***
– Ну, парнишка, рассказывай теперь, в чем дело, – сказал Гран Торино, победно крутя в руке палочку. – Молчишь? Мидория молчал. Старик вздохнул и размял уставшую шею. – Ну, давай тогда играть в угадайку. Не знаешь, как подойти к девушке? Она очень милая, и, сюрприз, ты ей нравишься. Юноша спрятал лицо в ладонях. Ему было жарко и очень неловко. Впервые в жизни кто-то настолько малознакомый говорил с ним о таких личных вещах. В доброй воле Гран Торино парень не сомневался – но разве можно обсуждать любовь с совсем неродным человеком? Изуку было больно и душно, но единственное, что он мог ответить любопытному старику – это правда... – Я... знаю, сэр, – пробормотал Мидория, сглотнув комок в горле. Он надеялся, что Гран Торино отстанет, но тот подался вперед и поинтересовался: – Тогда в чем дело? Или Тошинори тебя застрожил? – Нет, нет. Скорее, я сам... сам себе очень мешаю. «Что я несу? Разве это действительно так?» – прикусил губу юноша. Бедняга не ожидал от себя такого ответа, но сразу же понял, что высказал накипевшее. В его метаниях была виновата не Цуенька и не Урарака – только он сам, со своей неопытностью, со своими чувствами и сомнениями. – Это как же, мальчик-Мидория? – полюбопытствовал Гран Торино. – Опять замолчал? Ну ты, пойду, что ли, действительно спать. Знаешь, как дневной сон полезен? У молодого человека мучительно сжалось сердце, и он выдохнул: – Я помолвлен с другой, сэр. – Стыд захлестнул его жгучей волной, но она не топила, а словно вздымала. Мидория ощутил странное чувство свободы. Будто готов был избавиться от давящей ноши и двигаться дальше. – Вот как! Интересненько... – Губы Гран Торино тронула улыбка. – Это когда же ты успел, малек? В Калифорнии, что ли? – Нет... здесь. В Дайи. – Чего-о-о? – Старик чуть не свалился с тюка, на котором они сидели. – Тошинори с тобой сюда на лето, что ль, ездит? – Мы здесь впервые, – промямлил Мидория. – Тогда объясни-ка, старику любопытно, что это за новости такие с помолвкой! Юноша покраснел, как гладиолус. Уже второй раз ему приходилось говорить подобные слова – и он снова почувствовал себя неловким, настоящим глупцом, влюбчивым, несерьезным мальчишкой. – Мы... встретились в первый же день, девятнадцатого, – сказал он и уставился в землю. – Августа, я так понимаю? – Да. И... сэр объяснил мне, что сейчас ничего не получится. Она... не могла пойти с нами. – Ничего удивительного! – хмыкнул Гран Торино. – Как ее зовут-то? – Цую... Асуи. – Это что же, еще одна японская путешественница? – Нет, она... индианка на четверть. Ее отец – японец. Пришли из Кармакса подрабатывать в Дайи. Ну, и мы встретились с ней в отеле, она там моет полы. И... Мы влюбились друг в друга, и пообещали... поклялись, что через три года встретимся, и поженимся! – А Тошинори что? Мидория заерзал. Раскрывать душу ему не хотелось – но как же он мечтал выговориться! Просто... выговориться, облегчить совесть, освободиться от всего, что его так терзало. Гран Торино глядел на него с легкой усмешкой, но и всего лишь. Усмешкой, но не насмешкой! Где-то в глубине внимательных, совершенно мальчишеских глаз искрилось сочувствие. Мидории показалось, что старик откуда-то знает – нет, не его самого, но что-то о нем, что-то близкое, личное. И самое главное – Гран Торино, несмотря на всю его бесцеремонность, не был надоедливым. Ему можно доверить детали, подумал Мидория. И заговорил хриплым голосом: – Сэр сказал, через три года – пожалуйста. Но самому ему кажется, что Урарака-чан подойдет мне больше. – Парень зажмурился и продолжил: – Она уже призналась, что любит меня. А я – не знаю... Это неправильно! Я... все говорят мне... и она, и