АРМАГЕДДОН

Алекса нельзя было назвать красивым, а на фоне харизматичного обаятельного младшего брата тихая его фигура совсем пропадала из виду. Хорошее телосложение (без груды мышц, которой Тор покорял глупый женский пол) пряталось за потрепанной, но чистой и приличной одеждой; лицо было широким (глаза, нос и губы казались маленькими на нём), приятным и ненадменным: мягкие черты, небольшой подбородок, чуть сдвинутые брови и складочка между ними (как у серьёзного ребенка), узкий прямой нос, серые, довольно светлые глаза с теплым взглядом. Губы часто улыбались какой-то виноватой, растерянной улыбкой, но никогда не обнажали оскал зубов. Волосы на голове были средней длины, они не падали на плечи, как у Локи, закрывали маленькие уши; как пух бороды и усов, пряди были темно-русые и с серебристой проседью, хотя Алексу едва ли было больше тридцати трёх лет. В нём не наблюдалось чего-то неприятного, цепляющего внимание, как, например, выпуклые глаза или какой-нибудь характерный изгиб губ, курносый нос, «винные пятна» или маленькие зрачки. Он мог бы быть обыкновенным, если бы не особенное тихое выражение лица и что-то… странное во всей фигуре. Быть может, благородство, быть может, какое-то притягательное внутреннее спокойствие. *** Алекс не сразу заметил подвох — он вошёл, глядя по своему обыкновению в пол и рассеянно скользя задумчивым взглядом по предметам. Звенящее молчание заставило приглядеться внимательнее — и вот тогда светлые брови поползли вверх. Потом нахмурились — но не угрюмо. Алекс не умел сердиться по-настоящему: у этого смертного палитра чувств имела уникальную красоту и сложность цветовых сочетаний. При этом он сам не был «сложным» — Локи всегда поражался некой прозрачности, простоте Алекса. Уолтер глянул на сестру, на брата. Опять на сестру. Едва заметно качнул головой. Прошёл к кухонным шкафчикам, поставил чайник на плиту, достал кружку и чайную ложку. Всё — в полном молчании, если не считать приглушенного звона посуды, и это затишье скребло по натянутым нервам. Локи злился на то, что потерял власть над ситуацией, он хотел развернуть Алекса за плечи, встряхнуть как следует, чтобы тот перестал молчать, чтобы начал ругаться, корить, успокаивать, обнадеживать — хоть как-то реагировать. — Вы ужинали? — раздался наконец тихий голос. Он всегда говорил тихо, никогда не кричал. Считал, что кричать — унизительно, хотя вслух эту мысль не озвучивал. Не хотел уязвлять Локи — тот часто устраивал шумные истерики, порой без причины. — Нет, — пискнула Люсиль. — Мы… только вернулись…от Спаелсов, — она посмотрела на Локи, ища поддержки или одобрения. Трикстер рассматривал пальцы и ковырял ноготь. Бледные щеки… нет, не покраснели, но стали ещё бледнее. Алекс кивнул, всё так же — не оборачиваясь. — Я сейчас макароны приготовлю. И котлеты. Будете? Локи вдруг почувствовал ненависть к человеку — эти приступы ядовитой, едкой злобы случались нередко, трикстер не мог их чётко предугадать и не мог с ними бороться. Поэтому просто уходил, не желая распространять вокруг себя эту тяжёлую, почти осязаемую муть. Вот и теперь — он ничего не ответил, развернулся и просто ушёл на второй этаж, где располагались личные комнаты. Из своей «кельи» он слышал, как пришла Мэри, как раскрутился оживленный разговор, сопровождаемый горестными восклицаниями. Но никто Локи не беспокоил — он просидел весь вечер за книгой, постоянно отвлекаясь и рассеянно соскальзывая глазами мимо текста. Если бы зашёл Алекс — можно было накричать на смертного, всё равно от этого блаженного злоба отскакивала, как от стенки горох. Но тот не приходил… Не хотел давить? О, да, распекать Уолтер не любил, чем ещё раз невольно подчеркивал свою