Классика уже не в моде.

– Что?.. – Переспросил я спустя несколько секунд. – Мама. Умерла. – Повторил Чеснок абсолютно пустым голосом. Он все так же смотрел сквозь меня, в одну точку. До меня потихоньку дошло, что мне только что сказали. – Когда? – Только и смог выдавить из себя я. – Нашли утром. – Чеснок не выражал никаких эмоций. Я испугался. Впервые за жизнь я видел настолько отрешëнный взгляд. Его лицо было по-прежнему неживым, но по телу была заметна дрожь. С каждой секундой она усиливалась. Я осторожно подошëл к Чесноку ближе и коснулся его руки. Он сильно вздрогнул и наконец посмотрел на меня нормально. – Чес? – Тихо сказал я. К нему стали возвращаться эмоции. Глаза будто вмиг наполнились слезами. Чеснок плакал, не вытирая слез, просто стоял и плакал. Я аккуратно взял его за плечи и повел в сторону кровати. Он не сопротивлялся. Я усадил его на постель и сел рядом. Чес опустил голову, на его джинсах быстро стали появляться мокрые пятна. Парень тихо всхлипнул. Я мягко его обнял, всхлипы стали становиться громче, через пару минут он уже в голос рыдал, закрыв лицо руками. Я молча гладил его по спине. Откровенно говоря, я не знал, что ему сказать. "Соболезную"? Слишком тупо, ему это не поможет. Чес резко приникнул ко мне всем телом, я раскрыл объятья, крепко прижимая его к себе, гладя уже по голове, пока он рыдал мне в грудь. Я осторожно лëг вместе с ним на кровать , придвинул его ближе к стенке, не переставая прижимать к себе. Он обвил руки вокруг моей талии и закинул на меня на ногу. Он долго плакал, не переставая, громко всхлипывал и тихо повторял: "Нет, нет, не может быть." Через некоторое время его плач стал тише, постепенно Чес начал успокаиваться. Наконец, парень затих и заснул, полностью излив свои эмоции. Я слышал, как тихо стучит его сердце и все так же медленно гладил по волосам, слегка укачивая. Мне было сложно поверить, что Чес может так плакать. Чес! Он всегда такой веселый, радостный, всегда светится каким-то спокойствием и счастьем. И несмотря на то, что его Мама была не самым хорошим человеком на свете, он еë любил. И тут... это. Я думал о том, что произошло и пришел к выводу, что больше никогда не хочу видеть моего друга таким. Его эмоции частично передались мне, в груди жгло от сочувствия к Чесу, от его боли. Ко мне до самого утра не шëл сон. За окном зарябил рассвет, а я все ещё лежал с открытыми глазами, обнимая Чеснока. Он перелез на меня полностью, как в прошлый раз, удобно устроившись на моей груди. Тогда это не было чем-то романтичным или милым. Я просто надеялся, что Чес видел во мне поддержку, доверял мне так же, как и я ему. И скорее всего, так и было. Только когда солнце появилось на горизонте, меня забрал к себе липкий, неприятный сон. Я проснулся через несколько часов. Чес лежал рядом и смотрел в потолок. – Привет. – Тихо сказал ему я. – Привет. Чес не смотрел на меня. Мы лежали молча. Какую тему для разговора можно придумать, если ты говоришь с человеком, у которого вчера умерла мать? Чес резко зашевелился, скинул с себя одеяло, встал и быстро пошел в сторону двери. Я хотел его остановить, но в итоге просто решил пойти за ним. Открыв дверь, я обнаружил парня за умывальником. Я подошëл к Чесноку, который выдавливал огромное количество зубной пасты на щëтку. Выдавив чуть ли не полтюбика, он бесцеремонно засунул щëтку в рот. Его движения стали очень резкими и дëрганными. Я осторожно достал из стакана свою щëтку и тоже стал чистить зубы. Чес даже не подвинулся, чтобы дать мне место у крана. Казалось, что чистка зубов поглотила всë внимание гитариста. Я сочувствующе глянул на него. У парня дрожали руки, он сосредоточенно смотрел в заляпанное зеркало. К концу процедуры его щëтка была настолько замыленной, что некоторые ворсинки выпадали из неё прямо на глазах. Потом Чес достал из нижней дверцы ведро и тряпку, собираясь мыть пол. – Чес, тебе помочь?.. – робко спросил я, выглядывая из-за двери нашей комнаты. – Нет. – ответил он резко, развернувшись ко мне спиной. Я не стал его дëргать. "Наверное, он хочет отвлечься, лучше просто