***
Глаза Мидории расширились от ужаса, ноги как будто одеревенели. «Урарака-чан!» – отчаянный вопль застрял в горле. Щеки у юноши закололо, словно от холода. Ему показалось, что он стоит не на летней поляне, а под порывами январского ветра. Сердце обрушилось в пустоту, и в груди стало так щемяще и горько, что Мидория чуть не расплакался. Картина, открывшаяся перед его рыщущим, паническим взором, потрясла его до глубины души. Урарака стояла, прислонившись спиной к стволу дерева, беспомощно прижимая к щекам кулачки. Ее шляпка, помятая, с разорванной лентой, лежала на подстилке из мха, такая одинокая и ненужная. Приподнявшись на задние лапы, медведь издал протяжный, раскатистый звук и потянул девушку клыками за воротник. Голова Урараки мотнулась, как у игрушки. Мидория попытался закричать, но во рту у него пересохло. Не понимая, что делает, с кружащейся головой и немеющими пальцами, он бросился вперед и схватил сухую ветку, лежавшую на земле. Гризли повернулся на звук, не выпуская из пасти отворота рубашки. Глаза животного и юноши встретились. Столкнувшись со взглядом медведя, в котором читалась неуверенность, робость, и растущее раздражение, Мидория запнулся и сбавил шаг. Его сердце заледенело, поджилки затряслись, как на двадцатиградусном морозе. «Трус! Трус! – отчаянно обозвал себя Изуку. – Почему медлишь? Урарака в беде, ты должен помочь ей!» Но как бы он ни кричал на себя, как бы ни побуждал тело к действию, вся его решимость разбивалась об один простой факт – юноша просто не знал, что ему делать. Наброситься на гризли с веткой в руках? Швырнуть ее в сторону в надежде, что тот отвлечется? Закричать? Позвать на помощь отца? Но мужчина был далеко, они же с ним разделились, чтобы побыстрее найти... найти Урараку. Мидория бросил короткий взгляд на бедняжку. В глазах девушки читалась мольба. «Что делать, что же мне делать?! Я не знаю! Нет времени на раздумья, а я все-таки медлю!» – Изуку судорожно втянул в грудь воздух, беспомощно смотря на подругу в поисках поддержки. Губы Урараки шевельнулись, и он вдруг понял, что она пыталась сказать ему. «Беги!» – разобрал юноша и машинально сделал шаг назад. Его сердце бешено заколотилось, в груди стало тесно и жарко. «Бежать?» – Мидории стало так больно, так жгуче, отчаянно-стыдно, что не закричать было почти невозможно, и он крикнул: – Нет! Медведь, ворча, отпустил воротник Урараки. Девушка тут же сползла на землю, прижимая ладони к губам. «Бежать, и бросить ее на произвол судьбы? – Мидория покрепче перехватил в руках ветку. – Бежать, и отказаться от своей клятвы? Я же пообещал самому себе: защищать ее, помогать, поддерживать!» – Урарака-чан! – Его голос дрогнул. – Ничего не бойся, все будет в порядке! Девушка посмотрела на него полными слез глазами. – Все хорошо... – Мидория заставил себя улыбнуться. Улыбка получилась неловкой, дрожащей, но в выражении лица Урараки что-то поменялось. Уже потом, лежа в палатке и смотря в темноту слипающимися от усталости глазами, юноша понял, что подруга поверила ему – вернее, пока только захотела поверить, но одно только это придало Мидории достаточно сил, чтобы сделать еще один шаг. – Отпусти ее, – твердо приказал парень животному. Разговаривать с гризли было бессмысленно, но сейчас слова юноши были нечто большим, чем сумма своих составляющих. Это было выражением его решимости, его выбора, а такое было понятно даже медведю. Животное двинулось боком, обходя Мидорию по дуге. «Хорошо, – машинально отметил тот, поднимая палку. – Чем дальше от Урараки, тем лучше». – Беги в лагерь! – попросил он девушку. – Спасайся, а я его отвлеку. Бедняжка мотнула головой, все еще как тряпичная кукла. Мидория прикусил губу, соображая – в чем дело? Слишком напугана? Ранена? Медведь, воспользовавшись моментом, приподнялся на задние лапы и рванулся вперед. Клыки щелкнули в нескольких дюймах от выставленных рук парня, и зверь предупреждающе заревел. Гризли явно не хотел драться – он был больше встревожен и смущен, чем рассержен. Но подростки – медведь был тоже довольно молод и неопытен – загнали друг друга в безвыходное положение. Страх толкал их вперед. Животное жаждало жить, а молодой человек перед ним представлял угрозу. Засопев, как кузнечные мехи, гризли махнул тяжелой лапой, намереваясь избавиться от пугающей палки в руках своего противника. Мидория отмахнулся импровизированным оружием – снизу вверх, широкой дугой. Движение показалось ему странно привычным, на