***
Яги с Мидорией остановились у поворота тропы и сбросили тюки с ноющих плеч. – Последний рывок – и мы у Финнеганского брода, мой мальчик! – подбодрил парня мужчина. – Пятая миля Чилкутской тропы, восьмой день нашего путешествия. По мне, так мы с тобой добились неплохих результатов. «План проходить по миле в день благополучно провален, – мысленно добавил Яги, – но это нормально, на пути не обойтись без препятствий. К тому же, наш отряд так удачно пополнился!» Во время работы говорить было почти невозможно – того и гляди, собьешь дыхание, да и думать с грузом за плечами совсем неудобно. Поэтому теперь, когда вьюки отправились на землю, момент для беседы наконец-то представился, и Яги не намерен был его упускать. – Юный Мидория, ты не против, если мы все-таки обменяемся парой слов о вчерашних событиях? Молодой человек вздрогнул и бросил на него беглый взгляд, говорящий: «Не надо!» – Настаивать не стану, только скажу: ты милую Урараку сегодня обидел. Очень глупо обидел, мой мальчик. Мидория сложил на груди руки в перчатках и привалился к тюку. – Не понимаю, чем, – глухо пробормотал он. – Я же ничего не сказал такого... Мы о золоте говорили, и правах на участки. Яги вздохнул и улыбнулся, качая головой. – Ты, по сути, назвал ее нищенкой. И попрошайкой. Юноша отвел глаза, соображая, а потом выпрямился, и посмотрел на мужчину широко раскрытыми глазами. – Так это... в смысле... Она имела ввиду?.. – Мидория прикусил губу. Спрятал лицо в перчатках. Затем слезно пробормотал: – Я не хотел обижать... Я просто не понял! – Ничего, мой мальчик. Все в порядке. – Яги сделал шаг вперед и положил руку юноше на плечо. – Но из этого можно сделать вывод... что вчера ты ей все рассказал? Молодой человек кивнул и накрыл отцовскую ладонь своей, в блестящей перчатке. – А милая Урарака, судя по всему, не сдается, – продолжил мужчина. – Да, сэр, вы правы. – Мидория горько вздохнул. – Вы... меня простите. Я сказал ей, что у меня есть невеста! – Бедняга запнулся и покрепче сжал пальцы Яги. – И теперь сомневаюсь. Думаю о ней постоянно. Об Урараке, то есть, а не о Цую! Я как будто... – Он сглотнул комок в горле и выпалил: – Я не знаю! Не знаю... Мужчина попытался переварить услышанное. «Ох, мальчик мой, мальчик! – Его сердце сжалось от сострадания. – Запутался ты, бедовая голова, так запутался... И что посоветуешь? Куда не кинь... Сказать ему: «Пожалей Урараку»? Будет мучиться и страдать по Цуеньке. Подсказать: «Держись принятого решения»? И день за днем разбивать сердечко милой девушке?» Яги положил свободную ладонь на макушку парнишке и легонько похлопал. – Эх, юный Мидория... Я тоже не знаю, что тебе теперь делать. Молодой человек воззрился на него, как испуганный кролик. Яги улыбнулся в ответ, стараясь хоть чем-нибудь подбодрить парня. – Поживем – увидим, – не очень уверенно сказал он. – В конце концов, у тебя впереди три года. Быть может, что-то изменится? Передумаешь... Какие-то чувства переживешь, а что-то останется. Вот этого и держись. Кто знает, может, вообще что-нибудь такое случится, и все изменится? – Сэр... – Голос Мидории дрогнул. – Вы правильно говорите. Но... просто пока все так... грустно... – Понимаю, – охрипнув, шепнул ему Яги. – Если захочешь рассказать поподробней, выговориться, попросить совета – ты знаешь... – Да, сэр! – выдохнул юноша, и его губы тронула легкая улыбка. – Знаю. Мужчина отступил на шаг и огляделся. – Ну, пойдем дальше? – предложил он. – Ты ведь, наверное, хочешь увидеть Финнеганский брод. Столько о нем говорили. – Конечно! – Мидория отвел увлажнившиеся глаза и поспешил взвалить тюк на плечи. – Пойдемте... сэр! – Да, вперед.***
