loose lips sink ships.

Пейшенс со всей своей наивной искренностью планировала выспаться. Не то чтобы и раньше у нее не было плохих ночей — иногда даже целых дней, суток. Даже будучи ученицей без приличного багажа под невзрачным ярлычком «сверхъестественное и подобное» ее видения никуда не уходили, даже если тогда ей удалось их списывать на недосып, игру воображения или дежавю. Сейчас она знала лучше. Но всю неделю ее мучили эти мигрени, короткие вспышки чего-то, что должно было быть изображениями, слегка размытыми, будто на непрофессиональной торопливой фотографии, как это обычно бывает. Но эти мигрени сопровождались чернотой. Сплошной и непроглядной. Чернота пахла паленой резиной и дымом и чем-то электрическим и въедливым. Всю неделю, начиная с утра воскресенья. С примерно одинаковой интенсивностью, чуть сбавляющейся к концу следующей недели. Хотя пару раз ей все-таки пришлось прилечь на диван с бутылкой чего-то холодного у лба, что Алекс удалось выловить из холодильника — Пейшенс до сих пор так и не была уверена что именно. «Все будет хорошо, Алекс, — бормотала девушка на кухне, когда на нее официально спихнули обязанности присмотра за Пейшенс, от чего ни одна, ни вторая не были в восторге. — Медсестра — это ведь обычная работа! Не заморачивайся по поводу охоты и паранормальной чертовщины! За исключением тех раз, когда им нужно подлатать откусанные конечности и оказывать первую помощь начинающим медиумам». Джоди обычно на бормотания подмигивала. «Это она любя». Как ни странно, Пейшенс ей верила. До этого ей еще не приходилось жить в доме настолько большом и настолько полном жизни. Голоса, звуки, грохот, споры и смех — теперь все это было не в ее голове, но прямо под рукой. После тихих вечеров, проведенных только наедине с ее отцом, такие семейные сборища казались чем-то из рассказов у костра, сказок на ночь, что-то нереалистичное, напоминающее панику на тонущем корабле, тотальный беспорядок. Пейшенс любила его всем существом. Поднимаясь на второй этаж с демоном и бывшим ангелом, она почти жалела, что сейчас не спорила на первом этаже с Клэр о расположении салатницы. По правде говоря это даже не было преувеличением, и Клэр Новак в правильном расположении духа была более чем способна устроить трехактовую драму и из-за меньшего. Демоны не были профессиональной сферой Пейшенс. В чем угодно «рангом пониже», как называла это Кайа — тоже, в общем-то. Она новичок, в конце-то концов. Обычно, из той пары неудачных охот, на которых она все-таки была, Пейшенс чувствовала присутствие демонов, как кто угодно чувствовал бы избыток угарного газа в тесной комнате. Она не задыхалась, но ощущение оставалось на зубах липким и въедливым, как если бы она дышала над костром, в котором жгли резину. С Мег позади она не столько чувствовала дым и гарь и серу, сколько это склизкое ощущение черноты, как из ее кошмаров, как видения во время ее мигреней. Она приветствовала пульсацию в висках, как предвещание головной боли. Пейшенс знала, что Кас не был ангелом. Характерное электрическое пощелкивание на кончиках ее пальцев, отражение ангельской благодати, давным-давно испарилось. Осталось только сдавливающее темное облако из горя и смятения и страха и тревоги. Пейшенс приходилось концентрироваться из последних сил, чтобы этого не чувствовать. Последнее время чем больше она использует свои способности, тем на большее она способна, тем большее она ощущает — но те настроения, что волнами исходят от Каса, как в реке, полной ядовитых химикатов? Это было слишком даже для нее, слишком ошеломляюще. Она гадала, как он вообще стоит на ногах. Последние несколько недель во время осваивания собственных