***
Человек поставил на землю большой фонарь, надел перчатки серого цвета и принялся откапывать что-то. Человек кряхтел и пыхтел, буквально на ходу теряя силы и уверенность в том, что он — она — вообще делает. Как глубоко девчонка тогда попала под землю, чуть ли не на три фута! Человек опустился на корточки, чтобы перевести дух, — всё же нелегко выкапывать труп! — в нос ударил запах разлагающейся плоти юного существа. Живого человека едва не вырвало прямо на землю — аромат, царивший в воздухе, был таким сильным, что его могут учуять собаки. Человек продолжил копать, с таким усердием, что мог разодрать себе перчатки, а потом ещё и руки; колени замарались в грязи, оставшейся после дождя, который был несколько часов назад; слабый, быстрый, но оставивший после себя след. Наконец, человек докопался до тела; за всё прошедшое время его как-то раздуло, и оно причудливо изогнулось, будто мертвячка хотела повторить позу собачки, лёжа на спине. Некогда роскошные локоны спелой пшеницы перемешались с землей, а глаза стали белыми-белыми, как молочко. Человек вытащил её из ямы, схватив за ноги, и потянул в сторону, к трассе. Искалеченные телеса казались отлитыми серебром при лунном свете. Девушка Рико Далстона — Лиззи Милблорд — теперь была выставлена на всеобщее обозрение.***
Джесси Бруер вернулась домой в половине первого, после того как они с подружкой вдоволь позанимались проектом по литературе; прочитайте, видите ли, «Гордость и Предубеждение», а потом составьте портрет главных героев! Учительница просто дрянь, если так хочется, то пусть сама м делает! Только она стала на цыпочках подниматься по лестнице, в страхе разбудить всех домашних, как в темноте услышала голос одной из сестёр — зловещий, но тихий — и завизжала, как молочный поросенок, которого собираются пустить на мясо. Пенни щелкнула выключателем, мысленно молясь всему и вся, чтобы их разговора никто не увидел, а визг Джесс не был бы таким громким; девушки смотрели друг на друга в упор, и Пен увидела, как ярко запунцовели щёки пришедшей, с удовольствием отметив и то, что та испуганно дрожит, от кончиков волос до пяток. Ее ярко-рыжие волосы, обычно гладко причесанные и собранные в два хвостика, были взъерошены и распущены. — Ой, Пенни! Чертова дура... Меня чуть инфаркт не хватил, понимаешь?! — Девушка испуганно задрожала, не замечая, как её голос начинает срываться. — Чтоб тебя, Пен! Я... Я... Ох, Господи... — Прощу прощения, сестричка. Но ведь уже так поздно! Я беспокоилась, что с тобой могло что-то случиться. Помнишь Ниту Бакстер? Какие-то козлы изнасиловали её, а после у неё живот рос. — А ты сидишь в темноте комнаты и ждёшь, когда я вернусь, после изнасилования?! Так, Пенни Бруер? — В её звучном голосе слышалась не прозрачная угроза, как перед нападением. Пенни пристально поглядела на свою сестру. Как она могла стать такой грубой, к тому же, эгоисткой? Только этого их семье не хватало! Однако, за неё всё равно стоит опасаться; она красивая, низкая, не особо сильная, чтобы отбиться, поэтому является лакомым кусочком для маньяков и насильников. — Я и думать об этом не хочу, сестрёнка. Всего лишь волнуюсь, что родители будут беспокоиться. У мамы, от выходки Джеки, в тот раз так голова разболелась!.. Ну, просто кошмар... Ладно, двигай наверх, принесу тебе чаю. — Спасибо, Пен, — поблагодарила Джесс и стала подниматься по лестнице. Сёстры всегда действовали на нее угнетающе, когда пытались контролировать её жизнь, как и родители, и она сразу почувствовала себя подавленной и побеждённой, словно была на ратном поле, а не в их коридоре. Слава Богу, что у нее есть Брок! Когда немного погодя Пенни появилась в их общей спальне с чашкой в руке, Джесси в одном белье сидела на своей кровати и стаскивала чулки бежевого цвета. Её сестра поставил чашку на рядом стоящую тумбочку и с удивлением отметила, как сильно изменилась Джесс. Похудела, грудь уже сформировалась, когда она потянулась, то выгнулась достаточно соблазнительно. Когда, освободившись от всех элементов одежды, кроме лифчика и трусиков, она стала шевелить пальцами на ногах, Пен перевела взгляд на ее шею и, увидев там следы поцелуев взасос, усмехнулась про себя — «Одноклассница, подружка, изучение литературы... М-да, кажется, там было изучение анатомии друг друга!». Джесси подняла руку, сняла серёжки из фальшивого золота и ее грудь вздымалась к верху, то опускаясь, то