Хаски и его белый котёнок ученик

Следующие несколько дней прошли слишком медленно, но в то же время слишком быстро. Мо Жань проводил большую их часть либо занимаясь самосовершенствованием, практикуя свои формы меча на тренировочном поле, либо создавая сложные блюда на кухне, обычно просто для того, чтобы посмотреть, сможет ли он воспроизвести лучшие блюда, которые пробовал в гостиницах. Мо Жань был полон решимости не проводить весь день, просто глядя на котёнка, потому что это было бы жутко, и также потому, что он всё ещё не мог привыкнуть к этому взрослому котёнку, поэтому он… просто изо всех сил старался полностью игнорировать его. Как следствие своей сдержанности, Мо Жань заметил, что в течение первых двух дней сформировался шаблон. Чу Ваньнин оставлял дверь и окна мастерской широко открытыми, и если Мо Жань не проверял его по крайней мере раз в час, котёнок выходил из своей берлоги ровно на столько, чтобы найти его, обычно ничего не говоря, прежде чем ускользнуть обратно. Поведение было странным, но оно убедило Мо Жаня в том, что котёнок скучал по нему, даже если Ваньнин никогда не сказал бы этого вслух. Это знание заставило Мо Жаня улыбнуться. Он покидал зал Ушань всего несколько раз. Однажды он спустился вниз, чтобы понаблюдать за тренировкой лучших учеников, играя «зверя» во время их экзамена. Он оставил их стонать на полу тренировочной площадки и с радостью крикнул своим товарищам-старейшинам, что они «лучше, чем последняя группа!», что всегда вызывало единый ряд хмурых взглядов и заставляло его хихикать. Дважды он ездил в город Учан. В первый раз это было на следующее утро после его возвращения, чтобы купить определенные ингредиенты, которых обычно не хватало в зале Мэнпо. Он также купил особые сладости в качестве сюрприза для Чу Ваньнина. Котёнок был не в лучшем настроении, когда Мо Жань вернулся и нашел его в мастерской, но угощения умиротворили его. Во второй раз к нему подошел Чу Ваньнин и сказал, что ему нужно больше материалов, и Мо Жань с радостью последовал за ним. Они провели весь день, бродя по рынкам, и, хотя у поездки была цель, Чу Ваньнин, похоже, никуда не спешил. Итак, они обошли прилавки, съели немного тангулу и остановились в чайном домике, чтобы послушать дико неточные истории о знаменитых совершенствующихся. Во время одной из таких историй золотой цветок-посланник проплыл над их головами и остановился на ладони Чу Ваньнина. Котёнок мгновенно извинился, заключил себя в приватный барьер и долго разговаривал с цветком. Затем он отправил его снова, цветок причудливо выплыв из окна, поднимаясь в небо. Мо Жань отбросил своё любопытство, поскольку Чу Ваньнин явно не хотел этим делиться. Когда приближалось время ужина, они пошли покупать материалы. Чу Ваньнин получил свои пластины из темного дерева, меди и железа, а также купил несколько книг в ближайшем книжном магазине. Мо Жань осмотрел более роскошные прилавки и купил красивую заколку из белого нефрита для Чу Ваньнина, а также несколько других подарков для своей тёти и Ши Мэя. Они вернулись в карету с полными пакетов руками, и Мо Жань подумал, что с удовольствием провел бы всю свою жизнь, путешествуя по рынкам с Чу Ваньнином. Их дни быстро складывались в одну картину. Мо Жань рано просыпался, чтобы приготовить простой завтрак, но как бы рано это ни было, Чу Ваньнин уже был в мастерской. Если бы Мо Жань не знал наверняка, что он не ночует в зале Ушань, он бы подумал, что Чу Ваньнин просто устроился под столом или что-то в этом роде. Однажды он даже проверил все остальные комнаты, но все кровати были пусты, без каких-либо признаков использования. Котёнок просто действительно был зациклен на этом проекте, как он предполагал сначала. Его можно было убедить оставить работу только тогда, когда еда была готова, особенно если приходил Ши Мэй, поскольку, как и предполагал Мо Жань, они ели на кухне, но как только заканчивали, Чу Ваньнин сразу же отправлялся обратно к своему проекту. Его ученики всегда сидели по одну сторону стола, а Мо Жань обычно сидел напротив Ваньнина. Он заметил, как Чу Ваньнин всегда лично наполнял миску Ши Мэя, поведение настолько укоренилось, что Ши Мэй даже не смотрел вниз, полагая, что там будет что-то, и это будет что-то, что ему понравится. У Чу Ваньнина даже была лишняя пара палочек для еды под рукой, которыми он пользовался всякий раз, когда давал Ши Мэю острые блюда! Это было так… сладко. Так сладко, что у Мо Жаня чесались зубы! Мо Жаню пришлось бороться с детским порывом наполнить чашу Ваньнина в ответ. Он испытал такое болезненное облегчение, узнав, что их распределили по разным подразделениям и, следовательно, по отдельным дворам. Мо Жань не стал бы притворяться, что