способностей, в лучшее время Пейшенс был подавлена видениями, как слоем воды — ощущения, которые только она замечала, картины, которые открывались только ее глазам. Она задыхалась под волной цветов, звуков и запахов до тех пор, пока кто-то из девочек не вытаскивал ее в мир живых. Сейчас ей словно завязали глаза, и это было еще хуже. Или как слепота. В комнате Алекс был относительный порядок, не считая пары распахнутых записных книжек на кресле и джинс под кроватью. Она отложила записные книжки на стол и запустила руку в волосы, пытаясь усмирить пульсацию в висках — как всегда безуспешно. — Располагайтесь лучше удобнее. В противном случае все пройдет крайне неприятно, — она испустила дрожащий выдох. — Я сейчас вернусь. И вышла, не оглядываясь, в направлении ванной. Без церемоний Мег приземлилась на покрытую синим пледом кровать и сложила руки на груди. Кас примостился на краю кресла рядом, готовый подскочить в случае чего — не что-то, намекающее на готовность к бою, но что-то тревожное. Он сложил руки на коленях, не зная точно, что с ними делать. — Конечно, подождем начинающих медиумов, пока те волнуются в ванной. Моему альтруизму нет пределов в последнее время, — она повернула голову на подушке и посмотрела на Каса с чем-то вроде прежнего озорства. — Как думаешь, все еще неприлично на этой стадии просить о медали? — она щелкнула пальцами, переполняемая преувеличенным энтузиазмом. — Или статую? Кас фыркнул, разминая пальцы, щелкая суставами — звук до невообразимого раздражал Дина, из-за чего тот красноречиво сощуривался в сторону Каса. Кас, тем не менее, не останавливался. Возможно именно из-за этого. — Твоя поддержка очень важна, знаешь, — он сказал, видя прямо сквозь браваду Мег. По правде говоря, он скучал по ней, даже если не осознавал этого в полной мере — он много чего не осознавал до того, как стал человеком. По ее браваде, необъяснимым отсылкам к поп-культуре и фальшиво-самодовольным наглым комментариям, которые ни одного из них уже не обманывали. У него был типаж, на этой стадии стоит признать. Поэтому не мог не заметить, что что-то в ней изменилось. Почти незаметное. Возможно даже не загнанный взгляд жертвы катастрофы, но что-то глубже. Иногда это были осторожные жесты, когда обычно она бы не задумывалась над ними дважды, иногда это что-то, что она говорит, не совсем к месту и не совсем к ее собственному характеру. Мег вздернула бровь, не поднимая голову с подушки. — Может, мной двигают какие-то темные загадочные мотивы? — она предложила, вроде шутливо, вроде с каменно-серьезным лицом. — Никогда не знаешь, чего ожидать. — Я честно не думаю, что это тот случай, — мягко возразил Кас, слегка склонив голову к плечу, будто бы пытаясь разглядеть что-то за кожей Мег, даже когда на самом деле в этом уже давно нет необходимости. Мег села у основания стены, откинувшись головой на стену и склонив голову к плечу, шутливо копируя позу Каса. За окном давно стемнело, свет от фонарей у подъездной дорожки не дотягивал до окон комнаты, поэтому единственным источником света была прикроватная лампа, отбрасывающая оранжевый, почти красноватый свет. Стены кровоточили под извивающимися, искаженными тенями. — Разве? — Да, — кивнул Кас. — Ты изменилась. — Попробуй провести несколько лет в бесконечном круге собственных сожалений. Такие вещи меняют девушку, — он чувствовал, что в этот момент в другое время она бы подмигнула, но сейчас все ее силы уходили на то, чтобы держать ироничную улыбку на месте и не позволить ей треснуть. В полумраке трещины казались только ярче. Кас кивнул. — Время там чувствуется иначе. — Точно. Те несколько недель, что Кас провел в Пустоте