Урарака выбралась из прохладной низины и зашагала вверх по пологому склону. Среди деревьев попадалось все больше лиственниц, хотя и елей, и сосен все равно оставалось предостаточно – их серые, бурые и благородно, почти что винно-красные стволы отмечали ей путь, словно вехи. Подняться по мшистому скату к столетнему, корабельному древу – обойти заросшую клюквой полянку, полную молодой поросли – перелезть через вывернутый из-под земли корень... Девушка удалилась от тропы уже на целую милю. Воздух стал суше, и запахи тоже. Если внизу было тенисто и звеняще-прохладно, то здесь встречалось много прогалин, купающихся в лучах солнца. Под ногами шуршала бурая листва. На пути попадалось все больше камней, поросших разноцветными лишайниками – красным, и желтым, и светло-зеленым. Поверхность булыжников впитывала тепло, и оно чувствовалось даже сквозь подошвы. Урарака старалась ступать по камням как можно чаще. Это стало для нее своеобразной игрой, которой она увлеклась на короткое время. Но смотреть попеременно под ноги и по сторонам было совсем неудобно, так что девушка продолжила путь, как обычно. На склоне пахло ломкими листьями и сосновой корой. Нос щекотал аромат смолы и хвои. Урарака представила, как после обеда приведет сюда Изуку. «Будем бродить, сколько сможем, весь полуденный перерыв! – решила девушка, но тут же одумалась: – Нет, бедный Мидория же устанет работать... Значит, посидим где-нибудь. Может, он даже снова заснет у меня не плече? – Урарака вспыхнула и прижала ладони к щекам. – Дура-дура-дура! У него же невеста, как можно! Ну а все-таки... Хоть бы! Или пусть он меня поцелует. Я же ему небезразлична? Не может этого быть, чтобы так жестоко... Чувствую же: у нас с ним судьба!..» Красная, как ягода шиповника, Урарака заторопилась дальше. День уже полностью вступил в свои права, и суховатая, темно-зеленая хвоя золотилась на солнце. Лиственницы шумели под порывами легкого, пряного ветерка, спускающегося в долину с западных склонов. Сквозь прорехи в древесных кронах – а их становилось все больше – голубело чистейшее небо. Утренние облачка все растаяли, и свет незамутненно лился на землю, согревая ее, наполняя жизнью. В воздухе раздалась трель одинокой цикады. Звук разнесся по роще, в которой гуляла Урарака, и напомнил ей о счастливых августах в Эплтоне. Девушка улыбнулась. Ей вдруг стало тепло на душе – и немножечко грустно. «Мама, папа, как же вы там? – подумала она, бродя среди пахнущих хвоей деревьев. – И как было бы хорошо... приехать домой с Деку-куном! Папа бы точно одобрил, он же видел его, говорил с ним! Он бы сказал, что Мидория очень хороший...» Урарака обогнула высокую, тонкую елку, водя пальцами по грубой коре. На мягких подушечках оставались соринки – клочок тополиного пуха, прилипший к капле смолы, немножечко темно-коричневой крошки, полупрозрачные чешуйки... Девушке стало до слез себя жалко. «Мидория, Мидория, ты же еще передумаешь? – мысленно взмолилась она. – Я же буду ждать, сколько потребуется, ты только не обижай меня больше!» Ей опять вспомнился утренний разговор, в котором юноша, сам того не заметив, сравнил ее с бездомной попрошайкой. «Перестань быть жалкой! – приказала себе Урарака. – А то ведь Деку-кун будет прав! Не смей унижаться!» Она добралась до краешка рощи и остановилась. Внимание девушки привлекло необычное дерево. Казалось бы, среди валунов росла обыкновенная елка – но где-то на уровне роста Урараки ствол блестел от смолы. Кора была разорвана, как бумага, так что можно было разглядеть ярко-желтый, запятнанный оранжевым ствол. «Ветка, что ли, отвалилась?» – Урарака тут же поняла, что сморозила глупость. Никаких ветвей здесь не было и в помине. Задрав голову, девушка увидела, что хвойные лапки начинаются намного выше, раскидываясь зеленым шатром на фоне синего неба. Урарака подошла поближе и потыкала в смолу пальцем. Такой след могло оставить только живое существо. И оно должно было быть просто огромным.***
Мидория шел по тропе вслед за Яги. Тропа изгибалась вправо, обходя густые заросли, под ногами шуршали прошлогодние иголки и перекатывались мелкие шишки. Поглубже вдохнув согретый солнцем воздух, юноша прошагал последние футы и увидел наконец, что представляет из себя Финнеганский брод. Его взору открылось достаточно свободное пространство среди вековых елей. Тропа широкой полосой вела вперед, а по обе ее стороны белели многочисленные палатки. Маленькие и большие, с двойным, кое-где даже тройным парусиновым пологом, они сияли на солнце, как сахарные. Среди деревьев были протянуты веревки, на которых сушилось белье. Дым от десятков костров растворялся в теплом воздухе, наполняя его