Неудовлетворяемый

Сделав круг по часовой стрелке, потом против, Сольджун пытался собраться с мыслями. Он присел, поднял телефон, опять встал. Опять одной рукой взлохматил волосы: - Как она вспомнила? Как нашла меня? Почему тогда звонил Ёндже? Ничего не понимаю! Он вбежал обратно в зал, не зная, одеваться или прятаться. Прятаться? Но не вынесет же хрупкая девушка дверь? Раздался новый стук, более настойчивый. - Да ёбаный же ты в рот! – выругался Сольджун, готовый залезть под плинтус. Он подхватил футболку, натянул её через голову и на цыпочках вернулся к двери. Посмотрел в глазок. Айли всё ещё была там, слегка нахмурившаяся, нажимающая на звонок, который начал звонить по эту сторону. – Ну уйди же, развернись и уйди… - прошептал Сольджун, прекрасно понимая, что не дождётся, ведь она видела, что дома кто-то есть. – Спокойно, спокойно, - проведя по лбу, выдохнул гипнотизёр и, взяв себя в руки, ухватился за дверную ручку. Со скрипом нарисовав на губах улыбку, он дёрнул на себя и предстал перед Айли второй раз. - Добрый день, - уже занося кулачок для нового удара, она опустила его. Сольджун был прав в том, что не дождался бы её ухода. Это журналистка, она бы и спать легла под дверью, если ей что-то нужно. - Добрый… - проскрежетал гипнотизёр, пытаясь не утерять дара речи. – Я… был… неодет немного. - Я успела заметить. Теперь всё в порядке? – как ни в чём не бывало просияла она. - Д-да… пожалуй, - невольно отступил он, потому что Айли напролом перешагнула порог. Деваться было некуда, это он Ёндже мог кидать возмущения, а выставить девушку – совсем другое. - Мне порекомендовали вас, как знатока японского холодного оружия. Сольджуну показалось, что он ничего не понял. Потом вслушался ещё раз – и повторно ничего не понял. Так она не вспомнила? Она до сих пор оставалась под властью его гипноза, и всё равно пришла сюда?! Это что – шутка?! - Кто порекомендовал? – только и смог полюбопытствовать он. - Не могу сказать, профессиональные секретики, - пожала она плечами очень кокетливо и лишая Сольджуна остатков рассудка. Она вообще не изменилась за эти пять лет. Всё такая же легкомысленная, увлечённая, златокудрая и очаровательная. – Корейская диаспора – она такая, всюду поможет и подскажет. Мы с вами земляки, верно? Так, я могу обратиться к вам, как к эксперту? - А вы… - заставил себя Сольджун включиться в игру и делать вид, что они незнакомы и должны говорить на «вы». После Нью-Йорка. После поцелуя. После дождя и ночных прогулок. На «вы»! – Кто, простите? - Ой, я не представилась! Я корреспондент, меня зовут Айли, - она протянула руку и золотой пожал её своей ладонью, после чего резко забрал и спрятал в карман. В кармане нащупались трофеи ночи, чужие ценности. М-да. - А я… Сольджун, - всё-таки по-настоящему назвал себя он. - Я запомню. Почти как моего зятя, только он просто Джун, - улыбнулась Айли. - Ну, кратко и меня так называют… - Значит, правда, что вы очень хорошо разбираетесь в клинках? - А что, собственно, нужно? - Мне очень нужно экспертное мнение, - Айли полезла в сумку-портфель, где умещались, не сгибаясь, листы бумаги формата А4. Она достала папку и что-то в ней пролистала, побегав глазами по строчкам. – Речь идёт о ранах, сделанных острым лезвием. Мне хотелось бы узнать, каким именно оружием можно нанести такие раны. Тут есть описание толщины и длины – вероятных, а не точных, скорее всего, но мало ли… Сольджун краем глаза увидел чёрно-белые снимки трупов, которые Айли к нему не развернула. Убийства. Гипнотизёру моментально всё стало ясно, он понял, за какое дело решила взяться эта безбашенная девушка, как будто кроме неё никто больше не пытался найти