loose lips sink ships.

Во время семейной, почти из рождественского фильма сцены дружного воссоединения, Дин оставался в стороне. Конечно, когда подошла его очередь — и Джек стоял со слегка ссутуленными плечами, словно уже ожидая упрека, лицо — пример робкости и чего-то надеющегося, несмотря на неизбежное. Потупленный в пол взгляд, носки убитых кроссовок смотрят друг на друга под неловким углом. Ничего божественного. Ребенок. Его ребенок. Какой выбор у него оставался, в конце концов? Он обнял парнишку, притянув неожиданно, возможно, для самого Джека, в объятии слегка неровном по краям и грубоватом, но, без сомнения, теплом. В нем были хмурые «Я скучал» и «Где тебя носило» и «Никогда больше так не делай». Он позволил объятию растянуться на момент, второй, пока не почувствовал, что Джек спокойно выдохнул, расслабился, обнял в ответ. Дин хлопнул его по спине в неловкой манере пару раз, как он учился от Бобби, как он учил Сэма, как он приучал — некоторое, ограниченное, оконченное — время Джека, как было принято в этой семье. И он отстранил Джека, отодвинув за плечи на расстоянии вытянутой руки. Осмотрел с изношенных кроссовок до светлых путанных волос (он игнорировал инстинкт, приказывавший подстричь парнишку, иначе волосы будут в глаза лезть). — Тебя где носило? Очевидно, время для теплого семейного воссоединения окончено. Джек отступил на шаг и почему совершенно ничего в нем не изменилось. — Дин, — вступился Кас. — Давай не будем сейчас… — А когда, Кас? М? — Дин развернулся к нему скорее в пол-оборота, сверкнул глазами, не предвещавшими ничего хорошего — они напоминали Касу о красных аварийных огнях в бункере. — Позже? Подождем, пока он снова исчезнет без следа? — Он этого не сделает, — процедил Кас. И вдруг комната с мягко светящимся столом-картой, парой пустых кружек из-под кофе и по-домашнему перекинутыми элементами одежды через спинки стульев, стала полем боя. Чудно. Первая реальная ссора с тех пор, как он вернулся из мертвых. Только этого не хватало. — Хватит! На секунду, все лампы с оглушительным хлопком вышли из строя, погружая их в тишину, в темноту, в пустой вакуум. На секунду, Кас перестал чувствовать свое тело. Если у него таковое все еще было. Он хотел закричать — но нечем. Где его голос? Где его голосовые связки? Где он? Также быстро, как все случилось, свет со статическим морганием и жужжанием вновь заполнил комнату. Краем глаза Кас заметил, как Эйлин лихорадочно, до побелевших костяшек стискивает спинку стула, сгребая материал красной рубашки на нем под ногти. Может, не он один боится оказаться в темноте. Даже если по совершенно разным причинам. — Прекратите ссориться. — Прости, Джек, — вмешался Сэм, положив руку на плечо Дина — единственный, кому это может сойти с рук, пока Дин все еще стискивает кулаки. — Последнее время все было слишком… напряженно. Жалкое оправдание, Кас прекрасно это понимал. Даже без армии за стенами бункера, в которой у каждого были свои счеты против них, даже без угрозы Пустоты и того, что бы она там ни сделала, например открыла очередную расщелину — Дин все равно был бы в ярости. Все равно выглядел бы на грани того, чтобы сносить лампы со столов и одной только силой воли и чудом сдерживающийся. Хотя очередной апокалипсис тоже не служил делу ничем хорошим. Кого волновало? Кас просто хотел убрать Джека отсюда, чтобы он не видел всей сцены, подождал бы, пока Дин успокоится, и только потом заставил бы последнего извиниться за то, что ведет себя, как последний урод. Вот только Джек не был ребенком, разбившим вазу — он вообще ребенком не был. Чисто технически. И Кас бы не стал притворяться, что не хотел накричать на кого-нибудь. Что не хотел объяснений, чего-то, что сгладило бы острые углы и саднящее горло. По крайней мере, у него