Неудовлетворяемый

Дверной звонок врывался в сон постепенно. Сначала как часть сна. Потом как назойливая помеха. И только с третьего раза как суровая реальность, на которую надо откликнуться. Но к тому времени, когда Сольджун открыл глаза, ему в дверь уже не звонили, а стучали. Не видя себя со стороны, в одних кожаных штанах, взлохмаченный и помятый, с сильнейшим перегаром, он побрёл разобраться с источником тревоги. Начав пить пять дней назад, он как-то не смог притормозить. На первое утро он ещё не думал продолжать, но, отходя от похмелья, постоянно смотрел на телефон и ждал какого-нибудь сообщения от Айли. А его не было. И он пошёл пить с Ютой и Джонни снова. Они, к счастью, не отказались; Юта был умелец выпить, после вина и виски он делался добрее, но никогда не терял ясности ума. На второй день Сольджун, отойдя от попойки, написал Айли сам, но та ответила, что до окончательного выяснения с Ёндже не хотела бы встречаться, чтобы не совершить очередную глупость – а они двое и так уже плохо поступили. И Сольджун пошёл пить дальше. На этот раз уже с Джело. На четвёртый день с Ямадой и Котой. А вчера опять вернулся к Джонни. Золотой смутно помнил, как тот шутил, предлагая ввести в транс двух девчонок, которых снял, и гипнотизёр, пьяно хихикая, даже попытался проверить, пропил ли способности, подбирал обычно запросто сочиняемые строчки, но язык к тому времени уже заплетался, и все только посмеялись. А теперь было совсем не до смеха – голова разрывалась, хотелось её сунуть в лёд, замотать подушкой, отрубить. О! Да, Юта бы ему очень помог, у него удар верный, мгновение – и ты уже отделён от тела. Сольджун открыл дверь и увидел за порогом Химика. Подставить голову подо что-нибудь рубящее и острое захотелось в два раза сильнее. В распахнутом тёмно-синем пальто, из-под которого виднелся дорогой костюм, при галстуке и перекинутом через шею белоснежном шарфе, Ёндже едва не поморщился, увидев «собрата» по банде. Его глаза так и цедили: «Вот с этим?!» - но он ничего не произнёс и перешагнул порог. Сольджун отступил, неловким жестом указывая на прихожую, мол, располагайся. Он даже сам чувствовал собственный перегар, и представлял, какое впечатление производит. Ёндже однако не стал проходить далеко, может, потому что понимал, что всё произошло здесь, а может потому, что не хотел разуваться, демонстрируя тем ещё один пункт брезгливости. - Привет, - глупо сказал гипнотизёр и, уже почти на автомате протянув руку для пожатия, поднял её, завёл назад и потёр шею. – Давно прилетел? - Полчаса назад. Я только из аэропорта. - Ёндже, слушай… - выдохнул Сольджун и замолчал. Тот, собственно, только это и делал – слушал. Ждал объяснений. Ему ничего больше было не нужно. А как такое объяснишь? Как оправдаешь? Извиниться? Извиняются, когда сожалеют, а о проведенной с Айли ночи Сольджун не жалел ни разу. – Я это… уйду из золотых, наверное. - С чего вдруг? – хмыкнул миллионер. - С чего? Ты подъёбываешь или… - Личное ни коим образом не касается общего дела, - Ёндже посмотрел на стены, как будто бы заглянул за спину Сольджуна в зал, и вернул взгляд на соперника, - или ты хочешь предать по всем фронтам? - Я не… Я не собирался и не собираюсь никого предавать, Химик! – гневно взмахнул он руками. По сравнению с неподвижным оппонентом, не вытаскивавшим рук из карманов пальто, гипнотизёр ощутил себя слишком суетливым и неудержимым. - Правда? А что же произошло? – едко, с вредным, уничтожающим изгибом губ поинтересовался тот. - Произошло… что произошло… хуйня произошла, что ещё?! Давай подерёмся, а? Мне полегчает, правда. - Ещё осталось только тебе легче делать, - поморщил он нос, окинув презрительным взором Сольджуна с головы до ног. – Больше тебе ничего не нужно? - Хорошо, давай ты меня изобьёшь? Я даже сопротивляться не буду. - Руки марать? - буквально выплюнул Ёндже. – Ах увольте, господин