удивление легким. Вверх – и сразу же вниз. Бац! Медведь поджал лапу и фыркнул. «Да это же...» – Глаза юноши заблестели. Он проделывал это уже не одну сотню раз с тяжелыми тюками. Снизу вверх – закинуть груз на плечо. Сверху вниз – сбросить на землю. Бац! Бац! Гризли отступил, мотая головой, а потом бросился в атаку, угрожающе ворча. Мидорию спасло только то, что даже самые отчаянные удары палкой воспринимались медведем не страшнее комариных укусов. Даже детские игры у гризли были суровее. Животное смерило занесенное оружие любопытствующим взглядом и, дождавшись удара, поймало палку зубами. Парню пришлось отпустить – иначе его запястья были бы немедленно вывернуты. Деревяшка гулко стукнулась о корень в нескольких футах слева. Теперь Мидория был безоружен. – Беги... – Голос Урараки донесся до него как будто бы издали – так юноша был поглощен дракой. – Это ты! – хрипло отозвался Мидория. – Ты беги! Ничего больше он сказать не успел – гризли снова двинулся в наступление, поднимаясь на задние лапы и размахивая передними в воздухе, несильно, предупреждающе. Один из когтей наотмашь задел щеку юноши, оставив алую ссадину. Мидория сделал несколько шагов назад. Что еще ему оставалось? Его противником был не человек, которого можно контратаковать, подловить, вывести из равновесия... «Плохая была идея», – подумал молодой человек, рыская взглядом вокруг, тщетно пытаясь найти что-нибудь, что могло бы помочь ему справиться с гризли. Но кроме тоненьких веточек и палой листвы, да подушек из мха, и древесных корней, на поляне ничего не было. И снова, посмотрев за блестящую на солнце спину медведя, Мидория встретился глазами с заплаканной Ураракой. – Почему ты все еще здесь? – Его голос сорвался в совершенно мальчишеский крик. – Беги, беги, дура-а-а!!! Девушка втянула голову в плечи. «Она не может уйти... из-за меня, – осознал Мидория с горечью. – Я бы не убежал... я же остался!» Он вдруг с кристальной ясностью понял, что выбора у них действительно не осталось. Либо он каким-то чудом прогонит медведя – либо только сильнее его разозлит, и тогда конец им обоим! «Урарака...» – Юноша перестал дышать. Воспоминания о всех их объятьях, и едва не состоявшемся поцелуе, и том случае на сосновом мосту, после которого он пообещал себе защищать девушку всеми своими силами, до последнего издыхания – все эти картины, и сопровождающие их эмоции выплеснулись в одном-единственном движении, которое он еще мог совершить. Тело Мидории двигалось само. Совсем не понимая, что делает, чего пытается достичь, он бросился прямо на медведя, занося кулаки. Животное приподнялось, стараясь казаться повыше в последней попытке отпугнуть противника – и юноша врезался лбом ему в грудь, и стал отчаянно, исступленно колотить его руками, крича во все горло: – Урарака, беги, беги, беги, слышишь?! Гризли испуганно отмахнулся лапой, и Мидория полетел на траву. Удар выбил из легких весь воздух. Юноша беспомощно разинул рот, пытаясь вдохнуть. Ощущения были ужасные. Грудь будто оказалась сдавлена стальным обручем. На мгновение парню показалось, что он никогда больше не сможет дышать. Это было нисколько не романтично. Нисколько не приключение. Настоящий кошмар. Он отправился в путь за впечатлениями. Искать себе испытаний, чтобы стать настоящим мужчиной, как его приемный отец. И теперь, когда все только начиналось, когда Мидория только-только начал осознавать, что его главным приключением может стать Урарака... все должно было закончиться вот так... глупо? Медведь наклонился над переставшим дышать юношей и легонечко ткнул его в голову лапой. Фыркнул. Куснул за рукав и потряс, как игрушку. Мидория изо всех сил попытался вдохнуть. «Ну же!» – мысленно завопил он, и вдруг медведь отшатнулся, возмущенно ревя. Воздух живительным потоком устремился в легкие парня. Захрипев, он зажмурил глаза, наслаждаясь вернувшейся способностью, наслаждаясь колким, теплым спокойствием на сердце. Мгновение ужаса прошло, рассеялось, как туман под солнечными лучами. Приподнявшись на локте, Мидория открыл слезящиеся глаза, ожидая увидеть Яги... Крик резанул его по ушам, заставляя скорее вскочить на ноги. Урарака, сжимая в руках хворостину, лупила медведя по морде, наотмашь, вслепую, попадая в нос, по губам, и в глаза. – Не трогай его, не трогай, не трогай!!! – Визг раздирал ей горло, слезы потоками струились по бледным щекам. – Очако! – Мидория поднялся, пошатываясь. Медведь, не ожидавший неожиданного