Хаски и его белый котёнок ученик

Спустя три месяца их абсурдной вражды декабрьский снег накрыл секту, и лидер секты Сюэ пригласил Мо Жаня и его учеников в зал Даньсин на ужин. — Сяо Нин всё ещё ест? — с любопытством спросила мадам Ван, когда Чу Ваньнин тихо попросил небольшую порцию. Она посмотрела на Мо Жаня. — Жань-эр, разве не прошло уже три месяца? Вы консультировались со старейшиной Таньланом, чтобы убедиться, что всё в порядке? — Как иначе, тетушка? — весело отозвался он. — Не волнуйся, мой хороший ученик просто не торопится, чтобы по-настоящему обдумать этот вопрос. Глаз Чу Ваньнина дернулся, челюсть плотно сжалась, когда он сделал сердитый глоток чая. — О, — произнесла мадам Ван, глядя между ними. — Сяо Нин должен пересмотреть это, — не в первый раз заявил Сюэ Чжэнъюн. — Еда — одно из величайших удовольствий в жизни! — Совершенно верно, дядя! — Мо Жань радостно согласился. — Если бы только молодежь могла брать пример с твоей мудрости. Лидер секты оживился от похвалы: — Да! Хорошо сказано! — Муж, твои манеры, — мягко упрекнула мадам Ван, потянувшись через стол, чтобы вытереть каплю соуса с его губы. Лидер секты радостно склонился к ее помощи, их поведение было немного неприличным, однако это была семейная трапеза. Чу Ваньнин и Ши Мэй присутствовали рядом с этими двумя достаточно долго, чтобы знать, что слухи об их несовместимости, о «похищении» и «нежелании» Ван Чуцин были только слухами. Их побег был совершен по обоюдному согласию, хотя по какой-то причине Сюэ Чжэнъюн не возражал против слухов о том, что он похитил свою жену. Мо Жань слышал, что в юности Сюэ Чжэнъюн каждый год ездил в Гу Юэе, чтобы ухаживать за госпожой Ван, никогда не разочаровываясь ее неоднократными отказами. В конце концов, его настойчивость, должно быть, окупилась, потому что Ван Чуцин сдалась и последовал за ним в Нижний мир совершенствования. Теперь они вместе гармонично управляли пиком Сышэн, воспитывая избалованного маленького павлина. — Ши Мэй, ты согласен, не так ли? — спросил Сюэ Чжэнъюн, размахивая палочками для еды. — Скажи своему шисюну, что он совершает ошибку. — Ах, это… — Ши Мэй замолчал, неловко пойманный между ними. — Ваньнин благодарит лидера секты за его заботу, — тихо сказал Чу Ваньнин. — Но я уже всё решил. Мо Жань сделал громкий глоток чая, наслаждаясь тем, как рука Чу Ваньнина, сжималась вокруг его чашки. Сюэ Чжэнъюн был откровенно разочарован. — Ах, какая потеря, какая потеря. Жена, нашему Мэн-эру не придет в голову последовать за ним, так ведь? Он так много времени проводит в Верхнем мире. Ах, когда же наш невежественный сын вернется домой? Несмотря на резкие слова, лидер секты Сюэ казался скорее опечаленным, чем рассерженным. Длительное пребывание Сюэ Мэна в Верхнем мире совершенствования было главным поводом для сплетен на пике Сышэн. Многие старейшины не одобряли этого, в то время как другие утверждали, что молодой человек всего лишь исследовал мир, прежде чем остепениться. Однако на самом деле дело не в том, что Сюэ Мэн предпочитал Верхний мир или что он свысока смотрел на метод совершенствования пика Сышэн. Настоящая причина, по которой Сюэ Мэн избегал возвращения, заключалась в том, что во время его последнего визита, несколько месяцев назад, мадам Ван устроила ему засаду, организовав сватовство. Бестолковый Мэн-мэн вернулся и обнаружил более тридцати юных леди и их нетерпеливых матерей, ожидающих встречи с ним. Бедняга Сюэ Мэн провел целых две недели без единой минуты покоя, его внимательно разглядывали нетерпеливые потенциальные свекрови, пихали в широкий ассортимент дам и упрекали мадам Ван всякий раз, когда его манеры были далеки от совершенства. Старейшины тоже участвовали в этом плане, радостно выслеживая своего незадачливого наследника всякий раз, когда ему удавалось сбежать, всегда доставляя его матери в течение часа. Мадам Ван не прислушивалась к его жалобам, заставляя его проводить время с каждой юной мисс в надежде, что он наконец найдет кого-то, кто ему понравится. Даже лидер секты не встал на сторону своего сына, так как он тоже разделял надежды своей жены на невестку, которую можно было бы лелеять, и внуков, которых можно было бы баловать. — Мэн-эр вернется, как только я смогу найти ему жену, которая соответствует всем его требованиям, муж, — сказала мадам Ван, в ее голосе слышалась нотка горя. Сюэ Чжэнъюн выглядел сейчас по-настоящему подавленным, и не без причины. Если бы кто-то попросил Сюэ Мэна описать его «идеальную женщину», они должны были бы быть готовы сидеть там часами, пока Мэн-мэн перечислял всё более нелепое количество требований. Такой женщины не существовало даже в вымысле, не говоря уже о реальности. Даже самые фантастические писатели должны были сохранять некоторое подобие реализма. Предоставленный самому себе, Сюэ Мэн мог никогда не найти девушку, которую он бы хотя бы терпел, не говоря уже о той, которая ему понравится настолько, чтобы жениться, поэтому его мать показала, что у нее действительно стальной хребет, когда дело доходит до получения того, чего она хочет. Однако после этого инцидента Сюэ Мэн драматично объявил, что его родители предали его и что он не вернется домой, пока они не согласятся уважать его выбор. Мо Жань до тошноты расхохотался, когда услышал об этом. Длинное подробное письмо Сюэ Мэна было одним делом, но безудержные сплетни между старейшинами и учениками сделали всё ещё лучше. И это то, что действительно побудило Сюэ Мэна на продолжительное пребывание в Верхнем мире. — Молодой мастер всё ещё в секте Жуфэн? — тихо