фокусник, обойдёмся. - Химик… как ты представляешь с такими отношениями наше дальнейшее пребывание в братстве? Ты золотым нужнее, поэтому уходить мне! Я уйду… - Ты останешься! – приказным тоном бросил Ёндже. – Ты. Останешься. Твои… услуги бывают полезны. Некоторые, конечно, оказались излишними, но основные – ещё пригодятся. - Да я даже не знаю, могу ли я ещё… - хотел сказать Сольджун про свой запой. Он был долгое время жутко суеверным, верил про сумки на полу, женщину на корабле, звяканье ложкой по тарелке, в вещие сны и что о загаданном нельзя говорить вслух, а то не сбудется. Но, когда-то начав избавляться от предрассудков, он дошёл до того, что обстоятельства подтолкнули к равнодушию насчёт всего этого. Случится беда или нет, будут у него способности дальше или нет, какая разница? - Это так присматривают за чужими жёнами, да? – не удержался Ёндже, прервав его фразу. – Это так выполняют дружескую просьбу, скажи мне? - Я же отказывался… - Откуда я мог знать, что вы с Айли снова знакомы! Почему ты не сказал мне?! Ладно – она, у девушки могут быть секреты, но ты-то что?! - Да потому что мы перестали быть знакомы! В смысле… Короче. Вернёмся на пять лет назад. Я с ней познакомился, когда она за тобой следила. - Я знаю. Ты стёр ей память. Разве нет? - Да! Но потом мы снова встретились! И мы… мы понравились друг другу – так мне казалось. Мы с тобой, Дже, никогда не были очень уж близкими друзьями, и я понятия не имел, что происходит между тобой и ней, я хотел за ней поухаживать, она вроде бы тоже мне симпатизировала, всё было… всё было так здорово и казалось чем-то… простым и приятным, мимолётной романтикой, от которой я никогда не отказывался. Но вдруг я узнал, что у вас с ней завязываются отношения. Что и ты за ней ухаживаешь. И она вроде как тоже к тебе расположена… Я не знаю, как это объяснить! Я подумал, что ты старше меня, лучше меня, надёжнее, что ты – тот человек, который ей нужен. Что вы – отличная пара. А мне тогда не хотелось связывать себя ничем. Мне хотелось вернуться сюда, в Токио, место, которое по-настоящему моё – безумное, полное загадок, я не хотел сидеть в Нью-Йорке, обзаводиться семьёй. И я снова стёр себя из её памяти, всё наше общение, полностью. Стёр и ушёл. - Что же ты не ушёл второй раз?! – Ёндже достал правую руку из кармана, ему явно хотелось схватить Сольджуна за грудки, но на том не было даже футболки, и пальцы в воздухе сжались в кулак. Гипнотизёр рефлекторно отметил знающим взглядом вора на запястье Ришара Милля тысяч за двести зелёных и, воскликнув в голове «ого себе!», вернул внимание к разговору. – Почему же ты оказался такой непоследовательный? Если наметил себе образом жизни сбегать – бежал бы дальше, что же в этот раз остался? Где постоянство и умение отвечать за свои решения? Где непоколебимость? Ну? - Я… пытался! Но не смог. Я всегда думал, что если и влюблюсь, то моим идеалом будет та, которая разделит со мной страсть к этой чёртовой Японии, будет японкой, как минимум – говорить на японском, знать чайные церемонии и всё это… И тут появляется Айли, здесь, заговорившая по-японски! И я… понял, что я не смог её забыть! За эти пять лет я регулярно вспоминал Айли… - Нет, я тебе всё-таки врежу… - прищурился Ёндже и, уже замахиваясь, опять забрал кулак, приложив его к своим губам нервным жестом, полным отчаяния и призыва к выдержке вернуться обратно. – Нет. Это тебе должно быть стыдно – ты думал о чужой жене! Айли была моей женой, ты это понимаешь? Как ты мог о ней думать?! - А что, так просто, по-твоему, не думать о том, о чём не хочешь думать, что пытаешься забыть? Да от этого только ещё больше всякого в голову лезет! - А надо её занимать чем-нибудь полезным, чтобы не лезло в неё! Пусто, наверное, в такой голове, в которую приходит всё, чему не надо! - Я рад за тебя, гений наш, что у тебя голова забита под завязку! Не все так могут! Кто-то