Продолжение истории: Котоми

Я поправил воротник, ожидая у входа в храм начала музыки. Рядом стоял пастор Эштон с широкой улыбкой. Он много раз благодарил меня за то, что я "разрешил ему вести свадьбу". По другую сторону от него стояли подружки невесты: Санаэ, Кё и Рё; все трое светились от счастья; отчасти связано с тем, что они были в свадебных платьях. Мы с Котоми планировали пригласить немного людей, но когда церковь узнала, что дочь Котаро и Мизуэ Ичиносе выходит замуж, помещение тут же заполнилось. С другой стороны, больше не нужно было беспокоиться о еде. Беспокоило лишь то, что Котоми может внезапно оцепенеть от страха. Моё волнение усилилось, когда заиграла музыка. Я увидел самое прекрасное, что когда-либо видел в своей жизни. У входа в храм появилась Котоми. Её белое свадебное платье состояло из множества слоёв, которые постоянно сдвигались, делая её почти неземной. Вуаль почти полностью скрывала от меня лицо, хотя я как угодно узнаю её темно-фиолетовые глаза. Она несла букет самых разных цветов, что добавляло ей таинственности. Она остановилась в нескольких метрах от алтаря и замерла, дрожа. — Кто отдаёт невесту её будущему мужу? — спросил пастор Эштон. Мои глаза расширились; мы совсем забыли про это. Внезапно папаня встал и подошел к ней. — Я выступаю в качестве представителя Котаро-сана, — обратился он к нам. Затем он взял её за руку, подвел и подал её руку мне. — Спасибо, дядь, — прошептал я ему сквозь комок в горле. Он улыбнулся, подмигнув мне, после чего сел на своё место. — Будущая супружеская пара написала клятвы друг другу, — сказал пастор аудитории. — Кто будет первым? — спросил он, глядя на нас. Поскольку мы решили этот вопрос раньше, Котоми достала листок бумаги. Конечно, она могла запомнить слова и без бумаги, но с её-то нервами… — Я не могу передать тебе, как я была счастлива в тот день, когда ты пришел ко мне в библиотеку. Я не видела тебя десять лет, и увидеть тебя снова было очень-очень приятно! — она вытерла глаза платком, прежде чем продолжить чтение. — И потом… и-и потом, после того, что мы делали вместе… мой концерт, наши веселые времена с Кё-тян, Рё-тян, Нагисой-тян… я полюбила тебя ещё больше, — она сделала ещё одну паузу, глубоко вздохнув. — После новой встречи с тобой, я боялась, что ты изменился и стал тем, кого я не узнаю, но… но ты тот самый Томоя-кун, которого я всегда любила, тот самый, который всегда заботится; помогает другим и… и… я так сильно тебя люблю! — закончила она, дрожа. Я слышал, как несколько женщин в зале тихо плакали. И мужчин тоже. — Это было прекрасно, Ичиносе-сан, — сказал пастор Эштон, после чего повернулся ко мне. — Оказаки-сан? Я вытащил свой листок и взглянул на него. Слова вполне красивые, но… такие сухие. Я передумал, положив его обратно в карман. — Котоми-тян, я не могу выразить, как я рад, что оказался во дворе твоих родителей десять лет назад. Я не могу передать тебе, как мне жаль, что меня не было с тобой после смерти твоих родителей. Я понимаю; я никогда не смогу загладить свою вину, но обещаю: впредь я никогда не покину тебя. Моё место – рядом с тобой, а твоё – рядом со мной. Я смотрю только на тебя, Котоми-тян, — я многозначительно посмотрел на неё. — Я действительно с нетерпением жду возможности жить с тобой, растить семью, стареть вместе с тобой, — я слегка усмехнулся. — Может, у меня не так много ума, но моё сердце полностью отдано тебе. Спасибо, что полюбила меня. Даже сквозь пелену я видел, как у неё блестели глаза. — Могу я поцеловать его? — спросила Котоми, нежно топнув ногой, заставив публику хихикать. — Ещё нет, подожди немного, — ответил пастор. Затем он обратился к аудитории: — Если есть какая-то причина, по которой эти двое не должны быть женаты, говорите сейчас или навсегда замолчите. Было слышно, как в зале упала булавка. — Берете ли вы, Оказаки Томоя-сан, Ичиносе Котоми-сан в законные жены, чтобы отныне быть с ней и в горе, и в радости, в болезни и в здравии, в богатстве или в бедности, любить и дорожить, пока смерть не разлучит вас? Я не мог в это поверить. Неужели всё происходит на самом деле? — Да, — ответил я, одевая ей кольцо на палец. Должно быть, для неё это оказалось слишком; она тихо заплакала. — Берете ли вы, Ичиносе Котоми-сан, Оказаки Томоя-сан в законные мужья, чтобы хранить его и беречь и в горе, и в радости, в болезни и в здравии, в богатстве или в бедности, любить и дорожить, пока смерть не разлучит вас? — Д-да, — выдавила она сквозь слезы, пока одевала дрожащими руками мне кольцо, — я так долго ждала… Пастор ласково улыбнулся нам. — Рад за тебя, дорогая, — сказал он, выходя за рамки сценария; затем взглянул на толпу. — Я думаю, что это самая тихая церковь в истории, - пошутил он, вызвав еще одну волну смешков; наконец, он посерьёзнел. — Оказаки-Сан, Ичиносэ-Сан, вы поклялись друг другу в свидетельстве этих людей и в свидетельстве Бога. Будьте тверды в своих обязательствах друг к другу; не дайте злу укорениться в вашем браке. Используйте каждый день для любви, потому что любовь – это больше, чем просто чувство; это выбор, которому нужно следовать ежедневно. Пусть Бог призовет вас обоих к ответу, дабы сохранить и поддержать этот святейший союз. Властью, данной мне, я объявляю вас мужем и женой! — он наклонился к Котоми: — теперь можешь поцеловать его. Мы оба засмеялись над внезапным изменением плана. Я приподнял вуаль, открыв красивые, хотя и немного опухшие, фиолетовые глаза, покрасневшие щеки и сияющую улыбку и… мы поцеловались. Сквозь радостные возгласы мы едва могли разобрать голос пастора: — Дамы и господа, я имею честь представить вам: Томоя и Котоми Оказаки!