впервые, чувствовались десятилетиями. Потому что один бог знает, сколько у него сожалений, сколько у него есть воспоминаний о том, что он мог бы сделать лучше — но не сделал. Он сомкнул и разомкнул замок из пальцев. — Я до сих пор временами уверен, что не выбрался. Вот сейчас открою глаза — и там очередное лицо, которое я подвел. Даже если это не кошмар, то опасения до сих пор оправдываются — Винчестеры? Те, кто выбрались из Пустоты и изначально попали туда по моей вине, вроде Эстер? Это не уходит, даже если это не кошмар. Иногда трудно вставать с кровати по утрам, — Кас улыбнулся в свои колени. — Я имею в виду, конечно я заслуживаю постоянные напоминания о том, что я сделал и что я заслуживаю… Но последнее время мне все больше кажется, что это можно повернуть в более полезное русло. Это дело, которому нужно себя посвятить, о котором ты говорила. Ради которого есть силы вставать по утрам. Но тогда Мег сделала что-то, чего Кас не предсказывал и не ожидал. Она усмехнулась — открыто, слегка грустно, слегка понимающе, только небольшая искра прежнего озорства. — Великое дело это херня собачья, Клэренс, — она сказала ему, сочувственно похлопав ладонью по его колену. — Оказывается, одной причины вставать по утрам иногда не достаточно, чтобы проживать остаток дня. Кас моргнул. Дверь скрипнула, и вошла Пейшенс, принося с собой напоминание, зачем они вообще сюда поднялись. Мег одарила ее лучезарной улыбкой, не солнечной, но той, от которой можно ослепнуть, в красноватом свете искривленная и неправильная. — Думаю, я знаю основы, — сразу нырнула Пейшенс в рассуждения вслух, и звучали они так, будто это не первый раз, когда она себе это повторяет; она двинулась к краю кровати, на которой устроилась Мег, темные глаза направлены на что-то, что они видеть не могут. — В целом это мало чем отличается от того же спиритического сеанса. За исключением того, что мертвый прямо передо мной, а «связаться с другой стороной» значит буквально связаться с той стороной. С концептом пустоты. Но каждое пространство содержит в себе след бывших там, информацию, а если здесь есть информация, значит ее можно собрать… — Пейшенс, — тихо оборвал ее Кас, брови обеспокоенно сведены к переносице. — Да, — она прокашлялась. Помотала головой, зажмурившись. Усмехнулась. — Это не должно быть сложно. Просто возьми меня за руки, и я… должна разобраться с этой точки. Пейшенс вытянула руки, молча ожидая реакции Мег. Ни следа страха. Только усталость. Все они изменились, Кас осознал. И Мег, удивив его второй раз за последние десять минут, заколебалась. — Имею я право узнать, на что я подписываюсь? — она спросила, ногти впивались в бедра и глаза подозрительно сканировали Пейшенс с головы до ног, словно та вот-вот взорвется. Пейшенс вздохнула, руки все еще вытянуты — и Кас бы не сказал, что это выглядит очень комфортно. Кас неловко поерзал на краю кресла. — Я помогу тебе восстановить связь с Пустотой, которую ты имела, находясь там непосредственно. Обычно это бы значило просто вернуть тебя ментально в то место, в твое персональное место, к которому ты была привязана, но я думаю, что смогу расширить канал. Мы сможем… объединиться с Пустотой. — Ты имеешь в виду «поговорить»? — с сомнением уточнил Кас, тревога оседала тяжелыми узлами в животе. Последнее время он был знаком с тревогой больше, чем ему самому хотелось бы. Пейшенс только покачала головой, на дне зрачков — почти сожаление. Кас сглотнул. Это не звучало обнадеживающе, он знал. Но также он знал, что сейчас это было их единственным вариантом. — Кастиэль, если что-то пойдет слишком далеко… — Пейшенс пожевала нижнюю губу, не глядя на него. — Разбуди меня. Сказать больше