Стая не терпит слабых

      Ярко пылал огонь костра. Искры взлетали ввысь яркими мушками, чтобы раствориться в ночной мгле. Языки пламени весело лизали сухие поленца, уже сиявшие насыщенным красным жаром.       На этот раз компания соизволила пригласить его на скромную встречу в заброшенной деревне в паре миль от Лирии. Наверняка на этом настояла Лилит. Точно Регис этого не знал, но чувствовал. Брукса не отходила от него ни на шаг с того самого момента, как он появился. Выйти к ним было непросто — скорее всего, Руди рассказал им о своем визите в их с Детлаффом логово и о том, как был выставлен за дверь. Но Регис пришел с гордо поднятой головой, с достоинством, никак не демонстрируя какой-либо робости или презрения. Делал вид, как будто ему не было дела. За свою грубость извиняться не собирался.       Проншес привычно отмачивал сальные шуточки, Хагмар потягивал кровь из узкой глиняной бутылки, а Рудольф, не слишком участвуя в разговоре, пытался привлечь к себе внимание второй приглашенной бруксы, Вереены. Та на ухаживания реагировала довольно холодно, время от времени одаривая поклонника скучающим взглядом, и всячески давала понять, что болтовня заводилы-Проншеса ее увлекает куда больше.       Нарочно в беседу Региса никто не тянул, а он и не стремился в ней участвовать. Вместо этого он неотрывно смотрел в пламя, и танец огненных лепестков увлекал его все дальше и дальше в пучины раздумий.       Подумать ему было над чем. Двумя днями ранее он принес Иренке лекарство, которое должно было избавить ее от нежеланной беременности.  — Ты уверен, что оно сработает? — спросила девушка, сжимая в пальцах пузырек с зельем.  — Я соблюл все пропорции, — хмуро отозвался он. — Опыта в зельеварении у меня немного, но пока все, что я делал, свои функции выполняло.  — А что со мной будет? Как оно работает?  — Я думаю, у тебя сильно заболит живот. Откроется кровотечение, и плод покинет твое тело. Я останусь с тобой до рассвета, прослежу и постараюсь облегчить твое состояние. Наутро ты будешь должна попросить помощи у няньки. Пусть ругается, кричит хоть до потери голоса, но тебе понадобится уход. Все должно сойти за гормональный сбой, такое бывает с девушками твоего возраста.       Иренка откинула назад волосы, спустила ноги на пол и подсела к нему ближе. Регис сдержался, чтобы не отодвинуться. Девушка почувствовала его отчужденность.  — Ты прости меня, — она чуть сникла, — за прошлый раз. Я признаю — повела себя глупо и некрасиво, но… Все, что я сказала, это правда.  — Зла я на тебя не держу. Будь это так, я бы не пришел к тебе с лекарством, а выполнил условия своего спора с друзьями. В любой другой момент, быть может, я бы и ответил тебе взаимностью, но с недавних пор я осознал, что действительно пора взрослеть и нести ответственность за свои действия. Моя вампирка мне верит, и я не хочу ее предавать. Не хочу предать и тебя, воспользовавшись твоей юностью и горячей кровью.       Он позволил ей себя обнять.  — Как же мне повезло, — улыбнулась Иренка, — что ко мне залетел такой совестливый вампир. Самый человечный из всех.       Слово его покоробило, однако вампир ничего на это не сказал.  — Время уходит, Иренка. Пей.       Девушка послушно откупорила флакон и разом опрокинула его содержимое себе в рот. Регис ничуть не удивился, когда ее лицо сморщилось в гримасе отвращения — все травяные настои и отвары были ужасно горькими, а подслащивать их было нельзя.  — Ух! — она поежилась и спешно прижала ко рту край одеяла, чтобы заглушить кашель. Пробирка выпала из ее пальцев и укатилась куда-то в угол. — Вот уж действительно отрава. И когда она подействует?  — Не знаю. Надеюсь, что скоро.       Зелье подействовало довольно быстро — по ощущениям Региса прошел лишь час с небольшим. Свое обещание он сдержал и оставался с девушкой до самого рассвета, отвлекал разговорами, вытирал испарину с горячего лба, держал за руку и очень старался не замечать крепкого металлического запаха крови. Ему самому было непросто — наблюдать за страданиями юной девушки, которые причинил он сам, было невыносимо. И лишь без конца повторяя себе, что его деяние было во благо, сохранил присутствие духа.       