было достаточно опыта в том, чтобы держать каменное, безразличное лицо. Почти верить в то, что ему безразлично. Джек прокашлялся, взгляд упал на Эйлин — услужливо позволяя ей читать по губам и, возможно потому, что она единственная из них, кто еще умеет себя сдерживать и не устроит сцену, какого бы то ни было рода. — Собственно, поэтому я и здесь. Я знаю, как вам помочь с Пустотой. — И как? — спросил Кас, не выходя из-за укрытия стола. Он обнял сына, но не значит, что знал, как пройти к следующей стадии. Что делать дальше. Раньше он думал, что у людей есть не столько написанная, готовая инструкция к тому, что делать, но какое-то интуитивное понимание своего окружения. Что-то вроде компаса. Не интуиция, но что-то близкое. Разве что более примитивное, дикое, из самого нутра. Он думал — раньше — что не совсем вписывается среди людей потому, что сам не человек. Очевидно. Потому, что у него не было этого компаса, этого понимания. Первое время после возвращения из Пустоты он ждал этого инстинктивного направления, хоть какого-то гребаного указателя. Вместо этого он понял, что люди вокруг? Те, что держат головы высоко, что проходят через очередной день, как будто он им ничего не стоит, как будто они точно знают, что с ними произойдет, что делать, как двигаться? Они тоже нихрена не знают. Они тоже в ужасе. Разница между ними и Касом — слегка более высокая степень адаптированности и умение задирать подбородок, когда хочется заползти под стол. Что делало все только хуже, в самом деле. Если это не прямая дорога из точки А в точку Б, то что это? Торговый центр в час-пик, где тебя толкают со всех сторон, где тебя уносит волной, несмотря на твои попытки сопротивляться, и ты не видишь, откуда ты пришел и куда направляешься из-за всей этой кучи мелочей и отвлечений, и нет ничего четкого и понятного, и твои ноги гудят от усталости и виски от слишком громких звуков — снаружи и изнутри — и кто-то пролил свой малиново-имбирный чай на твою рубашку, и твою мать я просто хочу домой, я хочу домой и я хочу понять, как мне узнать, где дом, есть ли он, остался ли он. Может ли что-то такое спокойное, безмятежное, не выматывающее и обнадеживающее, как дом, существовать в таком хаосе? Чак знатно промахнулся с тем, что не выдавал каждому человеку по рождению инструкцию, что делать со своей жизнью, чтобы все не полетело к чертям собачьим из-за твоих сомнительных решений и пугающих эмоций, потому что Касу сейчас очень требовалась одна такая. И что он был за существом из сожалений и злобы и тоски, и существо это было до больного, очевидного и прекрасного человечным. Может, его обрядом инициации было достигнуть этого дна. Облажаться настолько сильно, что он не знал, что сказать, не знал, как исправить — и понимать, что сотворил это собственными руками. И каким человеком он был, если стоял перед собственным сыном и не знал, что сказать? Самым обычным, подумал он. Люди изобрели концепцию решений, исходы которых — или великое открытие, или великий провал. Должны же быть какие-то ориентиры, что ему делать, как ему разобраться с этим беспорядком. Какое-то направление. Он взглянул на Дина. Молчаливый — незнающий человек сказал бы, что отсутствующий совершенно, кулаки упираются в край стола. Если выражение «буря в стакане» воспринимать в самом буквальном смысле, то фотографию Дина прямо сейчас можно было бы вставлять в толковый словарь. — Есть заклинание, — сказал Джек в итоге, взгляд мечется между Сэмом и Эйлин, неспособный смотреть на Каса, не сейчас. — На самом деле оно практически идентично тому заклинанию, которое вы уже пробовали, нам просто нужно… несколько изменений. — Почему прошлое не сработало? — спросил Сэм, отодвигая стул и приземляясь на него, как после двенадцати часов работ в шахтах. Ему стоит