эмоционален, кто-то думает и о женщинах, да! Может, ты слишком мало об Айли думал, раз нас с ней судьба снова свела? – Ёндже не удержался и зарядил Сольджуну в челюсть. Но тот уже разозлился к этому моменту сам, и бросился с ответным ударом. Химика отбросило спиной о дверь. Проведя пальцами по разбитой губе, он оттолкнулся и опять налетел на Сольджуна. Они оба упали в коридор между прихожей и залом, и начали колотить друг друга, остервенело и с ненавистью. - Сука, я тебя прикончу! – ударил Ёндже парня в челюсть. - Попробуй! – схватив того за отворот пальто, Сольджун прижал его к полу и ударил в лицо. Поймав руку гипнотизёра, старший скинул его с себя и дёрнул так, что тот улетел носом в стену. Стукнувшись заодно и лбом, фокусник стал приходить в себя – что они творят? Взрослые же люди! Он увидел, что Ёндже опять поднимается с горящей в глазах ненавистью. – Прекрати, Химик! – прикрикнул он. – Что это решит? Мы убьём тут друг друга. - Ты же сам предлагал подраться? Струсил? - Подумай об Айли! Хотя бы теперь, - не удержался он от этого неуместного, но логически продолжающего предыдущее заявление саркастического замечания. Ёндже зарычал и бросился вперёд. Сольджун подскочил и, подпрыгнув, схватился за турник, приколоченный в дверном проёме для подтягиваний. Перескочив над головой Ёндже, он схватил с тумбочки в прихожей катану и развернулся с ней, выставив оружие, как защиту. Но судя по полыхающему во взоре Химика безумству, он мог броситься и напороться, не думая о сохранности и последствиях: - Стоять! Стой! Прекрати, прошу тебя! - Ты… ты понимаешь, что ты сделал, Джун? – отдыхиваясь, поправлял обратно на плечи пальто миллионер, подтягивал почти свалившийся на пол шарф. – Ты понимаешь?! - Я слишком хорошо это понимаю! Но я понял, что люблю её. И я не мог остановиться. Прости! - Никогда. Ни тебя, ни её! Вы… да как же… - Ёндже провёл пятернёй по волосам, закидывая их назад, опустив взгляд в никуда. – Мы золотые, Джун! Золотые! Мы же братство! Как можно так поступать с братьями, скажи? Как?! Сольджун отвёл лицо, кусая губы. Опустил катану. Взлохмаченная чёлка упала ему на лоб. - Я не знаю, Химик. Я уже сказал, что вижу только одно решение – мне нужно уйти. Я прекрасно понимаю, что я не достоин больше быть золотым. У нас есть кодекс чести, и я его нарушил. - Об этом никто не должен узнать из наших, ты понял? – сказал, успокаиваясь, Ёндже. - Ты им не скажешь? – нахмурился гипнотизёр. - Нет, это останется между нами. Если кто-то спросит, я, наверное, не смогу скрыть, удержать в себе, что стал жертвой супружеской неверности, но я не собираюсь говорить, кто разрушил мой брак. - Дже, я не хотел… - Заткнись, - махнул на него рукой Химик и прошёл мимо, направившись к выходу. У двери он остановился. Кто-то из них разбил себе кулак, пока дрался, и появилась кровь, которая теперь украшала оба лица. Толком было не понятно, кто и где ушиблен, мелкие ссадины виднелись на скулах, подбородках, носах. – Ты хочешь остаться с Айли? - Да. Я хочу. Но не уверен, что хочет она. - Она хочет развестись. Для чего тогда, если не для этого? - Ей стыдно, так же, как и мне. Мы не виделись с тех пор… - Да что уж теперь-то? – хмыкнул Ёндже. – Что за странная щепетильность? - Я прошу тебя, не заставляй её мучиться, не унижай и не оскорбляй, она этого не заслужила. - Она пока ещё моя жена, - сказал Химик. – И не ты мне будешь говорить, как себя с ней вести. Открыв дверь, он вышел и хлопнул ею. Сольджун, постояв немного, откинулся к стенке и сполз по ней, чтобы сесть на пол. Сегодня, кажется, лучше продолжать пить. Айли не понравилось, что Ёндже отказался поговорить у неё в съёмной квартире. Прилетев, он позвонил и сказал, что будет ждать её после работы в ресторане. - Почему обязательно в общественном месте? – тихо говорила она в трубку, отойдя в уборную, чтобы не было вездесущих ушей Ынхёка и других