Под утро она заснула, а он улетел еще до того, как первые лучи солнца пролились на пол ее комнаты. Приподнять одеяло и проверить, сработало ли лекарство, Регис себя так и не заставил. Ему было отчего-то стыдно и больно, к тому же не хотелось усугублять разбушевавшуюся жажду крови. К своему счастью Иренка не видела его изменившегося облика, длинных, как кинжалы, когтей и острых клыков.       В действительность его вернула Лилит. Одним трепетным движением она отвела прядь его волос, свесившуюся на глаза, и поцеловала в висок.  — Что с тобой, душа моя? — ее сладкий голос как бальзам на сердце. — Ты снова грустишь. Неужели ты не рад, что пришел?  — Признаться, не знаю, что ответить, — вздохнул он.       Регис не кривил душой. Он пришел только ради нее, своей Королевы, чтобы та не чувствовала себя покинутой. Первую ночь после авантюры с зельем ему пришлось провести в лавке, поскольку торговцу пришло в голову провести инвентаризацию. К тому же ворон, иногда служивший Регису шпионом, донес, что у дома Гевольтов ходил уже набивший оскомину ведьмак. Нужно было выждать. Птицу вампир отправил обратно следить за домом, а сам прилагал все усилия, изображая прилежного помощника, которому не все равно на свое дело.       Второй день, пока солнце стояло высоко, Регис беспробудно спал. На счастье, книготорговец остался доволен его трудом и дал лишний свободный день. Когда же дневное светило скрылось за горизонтом, молодой вампир устремился в самую чащобу близлежащего леса, где обитала возлюбленная Лилит. Предаваясь с ней любви, он почти смог забыть те крамольные мысли, что посетили его голову во время опрометчивого поцелуя Иренки.  — Хочешь, уйдем? — промурлыкала рыжая красавица. — Помнишь, о чем я говорила? Если тебе что-то в тягость, то не делай этого.  — Эй, Регис! — раздался пьяный голос Хагмара. — Чего ты там затихарился, в самом деле? Иди сюда, дружище.  — Боится, что его Королеву Ночи кто-то украдет, — хихикнул Рудольф.  — А вот это вряд ли, — отозвалась Лилит вместо Региса. — Это я могу любого из вас, сосунков несчастных, украсть, отыметь да выкинуть, как ношеную тряпку. Так что Эмиелю бояться нечего.  — Туше, рыжуля, туше, — Хагмар поднял руки, будто бы сдаваясь на милость победительницы.       Как бы ни было противно, Регис все же сел ближе к огню и смело взглянул в глаза Проншесу. Тот буравил его взглядом, не стирая при этом с лица коварной ухмылочки.  — Ну, как там твоя девчуля поживает? — захмелевший товарищ чувствительно хлопнул его по спине. Регис едва сдержался, чтобы не ответить ему тем же, но по лицу и кулаком. — Жива ли еще?  — Лучше не спрашивай его об этом, — Проншес улыбался, но взгляд его оставался таким же тяжелым. — А то я слышу, как у него зубы скрипят.  — Жива, — как ни в чем не бывало сказал Регис. — Лечится. Я же сказал Рудольфу, что у меня все под контролем. Или его память настолько коротка, и он ничего вам не сказал?       Рудольф оторвался от созерцания прелестей Вереены и вопросительно воззрился на остальных. Но никто не обратил на него внимания, ни о чем не переспрашивал, и он вернулся к своему занятию.  — Полнолуние близко, — Проншес понизил голос. — У Региса все под контролем, а значит, через три дня, на общем сборе он принесет нам чудную историю о том, как выбранная мной девчонка отдала своим богам душу. И какова на вкус была ее кровь, больная или же здоровая. Правда, друг?       Говорил он уверенно и ободряюще, но за этими казалось бы добрыми словами крылось совсем иное. Регис прекрасно понимал — какую бы историю он ни принес на общую вечеринку, исход для него уже предопределен. Но страха быть изгнанным или опозоренным больше не испытывал. Он был уверен в Лилит, знал, что она останется с ним при любом раскладе; твердо устоялся в приоритетах и своем решении бросить кровавую игру; осознал, что больше не нуждается в одобрении тех, кому плевать с высоты птичьего полета на его внутренние противоречия и печали.  — Да что вы все о своем дурацком споре да о споре! — быстро перехватила инициативу Лилит. — Неужели нет других тем для разговора?  — А в самом деле, — внезапно согласился Проншес и провел пятерней по волосам, как всегда лежавшим в беспорядке. — Что мы все о грустном? Ты, Регис, у нас самый приближенный к людишкам, вот и расскажи, что там у смертных?  — Живут себе, дерутся, грабят друг друга и на Зверюгу сетуют, мол, что толку от ведьмака этого, Хродгейра из Дорве, если он не может ее выследить, — незамедлительно отозвался Регис. — А оно и не удивительно, что не может. Ему по вкусу куда более интересная бестия.  — Это какая же?  — Я.       Вампиры переглянулись. Регис позволил себе слабую ухмылку. Он был готов говорить о чем угодно, лишь бы не об излюбленной компанией теме, от которой у него уже клыки сводило.  — Сомнительный повод для гордости, — хмыкнул Рудольф. — Может, еще скажешь, что это ты, а не Зверюга, людей кромсаешь?  — Я не настолько тщеславен. Но насчет убийцы чудовищ — чистейшая правда. Прицепился он ко мне, как клещ, так и думает, как бы меня на чистую воду вывести.  — Ты себя сдал, болван, — прищурился Проншес.  — Не сдал. Уж не знаю, чем я ему так приглянулся, но когда он в очередной раз ко мне прицепился на улице, с якобы незатейливым разговором, то обмолвился, что пришел к травнику за ингредиентами.  — И что? — полюбопытствовал Хагмар. Он перевернул свою бутылку, чтобы удостовериться, что она действительно пуста. Через мгновение в руках у него была уже новая, полная. Даже со своего места Регис почуял — кровь была детской.  — А то, что сочетание этих трав вызывает у нашего брата сильную интоксикацию. Он готовится драться с вампиром, а не с бестией.  — Все-то ты знаешь, — махнул рукой Руди.  — Конечно, знает, — поддакнул Проншес. — Он же работает на книготорговца. Вот и вместо того, чтобы людям глотки грызть, грызет фолианты. С клещами должно поступать так, они того заслуживают, — оторвать, раздавить и забыть. Или тебе слабо?  — Дурак ты, Проншес, — покачала головой Лилит.       Внезапно голос подала Вереена, молчавшая до этого большую часть времени.  — И вовсе люди больше Зверюги не боятся, — промолвила она, неотрывно глядя в огонь, словно говоря сама с собой. — Прирезали ее. И не ваш прославленный ведьмак, а какой-то нищий бродяга. Говорят, был у него освященный кинжал, которым он проткнул ее в самое сердце, а после располосовал ей глотку, чтобы наверняка.       Во что Регис бы ни за что не поверил, так это в сказанное немногословной Верееной. Он не сомневался, что такие слухи действительно ходили, а вот их правдивость вызывала большие вопросы. Освященный кинжал или нет, против того, что оставляло от людей лишь кучки пережеванных костей, этого было маловато.       Вампиры принялись спорить, правда ли то, что говорят люди о бродяге с его кинжалом. Регис же в этом участия не принимал. Ему стало скучно, и мысли его быстро вернулись к злосчастному дому Гевольтов.       Бродил там ведьмак или нет, дальше затягивать нельзя. Регис твердо решил наведаться туда следующей же ночью.       «Благими намерениями вымощена дорога в ад, кажется, так говорят люди. Милостивые боги, что же я сделал», — подумал он.       В комнате витал отвратительный запах застоявшейся мочи, резко вдаривший по чувствительному обонянию. От неожиданности Регис прикрыл нос запястьем. Неужели он ошибся окном? Нет, обстановка все та же — мебель, мрак, плотный ковер на полу. На кровати с балдахином лежала Иренка, накрывшись одеялом. Отчего тогда такая вонь?  — Иренка, ты спишь? — негромко позвал он.  — Регис! — ее голос прозвучал немного хрипло, но в нем чувствовалась искренняя радость. — Я думала, ты про меня забыл.  — Никогда не жаловался на память. Как все прошло? Как себя чувствуешь?       Немного настораживало то, что она не вставала. Обычно, стоило ему объявиться в спальне, она сразу же соскакивала с постели, а порой и вовсе ждала его у окна. Внутри зажегся смутный огонек тревоги.  — А ты можешь ко мне подойти? Я не могу встать.       Эти несколько шагов до ее кровати показались ему невероятно долгими. Ноги стали ватными, как будто чужими. Внутри все просто вопило о том, что случилось нечто нехорошее.  — Что… — с недоумением произнес Регис, откидывая одеяло. — Какого черта?!       