его беспокойство из-за того, что он не мог сопровождать их в Персиковом Источнике, не было связано с тем, что они останутся вдвоем. Он провёл несколько бессонных ночей не в силах забыть об этом. (Небольшая часть его желала, чтобы что-то уже произошло, потому что это «может быть», в котором они находились, играло с нервами Мо Жаня. Остальная мысленно затолкали эту часть в яму и схватили лопату.) По какой-то непостижимой причине Чу Ваньнин всё ещё сохранял то же физическое расстояние от Ши Мэя, поэтому Мо Жань не думал, что между ними что-то действительно изменилось. Если пятнадцать месяцев вместе привели только к более синхронизированному режиму питания… Что ж, Мо Жань решил простить племя пернатых только за это. Чу Ваньнин мало рассказывал о том, как проводил дни в Персиковом Источнике, отвечая либо кратко, односложно, либо нетерпеливыми жестами. Что-то в этом задело Мо Жаня за живое, но прошло уже пятнадцать месяцев, и котёнок никогда не был склонен к пустой болтовне. К счастью, Ши Мэй был разговорчив, в отличие от Чу Ваньнина. Именно к Ши Мею Мо Жань направлял большинство своих вопросов, и именно от Ши Мея он узнал, какими были эти пятнадцать месяцев. Ши Мэй был счастлив обсудить всё о пернатом племени, от земель, которые были «не так красивы, как озеро Цзиньчэн», до трех подразделений и их денежной системы. — Перья станут золотыми на рассвете, — объяснял Ши Мэй. — Только тогда они будут полезны для совершенствования пернатого племени, поэтому они обменивали товары на перья, а не на золото и серебро. Мо Жань нашел это забавным; куры ощипывают сов. — Расточительные и ленивые, — холодно сказал Чу Ваньнин, крепко сжимая палочки для еды. Отвращение в его тоне было достаточно сильным, чтобы ошеломить Мо Жаня. — Бедные птицы каждый раз получали ранения, — быстро объяснил Ши Мэй. — Шисюн добр, заботится об их боли, когда мало кто заботится об этом. Мо Жань потер кончик носа, чувствуя себя немного виноватым, но он не мог сказать, что его заботили эти совы. Люди всё время убивали животных ради еды, и, конечно, хоть совершенствование и не было необходимостью, если только не учитывать тот факт, что без вознесения смерть рано или поздно наступит, как и без еды. Намного медленнее, несомненно, но оба поведения основывались на страхе смерти. Если бы можно было продлить жизнь, не причиняя реального вреда, кто бы этого не хотел? Чёрт, большинство людей хотели бы этого, даже если причинят вред. Однако, по мнению Мо Жаня, совам на самом деле жилось лучше, чем большинству других животных, поскольку племя пернатых было кровно заинтересовано в том, чтобы они прожили долгую, здоровую жизнь. Таким образом, они будут защищены, их кормовые угодья не пострадают, а их гнезда не будут потревожены, и все это в обмен на несколько перьев. Эти отношения не были односторонними, в которых племя пернатых брало, ничего не давая взамен. Мо Жань высказал свои мысли прагматичным тоном вслух. Они оба уставились на него. Чу Ваньнин выглядел пораженным… а затем задумчиво нахмурил брови. Ши Мэй сглотнул, и его нежная улыбка стала ещё шире. — Интересная перспектива, — тихо признал Чу Ваньнин. — Этот… не учел этого. Ваньнин задумается. — Да, учитель внимателен, — сказал Ши Мэй. — Этот думал только об отдельных птицах. Полагаю, это было ошибкой. Да, он знал, что эти двое были добрыми — слишком добрыми. С другой стороны, Мо Жань не заботился о людях, которых он не знал, не говоря уже о животных. Он был практичным и циничным, и в его сердце не было места для всего мира. Он заботился о дождевых червях, которые спасли его, о том старике, который дал ему мясную булочку, когда он чуть не умер от голода, о своей приемной семье и о своих учениках. Заботился о своем котёнке больше, чем когда-либо о мире. Ах, действительно, как Мо Жань из всех людей оказался учителем для двух таких добрых, самоотверженных молодых людей? Вес был тяжел, ясно?! Мо Жань покачал головой, оглядывая двоих, которые теперь были более подавленны, оба ели в тишине. Ваньнин задумчиво нахмурил брови, в то время как выражение лица Ши Мэя было пустым. После еды Ши Мэй уходил, чтобы закончить свои обязанности. Он начал изучать более глубокое искусство исцеления после своего пребывания в Персиковом Источнике, проводя там максимально свободного времени, копируя медицинские тексты из их Зала Знаний. Таким образом, он изучил множество методов медицинского совершенствования, которые не требовали сильного ядра, и теперь проводил большую часть своего времени, помогая старейшине Таньлану и его ученикам в исцелении раненых. Иногда Ши Мэй ездил в город Учан, чтобы бесплатно ухаживать за больными, однако, поскольку его всегда сопровождали по крайней мере