Хаски и его белый котёнок ученик

Пик Сышэн не был известен своими богатствами или расточительностью, но когда наступал Новый год, радостное настроение охватывало всех, от учеников до старейшин и слуг, превращая их всех в возбужденных, занятых маленьких пчёл. Они метались взад и вперёд, превращая секту в красный праздник фонарей, луков и талисманов; очаровывали снеговиков, деревья и даже двери, чтобы они ходили, говорили и пели; и готовили множество деликатесов, угождая вкусам каждого, многие из которых можно было увидеть только за императорским столом. Обученным духовным животным было позволено свободно бродить по секте, некоторые из них светились теплом, направляя потерявшихся и замёрзших; некоторые предлагали самым маленьким детям кататься по земле и небу; а другие, просто красавцы для любования, вызывали улыбки у всех, кто их видел. С неба пик Сышэн в канун Нового года выглядел так, словно звёзды упали и поселились на земле всего на одну славную ночь. А потом, когда она достигала своего зенита, эти звёзды взлетали обратно в небо в виде фейерверков, заливая небо цветом. В первый новогодний праздник, проведенный Мо Жанем с Чу Ваньнином, он взял за правило возвращаться в секту как раз к празднованию. Он смеялся, наблюдая, как загораются глаза котёнка, когда снеговик кланяется и приветствует его; ухмылялся, когда глаза Ваньнина теплели, видя маленьких детей, болтающихся в заботливой хватке духовной птицы; и мягко улыбался, когда молодой человек садился в зале Мэнпо и с удовольствием грыз сладости. Поскольку тогда Чу Ваньнин был единственным учеником Мо Жаня, они вместе готовили свои новогодние пельмени среди суеты зала Мэнпо. Мо Жань делал начинку, Ваньнин аккуратно раскатывал тесто, а затем котёнок наполнял каждую обертку точным количеством начинки, его лицо было таким сосредоточенным, будто он разыгрывал спасательную операцию. Наконец Мо Жань сворачивал их в милые, идеальные маленькие кусочки и готовил. Естественно, они были восхитительны, и Ваньнин с удовольствием съел треть. Вскоре к ним присоединился подвыпивший Сюэ Мэн, который отказывался отпускать рукава Мо Жаня, всё время жалобно плача о том, что он тоже хочет отправиться в приключения, и жаловался на то, как скучно быть наследником. Тогда Мэн-мэн сунул Мо Жаню бутылку очень крепкого вина и потребовал, чтобы он тоже выпил. Мо Жань баловал его до тех пор, пока у него не закружилась голова, и наследник пика Сышэн не вырубился на столе. (Ваньнин сделал глоток крепкого вина, сморщил нос и отодвинул его.) Затем они отнесли Сюэ Мэна обратно к его хихикающему отцу, который устроил соревнование по выпивке с несколькими старейшинами. Наконец, набив животы, они вместе вернулись в зал Ушань. Они сидели высоко на крыше и смотрели, как фейерверк озаряет небо, мирно проводя вместе ночь, пока звуки веселья не стихли и не осталась только музыка природы. Мо Жань и Чу Ваньнин в ту ночь уснули на крыше, Мо Жань растянулся на спине, кувшин с вином свисал из его пальцев, а Ваньнин свернулся клубком рядом с ним, только кончик его головы выглядывал из-под двух тяжелых мантий. Вероятно, это был любимый Новый год Мо Жаня на пике Сышэн. В свой второй Новый год вместе, они не смогли вернуться в секту, и провели его в холодном северном горном хребте далёком от любого человеческого поселения. Они расположились на ночь в пещере, обогреваемые одним из недавно разработанных Ваньнином терморегулирующих барьеров. Котёнок, который обычно жаловался на пустую трату энергии, довольствовался тем, что держал их