***
— О чём ты? Биби улыбнулась миловидной девушке и отпила из своего бокала яблочный бренди, наслаждаясь сладким послевкусием и приятным ароматом, бьющимся в её тонкий аккуратный нос нежными порывами, заставляя крылья носа трепетать; она убрала бокал на стеклянный кофейный столик, поправила причёску и прищурилась, от чего вновь стала выглядеть типичной азиаткой с хитрыми глазами цвета потемневшего неба. Сегодня она договорилась встретиться со старой знакомой, дабы обсудить своё новое дело и узнать подробности о жизни Шелли, дабы разрушить всю её жизнь в одночасье, пока та не понимает, что дерьмо было у неё прямо перед носом, да и к тому же было одним из самых приближенных к ней лиц — бедняжка, это, наверняка, разобьёт ей сердце, может быть она даже не решится более кому-то довериться; впрочем, Робертс это совершенно не волновало, её страстью и смыслом существования было лишь желание мести этой Мисс Смит, готовой плюнуть на тех, кому нужна помощь, готовой растоптать пальцы тем, кто пытается подняться по холму. Половине города эта трахнутая Шелли кажется чуть-ли не богиней! Они совсем не видят огонька презрения в её очаровательных глазах, не слышат эту желчь в её голосе. В принципе вполне себе можно понять, почему та является любимицей жителей — то там поможет, то тут денег подкинет, с детьми посидит, всегда утешит. Лишь главари преступного мира не могли терпеть её, из-за чего Биби и решила, что только с их помощью сможет устранить Шелли, к сожалению, самый первый и главный — Кольт Картер отказался от подобного расклада дел, не объяснив причину, зато Булл Коннор медленно и точно сливал ей информацию о том, чем занимается его коллега с Шелли Смит. Робертс улыбнулась ещё сильнее, подумав о том, что скоро маленький — нет, она, конечно, не сомневается в мужских способностях Кольта, но, будь у него удовлетворимый размер, ему бы не пришлось покупать женщин — секрет этих двоих раскроется, причём о нём узнает и начальство Смит, и коллеги по бизнесу Кольта; на удивление, это грело душу Биби сильнее, чем прикосновения её девушки или же горячий чай после ледяных струй по телу в душевой кабинке, она просто желает мести, а другого ей и не надо. Ей не надо даже дружбы, способной всё исправить, от этой испанской чертовки, укравшей у Биби когда-то и жениха, и друга. Раньше Эль-Примо вместо Шел предпочитал её, Робертс, однако эти дни давно канули в Лету, предварительно рассыпавшись пеплом, как знак того, что всему пришёл конец. Девушка вернулась в реальный мир и, усмехнувшись, откинула иссиня-черные волосы назад, щурившись от дыма сигареты, попадающего ей в глаза. Она заговорила с лёгкой беззаботностью: — Байрон Андерсан ненавидит Кольта Картера из-за взглядов последнего, — Осведомила она миловидную девушку, просунув сигарету меж зубов. — Это во-первых. Во-вторых: Розмари Кокс, девушка Байрона, когда-то работала проституткой в борделе Кольта, прежде чем тот доверил ей наркотики. Неудивительно, что после такого Андерсан захочет прикончить Кольта. Девушка почесала рыжий затылок, обдумывая слова Биби. В принципе, та говорила вполне логично, пусть не без холода в душе, а её глаза почему-то казались стоящей принадлежащими рыбе — такие же ничего не выражающие! Иногда той казалось, что Робертс изучает её, как какую-нибудь кобылу на рынке, из-за чего она порой ожидала глупого приказа показать зубы; рыжеволосая тряхнула головой, от чего несколько локонов упало ей на побледневшее лицо. — И всё же, Байрон Андерсан не решится на что-то серьёзное. Его вполне устраивает сложившаяся ситуация, он не рискнет ни своими людьми, ни благополучием своей семьи. К тому же, если верить слухам, у них с Розмари всё серьёзно. Он сделал ей предложение, чем он поделился со своими работниками. — Удивительно, — Со свойственным себе равнодушием, ответила Биби, разглядывая сквозь стекло бокала свой бренди. — Я думала, что ей всего девятнадцать. — Так и есть. Как они сами говорят, возраст — просто цифра. — М-да, мы медленно и верно превращаемся в страны СНГ. Что дальше? Новорождённая выйдет замуж за совершеннолетнего брата? — Усмехнувшись, Робертс закинула в рот виноградинку, предварительно оторвав её от ветки. — Меня всегда удивляли подобные люди. Он что, действительно такой глупец, если считает, что молоденькая и симпатичная девушка может к нему что-то испытывать? — Как я знаю, Андерсан уже состоял в связах с несовершеннолетней. — Неуверенно начала девушка, убрав руки за спину. — Кажется, это была одноклассница его сына. — Бедняжка Розмари. Кому она доверилась? Биби вновь приложилась к бренди, обдумывая дальнейший план. — Нужно залезть в доверие к Кольту. — Но как? — Как-как? Войти в его жизнь в общем. Ты должна этим заняться. Можешь попробовать разные способы. Думаю, после предательства Пайпер ему захочется новую женщину в свою постель. Девушка густо покраснела, опустив глаза в пол. Почему-то ей стало ещё хуже, чем в тот день, когда всё разрушилось. — Я не уверена, что мне удастся это сделать… — Ох, Амбер, всё будет хорошо! Главное сделай всё возможное ради этого. Амбер развернулась и вышла из помещения, где царил приятный запах яблочного бренди. Ей казалось, что она совершила самую огромную ошибку, когда стала работать на Биби Робертс.***