четыре или пять человек, Чу Ваньнин не ездил с ним, чтобы не мешать. На самом деле, Таньлан всё это время должен был быть учителем Ши Мэя. Он бы справился гораздо лучше. Сегодня, на шестой день с возвращения Мо Жаня, большая группа учеников старейшины Сюаньцзи вернулась до рассвета с миссии по уничтожению высокоуровневого зверя-демона. Они получили серьезные травмы, поэтому Ши Мэй, вероятно, проведет весь день, а, возможно, даже следующий, полностью заваленный работой. Чувства Мо Жаня по этому поводу были сложными. Ему оставалось всего два дня, как взрослому, и скоро «Сяо Гоу» вернется. — Значит, учитель планирует остаться в своей молодой форме? — спросил Чу Ваньнин тем утро за завтраком, когда Мо Жань в шутку упомянул, что бедняга Сяо-шиди скоро снова будет преследовать его из-за отсутствующего учителя. — Мг, — промурлыкал Мо Жань, склонив голову, чтобы засосать лапшу. — О, — произнёс котёнок странным тоном. Мо Жань приподнял голову, прекращая жевать. На лбу котёнка пролегла маленькая недовольная морщинка, а его губы были наклонены чуть больше, чем обычно. Мо Жань проглотил свою еду. — Что не так? Я думал тебе нравится «Сяо Гоу». Мо Жаню он определенно нравился. Он сможет беззаботно прилипать к Чу Ваньнину, снова будет обожаем, и Сяо Гоу действительно сможет наполнить миски Чу Ваньнина, не сдерживая себя. В конце концов, он был избалованным маленьким шиди, который не мог контролировать свои детские порывы, и Чу Ваньнин не возражал. — Естественно, учитель должен оставаться в той форме, в какой ему нравится, — спокойно сказал Чу Ваньнин, вращая своими палочками в бульоне. Мо Жань постучал палочками по своей тарелке. И мгновение поколебавшись, осторожно произнёс: — Если есть причина, по которой Ваньнин предпочел бы одну форму другой… этот учитель побалует его. Чу Ваньнин бросил на него сердитый взгляд, уголки его глаз оскорбленно покраснели. — Почему этот ученик должен иметь привилегии?! — Нет, нет, я знаю, что ты этого не хочешь, — успокаивающе сказал Мо Жань, криво улыбнувшись. — Учитель просто сказал это случайно, ах? Ешь, сейчас суп остынет. Чу Ваньнин хмурился до конца ужина. Он умчался, как только доел, негодование исходило от его гибкой фигуры. Мо Жань покачал головой, смущенно глядя ему вслед. Чу Ваньнин не имел ничего против Сяо Гоу… верно? Но, что ещё могло заставить его быть несчастным из-за этого? Ах, теперь Мо Жань был немного подавлен. Опечаленный, он вымыл посуду и поплелся обратно в свою комнату. Настроение не рассеивалось весь день, и обед и ужин прошли в относительной тишине. Вскоре наступил вечер, и Мо Жань последовал за Чу Ваньнином в его мастерскую, как делал это каждый день. Каким-то образом котёнку удалось за один день превратить идеально организованное помещение в хаос. Этот факт вызывал у Мо Жаня кошмары о том, каково должно быть состояние комнаты Чу Ваньнина в покоях учеников. Это было место, в котором Мо Жань никогда не был, даже Сяо Гоу, и никто другой, насколько он знал. Теперь он боялся, что это может быть потому, что она не подходит для человеческого существования. Вопреки своему хаотичному стилю боя, Мо Жань на самом деле был очень аккуратным и организованным человеком. Поэтому каждый вечер после ужина он следовал за Чу Ваньнином в его мастерскую, чтобы прибраться. Он демонстративно игнорировал надоедливое ворчание котёнка о том, что он «ничего не может найти». — Ты сможешь найти всё, если уделишь минутку внимания, когда я скажу тебе, где оно должно быть, — возразил Мо Жань, всё ещё угрюмый. Он мог бы поклясться, что с каждым днём здесь становится всё грязнее! Мо Жаню каждый раз требовалось больше времени, чтобы организовать это, и он, честно говоря, не знал, как некоторые вещи оказываются там, где они были! Чу Ваньнин пробормотал что-то себе под нос. Мо Жань не расслышал, что он на самом деле сказал, но его губы всё равно дернулись. Он был подчеркнуто громким, когда бросил деревянный инструмент обратно в коробку, и ещё громче, когда продолжал прибираться, неприятно напевая непристойную мелодию. Конечно, уборка, возможно, была пустой тратой времени… но это также был хороший повод, чтобы побыть в комнате. Мо Жань держал между ними строгую дистанцию, поэтому позволял себе эту поблажку. — Поверни его в другую сторону, — сказал Чу Ваньнин, когда Мо Жань отодвинул одного из мехов, чтобы легче было добраться до беспорядка под его металлическими ногами. Мо Жань моргнул, глядя на него, затем на меха, который теперь стоял лицом к Чу Ваньнину. В этот раз котёнок сидел за противоположной стороной рисовального стола, лицом к комнате. Вероятно потому, что было бы невежливо поворачиваться спиной теперь, когда там был кто-то ещё. Так, размышлял Мо