поинтересовался Ши Мэй. — Прошло много времени, этот ученик думает, что уже выбрал бы другое место. Лично Мо Жань считал, что это хорошо для Сюэ Мэна, потому что таким образом он не был окружен людьми, которые нянчились с ним с рождения и мог по-настоящему взглянуть на то, каков мир. Секта Жуфэн, в частности, могла показать этому наивному Мэн-мэну яд, который мог скрываться за улыбкой и капать из добрых слов. — Так и есть, — подтвердил лидер секты. — Сначала он был там потому, что вбил себе в голову, что у них есть какое-то специальное руководство по владению мечом, которое подошло бы ему. — Руководство? — уточнил Мо Жань, с любопытством навострив уши. Даже Чу Ваньнин поднял на это глаза, его чашка замерла на полпути ко рту. Его брови слегка нахмурились. — Да, одно, разработанное специально для трех духовных корней, — мягко сказала мадам Ван. — Это так? — спросил Мо Жань. Стили мечей, как правило, не были ориентированы на конкретные духовные корни, но он слышал и о более странных методах совершенствования. Почему Мэн-мэн не сказал ему? — Возможно, он услышал об этом во дворце Куньлунь Тасюэ? — мягко предположил Ши Мэй. — Они известны своими методами совершенствования, ориентированными на учеников. В отличие от сект, подобных храму Вубэй, Дворец Куньлунь Тасюэ не верил в стандартизированный метод совершенствования. Когда их ученикам исполнялось шесть лет, их запечатывали глубоко в духовных ледяных пещерах горы Куньлунь, пока они успешно не сформируют свои ядра. Для большинства это занимало от десяти до пятнадцати лет, в течение которых их видели только их учителя и их слуги. После того, как они сформировались, для каждого из них разрабатывался уникальный метод совершенствования. Это могло быть музыкальное воспитание, медицина, меч, единственное, что имело значение, так это то, что оно подходило отдельному человеку. Сюэ Мэн провел год в Куньлуне, и, поскольку у него были близкие отношения с любимыми близнецами Мэй, любимыми Хозяйкой Дворца, не было ничего удивительного в том, что они сказали ему, что в семье Наньгуна есть какой-то особый метод совершенствования, который ему подойдет. — Что ж, Сюэ Мэн очень настойчив, — заметил Мо Жань. — Лидер секты сказал «сначала», — тихо заметил Чу Ваньнин, и Мо Жань отметил в его взгляде намек на любопытство. Сюэ Чжэнъюн кивнул. — Сначала это было для стиля меча, но семья Наньгун неоднократно опровергала любые подобные слухи. Мэн-эр говорит, что он всё ещё надеется, но этот отец видит правду. Он сблизился с молодым наследником Наньгуна. — Наньгун Си? — спросил Чу Ваньнин, что-то странное звучало в его голосе. Наньгун Си был шестнадцатилетним юношей, но, кроме его имени и некоторых общих сведений, Мо Жань мало что о нем знал. Возможно, он был талантом, которому еще только предстояло проявить свое мастерство, или, возможно, он был похож на многих мальчиков Наньгун, и его репутация была основана на богатстве его семьи, а не на каком-либо реальном мастерстве. Сюэ Чжэнъюн кивнул. — Мг, тот самый. Мэн-эр сказал мне, что мальчик многообещающий, поэтому он хотел остаться и помочь ему подготовиться к Соревнованиям Духовной Горы. Хорошие отношения между нашими сектами могут принести пользу Нижнему миру, поэтому я оставил его наедине с этим, — Вздох. — Но, ах, отец действительно скучает по своему сыну. Соревнование на Духовной Горе было самым известным полем битвы для молодых и начинающих совершенствующихся. Это было пятидневное мероприятие, которое проводилось каждые четыре года, начиная с первого дня третьего лунного месяца. Обеспечиваемое совместно Десятью Великими сектами, оно включало в себя три мероприятия: одиночное, парное и королевское сражение. Средний балл которых, использовался для определения окончательного победителя. Сам Мо Жань однажды выиграл это соревнование. Это принесло ему признание, которого он хотел в восемнадцать лет, но также и головную боль от преследования другими Великими сектами. Подпитываемый злобой и раздражением, он вскоре после этого объявил себя «старейшиной Тасянем». Безоговорочно привязывая себя к пику Сышэн и одновременно заявляя другим Великим сектам, чтобы они перестали беспокоить его, иначе его отказы перестанут быть такими вежливыми. В последний раз Мо Жань участвовал в соревнованиях через четыре года после своей победы, на этот раз сидя на трибунах и наблюдая за тем, как Сюэ Мэн занимает первое место. Это было второе соревнование подряд, которое выиграл пик Сышэн, и Мо Жань открыто смеялся над всеми кислыми лицами, которые видел на трибунах. Сюэ Мэн, по крайней мере, был избавлен от преследования другими сектами, так как он был наследником пика Сышэн, и было бы крайне невежливо со стороны другой секты пытаться завербовать его. Последний раз, когда Мо Жань всерьез задумывался о соревнованиях Духовной Горы, был четыре года назад. Тогдашний шестнадцатилетний Чу Ваньнин не стремился к славе, как юный Мо Вэйюй, но, поскольку он наслаждался духом битвы, Мо Жань предположил, что котёнок примет в них участие. Мо Жань, желая сделать его счастливым и похвастаться своим учеником, естественно, планировал пойти. Однако Чу Ваньнин холодно сказал, что ему это не интересно. Тогда они не были достаточно близки, чтобы котёнок объяснил ему причину, но теперь Мо Жань знал, что это как-то связано с избеганием Верхнего мира. — Значит, молодой мастер секты Жуфэн примет участие в предстоящем соревновании, — сказал Чу Ваньнин, что-то туманное прозвучало в его голосе. Это прозвучало не как вопрос, а скорее как то, что он отметил про себя. — Это