Шелли вошла в паб Барли, улыбнулась сидящим и сразу впилась взглядом в двух проституток, лежащих на коленях своих клиентов, которые без всякого стеснения лапали тех на глазах у всех, щупая за видные из-под кофты соски, пытались пролезть руками меж их ног; среди них она поняла, что там пищит бывшая девушка Брока, морща своё хорошенькое личико, с отразившимся там отвращением, её белоснежная кожа была покрыта синяками и засосами, некоторые красовались на совсем странных местах, к которым сама Смит не подпускала даже Кольта, пускай они и спали. Уотсон сделал бедняжку обычной шлюхой после месяца «смазки» — девочке тогда было лишь пятнадцать, она росла в многодетной, бедной семье и рассчитывать могла лишь на себя, из-за чего и попала в лапы жадного сутенёра, к своей не удачи, являясь симпатичной американкой: у неё были нежные черты лица, припухлые губы, длинные каштановые волосы и тусклые зелёные глаза. Соседняя девушка явно находилась под чем-то, так как вела себя, на удивление, развязно, чуть ли не при всех выполняя свою работу, ощупывая выпуклость в штанах мужчины, возле которого сидел миленький смущенный паренёк с чёлкой и серо-голубыми глазами, в обрамлении длинных чёрных ресницах. Поймав пристальный взгляд Шелли, черноволосый отвернулся, заливаясь брусничным румянцем. Выглядел он лет на семнадцать, от чего девушке даже стало смешно. Видно, пытается притереться к «крутой компании», состоящей из таких грубых мужланов, как и сидящий рядом с ним, щупающий дешёвую проститутку. Барли занимался постоянными клиентами, изредка поглядывая на часы и что-то бубня себе под нос, в перерывах между — «Да, он тот ещё мудак» и «Да, все бабы одинаковы!», от чего Смит вновь почувствовала, что на лице появлялась улыбка; только у Мистера Бакстера всё время удавалось быть весёлым, пусть практически всем жителям города и было известно, что лишь с помощью алкоголя, от которого у него происходит замыкание, и на некоторое время воспоминания о Нифэль пропадают из его памяти. Однако каждый раз они вновь приходят в норму, не без помощи Ниты, которая часто вызывает службы, восстанавливающие память роботам или же возвращаюшую им какие-нибудь материалы в машинический организм, если сборок гаек и каких-то проводов можно таковым назвать; Лиззи иногда шутила, что после их с Рико полового акта им всё время требуется помощь бесстрашных работников, так как у того случался безумно длинный шок, превращающий беднягу в какого-то деревянного — хоть он и был из металла — овоща, способного лишь на односложные ответы. Впрочем, у роботов вечная беда в проявлением человеческой похоти, особенно когда дело доходит до основного процесса и они не знают, что им делать и. Чем. К своему счастью, Шелли не было известно, чем именно Барли и Рико удовлетворяли своих женщин. Её это и не интересовало. — Эй, Барли-Бар! Налей-ка и мне чего-нибудь. Барли улыбнулся ей, поправил свои усы, играя бровями, и уже через несколько мгновений перед Смит появился бокал на длинной ножке, наполненный ярко-фиолетовой жидкостью, с синей трубочкой, украшенный ежевикой и смородиной. Пахло восхитительно, посему девушка сразу попробовала напиток и ощутила приятный вкус ягод и, кажется, чего-то фруктового. Алкоголь чувствовался еле слышными нотками. — В общем-то, Барли, я тебя по делу, так-то. — Хорошо, Шелли. Я весь в внимании, — Мужчина поправил свою галстук-бабочку и на его металлическом лице застыла маска равнодушия. — Только давай побыстрее, у меня ещё работа, между прочим. — Разумеется. Всего лишь несколько вопросов касательно того была ли у тебя в пабе Пайпер Де Ла Прим Мартин. Барли как раз протирал один из стаканов, и, при словах Смит, руки его подвели, перестав удерживать стеклянное изделие. Несколько осколков попало под стойку, но основные были у ног бармена, ошарашенно глядящего на шерифа. — Папа, ты разбил стакан! — Послышалось в дверном проёме, ведущем на кухню, и тут настала очередь Шелли удивляться. Коротко стриженные волосы медно-каштанового цвета были аккуратно уложены и причесаны, однако хранили в себе черты некого беспорядка, так как несколько волосков выбилось из причёски. Его ярко-бирюзовые глаза уставились, в ответ, на фиалковый взгляд шерифа. Через чур женственная фигура, по мнению Шелли: узкие бёдра и плечи чуть шире, гладкая смуглая кожа. На нём был свитер и шорты, белые носочки и тапочки-собачки с милыми ушками; он держал в руках коробку с чем-то, положил её на стойку и подбежал к отцу, чтобы собрать осколки. Его голос Смит узнала. Леон Бакстер, пропавший несколько месяцев назад, после изнасилования сестры. Глаза у него были каким-то странными, зрачки слишком большие, что-ли… — Леон? — Шелли?.. — Удивлённый писк, и голова поднялась. Глядя в эти бирюзовые глаза, Смит поняла, что её приход пройдёт не так, как она ожидала изначально.***