обоих в тепле и комфорте. В ту ночь Мо Жань впервые сделал своих красных Хрустальных Бабочек. Это были маленькие создания чистой Ци, которые летали на тонких крыльях, оставляя за собой алые искорки. Около дюжины из них освещали пещеру мягким красным светом, который, как он думал, был довольно хорошей заменой фонарям. Удивленное лицо котёнка, когда одна из них зависла перед ним и лизнула его в нос маленьким хрустальным язычком, было идеальным. Мо Жань приготовил простой ужин из жареных куриных шашлыков, покрытых мёдом. Ваньнин смотрел на огонь и наблюдал, как они готовятся, с лёгким возбуждённым блеском в глазах, контрастирующим с его обычно бесстрастным выражением лица. Мо Жань вспомнил, что в тот год Чу Ваньнин стал немного угрюмым, больше не желая быть рядом с ним, выражение его лица уже не так легко читалось. Мо Жань не придавал этому особого значения, сам он в шестнадцать лет превратился в сущий кошмар, Ваньнин же просто стал немного осмотрительнее, был мягким по сравнению с ним. Но в ту ночь котёнок был очень мил и охотно свернулся калачиком рядом с Мо Жанем, пока они ели. Это определенно был любимый Новый год Мо Жаня вне секты. Третий Новый год с Ваньнином в качестве его ученика, Мо Жань провёл один в гостинице, всю ночь глядя в потолок и ненавидя себя чуть больше, чем обычно. Это было одно из худших празднований Нового года, которое Мо Жань мог вспомнить, возможно, второе после первого, которое он провёл без матери. Теперь, за несколько дней до четвёртого, снова в секте, Мо Жань думал — надеялся, — что всё вернулось на круги своя. Год дистанции, которую он навязал им, сработал, как и предполагал Мо Жань, и их отношения вернулись к совершенно невинным, как это было раньше. После трёх месяцев, проведенных вместе в уединении в зале Ушань, а затем ещё трёх месяцев постоянного пребывания рядом с ним в качестве Сяо Гоу, Мо Жань мог уверенно заявить, что ему удалось подавить любые неправильные чувства по отношению к котёнку. Он подумал, что помогло то, что Чу Ваньнин теперь смотрел на Ши Мэя с мягким, счастливым выражением лица, которого Мо Жань никогда раньше не видел на нём. Это помогло, знать, что Ваньнин… Мо Жань откашлялся, чтобы избавиться от странного напряжения. — Этот шиди покидает секту сегодня вечером, — сказал он двум своим шисюнам. Они сидели на гладком невысоком камне возле покоев учеников, одетые в тяжёлые плащи с подкладкой, и наслаждались зимним солнцем. Несмотря на их красные носы и покрасневшие уши, все они мирно проводили день, слушая, как Ши Мэй ровным голосом читает им рассказ. Оба "старших" мальчика посмотрели на него, Ши Мэй удивленно, а Чу Ваньнин — мягко. — Уезжаешь? — Спросил Ши Мэй. — Но, Сяо-шиди, скоро наступит Новый год. Разве ты не хочешь остаться на празднование? — Празднества пика Сышэн действительно заслуживают внимания, — холодно добавил Ваньнин. — Я собираюсь провести Новый год со своими родителями, — солгал он, весело улыбаясь. Он посмотрел на Ваньнина, надеясь, что, возможно, тот будет разочарован. Вместо этого Чу Ваньнин выглядел совершенно бесстрастным, говоря только: — Родителям шиди повезло иметь такого почтительного сына. Мо Жань немного поник. Айя, Ваньнин, я знаю, что ты злишься на учителя, так что ты не против его отсутствия, но, по крайней мере, выгляди хоть немного неохотно, когда твой милый шиди уходит, хорошо? Ах, этот его котёнок, такой холодный, такой холодный. — Досадно, — вздохнул Ши Мэй. — Учитель может выйти из уединения к тому времени, шиди. Ты не провёл с ним ни минуты, всегда