коллег рядом. – Мне было бы спокойнее поговорить с глазу на глаз. - Думаю, нам лучше беседовать прилюдно. - На что ты намекаешь? – напряглась журналистка. - Что в ресторане будет кому остановить меня, если я захочу тебя убить. Сказано это было скорее шуткой, хоть и язвительной, но Айли всё-таки уточнила: - А ты способен это сделать? - Ну, как выяснилось, ты способна мне изменить. Почему бы нам обоим не открывать в себе неожиданные возможности? - Ёндже, пожалуйста… - Жду тебя, постарайся не задерживаться, как ты любишь делать, - обдал он её ледяным тоном. Пока они были женаты, он только иногда поторапливал её сборы, но обычно терпел. Теперь же не упустил момента ткнуть в её недостаток. Нет, Айли не была из тех, кто моет голову перед самым выходом, чтобы начать сушиться целый час, но почти ни разу ей не удалось быть готовой минута в минуту, всегда докрашивала глаза и доукладывала волосы лишних пять-десять минут. Ей казалось, что Ёндже находил это очаровательным. Если бы его это раздражало – он бы раньше сказал? Он просто злится и пытается задеть её. Осознавая, что пропасть между ними расширяется, девушка вошла в ресторан почти на трясущихся ногах. Увидев мужа, она осторожно подошла к столику, стараясь не показывать, что нервничает или чувствует себя до крайности неуверенно. Заметив её, он поднялся, чтобы отодвинуть ей стул, но его движения были до того выверенные и натянутые, что чувствовалось, как тяжело ему сохранять вежливость. Айли заметила на его лице следы избиения и ахнула, протянув руку: - Ёндже! – Мужчина отклонился, отведя лицо, и от этого жеста журналистке стало так больно, как никогда ещё не было. Никогда прежде ни один кавалер не пытался избежать её прикосновения. Будто ты из касты неприкасаемых или прокажённая. Айли убрала руку и, поджав губы, села. Ёндже задвинул под ней стул, помогая, и вернулся на свой, сев напротив. – Ты был у Сольджуна? - Как видишь, - спокойно подтвердил он. - И кто из вас начал первым? Зачем вы завязали драку? - Это неотъемлемый мужской ритуал, - подвинул к жене через стол меню Ёндже, - мы не сильны в разговорах. - Не лги мне, о тебе этого не скажешь, - Айли подтянула меню, но когда открыла его, то увидела не список блюд и их стоимость, а документ о разводе. Три белоснежных листа, скреплённых друг с другом, с ясным и доступным текстом, без каких-либо подвохов, с уже проставленными подписями Ёндже, и галочками, отмечающими, где должна подписать госпожа Ю. Не зная, который это уже удар, пропущенный её сердцем, журналистка подумала, что супруг – почти бывший – добьёт её сегодня как минимум морально. Он умел преподносить месть, в этом ему не откажешь. Хладнокровно, методично и не оставляя живого места. Из глаз Айли хлынули слёзы. Смотревший на неё Ёндже отвёл глаза к окну. – Ты так быстро всё подготовил, будто заранее только и ждал, когда от меня избавишься, - твёрдо промолвила девушка. - Не говори ерунды. - Ах, извините, мистер Мозг, ваша маленькая, незначительная супруга только ерунду говорить и может! - Я этого не утверждал. И не это имел в виду. - Да ты имел это в виду всем своим существованием! Рядом с тобой хоть кто-нибудь чувствует себя не тупым?! - Теперь ты хочешь выставить меня виноватым? Что ещё? Мой высокий интеллект подложил тебя под другого, как шлюху? – Айли взяла бокал воды, стоявший на столе, и плеснула в лицо мужу. Тот успел закрыть глаза, и вода, хлестнув вместо пощёчины, стала стекать и капать вниз. Не размыкая век, он взял перед собой тканевую салфетку и, аккуратно вытерев лицо, спокойно, выдержано и мирно посмотрел на Айли. – Заказать что-нибудь с кипятком, чтобы ты повторила и насладилась в полной мере? - Я и не знала, что ты такой говнюк, милый. - Я тоже тебя люблю, - натянуто улыбнулся он. - Да неужели? - Любил, - быстро исправился Ёндже. Официантка принесла ему его заказ и посмотрела на Айли: - Определились