непохожесть на Одина или на Тора. Лофт лёг за полночь, оставив попытки осмыслить «Гамлета»; щелкнул пальцами, мгновенно меняя одежду на совсем лёгкую, как говорят мидгардцы — «пижамную». — Доброй ночи, Локи! — крикнула Люсиль через дверь и убежала, не дожидаясь маловероятного ответа. Трикстер хмыкнул: ага, «доброй»! Конечно, он без ужина прекрасно может обойтись не один и не два дня, дело было не в голоде. На сердце зудела накипь, что-то гадкое, кислое так и хотело сорваться с языка. Воистину, ненависть разъедает изнутри, Локи всегда страдал от своей неспособности любить также тихо и ровно, как Алекс. — Доброй ночи, Локи! — Мэри не зашла в комнату, и эта деталь больно ударила по трикстеру. Девушка что, боится его? Она могла бы зайти и сказать, какое решение приняли Уолтеры по поводу Люсиль. Она могла бы пожурить его, ласково, незло. Вот кто не отходил от темы и не прикрывался котлетами! Но Мэри почему-то не зашла, и от этого Локи стало ещё более горько. Он подозрительно резко выдохнул, глаза повлажнели. Нет, ныть нельзя. Да и какой повод? Это просто нервы. И чувства, которые стали преобладать над разумом — спасибо людям и этой просто невозможной людской сентиментальности! Локи слышал, как под Алексом скрипят ступеньки и половицы, крадутся шаги; однако, до своей комнаты Уолтер не дошёл — остановился перед дверью брата. В звенящей тишине явственно раздался тихий вскрик — сработало защитное заклинание, ошпарив руку незваного гостя. Локи мстительно улыбнулся. Вот-вот, пусть уходит! Нашёлся утешитель! Но Алекс не ушёл: дверь в комнату приоткрылась, впустив полоску золотистого света — упрямый человек прокрался к брату, пару секунд постоял над ним, вглядываясь через темноту в Локи. Тот сделал вид, что спит, даже правдоподобно засопел. С удивлением почувствовал, как теплые руки осторожно поправляют одеяло, укрывая «спящего» до ушей. Эти же руки почти невесомо дотрагиваются до рассыпавшихся в беспорядке чёрных прядей, сердитый затылок обдает теплое дыхание. Фригга иногда также приходила в спальню маленького Локи и благословляла того перед сном лёгким поцелуем. Также тихо, боясь разбудить, досадуясь на шуршащую королевскую мантию, тихонько и осторожно выходила и прикрывала за собой дверь. Что и следовало доказать, как говорится: сентименты, сплошные сентименты. И, кажется, заразные, потому что после слов Алекса: «Доброй ночи, Локи» трикстер схватил обжигающе теплую руку и свернулся вокруг неё, как большой кот. — Притворщик… — рассмеялся Алекс и сел на краешек кровати, наверняка неудобно, но без единого недовольного вздоха; пропустил через пальцы свободной руки шелковые пряди. Как Фригга, с такой же материнской нежностью. Недавние злость и досада исчезли без следа, на сердце Локи сделалось спокойно и легко. Его никто не обвинял и не осуждал, он был любим, полноценно и надёжно. — Я так думаю, вы с Люсиль были не у Спаелсов, — Уолтер потер лоб и переносицу. От него вкусно и привычно пахло потом, мукой, камином и воском (Алекс иногда зажигал ароматические свечи). — Но допытываться я не буду. Всё равно ты ничего не скажешь, плут. Локи хмыкнул, стараясь не улыбаться, но лукавая усмешка так и норовила изогнуть губы. — Но какое бы это ни было занятие — помни, что мы с Мэри за вас очень волнуемся. Мысль, что с вами может что-то случится… — Алекс ощутимо вздрогнул. Некоторое время молчал, потом продолжил шёпотом. — То, что произошло с Люсиль, продолжает преследовать меня ужасными образами. Хотелось бы мне уберечь вас от всех бед и горестей, которыми полон этот мир… — пальцы легонько прошлись по черному виску и по уху. Локи прижал предплечье Алекса к своей груди. — Тебе это не под силу, брат мой. Да