был рядом с шисюном. — Он печально покачал головой. — Этот шисюн надеется, что ты не чувствуешь себя заброшенным. Мо Жань не мог больше проводить время с самим собой, так как же он мог чувствовать себя заброшенным… — Нет, я знаю, что учитель занят, — невинно улыбнулся он. — И как я могу чувствовать себя заброшенным, когда со мной мои хорошие шисюны? Он послал Ваньнину милый взгляд из-под ресниц, потянувшись дернуть его за рукав, как избалованный маленький мальчишка, которым он стал за эти три месяца. Ваньнин не возражал. Он перестал волноваться из-за выходок Мо Жаня более месяца назад, что было немного разочаровывающим, но он всё ещё позволял Мо Жаню держать себя за руку и кормить его — иногда — и однажды даже позволил ему прокатиться на спине, когда Мо Жань «слишком устал», чтобы идти. (Мо Жань положил голову на плечо Ваньнина и просто слушал его медленное, ровное дыхание, пока они шли. Он обнаружил, что движение убаюкивает, и даже немного задремал, пока они не добрались до комнаты «Сяо Гоу» в жилище учеников. Ваньнин уложил его в постель и, прежде чем уйти, нерешительно убрал волосы со лба. Мо Жань свернулся клубочком, его лицо покраснело как помидор, и он решил, что поездки на спине — это слишком. Этот котёнок, ах, так слаб к милым детям. Действительно ли его лекции проходили нормально? Он ведь не позволит этим соплякам делать всё, что им хочется, как только они улыбнутся ему, ведь так? Лидер секты сказал Мо Жаню, что жалоб не было — наоборот, на самом деле, — но, может быть, это потому, что Ваньнин был слишком снисходителен к детям? Хотя, в сравнение, со взрослыми он был непростительно строг. «.……» Просто… насколько плохо отреагирует Чу Ваньнин, когда узнает, что Сяо Гоу не ребёнок?) — Учитель будет гордиться успехами Сяо-шиди, — мягко сказал Ваньнин. — Например, ваша скорость совершенствования… поразительна для вашего возраста. Мо Жань кашлянул, почесывая щеку. — Это… это так? Чёрт, это было слишком быстро? Мо Жань знал, что ему следовало притвориться, что он отстой, но жизнь была слишком тяжела без нескольких необходимых заклинаний! — Мг, — кивнул Ваньнин. — Твои родители будут гордиться, когда увидят, как далеко ты продвинулся. Мо Жань вздрогнул. Теперь он знал, что Ваньнин имел это в виду, как похвалу, но так как оба его родителя были фактически мертвы, и он лгал этому мстительному котёнку в течение трёх месяцев, Мо Жань действительно надеялся, что он не встретится со своими родителями в ближайшее время… Мо Жань тихо поджарил несколько сладких картофелин на костре в своём сердце. И вот Сяо Гоу «покинул» пик Сышэн, и следующие несколько дней прошли спокойно, пока каждый вносил свой вклад, чтобы секта процветала. В канун Нового года Мо Жань покинул зал Ушань, наконец, снова взрослый, благодаря маленькой таблетке от Таньлана (которая, казалось, была особенно мерзкой на вкус), которой должно было хватить по крайней мере на полдня. Он был одет в свою любимую чёрно-золотую мантию, но на этот раз его внутренняя мантия была ярко-малиновой, с пятнами праздничного цвета на шее и руках. Бодрый, он направился в зал Мэнпо, с нетерпением ожидая того, что шеф-повара создали в этом году. И пытаясь игнорировать нервный зуд в груди при мысли, что снова увидит Ваньнина после того, как так долго притворялся кем-то другим. Мо Жань уже знал, что давно пора признаться, так как он уже достиг своей цели — сделать Чу Ваньнин более доступным и, надеялся, немного более счастливым в секте. Он сделает это после новогодних праздников, чтобы не портить