перестать так налегать на кофе. — Мы все сделали правильно, так ведь? — Верно, — Джек кивнул с полной серьезностью, как кивал всегда, касался вопрос хлопьев на завтрак или остроты мачете на охоте. — Вам, можно сказать… перекрыли эту дорожку. Поставили защиту. — Тогда кто сказал, что на следующее заклинание они тоже не смогут поставить защиту? — скептически поинтересовалась Эйлин, скрестив руки на груди и опершись бедром о край карты. Мятая рубашка почти наверняка была той, в которой она спала. И спала она почти наверняка сидя за столом. Им нужен выходной. — Все дело в крови, — объяснил Джек бодро. — Вы использовали собственную, что стандарт для заклинаний такого типа, кровь призывающего имеет эффект. Но нам нужно что-то сильнее, что-то, что имеет прямую связь с Пустотой. Кровь кого-то, кто там побывал и все еще там принадлежит. Можем попросить Мег… — Мы понятия не имеем, куда пропала Мег. Уже неделю как, — пробормотал Дин, потерев переносицу устало, как будто пытаясь избавиться от головной боли. — О, — только ответил Джек. — Это делает все сложнее. — И Кас не подойдет, — Эйлин пожала плечом. — С тех пор, как тот теоретически не принадлежит Пустоте. Джек кивнул. — Нужно еще пару вещей, которые я могу для вас достать. Это займет пару дней, но вы не можете покидать бункер. Там, снаружи, вас ищут. Не только из злопамятства, но они знают, что вы делаете. Во-первых, старые новости. Во-вторых, Джек звучал как он сам, но в то же время как-то… не так. Клинически. Чисто, по делу. Как он позволил этому случится? В последней, отчаянной попытке исправить что-то, Кас двинулся вперед. — Ты мог бы остаться, Джек. Хотя бы на пару часов. Мы не видели тебя месяцами. — Отпусти, Кас, — пробормотал Дин, не поднимая на них взгляда, у его тона было словно бы эхо, как если бы он говорил с другого конца длинного туннеля. — Видишь, ему не терпится уйти. Сын весь в отца. — О чем ты… Дин поднял подбородок и посмотрел на него с вызовом, предупреждающее «Ты действительно хочешь об этом спорить?» расписано по всему его лицу. Несколько секунд Кас смотрел на него с выражением крайнего смятения. Потом, оно щелкнуло. Дин не говорил о Люцифере. — Дин, — он выдохнул, наполовину жалобно, умоляюще, наполовину предупреждающе. — Развлекайтесь, — он махнул рукой и глянул искоса на Джека, и, если Кас понял правильно, в его глазах проскользнуло что-то болезненное, что-то сожалеющее. Что-то, чего Кас не мог объяснить. Какого черта? — Позовете, когда нужно будет отсечь чью-нибудь голову. И отчалил в предположительном направлении своей комнаты. Кас разрывался между тем, чтобы закатить глаза и тем, чтобы побежать за ним с расспросами. Возможно, просить прощения на коленях. Вместо этого всего, он просто стоял. Смотрел. Жалел. Как и всегда, впрочем. — Я, наверное… — неловко бормотал Джек, настолько же растерянный насчет всего происходящего, насколько и Кас. — Я дам вам знать, когда все будет готово. Шорох — и его нет. Касу казалось, что его орган вырвали неопытными руками, голыми и грубыми и безразличными, обезличенными, и вышвырнули в мусорную корзину. Так себя Дин чувствовал? — Я буду на кухне, — пробормотал он, уже будучи на пороге. Видит бог (ему нужно отучаться от этой фразы), что только кухня в это время была единственным спокойным местом под этой крышей. Только он, молчаливые, неосуждающие плиты и его коллекция чая. Он вышел, оставляя Сэма и Эйлин наедине. Прошла одна неловкая секунда, вторая. Эйлин внимательно изучала профиль Сэма, в то время как он просто закрыл глаза, откинувшись затылком на спинку стула. Измотанный. Эйлин не хотела делать это хуже. Но она должна была. — Сэм, — он поднял голову и посмотрел на нее любопытно, Эйлин выставила вперед руки, сопровождая слова жестами. — Что ты видел? — Что ты