с выбором? Журналистке показалось, что эту девицу подкупил супруг, и она издевается, вот так в глаза спрашивая, убеждена ли Айли в том, что Сольджун – это её выбор? Ей стоило немалых усилий осознать, что вопрос о заказе и еде, ведь в руках она держала меню. Выглядело это со стороны, как меню, только начинку ей подложили другую. - Я… пожалуй, то же самое буду, - указала Айли на тарелки Ёндже. Официантка кивнула в знак того, что приняла, и ушла. Мужчина с ухмылкой посмотрел на жену: - С каких пор ты стала есть то же самое? - Лень было думать. - В этом ты вся. - Да чтоб тебя! – сжала кулаки Айли, психуя. Ей хотелось подскочить и хлопнуть его по голове. Теперь понятно, зачем ему нужно было людное место: чтобы сдержать её, а не себя. Она прошипела над столом: - Если ты думаешь, что я постесняюсь устроить скандал из-за посетителей, то ты ошибаешься! Не напрашивайся! - В том, что у тебя нет стыда и совести, я тоже уже убедился, - подвинул Ёндже к себе салат и начал накалывать вилкой ингредиенты. Айли взяла нож из сервировки стола: - Вот этим тупым предметом тупая женщина запыркает тебя насмерть, если не прекратишь, ты меня понял? - Теперь – да. Удивительно, как я не понимал тебя раньше. - Если ты думаешь, что я всегда заглядывалась на других и с трудом сдерживалась, чтобы не наставить тебе рога, то ты сильно ошибаешься! А, впрочем, думай, что хочешь! – скрестила руки на груди Айли и отвернулась к окну, как он чуть ранее. За стеклом зажигался криминально-загадочный Токио, он завораживал, манил и тянул. Пожалуй, нигде больше в мире Айли не ощущала такого равнодушия к смерти, и вместе с тем страстной, кипучей жизни. Японцы были скованными и зажатыми днём, спешащими куда-то, замкнутыми в себе, постоянно извиняющимися, но стоило наступить темноте, как город превращался в аттракцион с сюрпризами, огнями, комнатами ужаса, лихими горками и каруселями, где непредсказуемо можно было оказаться как на коне, так и в полной заднице, и люди делались уверенными, жадными, алчущими удовольствий, громкими и безумными. – Зачем мы встретились лично? – переборов эмоции, не глядя на Ёндже, спросила Айли. – Мог бы прислать документы через юристов, если тебе так невыносимо на меня даже смотреть. - Я хотел спросить тебя. - Да? - Зачем ты мне рассказала? - Что? – Айли повернулась. – Ты о… - Да. Я о том, что произошло. Зачем ты рассказала мне? - Но… - недоумевая и теряясь, как ответить, девушка пожала плечами. – Я не хотела лгать. Я… ты можешь дальше плеваться ядом и насмехаться, но я люблю тебя. Пусть недостаточно, пусть вот так коряво, но люблю! И я не хотела быть с тобой нечестной. Да и… ты слишком умный – всё равно бы узнал. - То есть, тобой руководил страх разоблачения? - Нет, это в последнюю очередь. Я почувствовала себя запутавшейся. И да – глупой. И я до сих пор себя глупо чувствую, не могу избавиться от этого ощущения. У меня, можно сказать, была жизненная необходимость выговориться. Рассказать всё тебе. Я не могла иначе. Почему ты спросил? Я не должна была, по-твоему? - Могла бы и промолчать, - отпил белого вина из своего бокала Ёндже, стараясь смотреть только перед собой, на еду. - И как это понять? Ты хотел бы, чтобы от тебя скрывали измены? - То, чего мы не знаем – не существует, - закинул в рот с вилки салат золотой, и зажевал с безмятежным видом. - Я бы промолчала, ты бы всё равно узнал, и вышло бы то же самое. Или ещё хуже. К чему было тянуть? - Если бы я узнал сам, я бы попытался вытащить из тебя правду, ты бы отрицала, приводила доводы в свою защиту, уверяла, что ничего не было. – Ёндже вздохнул, положив вилку. – Ты бы попыталась сделать хоть что-то, чтобы сохранить брак, и я бы поверил, что ты хоть немного меня ещё любишь. Но видеть, как ты безапелляционно растаптываешь всё и отказываешься от всего, будто для тебя это не имело никакой ценности… - Пожалуйста, не начинай! Я… я