настроение, а после этого… Что ж, он не совсем понимал, что будет после этого, но очень надеялся, что ему действительно не придётся покупать бумажные деньги для своих похорон. Или, что ещё хуже… Чу Ваньнин вечно будет игнорировать его. Потому что Мо Жань в самом деле… был таким же негодником, как Сяо Гоу… не так ли? Айя, вспоминая об этом сейчас… Мо Жань был немного потрясён собой. Он… он действительно был таким… таким бесстыдным, осознавал Мо Жань теперь, потрясённый. Только вернувшись во взрослую форму, он смог оглянуться назад и подумать о том, как по-детски он себя вел. И да, всё делалось намеренно, чтобы секта увидела, что его котёнок не страшен, но он был немного поражен тем, как легко ему удавалось вести себя избалованным. Ага… ахахахахаха. Мо Жань встряхнул руками, сжимая и разжимая пальцы, пытаясь унять покалывание. Забудь об этом, забудь об этом, просто наслаждайся Новым годом. Всё, что произойдёт позже, было для того… чтобы разобраться с этим позже. Итак, с небрежной лёгкостью, которой он не чувствовал, Мо Жань вошел в зал Мэнпо, не обращая внимания на вызванное его появлением волнение, и зашагал прямо к угловому столу, за которым сидели его ученики. Двое подняли глаза, и на мгновение воцарилась тишина. Затем оба плавно встали. Улыбка Ши Мэя была нежной, когда он поклонился, элегантное движение прекрасно ему подходило. — Ученик Ши Минцзин приветствует учителя. Поздравляю с выходом из уединения, учитель. Мо Жань усмехнулся: — Спасибо, Ши Мэй. Затем он повернулся к Ваньнину, нуждаясь в странном моменте, чтобы сосредоточиться на том факте, что Мо Жань теперь намного выше его. Ваньнин смотрел на него из-под ресниц, приподняв лицо, и Мо Жань так же нашел это странным. Он провёл три месяца, наблюдая за ним снизу, у Чу Ваньнина был другой вид, когда он смотрел на кого-то сверху вниз. Сам по себе он не выглядел иначе, но когда Сяо Гоу смотрел на Чу Ваньнина, это было так, как если бы он смотрел на спустившуюся фею, кого-то отстраненного и старшего, как взрослое дерево, которое защищало других своими ветвями. Ваньнин был действительно очень высоким и хорошо сложенным для своего возраста, но так как Мо Вэйюй возвышался почти над всеми и всегда был больше, чем большинство, он забывал, что для других людей Чу Ваньнин был также физически устрашающим. Но теперь, когда Мо Вэйюй снова стал взрослым, когда он посмотрел на своего котёнка, ему казалось, что он снова смотрит на кого-то, кого нужно защитить и завернуть в тёплое одеяло. Он нисколько не сомневался в способностях Ваньнина во всех «важных» вещах… Мо Жаня беспокоили мелочи. Чу Ваньнин был человеком, который не мог хорошо о себе позаботиться, что заставляло Мо Жаня одновременно забавляться и тревожиться. Он отбросил странные мысли и ухмыльнулся котёнку. — Я вернулся, Нин-нин. Никаких приветствий для учителя? Чу Ваньнин, который выглядел немного ошеломленным, несколько раз моргнул и широко раскрыл глаза. Он тут же отвесил резкий поклон, голос его был ледяным. — Ученик Чу Ваньнин приветствует учителя. — Пауза, а затем сухое: — Поздравляю с выходом из уединения, учитель. Укол предупреждения ударил его… и… почему Мо Жань внезапно почувствовал, что с этими словами что-то не так? Он не мог объяснить чувство беспокойства, когда они все сели. Теперь, когда он был более спокойным и собранным в этой взрослой форме, Мо Жань чувствовал себя так, словно… было что-то, что он упускал? Они были уже на полпути к приготовлению пельменей, когда Ваньнин очень хладнокровно сказал: — Разве учитель не хочет узнать о своём новом ученике? В конце концов, вы двое виделись не так уж долго. Мо Жань возился, наполняя пельмень, и начинка выпала на стол. — Ах… ахаха. Конечно… этот мастер был слишком занят готовкой. Ах, как твой новый маленький шиди?  — Сяо-шиди — очень милый мальчик, — улыбнулся Ши Мэй. — Досадно, что он не смог остаться на торжество. Ему бы понравился фейерверк. — Мг, — равнодушно сказал Чу Ваньнин. — Досадно. Пальцы Мо Жаня дернулись и… снова… почему это ощущалось словно…? — Сяо-шиди очень любит шисюна, — радостно продолжал Ши Мэй. — Он не мог оставить его сторону даже на мгновение. И на этот раз Ваньнин возился, раскатывая тесто. Его уши при свете свечи казались розовыми. Мо Жань закашлялся, почесывая голову, чувствуя жар собственного лица. — Е-естественно, Нин-нин очень терпелив с детьми. Ресницы Ваньнина задрожали, глаза вспыхнули. — О? Я не помню, чтобы мы когда-нибудь встречали ребёнка во время наших путешествий, учитель. И всё же, ты так уверен, что этот ученик будет терпелив с ними? На этот раз Мо Жань еле удержал начинку от выпадения, но, чёрт возьми, это будут какие-то бесформенные пельмени. — Л-лидер секты, — быстро сказал он. — Он сказал мне, что назначил тебя к младшим ученикам! Они-они, кажется, любят тебя, так что для этого мастера естественно предположить, что и твой шиди тоже. — Затем он искренне улыбнулся. — И вообще, он был бы дураком, если бы невзлюбил тебя. Ах, ну вот, на этот раз уши Ваньнина определенно покраснели. Приятно знать, что комплименты всё ещё работают даже в этой взрослой форме! Мо Жань похлопал себя по спине за столь полезное открытие. Тем не менее, отныне он будет более сдержан в том, что делает и говорит, потому что эта секта была полна сплетен. («Капуста», «дочь» и «собака с костью», не так ли? Эти маленькие ублюдки. Особенно тот, последний; Мо Жань не сожалел о том, как Сяо Гоу тонко издевался над этим отродьем в течение нескольких недель.) К счастью, его взрослое тело, похоже, не было неспособно удерживать свои мысли внутри. Айя, детская импульсивность пугала, пугала. Во всём виновато это проклятое дерево. «Безвредный» сок, да? Дряхлый старый кусок растопки. После этого Чу Ваньнин держал голову опущенной, спокойно доделывая обертки, а Ши Мэй, который делал начинку, смотрел между ними двумя со странным выражением на лице. Мо Жань откашлялся и спросил его:  — Как дела за эти три месяца, Ши Мэй? Молодой человек храбро начал рассказывать обо всех приключениях и новостях, которые Мо Жань уже знал, но легко кивал, как будто слышал их все впервые, демонстрируя соответствующую реакцию на любую пикантную сплетню. На самом деле, если бы он действительно был в уединении, все мелкие скандалы, которые эта секта могла затеять всего за три месяца, развлекали бы его часами. Но, проведя так много времени в качестве ученика, он очень хорошо помнил, насколько пик Сышэн был полон бесстыдных сплетен. Здесь это было почти официальным времяпрепровождением. Завтрак и сплетни, потом уроки, потом бой на мечах, потом Официальные сплетни, потом обед и сплетни… и так далее. Может быть, именно из-за этого зал Яньло сдался. Или, может быть, Цзелюй был просто некомпетентен, объяснение, которое лично предпочел Мо Жань. Пока они ели, Мо Жань уже допивал второй кувшин вина, в основном потому, что ему нужно было отвлечься от наблюдения за тем, как Чу Ваньнин тщательно выбирал лучшие части еды и застенчиво клал их в миску Ши Мэю. И как старший мальчик улыбался им, сияя, как маленькое солнышко, от внимания своего