виновника! Ёндже был прав, она влезет по самые уши в тёмные дела, так что надо отвадить её, как можно быстрее и дальше. - Давайте я посмотрю. Конечно, я лучший эксперт в холодном оружии во всём Токио, кроме меня вам никто так точно не скажет, чем можно поранить тем или иным образом! – Сольджун взял листы, которые Айли позволила взять, и сделал суровый, погружённый в чтение вид. Но он не читал – с сутью дел он был знаком и без этого, ничего нового досье Айли ему бы не открыло – а выдумывал легенду, которая подошла бы для отвода глаз. – Да, сомнений быть не может, это кухонный нож фирмы «Самурай», пятнадцать сантиметров. - Нож?! – округлила глаза Айли, вглядываясь в лицо Сольджуна. – Вы уверены? Здесь есть заключение других трёх экспертов, они склонны считать, что в ход шла катана. - Ой, покажите мне этих ваших экспертов? – поморщился золотой. – Что они знают? Справочников начитались и фотографий насмотрелись. А у меня есть коллекция такого оружия, старинного, антикварного, я видел, как на них дерутся, и сам не раз по неосторожности резался. Говорю вам – тут виноват кухонный нож. Пока он говорил, Айли очень внимательно на него смотрела, так что в конце концов ему захотелось отвернуться. - А мы с вами случайно никогда… - начала она. - Нет, мы не встречались, мы не знакомы. Точно. - Но я не успела задать ещё вопроса! - Я просто очень похож на одного популярного японского актёра, и меня часто с ним путают, я привык к тому, что кажусь многим знакомым, поэтому и опередил ваш вопрос, - выкрутился Сольджун. Градус от присутствия Айли накалялся. Знал бы кто, как велик был соблазн дать ей вспомнить всё! Но нет, нет – нельзя! - Значит, ваше заключение окончательное? Вариантов быть не может? – указала вновь журналистка на страницы. Она снова погрузилась в дело и остальное перестало её волновать. - Да, однозначно. Определённо. - Видите ли… просто… это были смертельные раны. Очень глубокие. Разве ножом так можно? - Сильной рукой можно всё! – заверил Сольджун. - Это серия убийств. - Мы с вами в каком веке живём? Уже не в шестнадцатом, и даже не в семнадцатом, верно? Какой порядочный японец будет убивать катаной? Он ею себе живот вскроет – это да, но убивать пойдёт ножом. Нужно знать психологию, уважаемая, вы что, первый день корреспондент? Айли покраснела. Сольджун знал, что этим может её задеть, смутить и отвлечь от того, от чего отвлечь надо. И девушка на это купилась, начав забирать свои листки и засовывать обратно в папку: - Я знаю психологию, господин Сольджун. У всего бывают исключения! Если бы существовало стопроцентное прогнозирование, правоохранительные органы давно бы предотвратили все преступления, но мир на том и держится – на ошибках, погрешностях и исключениях! - Не могу с вами не согласиться, - добавил золотой, чтобы Айли перестала сердиться. Ему не нравилось, когда с её лица исчезала улыбка, хотя она была прекрасна и злой. – Но я не ошибаюсь. - Если вдруг выяснится обратное, я приду сообщить вам об излишней самоуверенности, - вежливо съязвила мадам Ю. Сольджуну очень не понравилось это «если вдруг выяснится», то есть, она всё-таки намерена продолжать выяснять? - И выяснять нечего, всё так, как я сказал. – «Пусть ищет психов по домам сумасшедших, только не копает по направлению меча, хоть бы не копала!» - взмолился молча гипнотизёр. - Тогда я с вами прощаюсь. – Переступила Айли порог обратно. – Пока что прощаюсь. Я могу к вам обратиться ещё раз, если вдруг что? - Да я скоро в Корею уезжаю… - У вас есть номер телефона? Не смогла найти его, еле нашла ваш адрес, поэтому сразу пришла. - Японский отключили за неуплату, а корейский ещё не завёл. Простите. - Вот