сэр... Да сама жизнь... будто судьба нас друг к другу толкает! Сегодня утром мы наткнулись на медведя, и Урарака меня спасла! И поцеловала... Выходит, как будто все идет к одному... А я до сих пор не знаю. Я же обещал Цую вернуться за ней! Она ждет меня, любит... Она так плакала, когда мы с ней расставались! Дарила подарки. Я не могу просто так отказаться! Нельзя, не по-мужски, не по совести это! Я боюсь... вдруг Цуенька без меня... совсем зачахнет? Мы с сэром говорили, у меня нет особого выбора! Только остаться с ней в Кармаксе – ну, или забыть, бросить, понадеявшись, что обойдется, разлюбит... Я вспоминаю ее – и мне так ее жалко! Глаза Мидории увлажнились. «Подснежник. Настоящий подснежничек. – Ему вспомнилось, как называл Цую его приемный отец. – Дикенькая юконская девушка. Пугливая, как оленек». – И в то же время... – проговорил он, дрожа. – Мы путешествуем с Ураракой. Она мне в любви признается... Говорит, что не сможет жить без меня. Подкладывает цветочки в кашу. Читает мне вслух. И... я не знаю! Как мне быть? Как не ответить? – Понятненько. – Гран Торино пихнул его в локоть. – Ну и загонял же ты себя, парень. Накрутил невесть что, а про свое сердце-то и позабыл совершенно. – Это как... позабыл? – не понял Мидория. – Ну, вот ты мне тут пел все это время: бедная Цую, бедная Урарака, как же они без меня! А вот ты – как? – Старик посмотрел в затуманенные слезами глаза Мидории. – Ты любить кого-нибудь хочешь, или только влюбляться? Разницу вообще понимаешь? «Любить или только влюбляться», – повторил про себя юноша. Он чувствовал себя неопытным, бесполезным и невыносимо глупым. – Ну... Нет. На самом деле – нет, – признался он, перебирая пальцами. – В кого влюбился, того и любишь, верно? Влюбиться – значит полюбить... – Чепуха! – возразил Гран Торино. – Вот влюбился ты в них обеих – причем в Цую за полдня, а в Урараку – сколько вы там путешествуете вместе, два дня, три? – Мы встретились вечером двадцать третьего. – Парень согнулся, втягивая голову в плечи. Так стыдно, так отчаянно, ослепительно-стыдно ему не было еще никогда. Ощущение ударов подушкой по голове, испытанное им во время разговора с приемным отцом, вернулось стократно усиленным. – Значит, два дня, – заключил Гран Торино. – Плюс надо учесть, что сегодня ты только сумел в этом признаться... – Я не признавался! Не говорил! – вскрикнул юноша. По его щекам полились слезы. – Да и не надо, с тобой и так все понятно, парнишка. – Сэр! – громко всхлипнул Мидория. – Дай мысль закончить. – Старик небольно стукнул его палочкой по колену. – Так вот, влюбился ты за один-два дня. Сначала в одну, потом в другую. Не дай ты обещания Цую, уже бы увивался за Ураракой. Разве я не прав? – Нет... Гран Торино задумчиво помолчал. – Отрицай сколько угодно, Мидория. Но ни одну, ни другую ты не любишь. – Люблю! – Юноша вскочил, хватаясь за вихры на макушке. – Кого именно? – не отставал старик. – Не знаю! Не знаю... – Мидория съежился и бухнулся обратно на тюк. Его плечи дрожали. Гран Торино по-отечески хлопнул его по спине. – Поверь мне, парень, я знаю, что говорю. Если бы любил, то знал бы, кого. Не задумываясь бы ответил. А ты просто жалеешь и восхищаешься. Ты влюблен в Урараку. А чувства к Цую отягощают тебя грузом вины, и ты считаешь себя изменником. – Изменником, правда! – Наконец-то Мидория мог в чем-то полностью согласиться со своим собеседником. – Так что вот тебе мой совет: прислушайся к своему сердцу. Не к чувству вины, ты меня слышал? И скажи мне, чего ты хочешь. – Лицо Гран Торино вдруг стало серьезным и сосредоточенным. Он внимательно посмотрел в глаза Изуку, и юноша, стушевавшись, отвел взгляд. – Я