Жань, то, как все мехи были обращены к двери, было целенаправленным? — Почему? — Мо Жань удивленно приподнял бровь. — Ваньнин стесняется? — Я просто не хочу, чтобы они смотрели мне в лицо, — отрезал Чу Ваньнин странно напряженным голосом. Котёнок склонился над металлической перчаткой, тщательно фиксируя когтистые пальцы на месте. Веселье Мо Жаня угасло. Вот оно снова, ноющее беспокойство, которое он чувствовал последние несколько дней, осознание, которое он сформировал, когда понял, сколько времени Чу Ваньнин тратит на свои мехи. Котёнок не хотел покидать мастерскую. Он не хотел находиться среди людей. И, да, однажды они спустились в город, но Чу Ваньнин на самом деле не общался ни с кем, кроме Мо Жаня. По какой-то причине он избегал зал Мэнпо, избегал возобновления своих лекций для самых маленьких детей и не принимал новых учеников-подростков. В любой другой ситуации Мо Жань не увидел бы в этом ничего плохого. Котёнок, как известно, отступал, когда находил особенно увлекательный проект, а поскольку этот проект был масштабным, то, естественно, требовал времени. Однако Мо Жань чувствовал, что что-то в поведении котёнка было… неправильным. Мо Жань не был культурным человеком (лучшее образование, которое он когда-либо получал, по иронии судьбы, было получено от его собственного ученика), и он не решал проблемы аналитически, как Чу Ваньнин (чей ум, должно быть, был таким же беспорядочным, как его мастерская, но всё ещё способным делать блестящие скачки логики). Однако Мо Жань очень, очень хорошо читал Ваньнина. — Так, сколько времени ты думаешь тебе потребуется, чтобы закончить окончательный дизайн? — небрежно спросил Мо Жань. Чу Ваньнин не поднял глаз. — Ещё два или три месяца. — Даже в таком темпе? — Мгм. — Ах, какая жалость, — вздохнул Мо Жань. — Твои ученики скучают по тебе. Чу Ваньнин спокойно сказал: — Учителю не нужно лгать, чтобы сохранить мои чувства. Мо Жань нахмурился. — Лгать? Чу Ваньнин замолчал, затем осторожно поднял глаза, как будто совершил ошибку. Его лицо мгновенно стало пустым, эти глаза скрыли его мысли, но Мо Жань почувствовал, как волосы на затылке встали дыбом. — Я знаю, что учитель верит в то, что он сказал, — легко поправил Чу Ваньнин. — Но любая эмоциональная привязанность, которую могли сформировать эти ученики, была в лучшем случае мимолетной. — Он вернулся к своей работе. — Чувства, основанные на благодарности, всегда таковы. Мо Жань свёл брови, нахмурившись ещё сильнее. — Чу Ваньнин, я, возможно, не провожу много времени в секте, но, учитывая, что я был одним из тех детей, я совершенно уверен, что в их привязанности нет ничего мимолетного. Несколько из самых младших даже подходили ко мне, чтобы спросить о тебе. Чу Ваньнин заколебался, казалось, находясь в противоречии, затем быстро кивнул. — Дети — это другое. Они слишком легко привязываются. — Он вновь повернулся к своей перчатке, выражение его лица снова было сосредоточенным, а голос —пренебрежительным. — Они забудут меня, как только станут достаточно взрослыми, чтобы лучше понимать. Мо Жань уставился на него, забыв о сортировке. Он чувствовал себя так, словно по его коже ползали пауки. Медленно, он подошел к чертежному столу и сел напротив Чу Ваньнина, который сгорбился над столом, прижавшись к стене позади. Поздний вечерний солнечный свет согревал его волосы, а прохладный ветерок, дувший из окна над ним, предвещал наступление зимы. Мо Жань скрестил руки на груди и наклонил голову, изучая котёнка. Строгая линия его бровей, резкий, но странно рассеянный взгляд в этих глазах-феникса — взгляд появляющийся когда он обдумывал текущую проблему и уже думал о связанных с ней будущих, — слегка поджатые губы и чуть наклоненная голова. Мо Жань наконец смог изучить этого человека, не чувствуя за это вины, потому что сейчас его намерением было найти невидимую рану. Чу Ваньнин настороженно поднял глаза, заметил сосредоточенное внимание Мо Жаня и начал возиться со своим инструментом. — Учитель? — Почему Ваньнин думает, что эти дети не будут скучать по нему? — мягко спросил Мо Жань. Чу Ваньнин нахмурился, раздраженный. — Я уже объяснил… — Ты этого не делал, — осторожно прервал его Мо Жань. — Ты аргументировал то, почему они не будут. Но почему ты в это веришь? Чу Ваньнин снова опустил взгляд, выражение его лица было пустым, пока он возился со своей работой, его пальцы побелели. — Они знали меня только как наставника. Всё остальное, что они знают обо мне, это просто… идеализированные сплетни. Мо Жань нахмурился. Конечно, его котёнок всегда был застенчивым, но почему он был так уверен, что не понравится секте? Да, многие из них обращались к нему, потому что нуждались в помощи, так что на первый взгляд