было нечего. Мег молча протянула руки вперед. По ее лицу не определить ни единой эмоции, как если бы все огородили шторой — для блага всех, в самом деле. Она упрямо поджала губы и смотрела на Пейшенс в упор, возможно пытаясь заставить ту ощущать себя некомфортно. Заметила это Пейшенс или нет, Кас не знал — она уже была в совершенно в другом пространстве, чтобы волноваться об этом. Она плотно сплела свои пальцы с Мег, до выражения напряженной концентрации и белых костяшек. Как если бы она прислушивалась. Кас задержал дыхание, боясь создать хоть шорох и сбить Пейшенс с ее волны, любого того пространства, в которое она ушла, нырнула с головой. Он честно не совсем понимал, зачем он здесь находился и как именно он мог помочь, раз Пейшенс ему позволила — но все лучше, чем находиться внизу. Лучше, чем выдерживать разговоры о Джеке, о том, что случилось «до», и уж точно лучше, чем пытаться поговорить с Дином о том, что произошло на стрельбище. Он не хотел, чтобы разговор состоялся посреди всего… этого, на маленькой кухне посреди разнокалиберной неосохшей посуды и с дюжиной тренированных охотников с отличным слухом за стеной. Может быть, тут была вероятность, что он тянул. Прикроватная лампа мигнула, на секунду погружая комнату во мрак — и тогда Кас понял, где-то в самом существе, откуда не слышал ни звука долгое время, что началось. Дело было в том, как воздух вокруг них сместился, стал заполняться, как если бы до этого они были в вакууме. Заполняться присутствием, неожиданными и холодными касаниями. Знакомыми. Невесомыми. Пустыми. Кас едва находил в себе силы, чтобы втянуть воздух в легкие, и все равно обнаруживать, что он не может дышать. Лампа мигнула еще раз прежде, чем погаснуть совсем. Остались только силуэты, едва различимые, замершие на манер статуй — возможно, одних из тех, что изображают людей за секунды до катастрофы. Когда они знают, что грядет, но слишком бессильны, чтобы сделать хоть что-то, кроме как смотреть на происходящее одновременно с ужасом и первобытным восторгом. В мертвой тишине не было слышно даже звуков дыхания, контуры начали смываться в единое темно-серое пятно — и в черное. Сплошное. Крик застрял где-то в горле, в самом основании между ключицами, подавленный вопль разливался ядом под его грудной клеткой, прилипая множеством маленьких паразитов к костям. Бросая его тело в холод. До тех пор, пока то не становилось онемевшим. В Пустоте не было цветов, звуков, запахов и чувств — только сырое намерение, которое он никогда не в силах ни понять, ни привнести в жизнь. Зуд насекомых под кожей. Он не мог вернуться. Он выбрался. Он выбрался. Пейшенс что-то нашептывала, и он вцепился в этот звук, как в спасательный круг. Он жив. Он в порядке. Они в порядке. Пока. Привыкнув к темноте, он смог различить силуэты Пейшенс и Мег, соединенных в пальцах. Касу не нужно было присматриваться, чтобы понять, что держись они друг за друга чуть сильнее, и он услышит треск костей. Как ни пытался, он не мог разобрать, что шептала Пейшенс. Прислушавшись, он не то чтобы не услышал, что она говорила — он услышал слишком много. Не ее голоса. Чужих. Десятки и десятки, может больше. Комнату заполняло запахом паленой резины, как дым заполнял бы горящий дом. До мерзкого знакомый запах. Он пытался дышать через рот. Тени оживали. Растягивались. Шептали. Они скреблись и требовали. Они были вокруг, и Кас не знал, когда они решат действовать. Он сидел на самом краю кресла, вцепившись пальцами в обивку и не совсем понимая, что он должен делать, пошло ли все неправильно, было ли все по плану, к чему все ведет. Ему казалось, двинься он, прерви он то, что бы сейчас ни происходило — и