поднимаясь. Раздевалась она без всякого стеснения, так как раньше вообще спала голой при своих родственниках, близких и не очень. Сейчас же, заметив, как Пенни рассматривает её, Джесс неуверенно посмотрела на неё в ответ, ещё сильнее поражаясь тому, как они всё же не похожи. —Ох, сестрёнке, ну в чем дело? — Она спросила это, дабы отвлечь сестру от своего тела, где застыли бытовые царапины. Только сейчас, в хорошем свете ламп, стал заметен след чьей-то пощёчины на щеке рыженькой Бруер. Она не сводила с нее глаз, словно пыталась впитать в себя образ сестры, её взгляд, волосы, нежные руки. Тем временем Джесс открыла шкатулку, на которой были изображены цветочки с птицами, положила в неё серёжки. — Ах, да. Совсем забыла, Пен. У меня твой кулон. — Девушка достала из шкатулки позолоченную цепочку, на которой висел маленький крест с рисунком тюльпанов. — Не знаю, зачем положила его к себе, наверное, была усталой и решила отдать попозже. Пенни поймала украшение прямо в полете, рассмотрела внимательно, словно сомневаясь в том, что это тот самый кулон. Она расплылась в улыбке, узнав в ней свою вещь, подошла к сестре, обняла ее и поцеловала в висок, оставляя след слюны. — Ох, Пен, прекрати! — Джесси оттолкнула сестру и вытерла своё лицо футболкой. Тем временем совершенно случайно проснулась Джеки и, сладко зевая, посмотрела на своих сестёр, с которыми жила в одной комнате; кровать у неё была самой мягкой и маленькой, чему она, пока что, была рада, спать в ней ей пришлось после того, как прошли её четвёртые именины; родители решили, что девочка больше не должна забираться к ним в постель и прижиматься то к матери, то к отцу. Двух других дочерей они отправили спать в отдельные кровати, когда тем исполнилось три года; Пенни и Джесси не возражали, как-никак у них было много общего, да и общение с сестрой им особого удовольствия не приносило. (Хочу сделать пометку, что они все, Пенни, Джесси, Джеки — тройняшки). Джеки улыбнулась, чуть глуповато, иссиня-черные волосы разметались по подушке; днём она зачастую собирала их в косички, дабы не мешались, из-за чего во время сна те были волнистыми; Пен махнула ей ручкой, сидя на кровати Джесс, пока та расчёсывала волосы. Этот момент можно было назвать мирным, особенно, когда Джеки встала и подошла к ним, дабы поцеловать в лоб; сидящие до этого спокойно, сестрички наигранно и тихо завизжали, вскочили на ноги и стали бежать по комнате от Джек-Джек, пока она, натянув на голову фальшивую каску, которая была у неё ещё с детского сада, пыталась схватить то одну, то другую. Пенни улыбнулась. Как всё-таки прекрасна жизнь, когда всё идёт как надо!***
Нита положила руки на живот. Крохотное существо, которое она носит под сердцем уже шесть месяцев, ждет, когда же она поможет ему увидеть мир, почувствовать себя по-настоящему любимым и нужным! Девушка была в смятении; если Булл или Барли узнают, кто отец ребенка, без убийства не обойдется, либо порешают их, либо они кого-то закопают, а этого ей очень не хотелось. Она почувствовала на губах соленый вкус слез, вытекающих из её глаз; на самом деле младшая Бакстер знала всех, кто в тот день измывался над ней, но боялась сказать об этом кому-либо, так как не желала, чтобы на неё и её будущего ребёнка все смотрели свысока, считая грязью под своей красивой обувью. Нет, те двое не должен знать о ребенке, о том, что, возможно, могут быть его отцами. Она не станет унижаться, просить о чём-то, жаловаться, подавать заявление в полицию — какой в этом смысл, если все смотрят на неё так, словно она, Нита Бакстер, сама виновата? Её использовали, как одноразовую игрушку, салфетку, не нужную, которую можно заменить; значит, и к ребёнку будет такое отношение от того, кто является ему биологическим отцом. А что же делать ей самой с малышом или малышкой? Не будет же она разгуливать, как все эти матери-одиночки, чьи мужья или дружки оказались подлыми трусами, не сумевшими отвечать за свой член. О таких бедняжках часто злословят соседи, считается, у них нет ни стыда, ни чести, что все они мерзкие легкодоступные девушки. Ну, за что же ей такие мучения? Какие грехи у неё были в прошлой жизни? Беременность и без того не особо большое удовольствие, а когда ты испытываешь вечный стресс и чувствуешь на себе чужие, сочувствующие взгляды, то вообще хочется провалиться сквозь землю. Даже отец не пытается помочь ей в такое время.***