хочу... чтобы не было этой боли! – пробормотал он, перебирая пальцами. – И все? Что тебе это даст? – Мне будет спокойно. – Его тошнило от собственной слабости, глупости, ничтожности... – Успокоиться, значит? А зачем? – не отставал Гран Торино. – Так больно же! Тяжело... – воскликнул Мидория в полном отчаянии. – А когда будет легко, что почувствуешь? – Счастье. – Произнеся это слово, Изуку опустил голову. Слезы потекли по его щекам, скапливаясь на подбородке. Парень вдруг почувствовал себя совсем беззащитным. Но ему было легко, словно он сбросил с плеч неподъемный тюк, который таскал на себе все это время. Одно-простое слово, раскрывшее все. Мидория улыбнулся. – Счастье. Хочешь быть счастливым? Это уже лучше. – Гран Торино положил руку ему на плечо. – Теперь подумай: что принесет тебе счастье? Сидеть и смотреть, как остывает к тебе Урарака, будет приятно? – Нет! – воскликнул юноша. – Так. А гулять с ней под ручку, пока Цую сидит одна в Дайи? – Нет! Ужасно... – А почему? – Да потому что одна из них будет несчастлива! Будет страдать! – всхлипнул бедняга. – И вот опять мы вернулись к тому же, Мидория. Ты не эгоист, это прекрасно. Но что ты собираешься делать? Почему возомнил, что счастье этих двух девушек зависит исключительно от тебя? Ты не заботишься о себе, похвально... Вот только самомнения у тебя хоть отбавляй! Поправь меня, если я ошибаюсь, но ты что, пытаешься быть героем, который спасет всех и вся, и самолично всем поможет? Юноша застыл. Его щеки пылали, как маки, а поджилки тряслись от холода. – Нет... ну а если и так... чего плохого... всем помочь – это же правильно... – пробормотал он, чувствуя, что сейчас не просто расплачется – разревется, как бедная Урарака, узнавшая о его помолвке с Цуенькой. Гран Торино сжал его плечо и сказал тихо: – Вот только речь идет о любви, мальчик-Мидория. – Да. Да, сэр, вы правы... – Парень закрыл глаза и прошептал сквозь слезы: – Так я не помогу никому. – Вот именно. Так что вот тебе мое наставление: подумай хорошенько. Сделай выбор. И следуй ему до конца. – Старик легонько ткнул его палкой в колено: – И послушай, Мидория! Сделать выбор – не значит бросить другую девушку на произвол судьбы. Будь ей другом. Помогай, где можешь, чем можешь. Просто... пойми, что ты, именно ты, можешь сделать счастливой только одну. Но это не значит, что другая по определению будет несчастлива. Ты услышал меня? – Да, сэр. – Юноша поднял голову, уставившись горящими глазами в чистое, холодно-синее небо. Гран Торино помолчал какое-то время, а затем попросил: – Посмотри мне в глаза, парень. Изуку послушался. – Выбирай сердцем. Не головой, слышишь? Не раздумывай, кто больше заслуживает счастья – это не спасение утопающих, и не от одного тебя их счастье зависит. Тебе же была противна сама идея выбора, верно? Молодой человек молча кивнул. – Именно потому, что ты решал, кого бы спасти – а не кому отдать сердце. Пытался рационализировать, сравнивал, и винил себя за это. Теперь решай по-другому. Не спеши. Цую никуда не денется, правда? И Урарака с тобой как минимум на год. Загляни внутрь себя – кто у тебя в сердце, как маленькое солнце? Изуку вдохнул лесной воздух, пропитанный запахом хвои. Ответ возник в его голове почти сразу. «Урарака», – сказал парнишка про себя и зарделся. Гран Торино между тем продолжил: – Ты еще молод. Сколько там тебе, четырнадцать? – Пятнадцать. – Ты насовершаешь ошибок, я тебе гарантирую. Боюсь, Тошинори тебя все-таки запугал, мол, не смей, верно? «Не растопчи», – пронеслось в голове Изуку. – Сэр... – начал он. – Он прав. Действительно, сердечные дела – не шутка. Тут можно причинить столько боли. Наделать таких