стены начнут расходиться по швам. Также быстро — и невозможно долго — как все продлилось, все закончилось. Лампа снова зажглась. Кас мог в полной мере оценить обстановку и заметить, что Мег вытирала кровь под носом рукавом. Пейшенс уже пересекла комнату в направлении ванной, ладонь у рта. В полсекунды послышались характерные звуки того, как Пейшенс опорожняла содержимое своего желудка. Это было едва значимой мыслью сейчас, пока он пытался заставить свое тело слушаться. Его трясло мелкой дрожью, словно бы он стоял на январском морозе в одних носках, также холодно, также сложно видеть дальше метра, сложно думать. Он только краем осознал, что дверь в комнату распахнулась. — Что случилось? Вы в порядке? Где Пейшенс? Сэм. Из-за него выглядывала Клэр, даже несмотря на то, что явно сдавала в росте по сравнению с Сэмом, но ярости в ней явно хватало на них обоих — и еще на четверых человек. Ее взгляд урывками сканировал комнату — в поисках Пейшенс. Кас почти с облегчением выдохнул. — Ванная, — выдавил Кас, не смотря на них обоих и хватаясь за ручки кресла для равновесия — несмотря на то, что он просто сидел мать вашу. Без промедлений, Сэм скрылся в направлении ванной. Мег опустила ступни на пол и на ватных ногах встала, все еще держа рукав у носа тыльной стороной запястья. Кровь все не останавливалась. — Я могу помочь… — Сама разберусь, — отшатнулась Мег и, отняв руку от лица, с каким-то раздражением посмотрела на насквозь пропитанный кровью рукав рубашки. Она вздохнула. — Мне надо выпить. И вышла. В направлении кухни и бутылок с водкой предположительно. Кас не стал ей мешать. Только встал, ощущая, как колени подкашиваются, а земля расходится под ногами. С тем же успехом он мог стоять посреди ледяного озера, после чего надеяться не упасть лицом на лед или не провалиться. Запихнув руки в карманы растянутых джинс, Кас побрел в сторону распахнутой двери в поисках другой незанятой ванной, с тех пор как его желудок тоже начал протестовать. Что он ел в последний раз — и когда? Он упорно держал взгляд на своих ботинках и полу под ним, уверенный какой-то подсознательной частью себя, что если он отведет взгляд на секунду, то половицы начнут расходиться на частицы прямо под его ногами. — Кас? Он едва осознал, что оказался в коридоре — в основном потому, что освещение здесь было гораздо лучше, мягче, и потому что он едва не врезался в Дина. Тот успел вовремя остановиться и схватить Каса за плечи, слегка склонив голову, чтобы перехватить взгляд Каса. Глаза у Дина были обеспокоенными, уставшими, круги под глазами очерчивали четкие серовато-синие линии на самой границе с бледными веснушками. Они скоро снова должны расцвести по лету. Вес чужих ладоней на его плечах был теплым и знакомым. Прежде, чем он сам осознал, что делает, Кас двинулся на полшага вперед, обворачивая руки вокруг его пояса и сцепляя руки в замок у самого основания поясницы Дина. Отстраненно он почувствовал, как Дин замер, удивленно и неуверенно — Дин Винчестер, который обнимает близких только в случае, если они умирают. И затем он вплел пальцы в буйные волосы Каса так, что тот уперся щекой в его плечо. Вторая рука нашла путь на спину Каса, то небольшое пространство между лопатками. «Кас изменился ради тебя. Попробуй отплатить ему тем же». Дин пах стиральным порошком и разгоряченной кожей и дорогой, всем тем единственным, что Кас действительно знал. Он плотнее обернул руки вокруг его пояса, чувствуя, что его все еще сотрясает мелкой дрожью и что в каждый сантиметр его кожи впивались иглы — как когда после мороза заходишь в теплое помещение погреть руки над кипящим чайником. Почти подсознательно Дин уронил поцелуй в