то, что Мэн-эр сказал мне, — подтвердил лидер секты, с любопытством глядя на Чу Ваньнина. — Сяо Нин знает молодого мастера Наньгуна? Чу Ваньнин опустил взгляд. Его голос был пустым, когда он сказал: — Этот ученик… знал его мать, Жун Янь. Чу Ваньнин был приглашенным старейшиной в секте Жуфэн, поэтому Мо Жань не удивился, узнав, что он был знаком с женой лидера секты. Мо Жань, лично, знал очень мало о покойной мадам Жун, слышал только, что она погибла, защищая своего мужа во время миссии. Глаза лидера секты Сюэ загорелись чем-то сладостно-горьким. — Ах, прошло много лет с тех пор, как этот старик слышал это имя. Ши Мэй поднял глаза. — Лидер секты знал покойную мадам Жун? — Мы познакомились на одном из собраний Ассамблеи совершенствования, — сказал Сюэ Чжэнъюн. Десять Великих сект собирались каждые пару лет, чтобы подискутировать, разделить территории и спланировать Соревнования Духовной горы. Наньгун Лю был нынешним главой Ассамблеи. — Она была достойной женщиной, которая говорила с силой и держалась с гордостью. Она также не стеснялась своих слов. — Сюэ Чжэнъюн хмыкнул и посмотрел на свою жену. — Моя дорогая знает это лучше, чем я. Мадам Ван мягко улыбнулась и кивнула в знак согласия. — Мадам Жун действительно была искренним человеком. Во время охоты с луком она всегда делилась своим проницательным мнением. Мне было жаль, что она сама никогда в ней не участвовала, так как я слышала, что она умела обращаться с луком. Каждое собрание Ассамблеи заканчивалось масштабным соревнованием по стрельбе из лука, в котором очки давались за наибольшее количество упырей и демонических зверей, на которых охотились в течение трех дней. Хотя оно было открыто для всех желающих принять участие, это была непризнанная правда, что оно было создано, чтобы позволить лидерам сект продемонстрировать свое мастерство. Их жены проводили дни вместе в соседней башне, издалека наблюдая за охотой. — Мадам Жун, — сказал Чу Ваньнин, и его голос стал холодным. — Была женщиной, которая всегда помнила о лице своего мужа. Она предпочла оставаться в его тени, несмотря на то, что превосходила его во всех отношениях. Супружеская пара удивленно уставилась на него. Это правда, что Чу Ваньнин не был известен тем, что держал язык за зубами, но обычно он был более тактичен, когда говорил в их присутствии. Особенно когда речь заходила о товарище лидера секты, которого младшие должны были хоть немного уважать. Но Чу Ваньнин, похоже, нисколько не пожалел о своих словах. Мо Жань, не задумываясь, только добавил: — Тогда секте Жуфэн лучше понадеяться, что молодой мастер Наньгун Си пойдет в неё, иначе они снова потеряют лицо на грядущем соревновании Духовной Горы. Сколько лет прошло с тех пор, как кто-то из их учеников побеждал? В последний раз Секта Жуфэн одержала победу более двух десятилетий назад, когда пара талантливых братьев достигла вершины. Однако победа была омрачена скандалом, когда стало известно, что младший брат скопировал секретную технику старшего и был публично опозорен и изгнан за это. Секта Жуфэн не любила вспоминать о таком позорном событии. — Жань-эр, — упрекнула мадам Ван. Мо Жань пренебрежительно пожал плечами. — Семьдесят два города, и ни одного таланта за более чем двадцать лет. — Наньгун Си был импульсивным и недисциплинированным юношей, — сказал Чу Ваньнин, но мягкость его голоса противоречила его строгим словам. — Но он был многообещающим. — И есть еще Е Ванси, — мягко заметил Ши Мэй. — В Персиковом источнике он был единственным, кто мог обмениваться движениями с шисюном. — Это так? — Сюэ Чжэнъюн с интересом огладил бороду. — Тогда это соревнование обещает быть интересным. Кстати об этом… — Он послал Чу Ваньнину улыбку. — Собирается ли наш пик Сышэн выиграть его и на этот раз? Мо Жань ухмыльнулся, увидев уверенность лидера секты в том, что, если Чу Ваньнин примет участие, он победит. Конечно, он был прав. Выражение лица Чу Ваньнина исказилось, и он открыто заколебался. Если бы это спросил кто-нибудь другой, котёнок холодно заявил бы, что не будет участвовать, но Чу Ваньнину не нравилось отвергать лидера секты. Это был Сюэ Чжэнъюн, который первым нашел Чу Ваньнина, блуждающего по Нижнему миру, и Сюэ Чжэнъюн, который завоевал его доверие достаточно, чтобы заставить его примкнутся к пику Сышэн. Тогда все надеялись, что Чу Ваньнин останется либо в качестве приглашенного старейшины, либо в качестве старейшины. Но вместо этого этот талантливый котёнок решил, что хочет стать учеником, и подошел к Мо Жаню из всех людей. Мо Жань задавался вопросом, что бы произошло, если бы он не вернулся с задания как раз в тот момент, когда Чу Ваньнин прибыл в секту. Сложилась бы их судьба иначе? Была бы у них вообще какая-то судьба? Мо Жань сглотнул, горло сжалось, когда он представил себе мир, в котором они скучали друг по другу. Мо Жань был бы таким же посторонним человеком, как и все остальные, видя только белую кошку-весталку, предназначенную для Вознесения, одураченную его маской совершенства. Мо Жань никогда бы не узнал о весне, скрытой под его морозом, о сладости, скрытой за гениальностью, о душе, в которой звучали захватывающие дух песни умиротворения. Одно только представление о таком мире вызывало у него тревогу. — Айя, дядя, — сказал Мо Жань, криво улыбнувшись, заставляя себя прогнать такие грустные мысли. — Как ты можешь быть таким жестоким ко всем остальным сектам, сталкивая их с непобедимыми препятствиями? Это должно быть соревнование, а не избиение. Если Нин-нин примет участие, ему станет так скучно, что