не собираюсь уходить к Сольджуну, ясно? Я хочу побыть одна. Я хочу сейчас быть одна. Не с кем-то! Ты – миллионер с гениальными мозгами, он – гипнотизёр с необыкновенным даром, а я – обычная девчонка, без особых талантов. Я будто играю в мафию, где вам достались интересные персонажи, а мне – карта мирного жителя. И всё, что я могу делать – это с полным незнанием ситуации создавать вид массовки. Пока вы просыпаетесь по ночам и вершите судьбы мира. Я хочу начать новый тур! Ты можешь меня понять? - Мне сложно это сделать. - Ну, хоть что-то тебе понять сложно! – хмыкнула Айли, потешаясь, что раз в жизни и Ю Ёндже бывает заведён в логический тупик. - Я слышал одно японское выражение. Оно гласит, что всё имеет свою форму. Например, разум – квадратный, поэтому основательный и устойчивый. А женщины имеют круглую форму. И неважно, какой у них разум – они всё равно закатятся не пойми куда. Айли посмотрела в глаза Ёндже. Он не отвёл их. Наконец, они встретились продолжительным взглядом, обменялись им в полной мере. Переварив услышанное, журналистка засмеялась: - Серьёзно? Японцы так говорят? - Да. - Похоже, они действительно что-то о нас знают. Ёндже? - Да? - Останься мне хотя бы другом, пожалуйста, - протянула она руку через стол. Её глаза стали точно такими, какими были всегда – наивными, милыми, слегка кокетливыми и беззащитными. Ёндже обожал эти глаза и никогда не мог им ни в чём отказать. Он пока ещё не представлял, как будет без них жить, но смотреть в них без боли не мог. Он медленно протянул ладонь и положил её сверху, на руку жены: - Хотя бы другом? А ты хотела бы чего-то большего? - Я не думаю, что ты пойдёшь на менаж а труа*… - Господи, Айли! – стал забирать руку Ёндже, но она поймала её, смеясь: - Я шучу, боже мой, шучу! Но если серьёзно, ты сам потребовал по телефону что-то подобное. Как ты представляешь себе, что я буду… буду… - Закрыли тему, - поднял другую ладонь останавливающим жестом мужчина. – Я не хочу говорить сейчас об этом. Я не готов, прости. Но своего условия я не отменю. - Ёндже. - Мм? - Спасибо, что назвал шлюхой. Мне немного полегчало. - Я не называл, я сказал «как». - Разве не одно и то же? - Нет. Я не считаю тебя шлюхой, Айли, и вряд ли когда-то стану таковой считать, даже если после развода ты переспишь с половиной Токио. - А если до? - Ладно, тогда стану, - сдался Ёндже, разведя руками над столом. – Но ты же не будешь этого делать? - А тебе ещё не всё равно на меня? – почему-то захотелось услышать ответ на этот вопрос Айли. Чисто по-женски. А кому бы не хотелось быть нужным несмотря ни на что? На ошибки, грехи, проступки. - Нет, мне не всё равно на тебя, - решил быть честным и Ёндже, потихоньку начиная выветривать из себя желчность. Если бы он не выплёскивал её все эти дни, и сегодня, в лица изменщикам, наверное захлебнулся бы. – Даже после развода ты останешься мне близким человеком. Мы провели вместе пять лет. Очень счастливых лет, разве нет? - Очень счастливых, - подтвердила журналистка, чувствуя, как слёзы опять лезут на глаза. – Я не знаю, почему что-то пошло не так, я бы хотела, чтобы чувства во мне горели, как и раньше, но они не горят, а без них я не могу. Я почему-то изменилась или переосмыслила что-то. Я не знаю. Прости меня, Ёндже. Пожалуйста, прости? Она опять воззрилась на него своим коронным взглядом из-под густо накрашенных и длинных ресниц. Он зарекался, он пообещал сам себе: «Не прощу, не приму, никогда больше не полюблю!». Не прошло и недели, как первый же зарок начал давать трещину. Ёндже чувствовал, как ему больно на неё обижаться, как хочется её обнять, прижать к себе и утешить, помириться, и в то же время, стоило представить это, как она прижимается к его груди – хотелось оттолкнуть, накричать, пойти к Сольджуну и подраться с ним ещё раз! - Я ничего не обещаю, Айли, - сказал её уже почти бывший муж, - но постараюсь.