его волосы, где-то у виска, и так и не отстранился, губы в темных вихрях, рука выводит бессмысленные круги между лопаток. Кас вздохнул. Он снова мог чувствовать кислород в воздухе. — Что мы будем с этим делать? — спросил Кас приглушенно из-за рубашки Дина, но отказывался отстраняться. Как ребенок в разгар зимы отказывается вставать с утра, вылезать из теплого нагретого одеяла и во враждебный охладевший мир, так и Кас не видел смысла выбираться из укрытия. Он имел в виду стрельбище. Он имел в виду Пустоту. Он имел в виду целую гребаную жизнь, которая расстилалась перед ними, если они переживут это все. Их всю жизнь учили сжигать дерево, а потом заставили остановиться и сделать из этого функционирующий дом. Вздорно. Дин пожал тем плечом, к которому не было приклеено лицо Каса, и для большего эффекта сказал: — Понятия не имею, — углы слов терялись в волосах Каса. Потом, подумав, добавил: — Мы разберемся со всем, дома. — Дома? — Дома. У слов есть забавное свойство — чем больше их произносить, тем больше смысла они теряют, вплоть до того, что распадаются на составляющие, неясные линии и сомнительные ассоциации. Сейчас, с этими двоими, было наоборот. «Дом» был чем-то абстрактным, слово, существующее в собственном невидимом пространстве, слово с острыми очертаниями и кирпичным оттенком, оно пахло средством для мытья посуды из рекламы и открытыми окнами в июне. Не единая картинка, как это должно быть, не единое понятие того, куда им возвращаться в плохой день. Им казалось, что чем больше они будут произносить это слово, тем больше будут иметь понятие, что они имеют в виду. Кас не видел перед глазами изображение киношного большого дома с белыми ставнями и даже не бункер. Кас сейчас не видел ничего дальше линии песочных волос, веснушек на скулах и красной, недавно постиранной рубашки. И не хотел видеть ничего другого, по правде говоря. — Мы поедем домой, скорее завтра утром, — пообещал Дин. — Но клянусь, если ты опять включишь ‘Cigarettes After Sex’ я не ручаюсь за свою реакцию. — Я не вижу проблем с моим музыкальным вкусом. — Они кучка панков, поющих песни про любовь и разбитое сердце. — Тогда что это говорит о всей дискографии Led Zeppelin? — Это другое! — Конечно, солнышко. Кас почувствовал, как Дин фыркнул ему в волосы прежде, чем отстраниться. — Стол почти готов, — он улыбался даже с все еще обеспокоенными глазами, руки на плечах Каса. — И если мы не поможем дамам, то боюсь, нас вышвырнут на мороз вместе с нашими скромными пожитками. — Я знаю, что тебе не нравится Мег, но называть ее так просто грубо. Сам ужин прошел по большей части тихо. Особенно после объявления Мег о том, что «Сработало. Завтра утром выдвигаемся обратно» и ушла в направлении комнат, бутылка в руках. Дальше это были в основном клацанье вилок о тарелки, случайные комментарии Каса, Эйлин и Джоди о застольных манерах Винчестеров и небольшие истории с последних охот, которые могут почти считаться за анекдоты — за исключением всей части про кровь, насилие и смерть. Иначе говоря, обычный охотничий ужин. Все на своих местах. Кас давно не чувствовал, что все на своих местах. Приятное теплое ощущение почти заглушало полное отсутствие аппетита — было неловко, в конце концов, посреди ужина встать и опорожнить все то, что он только проглотил. И как минимум неприлично. После ужина Дин вызвался помочь Джоди с мытьем посуды, пока все остальные легко отбились собиранием столовых приборов со стола. Он с Джоди слышали звуки голосов из гостиной и включенный телевизор — возможно, один из этих конспирологических каналов с теориями заговоров. Сэм и Кас иногда смотрели такие в бункере на подобие семейной комедии в особенно