он, вероятно, начнет отчитывать своих противников за каждую их ошибку, и тогда все секты осадят наш пик Сышэн за то, что он не оставил им ни капли лица. Сюэ Чжэнъюн весело рассмеялся, хлопнув рукой по столу, заставив посуду задребезжать. — Этому лидеру секты понадобится веер побольше, чтобы избежать их сердитых взглядов! Чу Ваньнин впился взглядом в Мо Жаня, на его щеках вспыхнул гневный румянец. Ши Мэй деликатно покашлял в кулак, борясь с улыбкой. — Жань-эр, — снова упрекнула мадам Ван, пряча собственную ухмылку за широкими рукавами. Мо Жань усмехнулся. — Я просто честен, тетушка. Сюэ Чжэнъюн был в хорошем настроении, поэтому он сказал Чу Ваньнину: — Не обращай внимания на поддразнивания учителя, м? Было бы настоящим позором, если бы ты не участвовал. — Он усмехнулся. — Ты — гордость нашего пика Сышэн. Что-то сложное затмило ясный взгляд Чу Ваньнина. Оно промелькнуло слишком быстро, стертое с лица, но Мо Жань увидел достаточно. — Благодарю лидера секты за его доброту, но этот ученик не будет участвовать. — У Чу Ваньнина перехватило горло от тяжелого глотка, а чашка затрещала в руке. — Ваньнин недостоин вашего хорошего мнения. Настроение мгновенно пошло на спад. Брови мадам Ван озабоченно нахмурились, в то время как Ши Мэй выглядел немного беспомощным. Мо Жань уставился на него, теперь точно зная, что ничего не воображал. Что-то изменилось, и теперь они все это видели. Лидер секты моргнул и неловко потер затылок. Его голос становился всё более неуверенным: — Ах, конечно, я не хотел давить на тебя. Если не хочешь, ничего страшного. Выражение лица Чу Ваньнина стало еще более отстраненным. Он поднял глаза и застыл, увидев, что их внимание приковано к нему. Он со звоном поставил чашку и поднялся на ноги. Низко поклонился; волосы рассыпались по его плечам чернильным водопадом. — Поблагодарив лидера секты и мадам за их гостеприимство, этот ученик уйдет первым. Чу Ваньнин не стал дожидаться, пока его отпустят, повернулся и быстро вышел из зала. Это было ненормально грубое поведение со стороны обычно приличного молодого человека, но ни Сюэ Чжэнъюн, ни мадам Ван, казалось, не оскорбились, разрываясь между беспокойством и удивлением. Ши Мэй тоже встал, гораздо более кротко, и низко поклонился. — Поблагодарив лидера секты и мадам за их гостеприимство, этот ученик просит извинить его. В отличие от своего шисюна, Ши Мэй оставался на месте до тех пор, пока все трое не отпустили его, и еще дважды низко поклонился, прежде чем быстро погнался за Чу Ваньнином. У всех троих, оставшихся позади, было подавленное настроение. Сердце Мо Жаня ужасно колотилось, он почти задыхался от желания погнаться за ними. Но заставил себя не двигаться, зная, что Чу Ваньнин, вероятно, предпочел бы компанию Ши Мэя. — Жань-эр, — начала мадам Ван, озабоченно обхватив ладонями свои щеки. — Что-то случилось? Мо Жань не прикидывался дурачком. Он вкратце рассказал им о Персиковом источнике и о том, как он заметил странное поведение Чу Ваньнина. С каждым словом они становились все трезвее. Сюэ Чжэнъюн резко раскрыл свой веер, его волнение и беспокойство ясно читались в каждом резком взмахе. — Такое прозошло? — спросил лидер секты, глубоко нахмурившись. — Тетушка, дядя, может быть, вы что-нибудь знаете о древнем Линьане? — с надеждой спросил Мо Жань. Двое обменялись взглядами, а затем с сожалением покачали головами. Мо Жань вздохнул. — Я проверил Библиотечный павильон, но там ничего не было. Даже в книжных магазинах в городе Учан нет никакой реальной информации. — Я спрошу об этом Луоси, — сказал лидер секты, назвав самого ученого из двадцати старейшин. — Он исследовал Призрачный Барьер в течение многих лет, ища методы его укрепления. У него может быть частная коллекция о результатах каждого прошлого бедствия. Мо Жань не знал этого, ведь он и старейшина Луоси были подобны маслу и огню. Они редко бывали в обществе друг друга, если могли этого избежать. Но, несмотря на свою личную неприязнь к этому душному человеку, Мо Жань искренне выпил бы за него чашу вина, если бы у него была информация о Линьане. Но оказалось, что его надежда была бессмысленной, потому что старейшина Луоси только подтвердил то, что Ши Мэй уже сказал ему. Город был уничтожен, в живых осталась лишь горстка людей. Детали были неясны, и поскольку каждое его письмо в Персиковый источник оставалось без ответа, Мо Жань застрял. Он думал просто взять свой меч и самостоятельно допросить пернатое племя, но не было никакой гарантии, что они даже заговорят с ним, и он не хотел тратить десять или более дней на путешествие. Он не хотел так на долго покидать Чу Ваньнина. Кроме того, секта начинала подготовку к соревнованию Духовной Горы, и лидер секты поручил Мо Жаню обучить участвующих учеников. Мо Жань, который был полностью свободен, не смог ему отказать. Итак, каждый день после обеда пара сотен учеников собирались на тренировочном поле, проводя часы в холодный зимний день в схватках против старейшины Тасяня. И хотя теперь каждому ученику снились кошмары об этих занятиях, они не могли отрицать, что столкновение с таким в высшей степени талантливым противником было хорошей подготовкой. Мо Жань учил своим примером, и ученики стали комфортно изучать его техники, а затем практиковать их самостоятельно или в парах. К счастью, это было хорошим подъёмом боевого духа, когда кому-то удавалось нанести удар старейшине Тасяню, и поскольку никто не ожидал победы, они не позволяли неизбежному поражению сломить их. Позже Мо Жань узнал, что это Чу Ваньнин порекомендовал его лидеру