и я не могу сидеть долго в четырёх стенах… Я целый год был заперт в Асгардской темнице, и теперь мне хочется двигаться, действовать, жить… Алекс улыбнулся и мягко высвободил руку, напоследок ещё раз поцеловав черноволосую голову. Как ребёнку. — Жить тебе не запретишь, ты используешь этот шанс на полную катушку. Но даже такому неугомонному мальчишке, как ты, нужен отдых. — Мне больше тысячи лет! — возмутился «мальчишка» и запустил в старшего подушкой. *** Впрочем, наутро Алекс был непреклонен и суров: пока решили не экспериментировать и оставить Люси в совсем молодом, пост-детсадовском возрасте; а так как старшие из Уолтеров в этот день работали, то сидеть с ребенком поручили Локи. И ещё неизвестно, кто больше подвергался риску: маленькая шкодница под присмотром более чем неопытной няньки, или пышущий праведным гневом асгардский бог и йотунхеймский король по совместительству. Единственное, что утешало: Мэри и Алекс обещали вернуться к обеду. Пол-дня — не целый день, Локи постарается выжить. И не убить свою подопечную: ненароком или умышленно. Сейчас Локи пытался вспомнить все наставления, которыми закидали его «кормильцы семьи», но раздражение тянуло на себя всё внимание. Трикстер в сотый раз осуждал решение старших «ходить на работу». Пустая трата времени! Трусость перед общественным мнением! Да и не пристало Королю и Королеве Эдрилиона быть на побегушках у безродных букашек-начальников! Из размышлений Лофта вывел недовольный голос под самым ухом: — Не можешь смириться со своей участью? Я тоже, между прочем, не в восторге, — Люсиль обошла стол и уселась напротив Локи. Протянула с издевкой: — Няяяянечка… Мне голодно, няяянечка! — Не надо меня так называть, — холодно отозвался Локи, но всё же заглянул в холодильник. — На завтрак нам оставили… Ничего не оставили. Очень мило. Вот же… нехороший человек Алекс Уолтер! Наверняка заныкал еду, приготовленную золотыми руками Мэри. Он так делал несколько раз, пытаясь заставить Локи показать свои кулинарные способности. Но упрямый бог Хитрости только посмеивался — он мог продержаться без еды довольно долго. — Это маленькая месть, — предположила Люсиль. — Алексу есть за что на тебя сердиться. — Выбрал время, — проворчал Локи, внутренне усмехаясь. Пакости — это был его конёк, а не Алекса; но старший не просто так жил с Богом Озорства. Ученик суртуров. — Будешь? — без особой надежды спросил Локи, указывая на кастрюлю. — Суп? На завтрак? Ты серьезно? — сильно возмутилась Люси. — И что прикажешь делать? — Завтрак, — маленькая нахалка посмотрела на Локи как на глупенького. Добила провокационным вопросом: — Или ты что — неприспособленный? Локи был приспособленный, но к другому способу утоления голода: реальной охоте и приготовлению блюд из настоящей еды — а не из непонятных порошочков и консервов, которые заглатывают смертные. За весь год существования в Мидгарде Локи ни разу не занимался готовкой (заварка чая не в счёт), хотя это было довольно просто. Но принцип есть принцип: кухня — алтарь женщин, тем более Мэри не было равных в кулинарной магии. Но теперь… Теперь надо наполнить требовательный детский желудок. Может, вспомнить молодость? Выловить дичь в местных лесах? Или… — Могу поймать тебе рыбу в озере. — Фууу! — невоспитанно ответила на милостивое предложение асгардского бога девочка, закрывая ладошкой рот. — Ненавижу рыбу!.. Локи начал закипать. — Тогда идём в лес, я попробую подстрелить кого-нибудь. Люси подняла бровки. На хорошенькой мордашке это выглядело так забавно, что не будь Локи на взводе — непременно бы расхохотался. — Ну ты дикий… — протянула она. — Ладно, ничего не поделаешь, буду тебя учить. Так сказать, знакомить с цивилизацией. Ох, что