ароматами березового дыма и кипящей воды. Лагерь был заполнен людьми – казалось, у брода путешественников собралось не меньше, чем неделю назад в Дайи. Чем ближе к реке, тем больше было народу, и тем гуще располагались пирамиды из грузов. Кто-то тащил по лагерю деревянные сани с замотанными в парусину полозьями. Слышался собачий лай. Над бродом звенело множество голосов – и бодрые, и уставшие, и веселые, и возмущенные, они сливались в удивительный, волнительный гул. – Эй, не засматривайся, нам нужно работать! – Яги похлопал Мидорию по плечу и двинулся вперед. – Да, сэр! – запоздало ответил юноша и зашагал следом. Необходимо было найти место для лагеря. Бродя среди палаток с пятидесятифунтовым грузом за спиной, Мидория задумался, не опоздали ли они с Яги – так много людей собралось на этом участке тропы. Подыскав наконец неплохой участок по левую сторону тропы, путешественники положили тюки на траву и устало переглянулись. – Отдыхать, и назад, – сказал Яги. Мидория кивнул и присел отдышаться на свой вьюк. Парню хотелось побродить по этой новой, крупной стоянке, посмотреть, где расположена упомянутая приемным отцом кузница и что здесь понимается под словом «салун», но к сожалению, все эти вещи приходилось оставить на вечер. Пока же следовало вернуться за новой порцией груза, и повторять путешествие длиной в полторы мили столько раз, сколько получится до обеда. «Ну, ничего, – успокоил себя Мидория. – Вот переберемся сюда с Ураракой, она все и рассмотрит. В конце концов, у нее свободного времени намного больше, чем у нас! А вечером мы сможем пройтись вместе...» Покраснев, юноша вскочил на ноги и выпалил: – Давайте скорее продолжим? – Как скажешь, – улыбнулся ему Яги.***
Урарака спускалась обратно к тропе, отчаянно ругая себя за нерасторопность. «Мечтательная! Глупая! Эгоистичная! – твердила она, изо всех сил перебирая ногами и спотыкаясь на нагретых камнях. – Как можно было уходить так далеко, никого не спросившись?» Девушка спешила, но обратный путь все равно был волнительно долгим. «Я же могла потеряться! Меня могли бы съесть... волки, наверное!» – Она так и не придумала, кто же мог оставить следы так высоко, и выбрала наиболее пугающий, пусть и маловероятный, вариант. «Скорей-скорей-скорей!» – подгоняла себя Урарака, лавируя меж деревьев. Ее юбка цеплялась за мелкие кустики, так что приходилось останавливаться и вызволять ткань из цепкой хватки. В такие моменты девушка озиралась, как преследуемый зайчик, и кусала губы. «Ну же, ну!» – взмолилась она, отодвигая лезущие в лицо тонкие ветки. Гибкие, светло-салатовые, совсем еще стебельки – но и они ей мешали. В каждом шорохе девушке мерещилась загадочная опасность. «А ну, успокойся, Очако! – попыталась урезонить себя Урарака. – В конце концов, ничего ведь не произошло! И вчера, и раньше я тоже гуляла, и ничего страшного...» Но волнение и совершенно кроличий страх перед молчаливой, дикой природой запали ей в сердце, и она ничего не могла с этим поделать. Урарака спешила вернуться, посидеть у костра, в окружении других людей. Поговорить с Мидорией! Заглянуть ему в глаза и прочесть там молчаливое, но такое очевидное, такое милое обещание защитить и помочь! «Никогда больше так не рискуй, слышишь? – Урарака прижала ладони к пылающим щекам. – Не уходи так далеко!» Внезапно в зарослях крыжовника впереди раздался громкий шелест. Девушка остановилась, как вкопанная, и схватилась за поля своей соломенной шляпки, не смея дышать и думая только о том, хватит ли у нее сил закричать. «Волки! Нет, лось! Или рысь! Или... не знаю, койоты!» – запаниковала она.***