секты, утверждая, что его учитель становится беспокойным от скуки. Это был всего лишь еще один шаг в их продолжающейся войне, попытка сократить время готовки Мо Жаня, чтобы их обеды не были такими наполненными. Мо Жань всё ещё пытался придумать способ отомстить. Вскоре секту встретили холодные ночи, снежные дни и серое январское небо. Подготовка к соревнованию была приостановлена, уступив подготовке к Новому году, и, как всегда, все были в приподнятом настроении. — Жаль, что отец Сяо-шиди заболел, — грустно сказал Ши Мэй за несколько дней до этого. — Мы так давно его не видели. Мо Жань кашлянул. С тех пор как он решил остаться во взрослой форме — по разным причинам — они уже давно оправдывались по поводу длительного отсутствия «Сяо Гоу». Мо Жань чувствовал себя немного виноватым за то, что скрывал правду от Ши Мэя, но молодой человек видел, как бесстыдно Сяо Гоу вел себя с Чу Ваньнином, даже лицо Мо Жаня не было достаточно толстым, чтобы выдержать смущение. Чу Ваньнин, к счастью, согласился с ним в этом и решительно сохранил свою личность в тайне. — Мг, — мягко произнес Чу Ваньнин. — Жаль. В канун Нового года Чу Ваньнин наконец-то вышел из своей берлоги, но не был доволен этим. Он пришел в зал Мэнпо и сел рядом со своим шиди, выражение его лица было холоднее снега. В отличие от их последнего Нового года вместе, настроение котёнка так и оставалось мрачным, а выражение лица не располагало к разговору. Несколько храбрых учеников попытались подойти к нему, чтобы пожелать счастливого нового года, даже с надеждой заговорили о своих уроках, но односложные ответы Чу Ваньнина и равнодушный взгляд быстро отпугнули их. Он был вежлив, как всегда, но в нем чувствовалась отстраненность, которая не таяла даже под самой теплой улыбкой. — Дашисюн в порядке? — Кто-то поблизости прошептал. — Он просто устал, — заверил другой. — Моя шидзе сказала, что он работает над большим проектом. Эта информация от самого старейшины Лукуна. — Что за проект? — с любопытством спросила девушка. Несколько других издали вопрошающие звуки. Обрадовавшись такой заядлой аудитории, мальчик рассказал им о мехах, щедро приукрашивая их возможности. — Как и ожидалось от нашего дашисюна, — с благоговением сказал мальчик. — Несравненный гений! Чу Ваньнин хлопнул ладонью по столу, громкий звук заставил всех за соседними столами подпрыгнуть. Болтовня стихла, сотни глаз с любопытством смотрели на них. Выражение лица Чу Ваньнина было холодным, он пригвоздил группу к месту безжалостным взглядом. — Сплетни запрещены на пике Сышэн. Все ученики побледнели и кротко, заикаясь, пробормотали свои извинения, низко склонив головы. Обстановка долгое время оставалась безмолвной, в воздухе витала тяжесть выговора, и прошло много времени, прежде чем беседы неловко возобновились. Настроение в зале теперь было более подавленным, люди смотрели на Чу Ваньнина с разными выражениями лица. Некоторые обеспокоенно, некоторые настороженно, а некоторые возмущенно. — Нин-нин, — позвал Мо Жань. — Они не имели ввиду ничего плохого. — Правила существуют не просто так, — ответил Чу Ваньнин, — без них мир погрузится в хаос. После этого процесс приготовления пельменей стал мрачным и безрадостным. Мо Жань остался в растерянности, а Ши Мэй тихо склонился над своей работой. Нетерпение Чу Ваньнина витало в воздухе, его взгляд часто скользил по двери, как будто он предпочел бы быть где-то в другом месте. Котёнок не съел ни одного пельменя. Позже, спустя долгое время после того, как последний фейерверк зажег небо, Мо Жань вошел в мастерскую и обнаружил Чу Ваньнина, склонившегося над столом. Его глаза окружали темные круги, волосы были немного растрепаны, а губы слишком бледны. Ваньнин методично точил когти металлической перчатки на левой руке, скрип точильного камня громко звучал в безмолвной комнате. Каждый сверкающий коготь был отполирован до такой степени, что отражал его усталое, бледное лицо. Эти пять месяцев почти безостановочной работы становились болезненно заметны, и даже организм совершенствующегося не был достаточно сильным, чтобы скрывать это постоянно. Не в первый раз Мо Жань задавался вопросом, сколько на самом деле спит Чу Ваньнин, поскольку он был здесь с рассвета до поздней ночи. Мо Жань не знал, что делать. Спорить не получалось, а однажды, когда он прямо приказал Чу Ваньнину взять выходной, выражение его лица стало настолько мрачным, что Мо Жань практически не мог этого вынести. Он даже не отдыхал, проводя весь день на тренировочном поле и доводя себя до изнеможения. С тех пор Мо Жань решил, что завершение мехов имеет первостепенное значение. Он проводил каждую свободную минуту, помогая Чу Ваньнину строить их. Еще пара недель, а потом… Ну, Мо Жань надеялся, что всё, что преследует Чу Ваньнина, будет улажено, мехи будут, наконец, закончены. Мо Жань поставил тарелку с аппетитными десертами на стол и сел напротив него. Чу Ваньнин не поднял глаз, хотя глубокий вдох, который он издал, выдал его внимание. — Тебе понравился фейерверк? — мягко спросил Мо Жань. Снова Чу Ваньнин и Ши Мэй отправились смотреть их наедине, но Мо Жань уже научился игнорировать тоску. — Да, — ответил Ваньнин тихо и устало. Действительно? Мо Жань прикусил язык, прежде чем сомнительное слово успело соскользнуть. — Я помню твой первый новый год в секте, — пробормотал Мо Жань с ностальгией. — Ты никогда раньше не видел фейерверков. Движения Чу Ваньнина замерли, и в комнате воцарилась тишина. Слегка нахмурив брови, Чу Ваньнин продолжал точить коготь, хотя его темп стал заметно медленнее. — Фестивали