто не воспринимал меня всерьёз. А когда таинственно погибла моя коллега, и её смерть отказались официально расследовать, потому что все нити вели к местному патрульному, я решил оставить это и выйти наконец из тени. Нигма вдохновенно описывал им свою жизнь, расставляя нужные акценты, делая паузы, меняя интонации. Хозяйка довольно улыбалась, Освальд безотрывно смотрел на писателя. — Потрясающая история. Ничуть не хуже Ваших закрученных сюжетов.  К Софии подошёл камердинер и что-то быстро шепнул, женщина отложила салфетку на стол. — Мальчики, простите, я ненадолго вас оставлю. Освальд мягко положил свою ладонь на ладонь Софии. Тёмно-фиолетовые пятна густо покрыли кисть Эдварда. Он закусил губу, пытаясь скрыть кисть за рукавом изумрудного пиджака. Он взял бокал с вином и сделал щедрый глоток. — А почему детективы, а не, скажем, фантастика? — спросил его Освальд. Не ходи Кобблпот хвостом за Софией, Эдвард бы подумал, что он флиртует с ним. — Я всегда был реалистом, теоретиком, что воспринимает лишь факты, полученные из достоверного источника в любом из возможных методов изложения, — произнёс Эдвард, думая о дорогих вечерних платьях, духах с верхними нотами сандалового дерева и бергамота, удушливых сигаретах и мягкой загорелой коже, скрытой тёмным бархатом. — К тому же, загадки очень помогают стимулировать разум. Освальд мягко обнял Софию перед расставанием, и Эдвард почувствовал ноющую боль в области рёбер. Он знал, что увидит дома, когда снимет одежду. Нигма же получил от хозяйки дома только дружественную улыбку. Освальд настойчиво предлагал его подвезти, но Эдвард отказался и уехал на пойманном такси. Аккуратно ощупав грудь, он несдержанно выругался. «Надо же! Дочка Фальконе!» Это объясняло большое количество синяков на руках, в области рёбер и талии, появляющихся партиями в одно время. «Она, конечно, изящная представительница местной элиты, но не более, чем актриса. Боль от этих синяков — единственное настоящее чувство, что она способна подарить. Надо превратить эту историю в небольшой рассказ с торопливым грустным финалом. Люди такое любят». Уже дома он осмотрел масштаб последствий званого вечера. Больше процесса «социального взаимодействия», Эдварду не нравилось лишь раздевание. Его мало волновал собственный внешний вид — ему хотелось скрыть своё тело ото всех, спрятать свои шрамы от света, но сегодня даже он был вынужден признать, что выглядит вполне привлекательно. Эдвард не замечал особых отличий от привычных комплектов, но весь образ всё же был каким-то особенным. Когда на его теле не оказалось ничего, кроме нижнего белья, Нигма с грустью осмотрел израненное тело. Его спина, низ живота и грудь были полностью покрыты гематомами разных размеров и оттенков. На руках встречались кровоподтёки. Следы старых ран тянулись дорожкой по светлой коже, рядом с ними располагались коричневые — более старые. Несколько раз София присылала ему записки, но он оставлял их без ответа. Через месяц из местной газеты Эдвард узнал, что она собирается уехать на юг, продолжать благотворительную деятельность ближе к престарелому отцу. Тогда Нигма спонтанно приехал на вокзал и издали наблюдал за отъездом главного мецената города. На перроне она подарила Освальду прощальный поцелуй, отчего губы Эдварда сразу припухли и налились кровью. Подняв взгляд, она заметила его и помахала напоследок. Провожая взглядом поезд, Эдвард понял — её тень будет преследовать его, пока он не умрёт. Он сомневался — сможет ли он не прислушиваться к тишине, в которой могут прятаться её шаги? Возможно, он напишет об этом в одной из следующих книг.