скучные дни. Дин улыбнулся в тарелку, по которой проходился губкой. — И у вас всегда так громко? — спросил Дин, только в последний момент осознавая, что слова вообще сорвались с языка. — И не скажи, — Джоди усмехнулась, не отрываясь от протирания одновременно двух ложек полотенцем. — Поначалу я думала, что свихнусь. Знаешь, сложно привыкнуть к такому, когда я привыкла к только одному ребенку. Словам потребовалось несколько секунд, чтобы обрести вес, а потом впитаться в его плечи ощутимым грузом. — Мне жаль, — коротко ответил он, тихо. — За них обоих. Джоди только покачала головой. — Тебе не за что извиняться. Он продолжал натирать тарелку. Джоди взяла несколько вилок. За окном в отдалении пронеслась машина. — Ты все еще любишь его? — М? — Джоди рассеянно подняла взгляд, что-то настороженное в том, как она отводит плечи назад. — Твой муж. Ты еще любишь его? — потому что он будет чувствовать себя ужасно из-за этого вопроса, но ему нужно знать. На момент Джоди замерла на месте, но не прекратила делать то, что делает, продолжала проходить через методичные движения, концентрироваться на рациональных мыслях — так она и выживала. — Ты говоришь о смерти или о времени? — она посмотрела на него искоса. — Потому что это две разные вещи. — Оба, — ответил он без промедления. И также без колебаний, Джоди бросила: — Конечно. — Как ты знала? Джоди только ожидающе на него посмотрела, убийственно серьезно и рассудительно над стопкой мокрой посуды. Дин сглотнул. — Что любишь его. Как ты узнала? Это было словом-триггером, он знал, потому что Джоди расплылась такой улыбкой, которой улыбаются только матери, узнав, что ее шестилетнему сыну нравится девочка в классе — и он так себя и чувствовал, чтоб тебя. — Как обычно это бывает. Встретила мальчика. Увидела в нем что-то свое, собственное, заинтересовалась и решила остаться — посмотреть, что из этого выйдет. А потом увидела еще больше — что-то от него, чисто его. Эта часть его настолько застряла в моей голове, что я не могла перестать думать о ней, как о нерешенном паззле. Поэтому я решила остаться рядом. Решить паззл. И я не думаю, что была даже близкой к решению ни единый день своей жизни, но в этом и все удовольствие. Поэтому я и решила остаться. День за другим. Узнать по маленькой детали что-то, что в полноте своей я никогда не решу — потому что как ты можешь разгадать целую человеческую личность? Но ты хочешь. И ты пытаешься. И чем дольше ты с ней живешь, тем меньше помнишь свою жизнь до нее, — Джоди стукнула его плечом, выводя из туманных мыслей. — Думаю ты можешь меня понять в этом. — Что? — прохрипел Дин, надеясь, что это звучало больше как уточнение. — Каждое утро вставать и выбирать остаться рядом. Вот и все. Дин усмехнулся; отставил еще один бокал. — Только если часть про «остаться» не была до какого-то времени выгодна самому Богу, возомнившему себя сценаристом. Он знает Джоди достаточно хорошо, чтобы знать, что она изо всех сил пытается не закатить глаза в важный воспитательный момент. — Знаешь, в какой одной-единственной вещи я уверена? Которая за всю жизнь меня не подводила? Дин закончил с последней тарелкой, протер руки бумажным полотенцем и повернулся к Джоди. — Я весь внимание. — Люди идиоты, — Дин моргнул, Джоди продолжила. — Мы говорим неловкие вещи, мы творим нелогичную чушь, мы откладываем важные задания, чтобы посмотреть мыльную оперу, которая нам даже не нравится, мы врем без намерений и посреди шага забываем, зачем отправлялись в другую комнату. Мы нелогичные существа. С помехами и неудачами, которые определяют 98 процентов наших жалких маленьких жизней. Взяв очередную тарелку, Джоди вздохнула, глянула в