и празднования не были обычным явлением там, где я вырос. Этот ученик ничего не знал о мире. — Совершенствующийся, который вырастил тебя, не праздновал даже новый год? — спросил Мо Жань, старательно сохраняя непринужденность. Пальцы Чу Ваньнина сжались. — С ним жизнь была… другой. Всё было приглушенно. И без того невысокое мнение Мо Жаня об этом человеке упало еще больше. Каждый праздник котёнка должен быть желанным и радостным. Он был так счастлив в их первый Новый год вместе, с горечью вспомнил Мо Жань. Его глаза сверкали, широко раскрытые и радостные, в зрачках отражался фейерверк. Мо Жань понял, что прошло много времени с тех пор, как он в последний раз видел такое выражение на лице Чу Ваньнина. Его сердце болезненно сжалось. — Он не верил во вмешательство в мир, — продолжил Чу Ваньнин, и Мо Жаню потребовалось мгновение, чтобы вспомнить, о чем они говорили. — Тогда он утверждал, что всё было мирно, и я ему поверил. Но теперь мне ясно, что он не ценил жизнь и смерть. Что он думал, что в конечном итоге они не имеют значения, пока люди связаны циклом реинкарнации. — Пауза. — Когда-то я считал его хорошим человеком. Теперь… я думаю, что он трус. Слова были мрачными. «Значит, этот человек всё ещё жив», — отметил Мо Жань. Он всегда задавался этим вопросом, но Чу Ваньнин… не говорил о своем прошлом. У них было только общее; хотя в случае Мо Жаня ничто из того, что он сказал этому человеку, не было правдой. Поскольку он не мог ответить взаимностью, не выдав себя, он всегда уважал сдержанность Чу Ваньнина. Он всегда думал, что важнее настоящее, но теперь… — Ты скучаешь по Линьаню? — осторожно спросил Мо Жань, пытаясь перевести разговор на более легкую тему. — Учитель мог бы отвезти тебя. — Нет, — резко произнес Чу Ваньнин, не поднимая глаз. — Я даже никогда там не был. Всё, что я знаю об этом месте, это то, что мой… благодетель нашел меня брошенным в переулке. — Его ресницы опустились, а движения стали быстрее. Мо Жань нахмурился. Он никогда не был? Но Мо Жань мог бы поклясться… — Какая бы семья у меня ни была, она не хотела меня, — бесстрастно продолжил Чу Ваньнин. — Мне не по чему скучать. Мо Жань сжал челюсти при напоминании о том, что этот человек, как и он, был никому не нужен. Оставленный в полном одиночестве, вероятно, чтобы умереть, так и не узнав почему. По крайней мере, у Мо Жаня была его мать, которая любила его; по крайней мере, он знал, чем был его отец, поэтому знал, что лучше не скучать по нему. Но всё, что было у Чу Ваньнина, — это вопросы. — Они не заслуживали тебя, — сказал Мо Жань с резкостью в голосе. — Тебе лучше забыть. Движения Чу Ваньнина остановились, и он посмотрел в глаза Мо Жаня. Что-то омрачило его взгляд, и он отвернулся. — Ваньнин, — сказал Мо Жань гораздо мягче, сожалея о своей резкости. — Кровь… Кровь — это не самое главное. У тебя есть секта, у тебя есть Ши Мэй, у тебя есть… есть я. Мы хотим тебя. Это никогда не изменится. Рука Чу Ваньнина дрожала. — Я не хочу говорить об этом. У Мо Жаня заныло в груди. Почему? Почему Ваньнин не поверил в это? Было ли это потому, что он уже разрушил доверие этого человека в тот год, когда оставил его позади? Год, который всё ещё не дает ему покоя. Или… это прозвучало лицемерно из уст Мо Жаня? Насколько знал Чу Ваньнин, Мо Жань всегда был нужен своей крови. Его любил отец, погибший на войне, четырнадцать лет его воспитывала мать, и его искал дядя, никогда не переставая надеяться. Мо Жань был в отчаянии. Всё это неправда, Ваньнин. Я всего лишь самозванец, всего лишь преступник, избежавший правосудия. Я знаю, каково это — быть нежеланным. Я знаю, каково это — хотеть. Мо Жань сглотнул, правда клокотала у него в горле, пытаясь сорваться с губ. Он хотел, чтобы его знали, чтобы его деяния были раскрыты, и тогда, может быть… может быть, Чу Ваньнин позволит узнать себя в ответ. — Ваньнин, я… Мо Жань оборвал себя, язык кровоточил от того, как сильно он его прикусил. Внезапно в ушах у него зазвенело от криков, легкие наполнились едким дымом и ядовитыми благовониями, с рук капала тень теплой крови. Что бы подумал Чу Ваньнин, если бы узнал о масштабах грехов Мо Жаня? Если бы узнал, что Мо Жань не сожалеет о них? Если бы Чу Ваньнин узнал, что выбранный им мастер просто лжец… будет ли он когда-нибудь снова доверять ему? Пальцы Мо Жаня задрожали. Молчание затянулось. — Уже поздно, — наконец сказал Чу Ваньнин, снимая металлический коготь. — Ваньнин уйдет первым. Он встал, поклонился и развернулся. Мо Жань смотрел вслед этой стройной спине, усталым опущенным плечам. На мгновение Мо Жань представил, как он вскакивает на ноги, идет за ним и обнимает его. Мо Жань плохо разбирался в словах, не знал, что сказать, но он мог показать Чу Ваньнину, что он желанен. Мо Жань поднимал его и прижимал к себе, баюкал и согревал. Он отведет его в дом, который построил для него, в кровать, которая без него была слишком пустой, и просто… Прижмет его к себе. Чу Ваньнин был единственным костром зимней ночью, единственным светом, который он мог видеть. Он хотел его так сильно, что это причиняло боль. Мо Жань добежал до дверного проема прежде, чем пришел в себя. К тому времени Чу Ваньнин был уже на полпути через тренировочный двор, не заметив, как Мо Жань поднял руку. Мо Жань вцепился в дверной косяк, приковывая себя к месту. — Ваньнин? Юноша остановился, оглядываясь через плечо. Шел снег, и белые хлопья превратили его чернильно-черные волосы в звездную реку, мерцающую под полной луной. В своем белом, обрамленном мехом плаще, со слегка покрасневшими от