Яги с Мидорией вернулись за следующей партией груза и обнаружили, что лагерь был пуст. Мужчина прошел к пирамиде тюков, заглянул в палатку. Урараки нигде не было видно. «Куда же это она запропастилась?» – нахмурился Яги. – Мальчик мой, милая Урарака ничего тебе не говорила? – поинтересовался он, подойдя к Мидории. – Она не собиралась сходить за водой, или дровами, или еще чем-нибудь? – Нет, сэр, – отозвался юноша. Помолчав, он добавил: – Ну, то есть, конечно же, она могла уйти за ягодами, например... Может, Урарака только что отлучилась? – Может быть. – Мужчина потер подбородок. – Давай-ка спросим наших соседей по лагерю, юный Мидория. Подойдя к ближайшей палатке, установленной на облюбованном ими лугу, путешественники заглянули под полог и спросили у светловолосого голландца, готовившего что-то в миниатюрной печурке: – Уважаемый! Вы не видели нашей спутницы? Девушка с коричневыми волосами, в белой блузке, серой юбке. Должна была работать по лагерю утром... Голландец пожал плечами: – Не припоминаю... Хотя нет, подождите. Да... Ушла в лес. – Он махнул рукой в сторону тропы. – Да, почти сразу после вас и ушла! Яги посмотрел на Мидорию. Кровь отлила от щек юноши, и веснушки показались ему нарисованными... Молодой человек сжал кулаки и выпалил: – Сэр! Это что же? – Эх, – вздохнул мужчина. – А так утро хорошо начиналось.***
Урарака шумно сглотнула и сделала шаг назад. В кустах крыжовника громко зашебуршали, и навстречу девушке выглянула умилительная мордашка крошечного олененка. Огромные глазищи, блестящие, как агат, с легчайшим оттенком шоколадно-коричневого. Еще более нелепые по размеру уши, реагирующие на каждый звук нервными движениями. Вытянутая, покрытая нежно-бурой шерсткой мордочка и влажный носик. – Ой, – только и смогла, что сказать Урарака. Услышав ее голос, олененок замер. Только в глазах дрожали солнечные блики. Казалось детеныш сейчас расплачется... Девушка осторожно вытянула руку, ни о чем не думая, только бы погладить, приласкать это чудо природы, крошечного, беззащитного зверька, еще более испуганного, чем она сама. В ответ на ее движение олененок подпрыгнул чуть ли не выше своего роста и издал отчаянный, пронзительный звук, напоминающий крик маленького ребенка. В следующее мгновение зверушки уже не было видно – только шелестящие листья крыжовника отмечали то место, где он только что стоял. Откуда-то издали раздался вскрик октавой пониже. «Мама», – поняла потрясенная Урарака. Переступив с ноги на ногу, девушка утерла пот со лба и вдруг нервно рассмеялась. «Всего лишь детеныш! – улыбнулась она. – Может, не так здесь и страшно? Вот только трогать его точно не стоило. – Урарака потерла руку. – Хорошо, что не успела! Я же читала, какие они трусливые – вроде как, мать даже может бросить олененка, если от него неправильно пахнет...» Восстановив сбившееся от волнения дыхание, девушка двинулась дальше. «Наверное, можно и не спешить, – постаралась успокоить себя она. – Олененочек... какой миленький! Вряд ли здесь волки водятся. По крайней мере, надеюсь, что нет. Ох, Очако, ну что же ты за трусиха такая? Ничего нормально не можешь! Хорошо, хоть не расплакалась!» Вдруг Урараке показалось, что она слышит знакомый голос. «Деку?» – остановилась она. – Урарака-чан! – Слышно было едва-едва, но ошибки быть не могло. Ее звал Мидория. Девушка заспешила к тропе, отчаянно краснея. «Ну вот! – Она засопела. – Опять заставила Деку-куна волноваться! И Яги-сан за меня, должно быть, переживает! Подумали, что я заблудилась!» – Урарака-чан! – Голос раздался гораздо ближе и звонче. – Деку-кун, я здесь! – крикнула в ответ девушка. По лесу разлилось секундное молчание, а затем Мидория отозвался: – Урарака! Очако-чан! Мы здесь! Идем! «Ох, ну что за позор...» – Урарака опустила голову и зашагала дальше. Крики Мидории все приближались. Девушка тихонько вздохнула. «Никогда больше так делать не буду! Не уйду без разрешения, не забреду так далеко в одиночку... Деку, милый Деку, ты ведь за меня волнуешься...» – последняя мысль наполнила сердечко Урараки теплом. «Мой милый! Любимый Деку...» Кусты впереди опять зашуршали, и девушка с робкой улыбкой сделала шаг вперед. – Урарака-чан! – Голос Мидории раздался совсем близко – но не насколько... Все еще улыбаясь, как глупенькая, влюбленная дурочка, Урарака сделала еще один шаг. Заросли подались в стороны, и на поляну выкатился – она сразу поняла это – виновник ее страхов, оставивший след на еловом стволе. Он был взъерошен, по густой бурой шерсти стекали капли воды, а запах рыбы ни с чем нельзя была перепутать. Только что рыбачивший в Тайе, и спугнутый человеческой спешкой, гонимый прочь от реки тревожными криками... Молодой медведь гризли.