Она лежала на правом боку, почти уткнувшись лицом в подушку. Простыня под девушкой была совсем мокрой. Запах урины стал еще сильнее, но на него вампир уже не обращал внимания.       Руки и ноги Иренки покрывали безобразные синяки и ссадины, черные длинные полосы, как от кнута, и что-то подсказывало, что ночная сорочка скрывала гораздо больше. На нижней губе девушки цвел большой кровоподтек, уже подсохший и взявшийся коростой.  — Как же я рада тебя слышать, — Иренка улыбнулась. Далось ей это с трудом.  — Кто сделал это с тобой? Отец?  — Угу.  — На этот-то раз почему? Что с ним, блядь, не так?       Сердце в груди билось, словно кролик, попавший в силки. Кровь с силой ударила в виски, и Регис опустился на край постели, иначе бы точно упал. Глядя на все жуткие побои на теле девушки, он будто бы сам ощущал каждый удар на своей шкуре.  — Я сделала так, как ты сказал, — прошептала Иренка. — Берта даже не ругалась, просто рассказала все маме. Мне показалось, мама поняла, что это было, но ничего не сказала. Потом ко мне зашла Агнетка и сказала, что к нам пришел странный человек с двумя мечами за спиной. Она назвала его «ведьмак».  — Чего он хотел?  — Он пришел из-за Маркуса. Когда отец утром зашел к нему, то дядя был в каком-то трансе, с разодранным лицом. Это ты его так?       Вот и подтвердились опасения. Регис стиснул зубы, чтобы не дать потоку брани сорваться с языка.  — Почему он вообще к вам пришел? Тот ведьмак.  — Его позвал отец. Он хотел понять, что случилось с дядей, почему он начисто забыл, что я существую, и ведьмак сказал, что его укусил и загипнотизировал вампир. Потом Берта сказала, что ей чудился мужской голос в моей комнате, и ведьмак пришел ко мне. Выгнал Агнетку. Я не знаю, что он делал, все ходил по моей комнате, ходил, чего-то вынюхивал и задавал странные вопросы. Я думаю, он понимал, что с меня спрос невелик, потому что я слепая. Потом он ушел. А уже после пришел папа и…       Она прерывисто вздохнула. Регис осторожно взял ее за руку.  — Ну же, говори, дитя.  — Он назвал меня ведьмой. Вурдалаковой подстилкой, — всхлипнула она. — Оказалось, ведьмак нашел на полу пузырек из-под зелья, который я уронила, и по запаху узнал травы. Там папа с мамой уже догадались, что это была за кровь на моей постели.  — Очевидно, это очень недалекий ведьмак, если не сказал им, что человек никак не может понести от чудовища, — сквозь зубы прошипел Регис.  — Я не знаю, что он им говорил. Ты же знаешь, отец мог и не слушать. Сначала он отстегал меня ремнем, а потом взял палку и начал бить. Все хохотал, как умалишенный, говорил, что я — наказание за его грехи. Пообещал позвать священника, чтобы тот изгнал из меня скверну. Попал по спине, я упала и долго не вставала. Потом все-таки смогла залезть на кровать. Шевелиться очень больно, — пожаловалась она. — Ногами двинуть почти не могу.  — Он повредил тебе позвоночник. Конченый ублюдок… Иренка, прости меня, если сможешь. Если бы я не вмешался со своим гребаным зельем, этого бы не случилось.  — Мне не за что тебя прощать, ты же хотел как лучше, — она снова прерывисто выдохнула и болезненно поморщилась. — Обо мне давно никто так не заботился, как ты. Мне повезло, что твой жребий указал именно на мое окно.  — Какое же здесь везение? — с отчаянием спросил Регис. — Ты бед не знала до моего появления! А теперь… Теперь и ходить не можешь.       Какая глупая ошибка, и как дорого она обошлась. Проклятый пузырек. Он ведь мог его найти или забрать сразу, как только Иренка выпила зелье. Маленькая стекляшка, что разрушила и без того хрупкий мирок ни в чем не повинной девицы.  — Успокойся, друг мой, — несмотря на боль и слезы, она пыталась его приободрить. — Поверь, даже если бы ты не появился, исход был бы не лучше. Видно, такова моя судьба.  — Это несправедливо. Почему подонки, вроде твоего отца и дяди, не знают бед и живут в свое удовольствие, а ты… — Регис шумно втянул носом воздух, чтобы не сорваться, — а ты получила все это?       Если бы в его силах было отдать хоть часть своих регенеративных способностей Иренке, он бы непременно это сделал. Но увы — какими бы могущественными ни были высшие вампиры, лечить они могли только себя и себе подобных. Порожденные темной магией, сами управлять ей они не были в силах. И от осознания этого хотелось провалиться сквозь землю, рвать и метать, сетуя на несправедливость.  — Слушай, Регис, — снова заговорила Иренка.  — Да?  — А если ты меня укусишь, я стану такой, как ты? Я бы тогда смогла и ходить, и видеть. Что мне это солнце? Я бы выходила только ночью.       Он грустно улыбнулся.  — Это сказки, дорогая. Выдумки. Иначе бы таких, как я, на свете было гораздо больше, чем вас.  — Жаль. Переверни меня на спину, пожалуйста.       Ее тело было очень горячим. Лицо девушки исказилось от сильной боли, когда он выполнил ее просьбу. В ее дыхании отдаленно чувствовалось зловоние смерти, паскудной, долгой, одинокой. Что-то подсказывало, что осталось ей совсем недолго. И если она не умрет сама, то ей непременно поможет отец, тем или иным способом.  — Могу я попросить кое о чем? — снова зашептала Иренка.  — Все, что угодно.  — Регис… Ты мог бы выполнить условие своей игры?       Он старательно гнал от себя саму мысль об этом, и никак не ожидал, что уже ставшая дорогой сердцу жертва попросит сама. Он остервенело помотал головой.  — Ты не понимаешь, о чем просишь. Ты… Ты же умрешь, Иренка.  — Как раз понимаю, и намного лучше тебя. Ты сказал, что не станешь меня убивать, пока не выяснишь, что не так с моей кровью. Ты узнал. Теперь можешь довести дело до конца. Всем будет только лучше.  — Иренка, я не стану тебя пить. Я признаю, я долго колебался, но клянусь, я отказался от этой идеи. И ни за что бы не тронул тебя.  — Если ты мой друг, то станешь. Надоело мне все это, говорила же тебе. Мне очень больно, и я не хочу терпеть дальше. Или ты оставишь меня вот такую, дожидаться прихода священника? Ты знаешь, как культ Вечного Огня борется с нечистью и теми, кто с ней связан?       С огнепоклонниками Регис лично никогда не сталкивался, но прекрасно знал о методах их работы. Их бессмысленные часовни на большаках, где каждую ночь зажигали освященные лампадки, должны были отгонять нечистую силу. Сколько таких часовен они сломали вместе с Проншесом и Руди, было не сосчитать. Не способные бороться с самими чудовищами, культисты чаще всего обращали свой гнев на тех, кто, по их мнению, с ними был связан. На тех, кого им под силу было замучить и убить, — таких же людей, как они. Подобной судьбы Регис ей не желал.  — Знаю. Видел, как они сжигают на кострах слабоумных, как уродуют красивых женщин, как по лживым доносам пытают и калечат. Почему вы, люди, такие странные? Почему статус и собственное благополучие для твоего отца важнее, чем здоровье дочери?       Потому что стая не терпит слабых. Он уже давно ответил на свой вопрос, только ответ этот мелькнул в голове и упал куда-то далеко, как брошенный в воду камушек. В этом люди мало чем отличались от чудовищ. Обрати отец все свои силы на больную дочь, он не продержится долго на своем месте, и найдется тот, кто укусит в самый неожиданный момент, выбьет с места под солнцем. И он сделал свой выбор — оставить слабого позади. И не милосердие заставило его оставить девочку в доме, превратив ее в затворницу, а желание сохранить маску, облик добропорядочного гражданина.       Он и представить не мог, что отпустить куда сложнее, чем удержать. Часть его требовала уйти, сбежать, закрыть глаза, отвернуться и не видеть. Уверить себя, что еще можно что-то сделать. Притвориться, что все хорошо, как это делал ее отец. Можно было бы не возвращаться, выкинуть все это из головы, сказать «это не мое дело». Или же остаться тем, кто смог услышать крик о помощи.  — Хорошо. Я сделаю, как ты просишь.       Регис скинул с нее одеяло, аккуратно поднял девушку и направился к креслу. Сев, он помог Иренке устроиться поудобнее, сложил ее болтавшиеся плетьми руки на живот. Заметил на предплечье две крупные прозрачные капли, которых не было еще секунду назад. Легкий холодок на лице — неужели слезы? У него, кровожадного монстра, чья неуемная жажда крови и зрелищ лишила жизни столько таких же, как Иренка?  — Регис?  — Да?  — Ты так и не привел с собой летучую мышь.  — Я забыл. Прости меня.  — А говорил, что на память не жалуешься.  — Такой вот я лжец.  — Ты только не бойся. Ничего плохого в этом нет. И… И спасибо тебе за все.       Она не издала ни звука, только глубоко вздохнула, когда уверенным, отработанным годами движением он впился ей в шею. Клыки вошли в сонную артерию глубоко, кровь хлынула на язык плотным потоком. В ушах стоял оглушительный тонкий звон, и это был единственный звук, что он тогда слышал.       Когда он оторвался от ее шеи, сердце девушки уж не билось. Лицо у нее было спокойным, глаза закрыты. Как будто она просто заснула у него на руках.       Шум в голове, такой привычный. Призрачная слабость в теле, тоже обычный симптом слабого опьянения, ощущалась не приятной истомой, как всегда, — смертельной усталостью. И пусть с души упал многотонный груз этих вопросов — что же делать, как быть, — легче дышать не стало.       Регис откинулся на мягкую спинку кресла и закрыл глаза.       В отдалении на полную луну заунывно выли бродячие псы.       Зеленая пена лесных крон в неверном лунном свете отдавала малахитом. Ночное светило который раз явило миру свой бледный лик в полной красе. Луна всегда была безучастным гостем на их кровавых пирушках. Под ее равнодушным взглядом Регис, обратившись в сгусток синеватого тумана, летел на очередную вечеринку.       Старое капище, поросшие мхом столпы, с почти исчезнувшими высеченными на них древними знаками. Большой костер и копошащиеся в его тяжелом свете фигурки. Земля, напоенная кровью, не успевавшей попасть в глотки веселящихся кровопийц, слетавшихся на сборище даже с весьма отдаленных местностей.       Регис сам не понимал, зачем вообще туда пошел. Отчитаться в выполненном уговоре? На него уже глубоко наплевать. Отвлечься и забыть о том, что сделано? Кровь всех людей Континента не смогла бы смыть с языка вкус крови Иренки. Не быть одному? Он и так чувствовал себя чужим всем — вампирам и людям.       Он приземлился в самом центре поляны, материализовался. Вокруг вовсю шел праздник. Молодые парни тискали хихикавших девушек, вампиры постарше разбились на небольшие группки, по интересам и темам для бесед. Регис заметил Вереену в объятьях Рудольфа. Значит, она все-таки приняла его ухаживания, не всегда умелые, но настойчивые. Видно, совсем ей скучно стало. Ориана беседовала с длинноволосым мужчиной в глухом балахоне с приколотым на груди значком кадуцея. Его Регис раньше не видел, но безошибочно определил — молодой катакан. И возможно, ему этой ночью доведется познакомиться с веснушчатой бруксой поближе. Раньше Эмиель ощутил бы в душе легкий укол ревности, в память о первой юношеской влюбленности, но в этот раз ему было все равно. Лилит видно не было, а ведь она могла стать единственной отрадой для глаз на этом празднике смерти.       Он уже подумывал уйти, как внезапно в поле зрения появился Проншес. Тот оторвался от охмурения молоденькой альпы и быстрым шагом направлялся к нему. На лице его было написано какое-то затаенное злорадство, крывшееся под видом радости от встречи.  — Регис, дружище! — вампир сходу заключил его в объятия и похлопал по спине. — А я думал, не придешь. Как жизнь, братец? А это что?       Регис отдернулся от прикосновения к своему лицу. Проншес смотрел на кровавый след на своем пальце, потом поднял взгляд на приятеля.  — Это то, что я думаю? — спросил он.       Не дождавшись ответа, шатен обернулся и громко крикнул в толпу:  — Руди, Хагмар! Он здесь!       На зов явились не только названные высшие вампиры, но и несколько иных желающих поучаствовать в разговоре. Проншес обнял Региса за плечо и потащил за собой к валунам.  — Ну? — Проншес поерзал, устроив пятую точку в углублении на камне. — Ты все-таки это сделал? Ты убил ее?  — Убил.       Он с усилием провел рукавом по подбородку, стирая кровавые потеки. С трудом проглотил тягучий ком слюны. Ему было тошно, тошно как никогда, и хотелось бежать прочь с этого капища, от тех, кого много лет звал друзьями. Ему бы скрыться в самой тайной пещере и не выходить больше никогда. Но нужно передать эстафету и избавиться от этой ноши навсегда.  — Рассказывай, — Проншеса распирало от нетерпения. — Как ты это сделал?  — Не хочу, Проншес. Не хочу рассказывать. Просто убил.  — Нет уж, пупсик, таковы правила игры. Мы и так дали тебе поблажку, поскольку семейка узнала, что в их доме побывал вампир. Так что выкладывай.  — Моя игра окончена. Я выхожу. И говорить ничего не буду.       Взгляд лучшего друга нравился ему все меньше и меньше. Злобная радость так и плескалась в ореховых глазах, а губы Проншеса расплывались в усмешке, открывая два ряда острых зубов.  — У тебя глаза на мокром месте, — заметил Хагмар и икнул. — Ты плачешь или мне кажется?  — Да нет же, я тоже вижу, — подтвердил Руди, заглядывая в глаза Региса.       Эмиель оттолкнул от себя маячившую рожу приятеля.  — Отъебитесь. Вы получили что хотели. Я убил слепую девочку, которая при всем желании не смогла бы себя защитить. Я — настоящий вампир. Я, блядь, самый настоящий вампир, хищник, сильный мира сего. Я все доказал, разве нет?  — Надо же, какие мы чувствительные. — Проншес закатил глаза. — Я и подумать не мог, что беременная девка станет для тебя такой проблемой. — Секунду, — Регис не поверил своим ушам. — Ты знал? Ты все знал заранее? Я не говорил, что она беременная.       Тот на мгновение умолк с глуповатым выражением лица.  — А, ну… Ну да, знал. И что? Как будто ты когда-то сильно выбирал, на кого кидаться. Ты и детей пил, дальше-то что? Стал сильно разборчивым?  — Представь себе, стал.  — Еще раз спрашиваю — дальше что? Вился ты вокруг нее забавно, придумывал все эти отмазки.  — Еще и шпионил за мной.  — А что такого? Наблюдать за тобой — это, знаешь ли, особое удовольствие. Ну, вот я и старался всегда подкинуть экземплярчик поинтереснее, — фыркнул Проншес. — Помнишь, в Назаире мы залетели в деревню, и ты с перепоя выпил кмета, что шатался между домов? Это был не алкаш, а чумной больной. Ты даже не почуял этого.  — Меня тогда рвало так, что чуть наизнанку не вывернуло! Зачем, Проншес?  — В смысле, зачем? Чтобы было смешно, конечно! А когда ты начал психовать, так вообще же умора была! «Проншес, давай перевыберем дом», — пропищал шатен, передразнивая его. — Мы даже ставки сделали, сколько ты вола ебать будешь. Хагмар, кстати, выиграл. Он сказал, что ты дотянешь до последнего.       Вечно хмельной вампир отсалютовал Регису, на мгновение оторвавшись от шеи крестьянки в изрядно потрепанном платье.  — А я сказал, что ты вообще не сможешь. Что совесть тебя замучает, и ты сдрейфишь. Ну так, что, не расскажешь, как деваху завалил?       В голове эхом отозвались слова Детлаффа, которые он повторял из раза в раз, слова Лилит, сказанные тогда в лесу. Он всегда был посмешищем. Сколько раз они подсовывали ему жертв с порченой кровью, а он никогда этого не замечал. И все ради потехи.  — Как бы я хотел, — тихо произнес Регис, — чтобы ты перенес все то, что вынесла она. Чтобы прочувствовал все на своей гадской шкуре.       Подслушивавшие их катаканы переглянулись. Тот, что пребывал в своем истинном обличье, задумчиво поскреб голову длинными когтями.  — Что за чушь он несет?  — Это же просто игра…  — Ему что, стыдно?  — Именно, — Проншес мрачно улыбнулся. — Он жалеет ее. Ну, раз ты не хочешь порадовать нас, тогда я порадую. Ты же не против?       Он прыжком поднялся на ноги, встал в полный рост. Его голос разнесся по всей поляне, так, что даже увлеченные своими темами вампиры обратились в слух.  — Мой возлюбленный названный брат… По крайней мере, я его таковым считал, — начал он с соответствующей экспрессией. — В общем, Регис месяц… Месяц! Не мог убить девчонку пятнадцати лет. Сначала он лепил отмазки вроде того, что она больная, что ее надо лечить, а потом вообще пытался слиться, предлагал убить кого-то другого. Он к ней привязался, видите ли. И лишь в последний момент ее выжрал, то ли испугавшись нашего с вами порицания, то ли потому что она уже подыхала.  — Заткнись, — прошипел Регис в наступившей тишине. Кровь бросилась ему в лицо. Задавленные слезы, мешаясь с ненавистью, затуманили взгляд.  — Вот скажите мне, господа, как можно было превратить нашу с вами забаву в трагикомедию? Устроить драму на пустом месте? Мы же веселимся, нытик ты хренов. Потом ты заявляешься сюда и портишь своим кислым хлебалом наш праздник.  — В самом деле, — Регис тоже спустил сарказм с поводка. — Помешал тебе и другим самоутверждаться в том, что ты настоящий вампир. Ведь это же так здорово, что людишки не могут защититься и дать тебе отпор. Чувствуешь себя невообразимо сильным, могущественным, ведь кинь тебе топор в череп, ты не умрешь. Будь у них способ заткнуть тебя раз и навсегда, ты бы не вылезал из пещеры.  — Это закон природы, дурень. У кого зубы, тот жрет того, у кого их нет. А если тебе их жалко, то вынь клыки и сложи на полку, не позорься. Нет, ну вы видели? Видели? — Проншес картинно рассмеялся. — Вампир, жалеющий добычу. Чушь!       Регис не замечал никого вокруг, смотрел только на разошедшегося оратора. Ему наконец-то открылся истинный смысл игры. Не пьешь кровь — не вампир. Проявляешь милосердие — слабак. Выяснять кто сильнее путем драки им не было смысла, раны не страшны, а убийство каралось очень жестоко. А вот статус… Статус — совсем другое дело.  — Гуманист! — раздалось откуда-то сзади.  — Соплежуй!  — Иди травы пожри!       Они все — стадо клыкастых овец, ведомых пастырем. Проншес это знал. Регис это знал. Их оскорбления — всего лишь слова. Сейчас они летят в его сторону, затем полетят в любого другого, кто не будет угоден.  — Так уж сложилось, что мы оказались в этом саду плоти и крови, — снова заговорил Проншес. — И раз такова воля судьбы, то грех не воспользоваться плодами этого сада. Твоя деваха была таким же плодом. Если бы ее выпил не ты, то это мог быть и я, и Хагмар, и кто угодно из нас. Она в любом случае бы сдохла, Регис, да от той же старости! Но если из-за этого комка мяса ты хочешь подраться, то милости просим.       Взор застлало красной мглой, и тело перестало подчиняться разуму. Одним прыжком преодолев то небольшое расстояние, что их разделяло, Регис врезался в торс Проншеса, попутно выпуская когти, и обрушил первый удар. Зубы противника громко клацнули. Ошеломленный, он даже не сразу начал обороняться, явно не ожидал нападения. Дерущиеся вампиры свалились с менгира и принялись кататься по траве. Регис смог оседлать Проншеса и принялся лупить его по всему, что видел, рыча от лютой злобы. Шатен извернулся, скинул его с себя, вскочил на ноги и отшвырнул одним сильным ударом. На мгновение обратившись в туман, Регис кинулся на него снова, и в воздухе ярко сверкнули искры, высеченные столкновением когтей.       Гости праздника были рады такому раскладу. Все уже собрались в кучу, окружив дерущихся, и радостно подначивали. Вампирки визгливо смеялись, шипели и обещали себя в награду победителю.  — Бей его, Проншес!  — Гуманисты не сосут!  — По шарам ему врежь!       Когти насквозь пробили худощавое тело Проншеса и превратили сердце в скользкое месиво. Регис сделал подсечку, сбил противника с ног, вырвал кисть из его тела и врезал кулаком в скулу. Он уже не отдавал отчета своим действиям. Бой пьянил не хуже крови. Врезав поверженному вампиру еще несколько раз, Регис свернул его голову набок и придавил к земле.  — Остановите его! — взвизгнул кто-то. — Он его сейчас убьет!       Регис этого не слышал. Его клыки уже почти достигли шеи Проншеса, но внезапно все вокруг заволокло красным дымом. Он ощутил, как его оплетают чьи-то руки и оттаскивают прочь.  — Хватит! — раздалось возле уха. — Уймись, сейчас же!  — Это все ты, говнюк! Ты всегда чуял во мне соперника! И игра твоя лишь для того, чтобы опустить остальных! Доказать, что ты альфа-самец!  — Регис, хватит!       Как же ему не хватало этого голоса, что сейчас звучал из-за спины! Он уже не надеялся услышать его снова, думал, что младший товарищ исчез, пошел своим путем. Но радость от воссоединения была раздавлена всепоглощающей яростью.       Детлафф оттаскивал его все дальше и дальше, а Регис даже и не думал обратиться в туман, чтобы вырваться из его хватки. Силы начали его оставлять, и горло снова перехватило слезами.       Проншес тоже не спешил продолжать драку. Он поднялся, удивленно взглянул на дыру в собственной груди, которая уже начала зарастать. Рукавом утер кровь с лица, деловито отряхнулся от щепок, грязи и налипших травинок. И начал посмеиваться.  — Это всего лишь игра, друг, — он сплюнул в траву кровавый ком слюны. — Это просто игра.