имеешь в виду? — он рассеянно провел рукой по волосам прежде, чем исправился и тоже начал использовать руки в качестве второго языка. Жест ударял только больнее по Эйлин прямо сейчас, но она не могла отступить, не могла остановиться только из-за милого жеста — ей нужно было знать. — Во время последней охоты, когда ведьмы застали нас врасплох, — пояснила она терпеливо. — Что ты видел? Сейчас, когда Сэм наконец нормально на ней сконцентрировался через затуманенный, уставший взгляд, он выглядел по-настоящему растерянным. — Ничего, — ответил он медленно, растягивая слово, чуть склонив голову словно бы сам неуверенный. — Я перехватил ее до того, как та до меня добралась. После я сразу пошел искать тебя, когда понял, что их больше, чем мы предполагали. Зачем ты это спрашиваешь? Эйлин втянула глубокий вдох, того типа, что бывает перед серьезными выступлениями и плохими новостями. — Я видела, — просто сказала она. — Видения, галлюцинации, называй как хочешь. Но вот в чем дело… это не было всем. Я видела воспоминания. Сэм чуть выпрямился на стуле, расправил плечи и поставил локти на стол, неуверенный, стоит ли ему сейчас подходить к Эйлин. — Это объяснимо, если… — Не мои воспоминания, — прервала его Эйлин, уже прекрасно зная, что он собирался сказать. — Твои. Они оба замолкли. Смерили друг друга аккуратными взглядами, что до странного сильно напомнило Эйлин о не единой игре в покер в прошлом. Сэм оставался недвижным, словно боясь движением спровоцировать… что-то. Также аккуратен и расчетлив, каким он становится на охоте. Эйлин оперлась ладонями о поверхность стола, наклоняясь ближе к лицу Сэма, и ей самой это напомнило плохой фильм про копов и допросные комнаты и нескладные загадки. За одним только исключением, что Сэм не был преступником, а Эйлин не имела права на него давить, на своего… кем бы Сэм ни был для нее. Но можно ли ее винить за осторожность? — Скажи мне, Сэм, — ее взгляд метался по его лицу, пытаясь найти трещину в нейтральном выражении, какую-то догадку о том, что он думает. Она ее не нашла. — Когда вы с Дином ездили в Линкольн ради трав для заклинания и поняли, что демоны вас опередили… Кого вы увидели? Сэм прикрыл глаза на секунду. Не собираясь с мыслями. Пораженный. — Руби. Там была Руби. — И почему ты мне не сказал об этом сразу? На это Сэм только виновато поджал губы, выражение сожаления на лице. Пожал плечами в манере «что теперь поделаешь». — Потому что, если я хотел оставить вариантом ее прошлые… услуги, потому что может, мои способности могут помочь расправиться с Пустотой раз и навсегда… То мне не нужно было, чтобы вы хотя бы подозревали об этом. Упоминание Руби ничего бы хорошего не сделало. Эйлин кивнула, как кивнула бы старому партнеру, с которым было приятно иметь дело. — Я соберу сумку. — Эйлин… — Всего на пару дней. Проветрить голову. Сэм очевидно всем существом хотел отговорить ее, заставить остаться. Но он даже не находил в себе сил подняться со стула. — Снаружи сейчас опасно, — слабо он сделал последний выпад, предоставил последний и единственный весомый аргумент. — Джек сказал, да и мы уже это знали… — Опасно для вас, — бросила Эйлин, выпрямляясь, уже с явным намерением добраться до комнаты и запихнуть все немногочисленные пожитки в сумку. — Я обычно так, с краю стою. Что им с меня взять? И она ушла. Сэм сидел на кухне с Касом, молча, у него в руках кружка кофе, у Каса — чай, когда дверь бункера захлопнулась, выпроводив Эйлин Лейхи во внешний мир. Итак, суммируя. Джек ушел. Эйлин ушла. Дин скатывался в очередной личностный кризис. Кас из своих даже не начинал выбираться. Сэм запутался в собственном существе так, как давно не был. Они не могут выходить из бункера до тех пор, пока Джек не вернется, и это черт знает сколько. Что может пойти не так?