Twice Over (Дважды подряд)

      — И это всё? Тренировать окклюменцию?       — Ну, да, конечно! — ответила Гермиона. — У меня есть план, но, во-первых, теперь он включает в себя то, что ты притворишься верным Волан-де-Морту. Во-вторых, я не могу позволить ему копаться в твоих воспоминаниях и узнать, что я собираюсь делать. То, что ты вообще знаешь о моём существовании, достаточно рискованно.       — Я уже освоил окклюменцию. — Сказал Северус, скрестив руки на груди.       — Тогда сделай это ещё раз. Теперь, когда Петтигрю исчез из поля зрения, а ты не выдал пророчество, появилось время всё изменить. Нужно спланировать много шагов, чем я не могу заняться, пока не решу несколько личных дел.       — Какие личные дела могут быть важнее этого?       — Не более важные, но определённо более срочные. — Ответила Гермиона, вставая с подлокотника.       Северус привык ко всей этой таинственности и загадкам. Теперь, когда он больше не считал её слегка сумасшедшей — она была права во всём, — ему казалось, что он упустил жизненно важную часть информации, чтобы всё понять.       Что ж, прекрасно.       Её окклюменционные щиты были чертовски прочны. Возможно, она хотела сохранить свои секреты. И всё же он не мог сдержать любопытства.       Думая о Гермионе, он не думал о Лили и о воспоминаниях, которые видел в голове Петтигрю. Он никогда в жизни не чувствовал себя таким жалким, одиноким и убитым горем, видя, как она выходит замуж, выходит замуж за Поттера, и с каждым воспоминанием её живот становился всё больше. Она была счастлива, так счастлива, с золотым кольцом на безымянном пальце, будучи любящей женой мужа — нарушителя спокойствия.       Часть печали была вызвана тем, что он больше не узнавал её.       И всё же...       Она была его единственным настоящим другом.       Он не смог бы жить, если бы подверг её смертельной опасности. И за то, что она остановила его и он убедился, что Лили в безопасности, его благодарность к Гермионе не могла быть измерена.       — Может быть, я смогу помочь? — предложил он.       Гермиона скептически приподняла бровь и посмотрела на него.       — Ты знаешь, что вчера вечером оказал мне большую услугу. Не думаю, что ты можешь ещё мне чем-то помочь. — Наконец ответила она.       — Как скажешь. Где я смогу найти тебя, если узнаю что-нибудь важное? Ты всё ещё живешь в трактире «Кабанья голова»?       — Ну, насчёт этого... Нет. Поверь мне, я бы с удовольствием забрала Петтигрю к себе, а не оставила его здесь с тобой, но мне ещё нужно решить, где я буду жить. Я дам тебе знать, когда решу эту проблему.       Северус глубоко вдохнул и выдохнул. То, что он собирался сделать, не могло быть более глупым, чем все другие вещи, которые он совершил в прошлом.       — Если бы ты не дела куда-то мой диван, — сказал он. — Я мог бы спать на нём и позволить тебе занять мою спальню.       Гермиона сухо рассмеялась.       — О, я никогда не буду спать в твоей постели, — ответила она. Эта мысль, казалось, вызывала у неё отвращение на очень глубоком уровне. — Но я могу занять диван, который... Прямо... Здесь.       Она положила руку на передний карман джинсов — кстати, её одежда была очень странной, Северус ни разу не видел, чтобы сорокалетняя женщина носила джинсы, так облегающие тело, — и вытащила диван, который был намного меньше.       Её карманы наверняка были заколдованы.       В мгновение ока его гостиная была восстановлена в своей обычной планировке, за исключением Петтигрю в углу, его диван вернулся к своим обычным размерам.       — Ладно, это... Итак, проблема решена. — Сказала она, глядя на своё новое место для сна, уперев руки в бока. — На какое-то время. Но я уберусь отсюда как можно скорее.       И сказала она это не из боязни злоупотребить гостеприимством, а потому, что такое развитие событий ей не понравилось. У Северуса сложилось впечатление, что она не только встречала его раньше, но и недолюбливала. Она явно не хотела находиться рядом с ним дольше необходимого.       Северус не считал себя приятным человеком, так что никаких сюрпризов.       — Итак, все твои проблемы решены?       — Пока нет. Мне всё ещё нужно... Разобраться с некоторыми вещами. Сейчас я уйду и вернусь к вечеру. Не делай глупостей. — Предупредила она.       — Когда такое было?       Гермиона фыркнула и ушла в своей обычной манере, то есть резко.       И как только она ушла, Северус вернулся к мыслям о Лили, к воспоминаниям, которые он увидел о ней. По крайней мере, теперь он мог сосредоточиться. Он мог сидеть и отчаиваться, а мог продолжать тренировать окклюменцию, чтобы убедиться, что Волан-де-Морт не узнает об изменении его планов.       В какой-то момент его снова вызовут. А ещё ему нужно было прийти на работу днём... Люциус Малфой устроил его в магазин на Косой-аллее. Официально он продавал ингредиенты для зелий, а неофициально варил всевозможные зелья.       Но приготовление зелий не занимало его разум с такой же эффективностью. Всё это время его мысли были где-то далеко, он то пытался понять загадки Гермионы, то горевал по поводу подтверждения своих худших кошмаров.       Он никак не мог смириться с тем, что Лили может быть так счастлива. И он не мог себе представить, чтобы люди его возраста были женаты, не говоря уже о детях.       По крайней мере, время пролетело быстро, и, вернувшись домой, он обнаружил на диване раскрытую сумку. Он заглянул в неё и увидел там женскую одежду. Северус поднялся по лестнице. Поскольку на втором этаже было тихо, он подумал, что она вернулась и снова ушла.       На обратном пути он поел и сразу направился в свой кабинет — бывшую родительскую спальню — чтобы снова заняться совершенствованием своих окклюменционных навыков.       Но его планы снова были нарушены Гермионой, которая находилась в ванной, в нижнем белье, и занималась бритьём ноги, плеер болтался на ленте её трусиков, сама она напевала какую-то песню, играющую в наушниках. И она не потрудилась закрыть дверь, потому что ещё минуту назад была в доме совсем одна.       Северус закрыл дверь дюйм за дюймом, стараясь, чтобы его не заметили. Его лицо покрылось румянцем, потому что он впервые видел почти обнажённую женщину во плоти.       И Гермиона была хороша, что вызвало в нём естественную реакцию.       Перед уходом на работу он принял душ, но ему нужно было принять ещё один.