нападения, ошеломленный пронзительным криком и хлесткими ударами, попятился и закрыл морду лапой. Какой бы толстой ни была его шкура, глаза, уши и нос оставались уязвимыми. Урарака сломала хворостину о макушку гризли. Охнув, животное сделало еще несколько косолапых шагов назад и, не выдержав, развернулось, отбежало на несколько метров. – Деку, бежим! Мидория бросился вперед и ухватил девушку за запястье. Медведь все еще переминался с лапы на лапу, взволнованно пыхтя. Подростки бросились прочь с поляны. – Ой! – Урарака вдруг потянула юношу в сторону. – Что? Девушка, не останавливаясь, подобрала с земли свою соломенную шляпку. – Теперь – скорее! Деку, бежи-и-им!***
Они неслись по лесу, спотыкаясь о корни деревьев, поскальзываясь на мху и закрываясь локтями от веток. Урарака сжимала помятую шляпку в правой руке. Запястье левой находилось в теплой, надежной хватке Мидории. Несмотря на отчаянно бьющееся сердце и сбитое дыхание, девушка улыбнулась уголочками губ. Одно только это касание наполняло ее солнечным чувством любви, защищенности, счастья. Урарака попыталась повернуть руку так, чтобы пальцы оказались в ладони любимого, но тут же запнулась и полетела на мшистый ковер, увлекая за собой не ожидавшего подвоха Мидорию. – Ой! Прости! – выдохнула девушка, хватая ртом воздух. – Скорее! – Молодой человек уже снова был на ногах, и помог ей подняться. – Бежим! Урарака послушно схватила его за руку. Пальцы у юноши мелко дрожали, он тяжело дышал. Капли пота скатывались по его лбу, пропитывая брови. Откуда-то издалека раздался обиженный рев медведя – казалось, животное плакало от несправедливости. Услышав этот звук, подростки переглянулись и снова бросились бежать, не произнося ни слова. Да и что можно было сказать? Сердце Урараки сжималось от противоречивых эмоций. Радость спасения. Горечь от осознания собственной слабости, трусости, бесполезности. Окрыляющее счастье – ведь Мидория пришел ей на помощь, а она защитила его, как смогла. Была и боль, ведь пришлось причинить страдания живому существу – да, оно было гигантским и очень опасным, но Урарака же смотрела ему в глаза, в эти влажные, разумные глаза, и видела в них испуг и смущение! Наконец густые, тенистые заросли кончились, и подростки вырвались на свободный простор. Солнечные лучи заиграли на промокших от слез щеках Урараки. Задохнувшись, она рухнула на колени и уперлась ладонями в такую знакомую, такую родную землю тропы. «Спасены!» – пронеслось у нее в голове, и девушка всхлипнула, подняла голову и зарыдала в голос. – Пойдем! – Мидория потянул ее за рукав в сторону лагеря. – Деку-кун! – пробормотала Урарака сквозь слезы. – Деку-ку-у-ун, мы же спаслись, да? – Да. Идем же, скорее! Девушка помотала головой и схватилась за локоть любимого. – Нет, нет... Деку-кун, Деку-кун! – продолжила лепетать она, давясь от рыданий. – Ну, что ты? Что ты, милая, что же ты... – Мидория растерянно огляделся и присел на землю рядом с ревущей бедняжкой. – Милая, милая Урарака... Успокойся, все хорошо, все нормально... Урарака, Ураракушка... Девушка уткнулась носом ему в плечо и заключила парня в объятия. – Деку-кун, я думала... я боялась... что ты погибнешь! – Ее голос сломался. – Я так боялась! Так перепугалась! Как же мне... как же мне без тебя, Деку-кун? Никак, никак... Деку-кун, я знаю, что ты знаешь, но... я люблю тебя, я так сильно, так сильно тебя люблю! Мидория положил руку ей на затылок. Он прижал дрожащую Урараку к себе, но та вывернулась, чтобы посмотреть ему в глаза – открытые, полные сострадания и благодарности. – Деку-кун, я... Прости! – выкрикнула она, и поспешно, неловко, боясь передумать, приникла губами к его щеке. Юноша вздрогнул, но не оттолкнул Урараки – а та, окрыленная подобным успехом, задержала поцелуй на теплой, покрытой легчайшим, едва ощутимым пушочком коже Мидории, наслаждаясь этим долгожданным, потрясающим чувством. Наконец благоразумие взяло верх над любовью, и девушка отстранилась, с пылающим лицом и стиснутыми губами. Она посмотрела на Мидорию с наивным вопросом, и не увидела в глазищах парня ни малейшего неодобрения – только шок и смущение. – Я же сказала... прости! – на всякий случай повторила Урарака. – Просто... я... – Слезы снова хлынули по ее щекам. – Не знаю! Просто люблю тебя! Не могу без тебя! И не знаю... Юноша вздохнул и прижал ее к сердцу. Оказавшись вновь в этих крепких, надежных объятиях, Урарака расслабленно улыбнулась и закрыла глаза.