это были отношения, построенные на оказанных услугах, но это не означало, что всё было основано только на этом. Они бы не стали его искать, будь он жестоким, холодным или хвастливым. Люди не были мехами, запрограммированными на одно поведение в каждой ситуации, принимающими любое лечение, пока не пройдут проверку. Отношения были многослойны, и Мо Жань, присутствовавший на многих занятиях, лично был свидетелем того, как чувства большинства учеников Чу Ваньнина варьировались от восхищения до увлечения. (На последнее Мо Жань обращал особое внимание, узнав об инциденте в источнике Мяоинь. С извращенцами невозможно быть слишком осторожным.) — Ваньнин, то, как ты преподаешь, — это часть тебя, — осторожно сказал Мо Жань. — Даже если это всё по чему они скучают, это всё равно ты. Чу Ваньнин сжал пальцы вокруг перчатки, его ногти впились в металлическое запястье. — Учитель, я занят сейчас, поэтому не хочу читать лекции. — Дело не в этом, — сказал Мо Жань, не позволяя ему сменить тему. — Читай лекции, не читай, как хочешь. Я хочу знать, почему ты считаешь, что их признательность фальшивая. Чу Ваньнин сглотнул, шевеля губами. — Я не… считаю так. — О? — тихо произнес Мо Жань. — Тогда ты согласишься со мной, если я скажу, что, проводи они с тобой больше времени, при других обстоятельствах, они бы полюбили и другие части тебя? Может быть не все части, — признал он, когда Чу Ваньнин немедленно открыл рот. — Но в тебе гораздо, гораздо больше того, что полюбят, чем не полюбят. — Абсурд, — сразу же огрызнулся Чу Ваньнин… и закусил нижнюю губу. — Аб…? Чу Ваньнин, в чём это абсурд? — повышая голос потребовал Мо Жань. Как он смеет оскорблять себя и пренебрегать чувствами других в его присутствии, из всех людей! — В чём это не абсурд? — рявкнул Чу Ваньнин, его глаза покраснели от гнева. — Никто из них не знает правды, так кто же именно им нравится? — Правды? — недоуменно повторил Мо Жань. — Какой «правды»? Неужели твоё терпение — ложь? Твоя доброта? Или, может быть, тот факт, что ты потратил последний месяц на создание механизмов, предназначенных для защиты простых людей? Челюсть Чу Ваньнина была напряжена, он запрокинул голову и с вызовом посмотрел на Мо Жаня. — Я делаю это для себя. Это по своей сути эгоистично. Брови Мо Жаня взметнулись вверх. — Чу Ваньнин, ты планируешь брать за них столько же, сколько за метлу, как это может быть эгоистично? — Я живу в этом мире, — холодно сказал котёнок.— Естественно, я должен сделать его лучше. — Он опустил глаза. — Даже если они этого не заслуживают. Ошеломленный, Мо Жань почувствовал как по спине пробежал холодок. Заслуживают? Что? С каких это пор этот котёнок… с каких это пор этот котёнок смотрит на мир так цинично? С каких это пор он выносит такие массовые, сгребающие суждения о людях? С каких это пор он просто отмахивается от их чувств? С каких это пор он относился к себе так негативно?! В его голове мелькнула мысль, и он мгновенно пришел в ярость. — Что-то случилось в Персиковом Источнике! Котёнок вскинул голову, побледнев как снег. Это было всё, в чем нуждался Мо Жань. — Кто это был? — потребовал ответа старейшина Тасянь, вскакивая на ноги. — Кто тебя обидел?! Кто ранил его сердце?! Мо Жань убьёт их! Чу Ваньнин поднялся и, повернувшись, зашагал прочь. Он протолкнулся мимо одного из мехов, заставив его врезаться в другого, и оба громко упали на пол. У одного из них был открыт нагрудник, и от столкновения его хрупкое сердце разлилось, рассыпаясь по всему полу. — Чу Ваньнин! — рявкнул Мо Жань, шагая за ним. Мо Жань схватил его за запястье, когда они вышли на тренировочное поле, потянув так сильно, что импульс развернул Чу Ваньнина. — Учитель! — рявкнул Ваньнин, эти глаза феникса расширились от шока. — Что-то случилось! — выдавил Мо Жань. Выражение лица Чу Ваньнина стало ледяным. Он попытался отдернуть руку, но Мо Жань крепко держал его, легко обхватив запястье. — Учитель! Отпусти меня! Мо Жань стиснул зубы, не желая этого, чувствуя странную панику, как будто… как будто, если он отпустит этого человека прямо сейчас, он исчезнет, как дым. Что этого разговора следовало избегать до тех пор, пока он не будет либо отброшен, либо стерт. Мо Жань не мог этого допустить! — Чу Ваньнин, из всех людей я знаю, когда с тобой что-то не так! — выдавил он. Золото сверкнуло в свободной руке Ваньнина, и в миг появилась Тяньвэнь. — Значит, учитель тоже меня не знает! Котёнок набросился с совершенно красными глазами, и Мо Жань увернулся как раз вовремя, чтобы избежать удара. Тяньвэнь не была заряжена, так что это было бы просто больно, но Чу Ваньнин, фактически использовавший её, все ещё шокировал его. Внезапно стало немного трудно дышать. — Ваньнин… — Никакого