заниматься своими делами" Я сел на кровать и достал гитару, собираясь сочинить соло для новой песни, которую мы придумали с Чесом. Стараясь отвлечься от неизбежно накатывающей грусти, я перебирал по струнам в поиске нужной мелодии. За дверью что-то упало, послышались тихие маты. Я встал и выглянул из комнаты: Чес стоял у разлитой лужи, видимо, случайно задел ведро. Матерясь под нос, парень стал судорожно вытирать лужу и без того мокрой тряпкой. Я решил было помочь ему, но едва я сделал шаг, Чес первый раз за день посмотрел на меня и хрипло сказал: "Уйди". Я слегка кивнул и вернулся в комнату. Обижаться на гитариста было бессмысленно, его грубость со мной была вполне обоснована, и всё же я чувствовал сильную вину. Хотя я не был особо виноват, но страх и грусть за Чеса, неловкость от того, что я Вторгаюсь во что-то очень личное и сокровенное были очень сильными. "А вдруг Чес винит меня в этой ситуации?" - Подумал я. Ведь по сути: я пришел в его дом, и через буквально несколько дней умерла его Мама. Он мог обвинить меня в том, что всё это из- за меня. И мне стало очень страшно. Тем не менее, я продолжал играть, стараясь выкинуть из головы все мысли и оставить только музыку. Так прошëл остаток дня: я почти не вылезал из комнаты, кроме как налить себе воды (про еду в голову даже мысли не приходило) и возился с сочинением партий, пока Чес убирался в доме. Окончательно заебавшись, я поставил какую-то пластинку на проигрыватель и лëг на кровать, тупо уставившись в потолок. Вдруг в комнату заглянул Чес: – Пойдëм. – Тихо сказал он. Я непонимающе посмотрел на него, но парень уже скрылся за дверью. Я вздохнул и поплëлся в сторону "гостиной". На столике около дивана стояли две кружки с чаем. Чес сидел на диване, уставившись в черный экран телевизора. Я присел рядом с ним, он подал мне тëплую кружку. – Спасибо. – тихо сказал я и отхлебнул немного из неë. Чай был пресноват. Мы молча пили чай. Я думал, как начать разговор, да стоит ли его вообще начинать?.. Но Чес вдруг опередил меня. – Похороны в пятницу утром. – Сказал он, делая глоток. – Мне пойти с тобой? – Спросил я тихо и посмотрел на него. "Блять, а вдруг он меня пошлëт?" – Если захочешь. – Он улыбнулся краешком губ, но улыбка была неестественна. В ней отражалась очень сильная грусть и тоска, Чесу явно она далась с трудом. Он отвернулся от меня, в глазах я заметил блеск. Спустя несколько минут он снова заговорил. – Помнишь, как в детстве я просил тебя приготовить мне какао? – почти шëпотом спросил он. "Он говорит не со мной." – А ты всë время то на работе, то орала на меня, то пьяная была. А я всего лишь хотел, чтобы моя мама приготовила мне кружку какао. Это, блять, не так сложно. – Немного громче сказал Чес. В голосе слышалась злость. – А сейчас даже при твоëм желании, ты не сможешь это сделать. Сука, я столько лет пытался добиться от тебя хоть капельки любви, но вместо этого ты просирала жизнь и не обращала никакого внимания на меня! – Он ударил рукой по дивану, в воздух взметнулось облако пыли. – И даже сраное какао могло бы хоть что-то решить. – Он заплакал, глядя в потолок. – А теперь уже поздно. Я мягко обнял его одной рукой, он прижался ко мне, рыдая в моë плечо. Я гладил его по спине, покачивая, как маленького ребëнка. – Чес, всë будет хорошо. – Шептал я ему на ухо, прижимая к себе друга. – Правда. Он всхлипнул и перебрался ко мне на коленки, обвивая руками мою шею. Я медленно гладил его по волосам и тихо напевал одну из его любимых песен. Чеснок начал успокаиваться. – Ты как? – Спросил я, когда парень перестал всхлипывать. – Нормально уже. Спасибо. – Он стыдливо слез с меня и начал вытирать лицо футболкой. – Не за что. – Мягко сказал я. Мы допили чай. Чес выглядел получше. – Слушай, а пойдëм гулять? – вдруг спросил он, подняв на меня глаза. – Сейчас?.. – Удивлëнно сказал я. Он усмехнулся и потащил меня в сторону выхода. – Стой, дай хоть куртки взять, а то замëрзнем. – Сказал я, торопливо следуя за ним. – Так и быть, бери. Мы гуляли почти всю ночь, болтая о всякой ерунде. Чесу, наконец, стало легче.