Семейство Бруеров восседало за столом, наслаждаясь вкуснейшим паштетом, заказанным в одном из местных ресторанов сегодня вечером; Пенни жевала, увлечённо разговоривая с отцом, Джесс не наблюдалось, опять ушла к этому чернокожему сутенёру, от чего губы Пэм сложились в одну недовольную линию, зато стоило ей перевести изумрудный взгляд на Джеки, как на лице, подобно цвету, расцвела нежная улыбка, открывающая вид на белоснежные крупные зубы. Девочка сидела и смеялась каждой шутке отца, в перерывах жуя вкусное блюдо и не переставая хвалить соус своей матери, который в действительности был не таким великолепным, хоть та и пыталась убедить своих родителей и сестру в обратном; её иссиня-черные волосы были распущены и теперь мягкими локонами расположились на её хрупких плечах, от чего она выглядела очень по-домашнему. Её глаза изумительной красоты, нос на римский манер, кожа, правда, подкачала, слишком много чёрных дырочек, да и шрам идущий от левого плеча до до её шеи не добавляет девушке прелести, но для Пэм она являлась чуть ли не ангелом с небес, ведь остальные две дочери разочаровали её практически сразу, стоило им пойти в среднюю школу; Джесси и Пенни стали проводить больше времени в своих компаниях, и их мать чувствовала ревность, а также зависть. Почему только молоденькие девушки могут идти на вечеринки, почему не пытаются помочь своей маме, чтобы она хоть немного отдохнула? Где-то заскулила собака, и Пэм стала наблюдать за тем, как Пен даёт той половину своей порции, при этом миленько улыбаясь; её крашенные волосы были мокрыми, так как она совсем недавно приняла душ. — Я недавно разговоривал с учителем Джесс в Художественной школе, — Осведомил своё семейство Джейк, наколов кусочек паштета на свою вилку, а после отправив его в рот. Пэмми заметила, что у него кривоватые зубы, а в тех застряли кусочки чего-то тёмного. — Джесси не было там с того самого дня, как умерла Лиззи. — Она была с тем парнем, — Ровно ответила Пенни, продолжая поглощать свой ужин. — Потом вернулась, не причесанная и явно возбу… — Пенни! — Пэм укоризненно поглядела на свою дочь и покачала головой, сложив бровки домиком. — Что за разговоры за ужином? — Прости, мама, — Сказала Пен, опустив голову. Перед этим она поймала взгляд Джеки и кивнула той. Так-с, она чуть было не спалилась, оправдывая свою сестрицу. И, кажется, Джек-Джек стала что-то подозревать. Коротко говоря — дело дрянь. — А разве не известно точное время, когда умерла Лиззи? — Невинно поинтересовалась Джеки, глядя на Пэм, накладывающую себе салат с помидорами и огурцами. — Говорят, что это в семь часов вечера. У вас в это время давно заканчиваются уроки и вы возвращаетесь домой. Можешь не переживать, нашу семью вряд-ли обвинят, — Мать дружелюбно улыбнулась. — Пенни часто возвращается домой в девять часов. — Задумчиво заметил Джейк, подливая себе лимонад. — О! Вот это совпадение. Примерное время смерти жертвы — где-то восемь тридцать или девять часов. Бывает же такое… Джеки поглядела на сестру, обратив внимание на то, что по лбу той текут мелкие капли пота.***
Джесси глядела на Брока с неким страхом, пока тот рассхаживал по комнате, побеждённый своими эмоциями и гневом, будто те одержали над ним самую огромную силу мира; желваки на его щеках гневно раздувались, движения были слишком резкими, а из рта лился лишь яд, разбивающий девушке сердце, которое могло остановиться совсем недавно по вине того же человека, что и сейчас, а тот ходит кругами, что-то про себя обдумывая; внезапно она поняла, что слёзы застилают ей глаза — неужели он действительно хочет убить её? Он безумен! Он в ярости! Она же просто хотела получить денег на аборт, а те полоски она подделала, как и бумаги! Почему-то ей это казалось хорошей идеей, но сейчас было ясно, что с самого начала подобное являлось огромной глупостью и ошибкой, сумевшей вывести из себя и без того неуравновешенного человека, считающего, что его пытаются запутать и схватить за причинное место, дабы получить красивые бумажки, на которые можно спокойно жить, не волнуясь некоторое время; однако этой сучке Пенни обязательно нужно было всё испортить! Это она виновата, что она, Джесс, чуть не умерла! Из-за неё Брок злиться на Джессику! Пенни — беда всей их семьи! Тем временем Брок ушёл на кухню и стал что-то готовить: Джесси услышала, как лёд соприкосается со стеклом стакана, трещит, как что-то наливает Уотсон и, наконец-то, как он возвращается в комнату. В руках у него было два стакана наполненных коко-колой и, кажется, бренди со льдом, с улыбкой взяв свой, девушка положила руку на колено парня, но тот сбросил её руку, равнодушно попивая свою порцию, взгляд его прояснился, глаза уже не бегали, как у испуганного мальчишки, а руки, через несколько мгновений, нашли её собственные, и их пальцы переплились, заставив Джесси расслабленно прикрыть глаза. Значит, всё хорошо, всё уже в порядке, он не сердится. А тот случай с ванной был случайностью. Его ладонь зарылась в её распущенных волосах, от чего она откинула голову назад и блаженно улыбнулась, продолжая