Нита лежала и рыдала, пока отец гладил её по волосам; дочь забралась в дом через окно первого этажа, с кровью на бёдрах и несколькими синяками на теле, даже на лице красовалась парочка. Барли плакал вместе с дочерью, хотя не особо понимал, что случилось, просто уловил настроение своей девочки и решил, что стоит войти в её положение. — Не плачь, милая... Если это из-за парня, то я вообще не понимаю твоего недовольства.. Мы, мужчины, те ещё подонки, ты должна была рано или поздно это понять... Доченька, девочка моя, ты же такая умная, такая хорошая, такая добрая, так похожа на маму.. У тебя ещё всё будет хорошо.. Отец разговаривала с ней, как с маленькой, словно она до сих пор была малышкой, мама была жива, и она прибежала к ним двоим с расцарпанной коленкой. Его тон вывел Ниту из себя. Приподнявшись на локтях, — на её щеках застыли дорожки слёз, губы дрожали, одна из них была разбита, из неё сочилась кровь, в глазах испуг — она крикнула ему: — Уйди, папа! Уйди и никогда не подходи ко мне! Это ты виноват во всём, если бы не ты, мама бы была здесь, этого бы не случилось... Она снова затряслась в рыданиях. Барли выполнил её просьбу, спустился на первый этаж и вновь стал попивать из своего стакана водку, смешанную с виски. Он ничем не мог помочь. Даже утешить свою дочь.***
Тара — местная предсказательница — раскладывала карты. При этом её высокий хвост, собранный, с помощью заколки с фальшивым изумрудом, из сиреневых волос, колыхался в разные стороны из-за открытого настежь окна; Эмз неуверенно смотрела на ту женщину, которую у них в Бравлстаре прозвали ведьмой. Блэк давно беспокоилась о своих отношениях с Буллом, у них было много ссор; по её мнению, для него всё было легко и просто. Предложение от другого? Ситуация, не заслужившая его внимания — «Делай, что хочешь». Свадьба с другим? Мероприятие, на которое можно прийти, дабы выпить и вкусно поужинать — «Приду со своей подругой». Иногда ей становилось так тошно и горько, что даже алкоголь не спасал; пахнущее сливами, вино отдавало мертвечиной и кровью, как от её Булла. Порой вновь и вновь она спрашивала себя, что она, Эмз Блэк, делает в этой квартире, в его квартире, пропахшей сигаретами и травкой, с мужчиной, которому по-сути безразлична, но ответ не находился. И тогда она просто перестала думать об этом. Порой она даже уходила, клялась себе, что больше не вернётся, поставив окончательную точку в их отношениях, ясно пыталась вбить себе в голову, что он ей не нужен, как и она ему. Поэтому Эмз и пришла к Таре. — Карты говорят, — проговорила гадалка, прищурившись. Были слухи, что она танцевала на костях своих родителей, однако, если судить по внешности, слишком уж юной была она, чтобы успеть пережить родителей. По крайней мере, кожа не обвисла, а насчёт остального Эмз, или кто-либо другой, ничего сказать не могла, так как лицо и некоторые части головы прикрывал платок, зачастую фиолетовый, но порой и бордовый. Тара любила благородные, тёмные оттенки. — Они говорят, что будет много времени, дабы.. Ах!.. — Что? Что они говорят? — Ах, девочка моя, лучше тебе не знать. Женщина попыталась прикрыть руками карты, на которых отчётливо застыли три образа — Барышня, рыдающая над какой-то бедой, Рыцарь, поверженный в схватке, и Солнце за потемневшими облаками.***
Рико Далстон упёрся кулаками в стол Шелли Смит, и та невольно напряглась. Провалиться бы этому сукину сыну под землю! Словно она сама закопала где-то там, около трассы, его девчонку, предварительно избив и изнасиловав странным образом, который даже патологоанатомы не сразу разобрали. Женщину передернуло. Не смотря на общую суматоху, она была уверена, что девушка просто где-то загуляла, или сидит сейчас верхом на любовнике. Уголок её рта проказливо пополз вверх; определённо, его подружка сама убежала в закат, но сказать ему не решилась, испугавшись реакции. Браво же, теперь ей придётся разбираться в этом дерьме! — Ещё раз, — цедила Шелли каждое слово. — Меня уже достало то, что ты приходишь сюда, забывая о собственных обязанностях. Делай, что хочешь, только перед начальством сам оправдывайся, Рико, мать твою! — Ты не понимаешь, Шел! Если бы с твоим молодым человеком такое случилось... В кабинет забежал сержант. Карие глаза возбужденно сверкали, но в глубине притаился лёгкий страх. — Шериф Шелли.. Офицер Рико.. Вы должны на это взглянуть! Далстон и Смит переглянулись.