холода щеками, Чу Ваньнин был похож на зимнюю фею. — Останься здесь на ночь, — выпалил Мо Жань, слишком запыхавшийся, слишком испуганный. Эти глаза феникса расширились, Ваньнин выдохнул, в холодной ночи было видно маленькое облачко. Он полностью повернулся, взгляд неуверенный, вопросительный. — Уже поздно и… и свободная спальня всё ещё заправлена, — быстро добавил Мо Жань. Теперь его сердце колотилось по другой причине, он не мог смотреть на Чу Ваньнина. Мо Жань поднял руку и потер затылок, впиваясь пальцами. — Дорожки обледенели и… — В этом нет необходимости. Слова прозвучали отстраненно, но голос был таким усталым, что Мо Жань почувствовал себя так, словно его пронзили копьем. Встревоженный, он сделал шаг вперед: — Ваньнин... Чу Ваньнин не дал ему шанса продолжить, быстро зашагал прочь, исчезая в тенистом бамбуковом лесу в мгновение ока. Мо Жань долго смотрел ему вслед. В ту ночь он не спал. Скоро наступил февраль, самое холодное время года, и мехи Чу Ваньнина были, наконец, закончены. Он выставил их перед многотысячной толпой, подавляющее большинство из которой не было приглашено. Слухи разошлись, и любопытство разбудило секту с утра пораньше, все пропустили завтрак только для того, чтобы посмотреть. Лидер секты, мадам Ван, и старейшины — все, кого пригласили, с любопытством стояли во главе зевак. Челюсти Чу Ваньнина были плотно сжаты. Он не отводил взгляда. На тренировочном поле был установлен массивный защитный барьер, занимающий половину огромного расстояния. Мехи были выстроены в аккуратный ряд перед ним, а Мо Жань стоял прямо рядом с ними, слева от Чу Ваньнина. Чуть в стороне, за низким столиком, сидел Ши Мэй с кистью в руке, готовый вести записи выступления. Чу Ваньнин подошел к первому меху и открыл его шлем. Он взял первый из стержней, со щелчком вставив его на место. Машина была высокой и коренастой, закрывая собой его стройную фигуру, заставляя его казаться почти хрупким по сравнению с ней. И когда Чу Ваньнин поджег ее угольное брюхо, пар, выходивший из различных выхлопных труб на теле, сделал ее еще больше, похожей на огромного зверя, сделанного из металла и огня. Сердцевина в ее голове светилась почти жутким красновато-золотым светом. Вздохи прокатились по всей толпе. Люди толкались и пихались, пытаясь заполучить место получше, но одно резкое слово старейшины Хуаши удержало их на месте. Чу Ваньнин сделал движение рукой, и в пределах границы низкоуровневый дух был выпущен из одного из множества запечатывающих камней, разбросанных повсюду. Механизм немедленно повернулся к нему, и, хотя его первые шаги были неуклюжими, вскоре смазка распространилась по всему телу, и его движения стали плавными. Он пересек барьер и направился к визжащему духу, который мгновенно перешел в атаку. Битва заняла намного больше времени, чем у совершенствующегося, но в конце концов монстр был разорван на клочки, и защита меха держалась крепко. Конечно, это не было окончательным решением, поскольку злых духов нужно было еще запечатать или очистить. Таким образом, упырь со временем переродится, однако духам низкого уровня требовался, по крайней мере, целый день, чтобы преобразовать свои телесные оболочки, так что и этого было достаточно. Задача мехов заключалась в том, чтобы убедиться, что их владелец пережил ночь, и в этом он преуспел. Окружающие совершенствующиеся ликовали, их болтовня была яркой и веселой. Уровень шума резко возрос, когда разразились сотни обсуждений и раздались различные похвалы. Выражение лица Чу Ваньнина не изменилось, но его рука ненадолго сжалась. Он вошел в границу и снова запечатал фрагментированного упыря в его камень подавления. Как только он приблизился к меху, тот повернулся и начал послушно следовать за ним. В отсутствие энергии Инь мехи следовали за ближайшим источником Ян, пока не были либо отключены вручную, либо у них не заканчивалось всё топливо. — Молодец, — сказал Мо Жань, гордо ухмыляясь. Ресницы Чу Ваньнина затрепетали. — Ши Минцзин поздравляет, шисюн, — тепло сказал Ши Мэй. — Простые люди теперь будут немного в большей безопасности, и всё это благодаря усилиям шисюна. Выражение лица Чу Ваньнина слегка смягчилось. — Да, поздравляю, дашисюн! — Кто-то окликнул его. Это прозвучало множество раз, ликование было буйным. — Нам нужно отпраздновать! — заявил лидер секты, широко ухмыляясь. — Как ты собираешься их назвать, Сяо Нин? — Правильно, им нужно хорошее имя, — кивнул старейшина Пожун. Чу Ваньнин помолчал мгновение, а затем сказал: — Святой ночной страж. «Святой», потому что он чувствует энергию Инь и Ян и защищает от призраков, которые появляются только ночью. Публика, казалось, была слегка ошеломлена таким простым методом именования. Мо Жань засмеялся, печально качая головой. Испытания продолжались весь день, и большая часть толпы рассеялась в течение первой половины шичэня. К тому времени, когда каждый из двенадцати мехов был оснащен всеми восемью ядрами, уже наступил закат. — Девятое тело, третье ядро, — заключил Чу Ваньнин в конце дня. Массово началось производство «Святых ночных стражей». Гравировка заклинаний стала частью еженедельных экзаменов и чем-то, что делалось в обмен на дополнительные льготы. С другой стороны, строительство и заправка мехов стали новым наказанием, применяемым залом Яньло — в первую очередь для тех, кого поймали на сплетнях. Поначалу продажи шли медленно, но к началу марта молва в сочетании с отличной репутацией пика Сышэн неуклонно увеличивали спрос. Напряжение Чу Ваньнина спало впервые за несколько месяцев. Однажды днем Мо Жань