«О, прекрасная незнакомка с красивыми, точно два янтаря, глазами, не проходите мимо!» — «Когда зацветет абелия».
Хотя бы раз в жизни человек, поддаваясь каким-то особенным чувствам и едва уловимой в воздухе магии, встречал рассвет. Лайя не была исключением. В свободное от обязательств перед Владом время, девушка переносила на холсты все, что видели ее глаза ранним утром. То, как отступала ночная тьма, освобождая свое место для медовых лучей солнца, как рассеивалась сероватая дымка над сырой землей и уносилась вдаль — туда, где ночь только-только сменяла день. По утрам Лайе особенно нравилась ее спальня, любезно выделенная Антоном. Она казалась ей такой знакомой, будто когда-то давно, будучи аристократкой, приходилось ночевать именно в ней. Спальню расположили в южном крыле замка, а значит, и солнце могло заполонять все углы своим ярким светом. Здесь всегда было тепло: на горчичных стенах, повидавших в свое время бесчисленное количество гостей, которым они служили как убежище, играли солнечные зайчики. Они отскакивали от стеклянных дверок платяного шкафа, от зеркала, слонялись по ее мягкой постели, а к обеду и вовсе растворялись, будто их никогда не могло быть здесь. Но Лайя — та еще хитрая лисица, успевающая ловить солнечных зайчиков на своем смуглом лице и теле. Тогда в ее янтарных глазах, обрамленных пушистыми ресницами, загорался озорной огонек, хотелось поскорее привести себя в порядок и с пользой провести очередной день. В эти минуты от девушки исходили тепло и уют, и Влад был искренне рад, что впервые за долгие (невыносимо долгие) годы одиночества, ему попалась такая хозяйка его замка. Она была сравнима с драгоценным камнем, который необходимо было беречь, как зеницу ока. Ее сияющие карие глаза и гладкая смуглая кожа напоминали обитателям замка о красном янтаре: настолько чистой и невинной была красота девушки, что никакая огранка более не требовалась. Лайя была хороша собой, а, облаченная в любимое платье бордового оттенка, лишь убеждала окружающих в том, что она является «кровью дракона» — драгоценностью, которую могли себе позволить лишь великие китайские императоры. Девушка таила в себе невероятную горячую энергию, опаляющую сердце холодного Басараба, и сама чувствовала, что своим внутренним светом нужно делиться, иначе он сожжет ее изнутри. Вот только Влад не всегда шел на контакт, периодически избегая хозяйку замка даже за завтраком. Хотя, в глубине едва живой души, Влад желал заполучить энергию Лайи полностью, стать для нее тем самым «драконом», чей «кровью» ее называли. И тогда янтарная лисица, борясь с чувством тоски и ожиданием перед желанной встречей с Владом, направляла свои силы в создание уюта внутри собственной спальни. Этот ее уголок в замке всех теплых оттенков: желтого, оранжевого, красного и коричневого, никто не мог у нее отнять. Да и зачем перечить хозяйке замка? Лайя все также рисовала картины об утреннем рассвете, об осени, окутавшей округ Брашов, а еще реже — дарила свободу собственному телу, танцуя под манящие песни кассетного плеера, оставшегося от отца. Одной из таких песен была Broken Bells — October. Не то, что прекрасная мелодия, классическая композиция. Просто инди, с которым Лайя познакомилась еще в отрочестве. И пусть на дворе стоял совершенно иной месяц года, поток промозглого ветра, добравшийся до Лайи из приоткрытого окна, говорил об обратном. Девушке вдруг захотелось выплеснуть из себя сгусток огромной силы через танец. Она неспеша поднялась с кровати и, накинув поверх короткой ночной сорочки шелковый халат, воспроизвела плеер. В наушниках заиграл медленный проигрыш. Лайя босыми ногами встала в центре спальни. Приятный шерстяной ковер щекотал ступни, а прохлада дождливой погоды обдала лицо, обнаженную шею, грудь и ноги. Девушка прислушалась к зазвучавшим словам песни:— Итак, ты показала мне свой город — Весь, «от и до»…
Она вытянула смуглые руки над головой, согнула их в локтях. Пальцы рук затрепетали, как цветочные лепестки. Продолжая танец, девушка качнула бедрами из стороны в сторону.-… я помню себя одиноким ребенком, Каким я был. И ты неправильно меня поняла, Ты неправильно меня поняла.
Лайя подчинилась заданному темпу, ноги повели ее куда-то в сторону. Слова путались в голове, перед глазами возник образ Влада, застрявшего в ее голове. Текст песни воспринимался иначе — каждое слово мысленно она посвящала хозяину замка. Девушка зажмурилась: к черту мужчину! Хочется плыть по течению, как рыба, хочется танцевать-танцевать-танцевать…— но ты не знаешь того, что ты Слишком молода, ты слишком стремишься любить Лживые глаза. И ты вот-вот сорвешься в Яму, что сама же выкопала.
Лайя вдруг ощутила, будто стены замка смотрят на нее с интересом. Десятки глаз, возникших из ниоткуда, устремились на ее плавные движения полуобнаженного тела. И это казалось ей все знакомым. В ушах, помимо голоса солиста, раздался звон, словно кто-то рассыпает горсть мелких монет. Ей стало жарко, но остановиться уже невозможно: горячие руки извивались отдельно от тела, ноги мелким шагом бродили по ковру, тело покрывалось дрожью.— И звезды равняются, Оставляя тебя позади. Ты хочешь все исправить. Я иду на свет осенней луны…
Лайя больше не хотела слушать музыку, представив, что та льется из нее сама. Она отвлеклась лишь на секунду, сбросив с себя потертый плеер на кровать. Вновь прикрыв глаза, вообразила себя восточной танцовщицей в золотом одеянии. Немая публика в лице пришедшего Антона с обеденным кофе в руках застыла на пороге, наблюдая за ней. — Кровь дракона, моя госпожа… — завороженно зашептал седовласый дворецкий. — Наш красный янтарь, османская принцесса, шаманка… Нужно, чтобы мой господин это видел! Последняя фраза, произнесенная слишком громко, дошла до ушей Лайи, и та, вздрогнув от неожиданности, резко остановилась. Встав по стойке смирно, она глубже закуталась в шелковый халат и откинула волосы на спину. Лайя почувствовала облегчение, расплескав свои силы на стены замка. Слегка улыбнувшись, она кивнула Антону. — Моя госпожа, — дворецкий истово поклонился, приложив одну руку к груди. — Я подам вам кофе, с вашего позволения. Вы невероятно чувствуете музыку… Он несмело подошел ближе и наполнил белоснежную чашку терпким напитком. — Не поймите меня неправильно, — снова поклонившись, Антон вернулся к порогу. — Но даже солнце не согреет душу этого замка так, как согреваете вы… Не дождавшись ответа девушки, дворецкий покинул спальню. Его шаги в коридоре вскоре удалились. И Лайя вдруг поняла, что Антон знает Влада очень и очень долгое время. А ее янтарный свет распространяется не только на этот замок и его хозяина, но и далеко за его пределами.Ведь янтарь — камень застывшей древности…