сидеть в полном неведении, ничего не видя, пока он ласково прижимал её к себе и чмокнул в висок, продолжая поглаживать по ярко-рыжим локонам; он сжал мочку её уха меж губ и игриво прикусил, прежде чем отпить из своего стакана напиток и заговорить касательно того, на что они договорились: — Так-с, Дорогуша, надеюсь, ты понимаешь, что после вчерашних слов — пути назад нет? — Лёгкий кивок головой, серьёзный взгляд и кривая усмешка на дрожащих губах, где стерлась бледная помада. — Вот и молодчинка. — Я всё понимаю, Брок. Разумеется. — Ты уверена, что хочешь работать именно в пабе Барли? Не боишься, что донесут твоим родителям? Приступишь к работе завтра или сегодня? — А можно уже сегодня? — Недоверчиво спросила Джесси, сложив бровки домиком. Точь-в-точь как мать. — Конечно! — Ослепительная улыбка Брока сияла белоснежными зубами. — Так что? — Начинаю работать сегодня. — Неуверенно ответила Джессика и убрала стакан на стоящую рядом тумбочку. — Хорошо, тогда поройся пока в моём шкафу, у меня там должны быть вещи. Ты брала с собой косметичку? Сделай макияж. Кстати, не стоит… Слушая его, Джесси Бруер понимала, что её жизнь круто перевернулась всего лишь из-за нескольких слов, сказанных пару секунд назад.***
Эмз и сестра Поко не ладили, это было также понятно, как самая очевидная вещь в мире — эти шепотки, льстивые улыбки, дружеские похлопывания с желанием повалить соперницу на пол и избить, рукопожатия, когда ногти проникают в кожу со всей силы, а ещё предложения оплатить тот или иной наряд, когда кто-то из них вздыхал, как прекрасен этот образ, особенно с такой-то помадой или подводкой; первой досталось Мастрано, которая засмотрелась на платье голубого цвета с кружевами на манжетах и подоле, оно было очаровательным, к тому же, если та распустит свои чёрные волосы, то вполне может сойти за настоящую леди, особенно если повязать этот белоснежный бант на талии — получится вылитая Пайпер! — Блэк любезно предложила оплатить выбор той, тем самым нанеся оскорбление, якобы замечая, что сестре Поко это не по карману, из-за чего та купила не только голубое, но ещё и чёрный шерстяной костюм, заслуженно получивший внимание самой Эмз. Однако нельзя быть грубой с будущей родственницей, поэтому, вспомнив о Мортисе, его племянница лишь ласково улыбнулась и взяла себе фиолетовую полупрозрачную блузку с пуговицами на спине, а также, доверившись вкусу Поко, приобрела брюки-клеш на высокой талии, которые смогут подчеркнуть её фигуру. Антея — так звали его сестру — могла быть очень милой, если хотела, так как от улыбки на её щеках расцветали ямочки, а янтарные глаза теплели, стоило ей взглянуть на своего братца, золотистые веснушки украшали большую часть лица, а курносый нос выглядел невинно, если та не начинала умиляться через чур слащаво, осыпая собеседника презрительными взглядами, которые так и кричали — «Прикоснись ко мне, и я тебя уничтожу»; как было известно, Эмз девушка не оставляла попыток стать законной супругой Поко и делала для этого всё возможное, вплетала в свои причёски его любимые цветы, вместе с ним пела и училась играть на гитаре, а один скандальный случай про этих двоих и вовсе был у всех на слуху. В свой день рождения Антея пришла в комнату брата, распустила волосы и разделась, возлежав на его кровати, а во время ожидания пила вино и ела фрукты из тарелки, когда же её братец уже пришёл, та была вдребезги пьяной, из-за чего двум служанком пришлось одеть её вновь, после чего вынести из спальни, не без помощи Поко; из-за этого Эмз в глубине души сочувствовала этой девушке, понимая, как же неприятно находиться у дорогого себе человека во френдзоне, пускай он и относится к тебе дружелюбно — также у неё было с Буллом, который в последнее время появляется не часто, а на звонки отвечает ещё реже. Неизвестность — самое худшее, что только возможно во всём этом мире. После магазинов, они крошечной дружной компанией решили забежать в кафешку, расположенную не очень далеко, так как у Поко отваливались ноги из-за вечного бега за девочками и помощи то тут, то там, к тому же каждая из них требовала к себе внимание, желая уделать соперницу; на его красивом лице читалась ужасная усталость, золотистые волосы намокли от пота, голубые глаза казалось слипались буквально на ходу, и Эмз покачала головой в наигранном недоумении, на что парень лишь самодовольно улыбнулся, пока стоящая рядом девушка не подошла к нему с желанием сделать селфи. У неё была смуглая кожа и тёмные волосы, которые скрывали вид на длинную лебединую шейку. Её внешний вид напомнил Эмз о Софи, и та почувствовала резкую тошноту, а точнее — желчь, поднимающуюся по её горлу вверх, ко рту, чтобы вырваться наружу, она сдержала её, невольно проглотив, и стала наблюдать за тем, как её жених, держа телефон в одной руке, приобнимает брюнетку за талию другой и делает селфи на её гаджет. Тем временем Антея заказывала им перекус, состоящий из блюд, известных лишь той; сегодня Эмз видела труп, а теперь спокойно будет сидеть в кафе среди обычных людей и пить кофе, смеясь