ошибок, что жалеть будешь всю жизнь. Но это твоя жизнь, мальчик. И ты будешь совершать ошибки, несмотря ни на что. Твои чувства, которые сейчас кажутся тебе такими яркими, такими истинными и единственными... Они могут измениться. Я знаю, ты не веришь мне. Тебе кажется, что все, ты нашел любовь всей твоей жизни. Что у вас судьба быть вместе. И ты чувствуешь, что это так. Всем своим сердцем. Но жизнь длинная, и не все всегда складывается так, как кажется в пятнадцать лет, парень. Ты не согласен. Это нормально. Я понимаю, и знаешь что – это правильно. Ты должен сам жить и учиться. Сам все понять и прочувствовать. Возможно, я ошибаюсь. Кто знает? То, что не сложилось у одного, не обязательно будет так у другого. Поэтому я скажу тебе – позаботься, чтобы не ошибиться. А когда все-таки ошибешься – не бойся. У тебя все получится. Услышал? – Услышал, сэр! – отозвался Мидория, широко улыбнувшись.Глава IV. Счастье. Часть 22. Любить и влюбляться
3 марта 2021 г. в 13:19
Урарака опустила ведро в шумящую воду, а затем вытащила его на гальку. Жестяное дно гулко стукнуло по камням. Перехватив ручку поудобнее, девушка оттащила ведерко в сторону и присела на выбеленную солнцем корягу у самой реки. Волны Тайи мягко перекатывались и сверкали в летнем сиянии. От воды пахло свежестью и чистотой – Урараке вспомнилось озеро Уиннебаго и катания на лодке с отцом. Иногда к их маленьким путешествиям за камышами (девушка упрямо продолжала игнорировать слово «рогоз») присоединялась и мама. Урарака улыбнулась, задумавшись о прежних временах. В них все было идеально – за исключением разве что ощущения пустоты в желудке, но это должно было скоро исправиться. «Вот найдем золото, и вернусь в Эплтон с годовой, надеюсь, зарплатой... – подумала девушка. – Доучусь, а дальше, – ее сердце счастливо сжалось, – хорошо бы и замуж...» Ей вдруг стало понятно, чего еще не хватало в воспоминаниях о тех славных деньках. «Мидория Деку-кун, я знаю, что делаю глупость, но я выбираю тебя своим будущим мужем!» – покраснела Урарака.
Подняв ведро, она зашагала прочь от реки, через лагерь. В нос ей били крепкие запахи еловых костров и дымящихся сосновых иголок, ароматы печеных бобов и простеньких специй. Единого времени на пищу и отдых, естественно, никто не устанавливал, так что начиная с одиннадцати утра и заканчивая двумя часами пополудни, на Финнеганском броде собиралось много народу. Обыкновенно все эти люди рассредотачивались по тропе, перетаскивая груз между ближайшими стоянками. Но сейчас в лагере царило настоящее столпотворение. Атмосфера, к счастью, была расслабленной, дружеской. Многие смеялись и шутили. «Еще бы, – подумала Урарака, стараясь не расплескать воду из ведра. – В конце концов, это крупная точка на карте. Пройти целую треть пути до Чилкута – можно и отпраздновать... Надеюсь, Яги-сан согласится дать Мидории немножечко отдыха! Я бы хотела погулять с ним, да только он так устает... И не липнуть! – напомнила себе девушка. – Деку и без меня забот хватает!»
Урарака устала и остановилась передохнуть. Все-таки ведро было очень тяжелым. «Не понимаю, как Мидория таскает по пятьдесят фунтов! – загрустила она. – Наверное, для этого надо быть очень упрямым». Девушка посмотрела на красный след, оставленный ручкой ведра на ее мягких ладонях. «Ну и слабачка! – В уголках ее глаз блеснули слезы. – А еще мечтаю, чтобы замуж за Деку! Сдалась я ему, такая-то плакса...»
Упрямо закусив губу, Урарака потащила ведро дальше. Когда она подошла поближе к месту стоянки, ей открылась занимательная картина. Мидория сидел на тюке рядом с каким-то маленьким, сморщенным, как сушеная слива, старичком в желтой куртке.