бы ответил Локи, если бы от возмущения не поперхнулся воздухом: это его-то, е г о знакомить… С ЦИВИЛИЗАЦИЕЙ?! Конечно, в Асгарде нет ни холодильников, ни микроволновок — но называть много-много-много-вековой народ осталым… Это даже не глупо. Это слишком. Тем более он, Локи — маг, Суртур Одину в печенку! А кто из «цивилизованных» смертных может похвастаться подобным высоким даром (чернокнижники и прочие делитанты не в счёт)? Однако, о последнем пришлось забыть, как и о прочих титулах, сосредоточенно крутя вилкой в склизкой массе под странным названием «блины». Локи утешал себя мыслью, что скоро кошмар закончится и что никто об этом унижении не узнает. Да, к подобным просчётам в своём рискованном плане трикстер оказался не готов — а ведь как всё тихо-мирно прошло со Старком! Смертный на удивление (вернее, подозрительно) быстро согласился содействовать. — Ничего бы не случилось, если бы ты просто рассказала мне Тайну, — тихо сказал Локи. Люсиль поглядела на него с совсем не-детской усмешкой, преобразуя свой ангельский вид в чуть ли не демонический. — О, Локи, какой же ты не азартный! Тебе ведь привычнее заключать сделки, чем клянчить. — Я не клянчу! Договор в силе. Будет тебе рука. — Железная (!) рука. А тебе — правда об Алексе, — откликнулась маленькая шантажистка. *** «Правда об Алексе». А ведь был уговор ничего не таить. Впрочем, в отличае от Одина, смертный прятал что-то личное, не касающееся напрямую Локи — но всё равно обидно. Притом, странности были на лицо: Алекс временами ослабевал настолько, что лежал пластом весь день, а то и два дня; он не капризничал, как делают обычно больные люди, не жаловался, не устраивал спектакли, драматизируя своё состояние — он вообще как будто становился со всеми ещё более мягче и ласковее… Это было страшно — характер обычно улучшается подобным образом перед смертью. Разница была только в том, что Алекс не пускал слезу и не просил прощения за все минувшие обиды. По бледному лицу, на котором особенно выделялись почерневшие блестящие глаза, проходили изредка судороги боли, кулаки сжимали плед или простыни, со лба скатывались бисеринки пота. Локи знал, что Алекс страдает не от людской хвори — симптомы больше напоминали проклятие или последствия магического удара. Все расспросы были напрасны — Алекс с самого начала попросил не выведывать ничего о «проблемных днях», впрочем, проговорился (может быть, нарочно): действительно, приступы не были болезнью, но что ещё непонятнее — Алекс сам согласился на непонятную немочь. «Я сам попросил об этом Его». И Локи вынужден был отступить: если Адонай причастен к Тайне, то лучше не лезть на рожон. Великий Лев сам всё расскажет Локи… В нужное время и в необходимом количестве. Но когда Люси сказала, что знает, в чём причина недомоганий Алекса… Локи перестал спокойно спать. Сначала он пытался действовать лаской — но сестра только издевательски хохотала ему в лицо, а Локи стирал зубы в порошок; потом угрожал, но не помогли и угрозы. А три месяца назад Люси лишилась руки — вот тогда Локи предпринял ещё одну попытку, нечестную, пользуясь выгодной расстановкой интересов. Что называется, надавил за больное. Но Люси и здесь не дала промах: захотела не просто руку, а непременно железную. Выполненную лучшим мастером Мидгарда. Тони Старком. Два месяца Локи ломался, но наконец пошёл на риск. И — не напрасно! *** Блины удались на славу, даже первый не свалялся в ком. Глядя на заляпанное мукой, но счастливое лицо малышки, Локи сам невольно улыбался. Чем он занимается? Великий и ужасный бог Обмана и Безумия, убийца и захватчик? Готовит блины под руководством семилетней смертной девочки… Узнай Танос об этом… Локи