и разговаривая со своим женихом и его сестрой. Что-ж, порой жизнь делает весьма неожиданные повороты, насмехаясь над людьми. — Так, ребятки, я нашла столик! — Антея помахала им рукой, а после поставила поднос на тот самый стол с природной грацией. Несколько парней посмотрели на неё с плохо скрываемым восхищением, а она на них в ответ — с пренебрежением. — Эмз, не знаю, что ты любишь, поэтому взяла для тебя лишь. Минеральную воду. Думаю, тебе не помешает очистить организм, да?.. — Она выразительно глянула на широкие бёдра Блэк, и та подавила в себе желание заехать девушке по лицу. Вместо этого она расплылась в улыбке и присела возле Поко, не глядя на него. Элегантным движением руки, она попыталась взять бутылку и открыла её. При первых попытках попить, всё потекло её в декольте, и Эмз захотелось скрыться или раствориться в этой самой воде, лишь бы не видеть этих озадаченных взглядов… — Мм. Может, салфетку? — Смущенно поинтересовался Поко, протягивая ей белоснежные салфетки. — Вытерись. У тебя вода затекла. — Спасибо, капитан очевидность! — Она саркастично щёлкнула языком и, вырвав салфетки, стала обтираться ими, но стало лишь хуже. Те прилипли к её мокрой коже и теперь отлиплялись мелкими кусочками. Не желая делать ситуацию ещё более неловкой, Мастрано принялись за свой перекус, вгрызаясь в свои сэндвичи, пока Эмз, теряя последние надежды, продолжила приводить себя в порядок, на потеху остальным посетителям, едва сдерживая слёзы.***
Нита глядела на своего сыночка, поражаясь тому, как ей удалось родить этого малыша… Такого милого, красивого, но уже болезненного и несчастного; его голубенькие глазки обещали со временем стать бирюзовыми, чему девушка очень радовалась, так как ей не хотелось видеть в сыне своеобразный насильника, даже маленькие черты лица Булла заставят её испытать тоску, в этом она была уверена также, как в том, что её брат — Леон. Восстанавливаясь после тяжёлых пяти часовых родов, Бакстер старалась наслаждаться каждым мгновением, проведённым возле своего малыша, пускай он появился совсем недавно; о семье, оставшейся в всеми известном пабе, она старалась не думать, дабы не делать самой себе ещё больнее. Она уже кормила его, как минимум, два раза и каждый раз чувствовала себя на вершина блаженства, открывшегося ей совсем недавно, из-за чего она с трепетом ждала того момента, когда сможет привести своего сына домой и ухаживать за ним, одевать его, мыть, любить, играть с ним… Она назвала его Брюсом, в честь милашки Брюса Уиллиса, так как этот актёр ей очень нравился; она надеялась, что со временем её мальчик станет таким же успешным, если с ним не сыграет плохая наследственность. Как же ей хотелось быть с ним! Единственное, что не устраивало её в сложившейся ситуации — им давали мало времени, к тому же медсестры и заведуящая родильного отделения смотрели на неё с брезгливостью и жалостью — но ей не нужно ни то, ни это! Поэтому она очень удивилась, когда увидела на пороге своей палаты Эль-Примо Экспозито, держащего пакет с чем-то. Нита как раз кормила Брюса, и он нежно прижался зубами и губами к её соску, от чего она никак не могла нарадоваться. Большинство её соседок, уже знающих, что такое дети, говорили, что те вгрызаются в грудь, словно дикие звери. Её малыш подобным не страдал, к зависти других. — Приветик, молодая мамочка, — Эль-Примо улыбнулся, и остальные улыбнулись ему в ответ, так как считали его неплохим вариантом в сложившейся для себя ситуации. Некоторые из них были такими же одиночками, как Нита, поэтому были бы рады даже такому экземпляру, как обычный владелец кафешки, без огромного заработка. К тому же, Экспозито был вполне симпатичным. С Кольтом Картером не сравнится, конечно, но тоже неплох, если присмотреться. — Привет, Примо, — Улыбка расцвела на губах Бакстер, когда малыш отпустил её сосок и уткнулся лицом в полуобнаженную грудь. Кроватку Брюса поставили с её собственной, поэтому она без малейшего труда уложила его туда, предварительно поцеловав в лобик. Иногда, во время ночи, ей хотелось положить малыша рядом с собой и шептать, как сильно она его любит. — Нита, запомни, пожалуйста, что ребенок должен спать только в своей кроватке, — сказала заведующая родильного отделения, в её голосе можно было уловить нотки сочувствия и беспокойства, но Нита игнорировала их. — Я знаю, что хочется укладывать малыша с собой. Но потом будет только хуже, поверь мне. Нита так и не поняла, что подразумевается под словом «потом». Тем временем Экспозито присел на её кровать и стал доставать продукты из пакета: апельсиновый сок, пачка овсяного печенья, три штуки бананов и ещё непонятные витамины. Он стал говорить с ней нежным голосом: — Нитуль, я же вижу, что ты начинаешь привязываться к малышу. Не думай, что я не понимаю… Но и ты должна понять… — Что понять? — Она заметила, что её соседки покинули палату, и была благодарна им за это. Это всё же, наверняка, личный разговор. — Ты должна понять, что ребёнка нельзя так просто получить, Нита. — Как?.. Почему?.. Я же его мама! Я родила его. — Тшш. Успокойся. Я постараюсь забрать к себе малыша, а потом вернуть тебе опеку над ним. Главное верь мне. — Но почему я не могу просто забрать его? — Ты несовершеннолетняя. К тому же, у тебя нет работы, бизнеса… — У нас семейный паб! — На втором этаже которого бордель. Это не лучшее место для ребёнка. Нита закрыла лицо руками и зарыдала. Тело её подрагивало. Как всегда, когда казалось, что всё налаживается, судьба вставляет ей палки в колёса!***