– Ну, ладно, парнишка, поговорили мы с тобой обстоятельно, – усмехался седой путешественник, тыча клюкой в ботинок Мидории. – И поздравляю: увиливал ты умело. Но сколько веревочка не вейся... Давай, рассказывай уже, в чем дело, не меняй тему! А то аж скучно стало – сейчас как пойду спать в палатку, и останешься без совета!
– Да сэр, мне и так хорошо... – пробормотал юноша. – По-моему, вам самим дать совет хочется больше, чем мне... его получить.
– Хе-хе-хе! – Старик потешно зафыркал. – Складно говоришь, надо же!
Урарака глубоко вдохнула и шагнула вперед, выходя из-за лиственницы. «Опять собиралась подслушивать?» – укорила себя девушка. Ее сердце подскочило в груди, как напуганный зайчик. Так было каждый раз, когда она встречала Мидорию. Щеки розовели, глаза начинали сверкать... Ей нравилось это теплое чувство. Чувство нежной любви к Деку.
– Привет! – Она помахала юноше свободной рукой. Голос у нее стал чуточку тоньше – и намного заботливей. – Я принесла воды, Деку-кун! Сейчас будем готовить фасолевый суп! Ты, наверное, очень проголодался?
Мидория уставился на нее широко распахнутыми глазами. Девушка увидела, как стремительно и отчаянно он багровеет – ни дать ни взять, спелая свекла.
– О, так я, значит, с самого начала прав был! – воскликнул старичок, размахивая своей палочкой во все стороны. – Юноша, да ты хитрец, почти виду не подал! Но сейчас-то я вижу... Ай-ай-ай, Мидория, нехорошо таить вещи от старших!
– Сэр, да я разве... да я ничего! – Молодой человек испуганно глянул на Урараку и закрылся от нее локтями. – Вам, наверное, пора уже, Гран Торино! Идите, действительно, спать!
Старик добродушно рассмеялся. В его глазах сверкала неуемная хитрость и радость жизни.
– Понятно все с тобой, паренек! – сказал он.
«Что понятно?» – Урарака поставила ведро на траву и вдруг обомлела. Реакция Мидории, слова Гран Торино... «Ой-ой-ой, опять обо мне? Опять из-за меня Деку страдает! – Девушка побледнела и отвернулась, прячась за волосами. – Какой стыд! Какой стыд, какая я дура! Неловкая, нелепая, все порчу, везде лезу со своими чувствами! Как он покраснел... как смутился! Бедненький Деку-кун!»
– Я... – Дыхание у нее перехватило. – Пойду, наверное, пока! Мне еще нужно... достать специи, и все такое! – Найдя первый попавшийся предлог, Урарака убежала, прижимая ладони к щекам.
«Обо мне говорят! Наверное...» – Она натолкнулась на проходившего мимо путешественника и, извинившись, бросилась дальше. Ее лицо пылало, как цветок мака. Сердце отчаянно колотилось в груди. И в то же время Урараке было так тепло и уютно, будто Мидория поцеловал ее в лоб и прижал к своей груди. «Не знаю, что происходит, – улыбнулась девушка, – но если это и вправду про меня... Деку-кун, решай в мою пользу! – Она вздохнула, укоряя себя за расчетливость. – Ну просто... я же люблю тебя, люблю всем сердцем, и всегда буду... Деку-кун, как было бы славно!»
Немножко успокоившись и придя в себя, Урарака огляделась и обнаружила себя на самом краю лагеря. «Где-то там – олененок!» – подумала она, глядя в заросли, колышущиеся и шуршащие на легком ветру. Воспоминание о маленьком, дрожащем созданьице наполнило ее сердце умилением – и нетвердой, но постепенно крепнущей решимостью. «Не будь олененком, Очако, – приказала себе Урарака. – Не убегай так больше! Что ты за рохля?» Засопев, она отправилась обратно к реке. Теперь перед девушкой стояла непростая задача: объяснить как-то свое отступление. «Интересно, здесь где-нибудь действительно можно найти специи?» – заинтересовалась она.