возмездия не требуется. — Челюсть Чу Ваньнина сжалась. Его рука дрожала, и листья Тяньвэнь, казалось, дрожали вместе с ней. — Учителю некого искать. Мо Жань долго колебался, глядя на него, однако Чу Ваньнин отвечал холодным и твёрдым взглядом. Это было бы правдоподобно, если бы его тело не дрожало, едва заметно. Котёнок то и дело бросал взгляд на то место, куда нанес удар Тяньвэнь, как будто ничего не мог с собой поделать, и его губы каждый раз подрагивали. — Никто не «обидел» меня, — едко произнёс Чу Ваньнин. Его глаза были влажными, и он посмотрел вниз, быстро моргая. Он держал Тяньвэнь в руке, не отпуская, котёнок, высунувший когти, потому что кто-то жестоко дернул его за хвост. Чувство вины мгновенно захлестнуло Мо Жаня. Он глубоко вздохнул, переосмысливая последние несколько минут, и мысленно дал себе пощечину. Он только что плохо отреагировал, закричав и схватив его. Он знал этого котёнка, знал, что тот никогда не отреагирует хорошо на любой намек на принуждение. Что бы ни случилось, его нужно уговаривать. — Ваньнин, — осторожно начал Мо Жань, стараясь, чтобы его голос звучал ровно и без угрозы. — Если у тебя есть претензии к кому-то, будь то пернатое племя, член секты или простолюдин, этот мастер будет на твоей стороне… независимо от того, что случилось. Выражение лица Чу Ваньнина замкнулось. Листья Тяньвэнь задрожали сильнее, подхваченные воображаемым ветром. — Нет, — тут же возразил котёнок. — И… и если бы они были, этот ученик мог бы справиться с этим в одиночку. Ах. Это было правдой, но слышать всё равно было больно. Мо Жань не был уверен, было ли это из-за того, что его только что отвергли, или из-за того, что мысль о Чу Ваньнине, делающем всё в одиночку… опечалила его. — Я знаю, что ты можешь, — мягко сказал Мо Жань, слегка криво улыбнувшись. — Но тебе не нужно. Учитель здесь. Ты можешь рассказать мне всё что угодно… ладно? Бесстрастное выражение лица Чу Ваньнина треснуло. Долгое мгновение он просто смотрел, казалось, борясь с чем-то. Он открыл рот на мгновение, потом закрыл его. Мо Жань наклонился, ободряюще улыбаясь. — Ничего. Улыбка Мо Жаня дрогнула, но он сохранял спокойствие и кивнул. — Ладно. Учитель верит тебе. Чу Ваньнин посмотрел на него немного настороженно, но Мо Жань лишь улыбнулся так, как он знал, подчеркивает его ямочки на щеках. Чу Ваньнин немного расслабился, поджав губы. Тяньвэнь не исчезла, но Чу Ваньнин спрятал руку за спину. Неважно, подумал Мо Жань. Уговоры требовали времени. Первое, что ему нужно было сделать, это ослабить оборону. Мо Жань вытянул руки над головой. — Тогда этот мастер собирается пойти приготовить что-нибудь поесть. Может быть, какой-нибудь… танъюань? — Мерцание этих ресниц. — Эти изолированные цыплята, вероятно, даже не празднуют Фестиваль фонарей, — неодобрительно цокнул Мо Жань. — Вы, должно быть, пропустили их, ах? Я купил свежий порошок корня лотоса, идеально подходящий для теста. Думаю о трёх разных начинках: зелёном чае, чёрном кунжуте и… Чу Ваньнин посмотрел вниз. — Учителю не нужно относиться ко мне как к ребёнку. Это вывело Мо Жаня из равновесия. — Я… что? — Нянчиться со мной и уговаривать, — с горечью пояснил он. — Как ребёнка. Мо Жань вытаращил глаза. Покачал головой. — Это не… — Потому что все так говорят, — безжалостно продолжил Чу Ваньнин. — В тот день, когда ты впервые пришел ко мне как Сяо Гоу, я слышал их, — нахмурился он. — Они сказали, что ты относишься ко мне как к своей… как к дочери. Мо Жань внутренне выругался; эта проклятая секта сплетников! — Но я не она, — сказал Чу Ваньнин надрывающимся голосом. — Значит, ты не… не должен относиться ко мне так хорошо. — Ваньнин, — прервал Мо Жань, его сердце болезненно сжалось. — Ты мой… ученик. Я был зол при мысли о том, что с тобой что-то случится, и, естественно, захотел бы отомстить, если бы что-то случилось. — Он повысил голос. — Я не потерплю, чтобы кто-то унижал тебя… даже если это ты сам. Чу Ваньнин выглядел ошеломленным. Он открыл рот, закрыл его. Он на мгновение опустил глаза, его ресницы задрожали, и он прикусил нижнюю губу так сильно, что Мо Жаню захотелось протянуть руку и остановить его, унять боль большим пальцем. Рука дернулась, и Мо Жань мгновенно вцепился пальцами в ткань своей мантии. — Учитель, — резко сказал Чу Ваньнин, делая шаг вперед. — Я хочу… Он остановился, прикусив нижнюю губу ещё сильнее, почти проколов кожу. Мо Жань тоже шагнул вперед, обеспокоенный: — Ваньнин… — Я хочу… сразиться, — выпалил котёнок. Мо Жань моргнул. — …А? Ваньнин сглотнул, выглядя униженным. — Я… этот ученик, делил двор с Е Ванси из секты Жуфэн. Ты помнишь его, учитель? Мы встретились на озере Цзиньчэн. — О, да, — озадаченно кивнул Мо Жань. — Серьёзный