— Пайпер, что мы делаем?.. — Это просто игра Лиззи, — Девушка поудобнее устроила маленькую низкую девочку с грязными волосами и давно не стриженными ногтями. Та провела ладонью под носом, когда почувствовала, как сопля стикает в рот. — Ты сидишь и молчишь, пока я говорю с одним… Человеком. — Он снова сделает тебе больно? — Не знаю… Надеюсь, что нет. Не думай об этом. Вау! Смотри, что у нас есть! — Пайпер продемонстрировала сестре полупустую пачку чипсов, которые были их обедом и завтраком уже три дня. — Можешь, пока поесть. — Сколько тебе оставить? — Глядя в голубые глаза Лиззи, та покачала головой, отказываясь. — Я не хочу. Скушай всё, а потом, если хочешь, можешь немного почитать или поспать. Но не выходи, пока я не разрешу. — Буду тихой, как мышка! — С готовностью откликнулась девчушка, тихо рассмеявшись. На её скуле цвел синяк, подарочек мамочки. А может и папочки. Закрыв дверцы шкафа, Пайпер заглянула в грязное зеркало, висящее на нём и ещё раз осмотрела себя: короткая юбка и лифчик красного цвета, на ногах высокие сапоги. Яркий макияж добавлял ей юности, грудь вырвалась из бюстгальтера, что она отметила, как вдруг прозвучал стук. Открывая дверь, она думала о том, что сегодня сможет заработать чуть больше денег, чем обычно. Мужчина выглядел опрятным и кротким. С него можно поиметь достаточно! Лиззи как раз нужны новые ботинки и школьная форма.***
Он разрывает её изнутри, входит и выходит безумно резко, доставляя боль её истерзанной промежности ещё больше. Его руки царапают её соски, а губы находят её собственные и врываются в рот, заставляя сдерживать тошноту. Грудь горит также, как и влагалище, и в отнюдь не хорошем смысле, а когда он вставил в её анус два пальца и заменил их на свой член, она, скрепя зубы, терпела ради нескольких фунтов. Ей нужны деньги, очень нужны. Она готова убить ради них, но вместо этого убивает себя саму, продавая своё тело, которое терзает каждый желающий; их руки, запах, движения… Иногда ей хочется, чтобы это закончилось навсегда. Чтобы она больше не очнулась. Не ощутила этой боли, когда в тебя кто-то вбивается, подобно колу, а тебе ни капельки неприятно. Впрочем, никто из её клиентов никогда и не хотел доставить ей удовольствие, если не приверать; они лишь люди. Безликие, немые и глухие к её мольбам. Они лишь её способ выжить в этом мире, где нужно использовать то, что тебе дано природой, даже если ты этого не хочешь. Боль в такой профессии открывается с совершенно разных и неожиданных сторон, откровенно говоря — моральная и физическая. Издевки и насмешки, оскорбления, сказанные в «шутку»; побои она стала получать, когда ей стало пятнадцать. До этого с ней обращались, как с Королевой, из-за нежных высоких грудок, невинного взгляда и наивно распахнутых ножек. Откинув голову назад, Пайпер почувствовала, как жидкий огонь течёт по её кишечнику, и сдержалась от рыданий. Ей нельзя плакать. Никогда.***
Леон бегал за Нитой, пока та заливисто смеялась, откинув голову назад. Вокруг цвели растения, деревья скрывали детей от солнца, не позволяя тому одарить их солнечными ударами; где-то в далеке были родители, разговаривающие о чём-то своём, кажется о том, что подать на ужин, так как Нифэль устала тащить свой огромный живот, а Барли совсем не умеет обращаться с соусом, поэтому они сошлись на том, что сегодня можно заказать пиццу — Нита радостно кинулась на шею отца и тот закружил её в воздухе, не позволяя Леону схватить сестру. Мальчик обиженно засопел и дёрнул мать за подол платья. — Я тоже хочу на ручки! — Ну, что ты… Сестрёнка твоя маленькая, а ты уже какой большой. — Забирайся ко мне на шею! — Предложил Барли, чуть наклонившись. Леон неловко вскарабкался на робота и дёрнул ногой. — Вперёд, лошадка! Нита завизжала, когда Барли пронёсся быстрее пули по кругу их сада. Его сын чуть было не упал с плеч, однако во время схватился за железную голову и почти было открутил её, но робот во время его остановил, опустив Ниту и схватив Леона. Он подкинул его в воздух, и кудряшки того также подпрыгнули в воздухе на плечах. Нифэль ласково улыбалась, ещё не зная, что вся эта счастлива жизнь исчезнет совсем скоро.***