как… ладно, - кивнула Айли и, засияв, будто всё закончилось так, как она и хотела, вышла. Сольджун выдохнул, закрывшись за ней. Чёрт, чёрт, чёрт! Да как же его угораздило-то попасть в такую ситуацию? Как же переключить Айли на что-то другое? Почему бы Ёндже уже не рассказать ей, что он тоже золотой, и не объяснить, куда соваться не надо? Потому что все знают характер Айли. Ей не объяснишь, ей будет ещё интереснее и она будет требовать сведений и писать сенсации. Нет, может золотые тайны тайнами и останутся, но что-нибудь да просочится, и потом придётся бегать и спасать её от претензий каких-либо преступников, чтобы не укоротили ей язык или пальцы. Ну что за катастрофа, а не женщина! Сольджун поспешил к окну, чтобы убедиться, что она ушла. Успел вовремя – её спина удалялась за поворотом. Главное, чтобы её не осенило следить за ним, как когда-то за Ёндже. Беспочвенно, просто так. Такая вот у неё журналистская чуйка! Просто захотелось, а попала в цель. Сольджун ещё раз глубоко вдохнул и выдохнул. Отвернулся от окна, взял чёрный балахон с капюшоном и надел. Надо выдвигаться. У него нет других вариантов, только один. Выше него не прыгнуть. Вывернув карманы, гипнотизёр оставил всё лишнее в квартире, с собой захватил только телефон и оружие. Бумажник он не носил никогда, одной поездки в метро обычно хватало, чтоб обеспечить себя на день. Присмотрел солидного дяденьку, потолкался рядом – вот и завтрак, и обед, и ужин. На этот раз никаких изменений не было. Деньжатами он обзавёлся ещё до посадки на электричку, заметив делового мужика у банкомата. По линии Оэдо Сольджун доехал до первой станции Синдзюку-Нисигути и через пять минут ступил на территорию Кабуки-тё. Днём тут было скучно и неинтересно. Туристов – тьма, работающие суетятся, учащиеся иногда пробегают, машин почти нет, зоны в основном пешие. Голова Годзиллы глядит устрашающе с крыши возле башни Тохо, но пугает разве что детей. Взрослых пугают безлюдные переулки, куда редко кто сворачивает. А вот Сольджуну надо было в один из них. На углах валялся неубранный мусор у переполненных урн, но пахло едой, едой и снова едой – из всех многочисленных забегаловок и ресторанов, что красовались по десять на крошечном пятачке. Даже перекусить захотелось, а то не успел с утра в рот и ложки риса сунуть. Шмыгнув в один из тихих дворов – кроме него желающих там оказаться не было, Сольджун обошёл синие мусорные баки, покосился на пивные ящики, набитые пустыми бутылками. У одной из стен были стопкой сложены пластиковые стулья, но часть из них была расставлена, и на них сидели четыре японца в белых майках, несмотря на холодную погоду, курили, обсуждали что-то. Плечи, руки и часть спин, которую было видно, плотно зарисовались татуировками. При появлении Сольджуна они дёрнулись, но один из них его узнал и, махнув, плюхнулся обратно. Остальные о чём-то спросили его, но ответа золотой не услышал, пройдя мимо. Его волновал неприметный домик, похожий на выживший по ошибке предназначенный под снос жилой фонд. Одной, дальней стеной эта старая халупа упиралась в современную высотку, но отсюда, со двора, вид был совершенно убитый, дряхлый и обветшалый. Над дверью, ведущей на лестницу, не было даже лампочки – торчали провода, не спасающие ночью. Ночью тут было темно. Сольджун ступил на лестницу, и уже с неё услышал повторяющиеся, монотонные стоны. Нигде не было заперто, поэтому он не посчитал, что вторгается куда-то незваным гостем и может помешать. Комната второго этажа была прикрыта, но гипнотизёр толкнул дверь и тотчас увидел на столе, с которого всё было сметено на пол, лежащую девицу в распахнутом кимоно и готовыми