шисюна. Да, Мо Жаню вовсе не обязательно было это видеть. Эта часть жизни Сяо Гоу была совсем не приятной, и теперь, когда он стал взрослым, он не мог просто намеренно дергать Ваньнина за рукав, чтобы вернуть его внимание. Чёрт возьми, Мо Жань действительно был бесстыдным ребёнком… Вскоре пришло время старейшинам выступать перед сектой, что было ещё одной традицией пика Сышэн. Они выходили один за другим: Цзелюй пел, Хуаша исполнял танец с мечом, Таньлан превращал маленький кувшин с водой в вино, Сюаньцзи заставлял маленького теневого орла летать головокружительными петлями…. Наконец настала очередь Мо Жаня, и он ухмыльнулся Ваньнину, прежде чем неторопливо направиться к сцене. Ученики притихли и с любопытством следили, потому что старейшина Тасянь был редким исполнителем, пропустил больше новогодних праздников, чем поучаствовал с тех пор, как занял свою должность. — Как ты думаешь, он исполнит танец с мечом? — Надеюсь, что так! Я слышал, что никто никогда не побеждал старейшину Тасяня в битве. — Что ж, он не зря лучший культиватор нашего поколения. Мо-цзунши номер один. Мо Жань улыбнулся, всегда радуясь похвале, и сложил ладони вместе. Маленькая красная искра, а затем он раскрыл ладони, чтобы показать идеальную Хрустальную бабочку. Маленькое существо застенчиво взмахнуло крыльями, его длинный язык развелся, словно пробуя воздух. Послышались судорожные вздохи. — Какая прелесть! — Это как цветы посланники дашисюна? Мо Жань подул на маленькую бабочку и отправил её изящно порхать по воздуху. Все уставились на неё, запрокинув головы, и Мо Жань щелкнул пальцами. Бабочка распалась на две, потом на четыре, потом на восемь. Снова и снова они множились, вызывая благоговейный трепет у зрителей. Мо Жань провёл последние несколько вечеров, делая их, и это была лишь небольшая иллюзия, заставляющая думать, что они были созданы здесь и сейчас. Маленькие существа на самом деле требовали много силы и концентрации, чтобы сформироваться, так что даже он не мог создать так много, так быстро. Вскоре сотни бабочек порхали по всей комнате, вокруг столов и над головами. Ещё один щелчок пальцев Мо Жаня — они выпустили из хвостов след малинового блеска, осветив счастливые лица и раскрасневшиеся щеки, которые ощутили лёгкое щекотание, когда искры коснулись их. Многие завороженные ученики протягивали руки, пытаясь дотронуться до бабочек, но застенчивые маленькие создания всегда порхали вне досягаемости. Только одна одинокая крошечная бабочка, игнорируемая комнатой, набралась храбрости приблизиться к кому-то. Она легонько поцеловала испуганного белого котёнка в нос. Вскоре, когда их шоу закончилось, бабочки переместились к младшим ученикам, которые смотрели широко раскрытыми глазами на то, как создания нежно опускались на их волосы. Они несколько раз взмахнули крыльями, а затем замерли и стали неподвижными, хотя и не менее светящимися. — Дети должны носить яркие украшения, — сказал Мо Жань, улыбаясь. — Итак, этот старейшина сделал тебе подарок, который будет длиться вечно. Зал взорвался радостными возгласами, настроение поднялось, и атмосфера стала ещё счастливее, чем раньше. Вино и еда разносились так же весело, как болтовня и похвалы. Мо Жань усмехнулся, возвращаясь к своему столику, чувствуя, что это более чем стоило затраченных усилий. Он резко остановился, когда увидел своего котёнка, который опустил голову, покусывая сладкие чипсы из лотоса. Сердце Мо Жаня растаяло. Рядом с Ваньнином последняя Хрустальная бабочка нашла свой дом на золотом цветке Хайтана.