юноша с впечатляющим ядром. — Ему сейчас шестнадцать, — пояснил Чу Ваньнин тонким голосом. — Мы завтракали друг с другом, а часто и ужинали. Он разделял мои вкусы в еде и всегда боролся со мной за лучшие части. — Хмурый взгляд. — Очень самонадеянно с его стороны… Но я не возражал против его компании. — О, — произнес Мо Жань, рассеяно улыбаясь. — Это хорошо. Это было так. У его котёнка появился друг. Мо Жаню было тепло и… немного одиноко. Мир Ваньнина расширялся, о чем Мо Жань всегда знал, превращая его в человека, которым он стал. (Мо Жань не был слишком жадным, ясно? Он просто хотел небольшую часть этого мира.) — Мы сражались каждый день, — сказал котёнок. — Я скучаю по этому. Я… неспокойный. Мо Жань не был медлительным, он знал, чего хочет котёнок, просто не был уверен, почему он потребовал этого именно сейчас. Но Мо Жань был просто рад, что котёнок не собирался избегать его, и прямо сейчас он мог использовать предлог, чтобы отработать немного энергии. Проверить как прошло время в Персиковом Источнике. Итак, Мо Жань кивнул. — Хорошо, прошло много времени с тех пор, как у этого мастера был хороший поединок. Побалует ли меня Ваньнин? Чу Ваньнин облегченно вздохнул и тут же вытащил Тяньвэнь из-за спины. Он мрачно отсалютовал. — Тогда этот ученик будет невежлив. В следующее мгновение Бугуй оказался в руке Мо Жаня, как раз вовремя, чтобы заблокировать первый удар. Воздух задрожал от силы столкновения, заставив бамбуковый лес покачиваться и посылая рябь по озеру лотосов. У Тяньвэнь были три сильные стороны: её досягаемость была во много раз больше, чем у меча, длина могла обеспечить адекватную защиту, и когда она был заряжена духовной силой, её сила могла пробить дерево насквозь. Если Мо Жань будет схвачен за шею или за ноги, битва закончится очень быстро. Однако её слабость всегда заключалась в том, что, как только кто-то проходил через её периметр или умудрялся схватить её, владелец становился беззащитным. Чу Ваньнин всегда мог отозвать Тяньвэнь, но тот момент времени, в который он был безоружен, ставил его в очень невыгодное положение. Поэтому, сражаясь с котёнком, Мо Жаню нужно было прорвать его защиту и подобраться поближе. Как только Бугуй коснется жизненно важных точек Чу Ваньнина, это будет победа Мо Жаня. Быстро просчитав, Мо Жань прыгнул вперед, используя Бугуй для отражения четырех последовательных атак. Он держался низко над землей и постепенно приближался, осторожно подкрадываясь к Ваньнину, используя любую брешь в его защите, чтобы подобраться ещё ближе. Чу Ваньнин мрачно наблюдал за ним, эти глаза, расчетливые и настороженные, сосредоточились на нем. Кожа Мо Жаня покалывала. Его кровь бурлила, и он стал ещё более напряженным. Зверь, преследующий свою добычу. Когда он чуть не прорвался, Тяньвэнь кружилась в головокружительном танце, движения были новыми, и удивление заставило его отступить. Чу Ваньнин одновременно отпрыгнул в сторону и использовал новое расстояние, чтобы попытаться обвить Тяньвэнь вокруг шеи Мо Жаня и вывести его из строя. Безрассудная атака. Мо Жань двинулся в последнюю секунду, и вместо этого Тяньвэнь обернулась вокруг лезвия. Мо Жань схватил другой конец хлыста свободной рукой и прыгнул вперед, к теперь уже беззащитному котёнку. Чу Ваньнин был зол, и, как и ожидалось, Тяньвэнь исчезла из рук Мо Жаня. Теперь они были слишком близко, и Мо Жань поднял свой меч плоской стороной вперед, собираясь коснуться жизненно важной точки Чу Ваньнина… Когда безжалостный удар пришелся ему в бок. Мо Жань шикнул и инстинктивно двинулся, чтобы минимизировать урон, и Чу Ваньнин воспользовался этим, чтобы приблизиться и ткнуть в акупунктурную точку на запястье Мо Жаня. Его пальцы судорожно сжались и онемели ровно настолько, чтобы Чу Ваньнин успел выдернуть Бугуй и швырнуть его куда-то вдаль. Божественное Оружие подчинялось только своему хозяину, поэтому пытаться использовать его было бы бессмысленно, тем более что Мо Жань мог легко его отозвать. Он так и сделал, впитав его в свои кровь и кости. Теперь оба были безоружны, и битва мгновенно перешла в рукопашную. За несколько мгновений они обменялись полусотней движений, головокружительным танцем атак, парирований и уклонений. Котёнок поднял голову как раз в тот момент, когда Мо Жань опустил глаза, и они на долгое мгновение встретились взглядами. Мо Жань дико ухмыльнулся, обнажив зубы, его сердце билось в радостном возбуждении. Глаза котёнка сузились с искрой вызова. — Ты стал лучше, — похвалил Мо Жань, избегая удара. Пот выступал у него на спине. — Эти цыплята на что-то сгодились. Котёнок защищался, реагируя достаточно быстро, чтобы блокировать, но редко мог атаковать. — Учитель всё так же силён, как и