окно на пустую дорогу и продолжила чистить посуду. — У нас разные пороги выносимости и разные реакции на одни и те же вещи. Большую часть времени люди принимают решения неосознанно, и еще большую часть времени они ведут себя, как нерадивые младенцы — делают совершенно необдуманные решения, тащат в рот что ни попадет под руку и стаскивают все с полок в магазине в плохом настроении. Никакой логики. Поэтому я верю, что Чак не мог забираться вам в голову и контролировать изнутри — мы сами там ничего не контролируем. Он прибегал к старым добрым манипуляциям и смотрел, что из этого получится — расставлял на ваших путях искусственные препятствия… На момент Джоди отвлеклась, чтобы убрать прядь волос, попавшую в глаза, и заправила волосы назад мокрой ладонью, оставляя их влажными. — Обстоятельства, может, и были искусственными, но вы проходили через них сами. И вы прошли их все. Даже больше — вы победили того, кто этот лабиринт построил. И теперь, когда Чака нет, вы не избавились от препятствий — просто сейчас они не какие-то особенно-героические, к которым вы, мальчики Винчестеры привыкли. Они обычные. Человеческие. Обстоятельства третьестепенных персонажей, если изволишь. И знаешь, что я думаю? — она почти обвинительно ткнула в его сторону мокрой вилкой, вода скапливалась на зубчиках и срывалась на влажное полотенце. — Что? — спросил Дин скорее из вежливости, потому что слова Джоди все еще впитываются. Ему нужно больше времени на это, чем небольшой диалог на кухне после ужина. — Что ты в ужасе от этого. Да, вы с Сэмом умирали черт знает сколько раз, Кас тоже, но каждый раз вы возвращались, чтобы протащить дальше Главный Сюжет. И сейчас, когда нет ни автора, ни его сюжетов, кого волнует? Но Кас… Дин выпрямился неестественно быстро, и Джоди делала видимые усилия, чтобы не засмеяться. Она закончила с последним бокалом и, все еще с полотенцем в руках, оперлась плечом о стену. — Солнце, я знаю тут твоя паранойя особенно начинает играть на нервах. Я имею в виду, если вы с Сэмом в большинстве случаев самостоятельно вытаскивали друг друга из пекла, то возвращения Каса были зачастую заслугой Чака. Потому что он был уверен, что без Каса вы не выживете. Ты не выживешь. И сегодня, когда ты поглядывал на него за обеденным столом, улыбался, как умалишенный во время последнего дня на земле? Я особенно ясно это видела. И разве только это не стоит того, чтобы вытащить свою голову из задницы и начать делать что-то по этому поводу? Особенно теперь, когда ты третьестепенный механик Джордан и тебя может сбить грузовиком, когда ты выйдешь в пять утра за молоком. «Я люблю тебя». «Кас изменился ради тебя. Попробуй отплатить ему тем же». Иисусе, это слишком много для одного вечера. И взглянув на вздернутую бровь Джоди, на усталые линии у ее глаз и на мягкую полу-улыбку, он на секунду увидел свою мать. Все звуки застряли в его горле. — Спасибо, Джоди, — пробормотал он, уронив взгляд на пол. Джоди только легко похлопала его по плечу. — В любое время. И прошла в гостиную, к голосам и звукам. Хотелось сделать что-то, куда-то идти, чем-то занять блуждающий разум — что значит в обычном случае, что ему нужно выпить. Оторвавшись от стола, Дин заставил себя вдохнуть. Один раз, второй. Он может прожить один вечер без стопки, спасибо большое. Сможет ли он прожить один вечер и не развалиться? Вот и узнаем. Со всем остальным он разберется завтра утром. Что делать, как, с кем — со всем он разберется завтра. А пока он был почти на девяносто процентов уверен, что Сэм даже здесь смог найти документальный фильм про инопланетян только чтобы тыкнуть Дина носом в то дело с феями, инопланетянами и кукурузным полем.