помрачнел. Нет, нельзя об этом думать. Хватит уже того, что… «А если бы Алекс узнал? Или Мэри? Или Люсиль? Она бы назвали тебя трусом — умная, справедливая девочка», — гаденько пропел внутренний голос. «Я лишь пытаюсь защитить свою семью!» — возразил Локи. Не думать, не думать, не думать — о том… »…Какой ценой? Узнай Алекс, что ты делаешь, во что ввязался… КОМУ служишь…» «Я служу Адонаю. А с Таносом… я просто играю». «Доиграешься…» — О чём задумался, венценосный мой? Как блинчики, кстати? Локи выдавил улыбку. — На удивление, вполне питательно. — А то! — Люсиль самодовольно дёрнула головой. Волосы были испачканы, как и руки, как и одежда… Какое нечистоплотное создание эта кроха. — Какие будут планы? Локи задумался. Действительно, что теперь надо делать с ребёнком? Мелькнула мысль припрячь бесправного подчинённого к домашнему хозяйству — но ведь пока уговоришь, все силы вытянет. А выходить из дома нельзя — вдруг кто-нибудь увидит «нового» жильца «замка»; не стоит привлекать лишнее внимание. Но и сидеть взаперти с маленьким чудовищем — не пойдёт. От дома к приходу старших не останется камня на камне. — В твоей комнате бардак… — Нет. Ну, началось. — Да. Пока я читаю, у тебя есть время убраться. Ты, к своему несчастью, доверена мне, и я решаю, что ты будешь делать, — холодно сказал Локи, бесстрашно глядя в сузившиеся глаза не-ребенка. Вся жуть была в том, что, несмотря на омоложение и на соответствующее уменьшение мозга, Люси сохранила большую часть своих умственных способностей. Подростком она была весьма умным — много умнее не только сверстников, но и взрослых. Быть в чёрном списке у этого опасного существа с невинным круглым личиком Локи совсем не хотел, но выбора у него не было. Либо идти у малявки на поводу, либо укреплять свой авторитет. — А если я не буду тебя слушаться? — на пробу закинула вопрос Люси. — Тогда что? Выпорешь меня ремнём? Посадишь в подвал, под замок? Лишишь обеда? Папочка Локи… Трикстер едва сдержался от гримасы — почему-то сразу вспомнился Один и его методы воспитания: да, их с Тором наказывали: лишали игр, развлечений и удовольствий, отбирали мечи и даже секли розгами пару раз. Ох, как тогда злился Локи. Больше всего раздражал липкий страх боли, оставивший, пожалуй, самый яркий след в памяти. Поднять руку на Люсиль? Но… Кто она такая — и кто он? Иногда надо быть жёстким. — Поверь, лучше тебе не проверять, насколько далеко распространяется моё благодушие. Люсиль зыркнула исподлобья. — А потом — можно поиграть? Что ж, вот и решился вопрос сам собой. Уж до обеда девчонка найдёт, чем себя занять. — Хорошо. И да, тебе стоит впредь быть аккуратной — ты всё-таки леди, — с этими словами Локи тронул волосы Люсиль. Красивые. Длинные и чёрные, мягкие, как шёлк. И приступил за косоплетение (и ничего, что занятие бабье — здесь нет Тора, который дразнил бы трикстера девчонкой. Да и стыдиться нечего — разве Локи не старший брат? Он просто выполняет свои обязанности). Через пять минут стараниями ловких пальцев была сплетена чёрная шелковая веревочка, подчеркивающая трогательную округлость головы. *** — Нет. — Да. Ты обещал. — Я редко кому даю обещания, ещё реже их выполняю, — с издевкой пустился в объяснения трикстер, не поднимая глаз. — И потом, тебе незачем искать компаньона, вполне обойдешься без меня. — Не обойдусь! — в отличие от брата, Люси не паясничала и изображала полную серьёзность. — Мне скучно играть одной, и это глупо. Локи не выдержал; честно говоря, он был уверен, что над ним просто шутят. — Глупость составляет неотъемлемую часть всего человеческого рода, так что привыкай, маленькое мидгардское дитя! Всё, ступай, видеть тебя больше не могу. Люси ударила ладошкой по