Он никогда не был красавцем. Не мечта девичьих грёз, но явно не чудовище на забаву людям, как могло показаться издалека; не то скулы, не то щеки, подбородка будто не существовала и в помине, губы тонкие и чуть ли не вывернутые, глаза — блеклые, волосы же у него были жёсткие и не хорошо растущие, а если и росли то кудрями, из-за которых он становился похожим на барана. Но всё это в прошлом. Сейчас он выглядит так, как ему всегда хотелось — белая, чем-то напоминающая снег, кожа, на ней прекрасно сочетаются ярко-голубые глаза — будто два шарика завернули в синеву неба — глаза в обрамлении длинных ресниц; не женственных, просто чуть длиннее, чем в прошлой жизни, более аккуратный нос и очертания скул придают ему какой-то мужественности, что-ли. Но больше всего ему нравятся новые волосы — прямые, а не проклятые кудряшки, приятные на ощупь, как шёлк или же пух, они были, правда, теперь седыми, но хорошо смотрелись. Раньше же он был на вид не лучше жалкого таракана… Но сейчас изменилось всё, начиная от авторитета среди жителей и заканчивая им самим. Однако, что-то было не так; Бравлстар — не место, где можно быть всё время спокойным, не беспокоясь о своей жизни и статусе, здесь приходиться унижать, убивать, порой даже насиловать, дабы держаться в седле, как рыцарь, ровно, пускай это аморально и жестоко; именно поэтому у него были переживания касательно того, что он собирался сделать, нужно держать его в подвале, под несколькими замками, пока это возможно, чтобы отплатить ей. Она дала ему всё — деньги, статус, силы, дала ему самого себя. Казалось бы: сиди в своём доме, потихонечку разбирайся в тайнах этих Куперов, да, наслаждайся тем, что получил. А, он — идиот и убийца на побегушках — не может из-за того, что слишком многое поставлено на кон, ещё и воспоминания от неё, которая делает всё возможное, дабы её подчинённый не забыл, кем является на самом деле; но нет. Он должен помнить только то, что будет сейчас, а не прошлое, туманное и едкое, полное не радужной дымки. Где-то в углу подсознания валяются розовые очки с чёрным стеклом; наверное, он был слеп в тот момент, когда жил жалким Слизняком. Эта кличка досталась ему с детства из-за одного случая, не самого ужасного, но и не особо приятного. Мужчина присел в потрепанное, кожаное кресло, перед ним небольшой столик, на котором стоит поднос с разными угощениями: маленькая тарелочка с малиновым печеньем, чай и вино: без вина он не может дышать в последнее время. «Дышать», — усмехаясь, думает про себя хозяин дома. — «Как могу я дышать здесь? Зная, что где-то умирают люди, а у меня полный холодильник еды». У прошлой владелицы дома явно был хороший вкус, так как он пришёлся по душе даже придирчивому парню; его пёс перегрыз ей глотку, отправив в небытие, предварительно глядя в серый омут глаз, заклиная её быть покорной, в конце концов, теперь правила игры диктует он, только он. Милая и глупая, старушка даже не думала, что после того, как она пережила голод и войну, её сможет что-то напугать, привести в ужас, заставить закричать от ужаса и гнева — псина вцепился ей в шею с такой силой, словно в кусок мясо, желая оторвать себе побольше и вкуснее; её плоть отдавала чем-то странным, пряным и солёным, должно быть, такая на вкус старость и увядшая молодость? — во время этого он сам пил воду с лимоном, пока бабка, которая орала, будто с неё кожу сдирали, подверглась мукам; ах, как были приятны её крики и визги из подвала его слуху, власть опьяняла этого человека похлеще алкоголя. Теперь старушка находится в подвале. Допив свой чай, мужчина подумал о том, что стоит навестить бедняжку, а за одно и покормить пса.***
Тара одарила Сэнди пылающим взглядом, и тот невольно заткнулся под ним, признавая то, что она теперь главная в их семье, после смерти отца и его черноволосой матери, так как пожар унёс их жизни прямо на глазах у детей, пускай одной уже было двадцать лет, а второму лишь пятнадцать с половиной на тот момент; сейчас они повзрослели, и тот испуганный мальчик теперь смотрит на сестру гневным взглядом, будто желая испепелить её в одночасье, прямо на их плохо обставленной кухне, его крашенные фиолетовые волосы были мокрыми и свисали вокруг лица, как какие-то закрученные спагетти — Сэнди всегда стыдился своих кудряшек, из-за чего и не любил, когда они были после душа, зато его сестре они были по душе, она любила играть с ними или же расчёсывать с позволения брата, так как свои собственные волосы она потеряла в той же самой трагедии. Взяв в свою руку чашку, она поморщилась — эта часть тоже была ранена в огне, из-за чего при соприкосновении с чем-либо ожоги давали знать о себе мучительной болью, плывущая по всей руке, начиная от ладони и заканчивая локтем, который согнулся, когда Сэнди ласково стал поглаживать руку, дабы помочь ей хоть чем-то, отцепил пальцы друг от друга, так как даже те были обоженными из-за того проклятого пожара, огонь соприкоснулся с ней слишком сильно, чмокнул со всей адской, пламенной любовью, не пожалев сил; Тара отдернула руку с непонятным хмыком, то-ли недовольным, то-ли болезненным, прижав её к своей груди, стала поглаживать её другой, не позволив это брату, стоящему за её спиной, неловко переминаясь с ноги на ногу, а тот взял ту самую чашку и стал мыть её, нарушая тишину струёй воды. У них был один отец, из-за чего они являлись единокровными братом и сестрой, однако чувствовали себя так, будто произошли от одной плоти и тела, хоть у них было мало общего, начиная