вот-вот выпасть из волос закинутой головы кандзаси*. Её белые ноги, разведённые в разные стороны, болтались в воздухе, над спиной того, кто её оприходовал. Сольджун прислонился к дверному косяку, скрестив руки на груди. - Блять, Джонни! Тот поднял лицо, оторвав его от груди девицы. Теперь её стало видно, и золотому показалось, что она силиконовая – у японок такая пышная от природы не бывает. Боже, нашёл же опять где-то шлюху средь бела дня! Ещё до обеда. Не прекращая двигать бёдрами, Джонни вопросительно кивнул: - Тебе чего? - Юта где? - Дрыхнет, - указал за спину себе Джонни, не прекращая своего занятия ни на мгновение. Девица в наряде гейши посмотрела на Сольджуна вверх ногами, через голову. Она, по крайней мере, вежливо прекратила стонать, чтоб не мешать мужскому разговору. Начала снова, только когда гипнотизёр обошёл стол и спаривающихся на нём, подошёл к токонома, успешно маскирующую проход и, подвинув низкий столик с бонсаем, сдвинул стенку-дверь. Пролезший в полумрак другого помещения, Сольджун задвинул всё за собой и, почему-то отряхнувшись, будто столик с бонсаем был пыльным – хотя ничего подобного – развернулся к комнате, половину которой занимала кровать. Здесь, в отличие от того зальчика, где остался Джонни со своей… любезницей, всё было дорого, красиво и ново. Здесь начинались апартаменты той высотки, в которую вёл лаз из старого домишки. Выйдя из спальни можно было попасть в коридор шикарной гостиницы, спуститься в казино или бассейн, подняться в рестораны или кинозалы. Но Сольджуну было не до роскоши и развлечений. Он дёрнул в стороны шторы, впуская свет. Но мало было их, спавший ещё задёрнулся балдахином, как вампир, опасающийся солнца. Золотой раздвинул и балдахин, громко позвав: - Юта! Юта, блять, хватит спать! Тело в амарантовых покрывалах пошевелилось. На контрасте с этими тёмно-вишнёвыми тканями Юта выглядел совсем белым, будто залитый вином онигири**. Сольджун выдернул из-под его головы подушку и слегка прихлопнул ею сверху. Юта, не проснувшись ещё, резко поднялся на локтях, подняв заспанное и дремлющее лицо. Это был редкий, единственный в течение дня момент, когда на Юту можно было смотреть без мандража и трепета – пока его глаза не распахивались окончательно и не начинали ненавидеть этот мир. По крайней мере, это так выглядело. Несмотря на долгие годы знакомства – Сольджун знал Накамото больше десяти лет, с тех пор, как тот был мальчишкой – золотой не мог бы сказать, любит ли что-то в этой жизни Юта. Разве что мать, к которой испытывал непередаваемое почтение. В этом вся суть японцев. Как с ними ни дружи и ни роднись, всё равно чужая душа, непонятная. Впрочем, совсем уж другом Сольджун Юту бы не назвал, но они были приятелями. Он плюхнулся на кровать возле просыпающегося. Безобидная растерянность промаргивалась под чёрной чёлкой, упавшей на лицо. Юта одной рукой попытался закинуть её назад, но она непослушно упала обратно. - Джун? Тебе что нужно? - Я по делу. - Я понимаю, что не танцы танцевать, - начал зевать Юта и спрятал зевок в другой подушке, которую подгрёб к себе. Потерев о неё лицо, он снова завис на полминуты, отходя ото сна. Потом развернулся, наконец, с живота на спину, и подложив под неё сразу две подушки, сел так, чтобы видеть собеседника. Ещё не разогревшаяся кровь не прилила к сонному, бледному лицу, и на его фоне многочисленные серьги и проколы в ушах Юты сияли, как серебряные звёзды. Пирсинга в бандите было хоть отбавляй, разве что соски себе не проколол и из брови недавно вытащил – в драках мешало. Поэтому остался на этой брови «модный» шрам, будто бровь была выбрита специально. Сольджун знал, что Юта