нашел его спящим у пруда с лотосами, прислонившись к дереву. Мо Жань наклонился и поднял его, подложив одну руку под колени, а другой придерживая за спину. Он направился в спальню, которую теперь держал наготове для него. Чу Ваньнин ненадолго открыл глаза во время пути, моргая, глядя на Мо Жаня. Он напрягся на мгновение, но затем со вздохом расслабился. Он устало положил голову на плечо Мо Жаня. — Учитель? — Хмм? Пауза. — Я устал. Мо Жань прижал его немного ближе. — Отдыхай. Учитель здесь. Шепот в его плечо, дыхание Ваньнина, согревающее его кожу под тканью. Звучало так, будто он сказал: — Я могу? Мо Жань прижал его к себе еще крепче. Чу Ваньнин проспал весь день и ночь, проснувшись поздно днем следующего дня. Мо Жань был так болезненно рад. Соревнование на Духовной Горе началось слишком рано. Мо Жань был удивлен, когда Чу Ваньнин сказал, что хочет пойти посмотреть, но интерес котёнка ободрил его. Итак, Мо Жань, его ученики, лидер секты, мадам Ван, семеро старейшин и почти четыреста учеников отправились в Верхний мир совершенствования. Соревнования всегда проводились в одном из самых восточных городов секты Жуфэн, в милитаристском городе, в центре которого находился огромный колизей. Сотни тысяч людей могли поместиться на этих каменных ступенях. Лидеры сект, их супруги и наследники сидели на самом высоком уровне. Именно там Сюэ Мэн встретил их, радостно болтая с родителями, только сев. Павлин с радостью занял свое место справа от отца, горячо приветствуя происходящие ниже события. Старейшины из различных сект сидели на втором по высоте кольце, рядом со своими супругами и двумя личными учениками по своему выбору. Ши Мэй сидел слева от Мо Жаня, а Чу Ваньнин — справа от него. Котёнок надел белую маску, которая закрывала верхнюю половину его лица, избегая вуали ради ясного обзора. Ваньнин спокойно наблюдал за происходящим, внимательно изучая участников. Остальные секты сидели на нижних кольцах, и приветствия были оглушительными. Первые три дня были одиночные бои, которые сокращали конкуренцию до последних пятисот. Очки начислялись за использованный уровень мастерства и время, необходимое для победы над противником. Четвертый день был партнерским матчем, после которого оставалась всего сотня человек. Дополнительные баллы начислялись за любой вклад, сделанный для победы своей команды. Наконец, была королевская битва, свободная для всех война, в которой сражалась вся последняя сотня конкурентов одновременно. Баллы начислялись в зависимости от того, как долго это продолжалось, и бонус присуждается последним пяти выстоявшим. В конце концов, итоги были подведены. Наньгун Си и Е Ванси совместно заняли первое место. Трибуны взорвались радостными возгласами. Молодой мастер Наньгун широко улыбнулся, когда это было объявлено, его белые зубы сверкнули, а глаза сияли ярко, как солнце. Он победно поднял кулак, ревя вместе с толпой, его юношеская гордость и невинное веселье подпитывали их возбуждение. Рядом с ним Е Ванси тихо поклонился судьям, а затем посмотрел на лицо Наньгун Си. Выражение его лица смягчилось от удовлетворения. Наблюдая за ними, брови Чу Ваньнина расслабились, а губы приподнялись в искренней улыбке. Темные тучи разошлись, лед растаял, и весеннее тепло смягчило его глаза феникса. Котёнок выглядел счастливым. Сердце Мо Жаня сжалось от чистой радости. Чу Ваньнин не пришел на вечерний пир, устроенный в честь победителей. Поздно вечером, когда веселье улеглось и гуляки уснули, Мо Жань нашел котёнка, сидящего на крыше восьмиэтажной пагоды. Золотой цветок-посланник приземлился на его ладонь, зрелище, знакомое Мо Жаню после всех этих месяцев. Чу Ваньнин прошептал цветку несколько слов, а затем мягко сдул его. Мо Жань наблюдал, как цветок мирно дрейфовал к гостевым покоям. Он был почти уверен в том, кем был получатель, и его улыбка была радостной. Мо Жань запрыгнул на крышу с коробкой еды в руке, которую нахально открыл прямо под носом котёнка. Чу Ваньнин раздраженно поднял брови, глядя на Мо Жаня, но настроение у него было отличное. Он позволил Мо Жаню уговорить его съесть больше, чем обычно. Чу Ваньнин даже позволил себе немного засахаренных фруктов. Мо Жань лежал рядом с ним, любуясь полумесяцем, его сердце было переполнено. Это был хороший день. Обратный путь в секту был неспешным и занял пятнадцать дней. Вскоре после их возвращения Мо Жань планировал отправиться к озеру Цзиньчэн. Мехи были закончены, и с тех пор котёнок сильно расслабился. Кроме того, растаял снег, что облегчало передвижение экипажа. Все согласились, что будет хорошей идеей, что Ваньнин сыграет для старой Ивы. Поначалу Чу Ваньнин казался странно неохотным, но Мо Жань решил, что он просто не хочет так скоро возвращаться на территорию Жуфэн. Мо Жаню потребовалось пару недель на то, чтобы уговорить его, но котёнок в конце концов согласился. Мо Жаню не удалось убедить Ши Мэя остаться, но в любом случае это всегда было несбыточной мечтой. Втайне Мо Жань планировал небольшой крюк. Он хотел, чтобы они подобрались достаточно близко к Персиковому источнику, чтобы он мог слетать туда и обратно за ночь, и его ученики не заметили его отсутствия. Так или иначе, Мо Жань получит ответы на свои вопросы. К сожалению, в глазах богов планы смертных — всего лишь источник развлечения. Всего через месяц после соревнований на Духовной горе Мо Жань и его ученик в конечном итоге отправились на территорию секты Жуфэн. Однако они отправились не на пик Рассвета, а в Линьи, главный город секты Жуфэн. Они собирались присутствовать на похоронах.