от внешности и заканчивая интересами, но темы для разговора всё равно существовали, нужно же пить чай, обсуждая что-либо, к тому же, у двоих всегда набираются разные истории к концу недели, когда на выходных можно просто посидеть на диване и, прижимаясь друг к другу, отдохнуть. Главной темой для разговора у них были деньги и родители, не оставившие своим отпрыскам даже паршивой монетки, из-за чего старшей пришлось стать той, что читает карты таро за деньги, предугадывает чужие судьбы, несчастья и удачи, если раньше её подобное не устраивало, то сейчас она вошла во вкус и решила, что иногда её предсказания даже сбываются; Сэнди же стал мыть машины, а по выходным подрабатывать на полсмены в том магазине сувениров для туристов вместе с Колетт и Эдгаром, которым тоже, как и всем людям, хотелось отдыхать в кругу семьи. Подумав о том, как трудно приходится её бедному мальчику, Тара прижала к себе Сэнди и стала поглаживать его по голове, зарываясь руками в волосы и вдыхая запах недавно купленного шампуня, с ароматом шоколада, также пахло от неё самой, ведь он был у них на всё семейство. Обернувшись на неё, Сэнди серьёзно посмотрел на неё, накрыв её плечи своими руками. Он был гораздо выше неё, и Таре пришлось поднять голову, дабы заглянуть в его тёмные глаза, где она нашла своё отражение. Её короткие волосы, зачастую спрятанные под каким-нибудь цветным платком, сейчас свисали лишь с одной стороны, а другая была изуродована настолько, что на неё смотреть было больно, но Сэнди со всей нежностью и любовью взял её лицо в свои широкие ладони, стараясь не прикасаться к раненной части, и стал поглаживать здоровую щёку большим пальцем, слегка впиваясь в неё ногтем, однако его сестра молчала, выжидающе глядя, и глаза её бегали по его лицу, изучая каждую деталь, словно в нём могло что-то измениться за одно мгновенье; но нет, всё было прежним в его лице, лишь глаза были каким-то шальными, словно он выпил перед их разговором для храбрости — но к чему она ему? Сэнди был для неё всем после стольких потерь — сначала мать, потом сестричка, а после дедушка… Лишь новая семья держала её после всего случившегося на плаву все годы до пожара. Новой женой их отца стала симпатичная молодая женщина, с тёмными глазами и кудрявыми волосами, сумевшая подарить прекрасного мальчика, а после и хрупкую белокожую девочку, сгоревшую в том огне, став остатками в виде пепла, с первого же дня Тара влюбилась в брата и тем самым полюбила ту женщину, что пыталась стать ей матерью. Сначала для неё он был всего лишь крошечным сладкопахнущим человечком, чьё личико выглядывало из-под пелёнки — стоя рядом с ним, возле кроватки, она любовалась его пухлыми щёчками и вдыхала ароматы мочи, молока и чего-то ещё, присущего лишь малышам. Потом мальчик вырос в красивого парня, ласково смотрящего сейчас на неё. — Я должен сегодня пойти кое-куда. Друг просит помочь. Ты же не против? …И вместе с ним выросла любовь к нему, скрепившая их до самой смерти. Тара просто не могла отказать ему в чём-либо.***
Шелли вышла из бара, предварительно посмотрев на то, как голубоглазый брюнет с шарфом получил по лицу от блондинки с миловидным лицом, одетой лишь в топик и мини-юбку, — кажется, его на это подстегнул тот же парень, что и привёл его в паб, видимо, в первый раз, так как «Кристалс» тек у него из носу, прямо по губам и подбородку, что, мягко говоря, было не самым приятным зрелищем, ведь смешалось всё это безобразие с кровью и слюной паренька, который стал испуганно верещать, когда кто-то из посетителей указал ему на это недоразумение, но даже после этого он решился подкатить к девушке, из-за слов своих собутыльников; над этим невольно посмеиволось семейство Бакстеров, и Смит заметила, что они ведут себя через чур скомкано и робко, будто боялись сделать что-то не так в данный момент, Барли тянул к сыну руку, но тот этого не замечал, или же делал вид, так как металлическая отцовская ладонь похлопывала его по плечу достаточно, чтобы заметить её. Увидев это всё, Шелли пошла по растоптанной дорожке, её ожидал поздний вечер и ночь безделья, которая заставит её вскрыть образы воспоминаний прошлого и настоящего, так как они всегда преследуют её, начиная со школы и заканчивая этими эпизодами жизни — ей всегда казалось, что она была нежеланным ребёнком, ведь отец не испытывал к ней тёплых чувств или хотя-бы привязанности, которая могла бы заставить его обнять её просто так или же поцеловать, даже похвалить своих детей для него было настоящим испытанием, пускай и любимых, родившихся после самой Шелли; мать старалась делать вид, что не замечает, чему её муж учит своих дочерей и сыновей — убивать, наносить вред и унижать тех, кто слабее, первыми жертвами были домашние собаки и коты, иногда куры, которых потом готовили на ужин, Миссис Смит и тогда ничего не спрашивала, словно опасаясь побоев. Это уже случалось. Внезапно рот Шелли кто-то накрыл своей рукой, с длинными пальцами, один из которых она прикусила. Ещё одно мгновенье — и её тело скрылось в темноте стоящих рядом кустов.