всегда. — Естественно, — ухмыльнулся Мо Жань, почти сумев поймать его, но котёнок в последний момент увернулся. — Этот мастер…аргх… этот мастер был обучен самым суровым учителем из всех. Чу Ваньнин избежал его хватки и воспользовался инерцией движения Мо Жаня, чтобы отпрыгнуть далеко в сторону. Мо Жань мгновенно повернулся, чтобы последовать за ним, но опоздал на секунду, и Тяньвэнь снова появилась. Он увернулся от большей части атаки, но кончик прошелся по задней части бедра, заставив его шикнуть. Мо Жань быстро вернулся на безопасное расстояние и призвал Бугуй, избежав ещё одного удара в ту секунду, когда меч материализовался. Они перевели свою битву на более серьёзный уровень, и Мо Жань быстро наложил чары на тренировочное поле, чтобы защитить окружение. Эти двое яростно танцевали друг вокруг друга, выражение лица котёнка было безжалостным, а Мо Жаня — непреклонным. Чу Ваньнин действительно стал лучше, его движения стали более резкими и утонченными, а его техника содержала в себе намеки на новые движения. Битва затянулась до захода солнца за горизонт, пока пот не потек по их лицам, а дыхание не стало грубым. Мо Жань избегал ранить Ваньнина, но безжалостный котёнок этого не делал, вкладывая в битву всё, что у него было, как будто желая физически истощить себя. Они обменялись сотнями ходов, и ещё дважды переключились между вооруженным и безоружным стилями. Но в то время как Чу Ваньнин был быстр и резок, в конце концов, Мо Жань был сильнее, и его выносливость была почти бесподобной. Уставший котёнок наконец совершил роковую ошибку, и Мо Жань мгновенно схватил его сзади. Одна рука Мо Жаня прижимала обе руки Чу Ваньнина к груди, в то время как другая держала Тяньвэнь, делая её бесполезной. Их сердца бились в унисон, оба тяжело дышали, раскрасневшиеся и растрепанные. Котёнок действительно стал выше, рассеянно отметил он; его нос поравнялся с плечами Мо Жаня. Мо Жань был в приподнятом настроении от достойной битвы, мысли крутились вокруг того, как он мог бы сражаться лучше, как котёнок мог бы победить его, каким искусным он стал. Мо Жань улыбнулся и, не задумываясь, прижался щекой к виску Чу Ваньнина. Выдыхая у самого уха: — Уступи. Котёнок замер, прерывисто дыша, а затем начал сопротивляться ещё сильнее, тщетно извиваясь. Мо Жань весело фыркнул. — Всё кончено, Ваньнин. Ты сам учил меня, держи себя в руках, помнишь? Ты не сможешь сбежать, если не вывихнешь плечо. На секунду Чу Ваньнин заколебался, как будто действительно обдумывал это. Айя, это соревновательный котёнок. Мо Жань закатил глаза, игриво прижимаясь к нему щекой, шепотом упрекая: — Ты проиграл, Ваньнин. Сдавайся. Человек в его руках снова вздрогнул. Его дыхание было резким, пульс бешено колотился на шее. Чу Ваньнин повернул голову, насколько мог, и впился взглядом в игривый взгляд Мо Жаня. В глазах Чу Ваньнина была буря обиды и негодования, и что-то, чего Мо Жань не знал, просочилось сквозь влажную завесу его ресниц. Его щеки пылали, волосы были в беспорядке, а губы были приоткрыты и покраснели в тех местах, где он их прикусил. Чу Ваньнин… выглядел так, будто над ним издевались. Улыбка Мо Жаня застыла. Он был идиотом. Он полностью окружал Чу Ваньнина, прижавшись вплотную к его спине. Одна нога была между ног Ваньнина, обеспечивая равновесие, в то время как его рука крепко удерживала его на месте. Хуже всего было то, что его губы касались кончика покрасневшего уха, так близко, что запах хайтана окружал его, циркулируя в его крови, опьяняя его. И в один момент безумия, всё, чего хотел Мо Жань — это прижаться к нему ещё ближе. Чтобы узнать, был ли аромат более сильным у его шеи. Спина Мо Жаня мгновенно онемела. Ему потребовалось меньше секунды, чтобы жестоко оторваться, открывая половину тренировочного двора, его барьер разрушился. Чу Ваньнин споткнулся от внезапной свободы и сделал несколько шатких шагов в сторону. Он не повернулся, качая головой. — Учитель, — сказал он хриплым голосом. — Я… я… позаимствую твою ванну! Котёнок зашагал прочь, сердито сжав кулаки. Он направился прямиком к главному дому, где рядом с прудом с лотосами была построена каменная комната. Металлические трубки с выгравированными на них решетками были установлены так, чтобы впускать чистую, чуть тёплую воду, которая почти мгновенно наполняла большую деревянную ванну. Мо Жань любил эту комнату, и он действительно мог бы воспользоваться ей прямо сейчас по причинам, которые не имели ничего общего с гигиеной. Смиренно закрыв глаза, Мо Жань стоял там очень долго и просто пытался дышать. Когда это не сработало, он стиснул зубы и зашагал прямо к берегу озера лотоса. Мрачно, полностью одетый, он вошел в леденящую кровь воду. Больше никаких поблажек.