намеренно иногда идёт проколоть себе что-нибудь, чтобы почувствовать боль. Нет, он не был мазохистом, и она ему не нравилась, но так он глушил внутренние эмоции, ему это приносило облегчение. Его отец покончил с собой, когда Юта был совсем маленьким. Наложил на себя руки, оставшись без работы, ему было стыдно, что он не смог достойно содержать семью, а за смерть кормильца государство выплачивало хорошие страховые, что-то вроде пенсий. В Японии это было частой историей, когда отцы прыгали под электрички или вешались, чтобы семья получила деньги. Япония! Повзрослев, Юта глубоко осознал, что отец ушёл из жизни ради того, чтобы сын и жена были сыты, и чтобы избавить себя от того самого стыда. Надо ли говорить, что теперь бремя стыда за смерть отца тащил на себе Юта, травмированный всей этой ситуацией? Тащил и всё ненавидел. – Так чего тебе? - Я хотел попросить, чтобы ты приглядел за кое-кем… - Я похож на няньку? - Да это и не ребёнок. Это взрослая дама, жена одного хорошего человека… - Супруга Ю Ёндже? – раскрылись окончательно чёрные, как адская бездна, глаза Накамото, и Сольджун удивлённо в них посмотрел: - Откуда ты знаешь? - Она приходила ко мне позавчера. - И ты мне не сказал?! – опешил гипнотизёр. - Я тебе не осведомитель, Джун. Как и ты мне. Не надо думать, что у нас какие-то общие дела. - Я и не думал, но… что она хотела? Что ты ей сказал? - Ничего. Она хотела расследовать все эти убийства, и для этого замахнулась на интервью у Ямашита-сана. Я вежливо её проводил. Она часть якудза, поэтому я говорил с ней достойно. - Юта, она не часть якудза, потому что золотые – не якудза, я сто раз тебе говорил! - Золотые – корейские якудза, - твёрдо повторил Накамото, - иначе что ты тут делаешь? Человек некриминального мира не должен быть в криминальном мире. - Да мы в криминальном, только… А, чёрт с тобой, хорошо, корейские якудза! Так ты можешь организовать какую-то охрану ей, предупредить людей, чтобы не трогали её? - Нет, не могу. - Почему?! - Потому что вас и так не любят здесь! Никто не станет опекать женщину золотого! Золотые завязли на зубах со своими выходками, постоянно портите торговлю, мешаете убивать и решать дела якудзы! Вы думаете, что если не оставляете следов, то никто не понимает, кто это сделал? Да некому больше, Джун! Мне достаточно того, что я вечно прикрываю твою задницу. И скажи спасибо, что кроме меня особо никто не знает ваших лиц и имён, разве что на верхах, в санро-кай*** и сайко-комон****. - Я благодарен тебе, Юта, правда, но я прошу, в счёт давнего знакомства и по-братски… - Нет, Джун, я только привлеку к ней внимание, если что-то начну делать. Её видел кроме меня один Джонни, а Джонни – это… ну, это Джонни, дальше ничего не уйдёт. - Если ты так считаешь… Пойми, эта девушка… она… - Эй? – пощёлкал пальцами Юта, призывая Сольджуна вернуть к нему лицо и взгляд. – Что это? Ты что, влюблён в жену Ю Ёндже? – по молчанию собеседника Накамото понял правду. – Ками-сама!***** - Поэтому я и просил о ней… - Но мой ответ останется «нет». - Есть же ты зараза, Накамото Юта! – поднялся Сольджун и подошёл к окну, чтобы посмотреть в него. Он достаточно знал этого гангстера, чтобы понимать, что тот решения не изменит. – У тебя есть чего перекусить? - Ты голоден? Да, пожалуй, я бы и сам позавтракал, - Юта повертел головой и, повысив голос, что тоже всегда пугало до жути (когда он кричал, хотелось лечь, распластавшись по полу, но, по счастью, делал он это крайне редко), гаркнул: - Сакура! Сакура! Да где эта девчонка?! Сакура! Дверь, сливающаяся с драпировкой стены справа от изголовья кровати, приоткрылась, и оттуда вынырнуло миловидное создание лет