книге, которую Локи раскрыл на первой попавшейся странице (демонстрировал полную занятость). «Гамлет» оскорбленно скрипнул старым переплетом. В доме было много книг, в отличие от мебели, они не прогнили, будучи упрятанные в крепкие сундуки с толстыми стенками, через которые не смогли проникнуть ни влага, ни человеческое любопытство. Собрание было поистине редчайшее, так как многие издания были приобретены аж в 17-18 веках, правда, изначально хранились в английском старом доме, где жили предки Мэри. Сама девушка из всех драгоценностей своей семьи взяла только книги — да и то не все, хотя ей причиталось много больше. Свою лепту внёс и Алекс — скупил многих классиков, очевидное предпочтение отдав русским писателям и поэтам. Так, Локи пробовал читать некого Достоевского — после того, как Алекс процитировал одно высказывание мидгардского гения: «Очень немногое требуется, чтобы уничтожить человека: стоит лишь убедить его в том, что дело, которым он занимается, никому не нужно». Вот просто в точку попал! Вернее, в сердце трикстера — а тот в благодарность задвинул гордость и приступил к тщательному освоению толстых томов на непонятном языке (Алекс, для которого русский язык был родным, читал исключительно оригиналы). Правда, запал быстро прошёл: уж очень подробно, по косточкам, писатель описывал человека и человеческий внутренний мир. Как будто они того стоят. В итоге Локи обогатился знанием ещё одного языка — но не более того. И, хотя знакомство с произведениями классика вышло неудачным, к самому писателю интерес и уважение не пропали. — Ещё раз так сделаешь — и я не посмотрю, что ты юна и слаба. У Люсиль ещё оставался инстинкт самосохранения, и она отошла подальше, продолжив канючить на безопасном расстоянии. — Локи, ну пожалуйста!.. Разве мы не команда? Я всегда была рядом с тобой, мы вместе устраивали гадости… Что правда, то правда — Люсиль была верным напарником бога Коварства. И не отставала от могущественного мага, компенсируя свою человеческую немагическую натуру прытким умом, азартом и целеустремлённостью. — Алекс лучше тебя, он не бросил бы меня страдать в одиночестве! Это была ошибка — упоминание Алекса. Локи ненавидел, когда его сравнивали. И пусть на Алекса он свою злость не направит (Люсиль этого не добьется), всё же кобра застарелой обиды подняла голову. — Почему ты так ведёшь себя? Как маленький ребенок? Да, ты выглядишь не на свой возраст — но ведь время не может полностью изменить тебя… Лицо девочки вдруг стало из сердитого удивленным, словно она увидела нечто чудесное. Потом удивление сменил испуг, пальчики руки дёрнулись к вискам. — Не знаю… Не понимаю… Какая глупость ударила вдруг в голову… — Люси подняла круглые глаза. — Я ведь взрослая? Я не ребёнок? Что ж, разумная мысль. Человеческий организм, несмотря на все свои противоречия, ищет гармонии; это означает, что и мозг маленькой девочки «переключается» на естественный режим желаний и импульсов восьмилетнего ребёнка. — Локи, мне страшно, — Люсиль вцепилась в рубашку трикстера, ткнулась носом в плечо и замерла подобно статуе. Локи неловко заерзал в кресле. Повздыхал, покусал губы, ногти, фаланги пальцев. Но в итоге сдался. — Я ведь сказал, что не могу тебя больше видеть? У тебя есть 30 секунд, чтобы исчезнуть. Люси оторвала наконец лицо от рубашки. Непонимающе свела бровки на переносице. Локи широко улыбнулся. — Двадцать девять. Двадцать восемь. Двадцать семь. Теряешь время. Двадцать шесть… Наконец малышка сообразила и отскочила, как ошпаренная. Оцепенение исчезло моментально. — Сначала считай! — взвизгнула она и понеслась к лестнице. Локи только ещё шире улыбнулся. Ага, сейчас — «сначала». Никаких поблажек, крошка.