шестнадцати-семнадцати. Прямые чёрные волосы были забраны в хвост, на едва перестающем быть подростковым теле свободно висело аккуратное неприметное платье. Не поднимая взгляда, она поклонилась: - Да, Юта-сан? - Принеси завтрак. На двоих. - Да, Юта-сан, - поклонилась она, собираясь уйти. Но Сольджун окликнул её: - Постой! – он с осуждением посмотрел на Юту. – Когда ты прекратишь это? Отпусти ребёнка ходить в школу! - Когда её папаша вернёт все долги клану Ямашита – сразу же, а до тех пор она будет отрабатывать всё, что он должен. - Иногда мне хочется разбить тебе хлёбало, Юта. - За что? Сакура! - Да, Юта-сан? - Я с тобой плохо обращаюсь? - Нет, Юта-сан. - Я тебя ударил хоть раз? - Нет, Юта-сан. - Ты хочешь, чтобы я грохнул твоего отца и отпустил тебя на волю? - Нет, Юта-сан. - Ты хочешь, чтобы я взял с тебя разом долг через мидзуагэ?****** - Нет, Юта-сан. - Тогда скажи, чего ты хочешь, и что тебя, возможно, не устраивает. Этот человек не верит, что я тебя не обижаю, - указал на Сольджуна Юта и вопросительно воззрился на девчушку. Золотой тоже на неё смотрел, но она, неловко переминаясь с ноги на ногу, молчала, ничего не говоря. - Ты хотела бы уйти отсюда, Сакура? – решил помочь и подсказать ей гипнотизёр. Посомневавшись, она покачала головой. – Нет?! – изумился Сольджун. Юта засмеялся в голос, откидываясь на подушки. Его блестящая улыбка, имеющая какую-то особую чистую теплоту на грозно-ледяном лице с буйным взглядом, просияла от уха до уха. А через мгновение она выглядела стервятнической, стоило губам совсем каплю изменить своё положение. Он провёл языком по нижней губе, дёрнув бровью и победно косясь на золотого. - Выкусил? Иди за завтраком, Сакура, и побыстрее! Девчонка выскочила за дверь, но не ту, из-за которой появилась, а другую, ведущую куда-то в основное здание. - Ты её запугал просто, Юта, она дрожит, как лист на ветру, от одного твоего взгляда! - От него иногда и здоровые дяденьки штаны мочили, что ты от неё хочешь? - Ты муштруешь её, как… как… нельзя так! - Хорошая японка – послушная японка. - Это не собака. - Конечно нет, иначе бы ты её сожрал, кореёс, - подначивая, посмеялся Юта, и Сольджун стукнул его подушкой второй раз. Сегодня у Накамото явно было хорошее настроение. – Я её кормлю, одеваю, обуваю, держу в безопасности, потому что другие парни из Ямашита уже давно бы, не спрашивая, пустили её в расход. Они и почти детьми не брезгуют. Так почему я за свою доброту ещё должен с ней сюсюкать? Ты же знаешь, я терпеть этого не могу. - А много её батя торчит Ямашита? - Между нами говоря, его уже нет на этом свете, - посерьёзнел Юта, - но это не моих рук дело. - Как же так… - опешил Сольджун. - Так что, у Сакуры вообще никого нет. Ей некуда идти. Не на что жить. Кем она станет в свои шестнадцать? Шлюхой? Наркоманкой? - М-да уж, - задумался и пригорюнился золотой. Ему Сакуру тоже некуда было пристроить. Он уже отвёз однажды в Сеул Сану, и что вышло? Ладно, хоть жизнь девке спас, и то хорошо. И мысли его опять вернулись к Айли, потому что нельзя было думать о женщинах, и не вспомнить о ней. – Юта, я неплохо знаю Айли… - Опять ты за своё! - Дослушай! Она умная, сообразительная. Она из тех, кто может многое наковырять. Это никому не пойдёт на пользу. Ведь и в твоих интересах тоже не подпустить к расследованию посторонних. - Почему это в моих? – напрягся Юта. Сольджун подсел к нему ближе и, понизив максимально голос, произнёс: - Мы же оба знаем, что все убийства были совершены твоим мечом. Взгляд Юты моментально утратил то благодушное настроение, которое было минуту назад, и Накамото схватил золотого за грудки, подтянув с угрозой к своему лицу.