Палаты сновидений

      Господин главный распорядитель привёл его в просторный покой и тут же оставил, взметнув напоследок белым рукавом. В комнате было всё необходимое: большое зеркало, гребни, вода, хлопковые салфетки. Снова стянув волосы в узел, Ливэй смочил салфетку и протёр вспотевшее лицо и шею. Не успел закончить туалет, хорошенько обмозговать предстоящую аудиенцию и морально подготовиться к ней, как снова объявился господин Веньян и поманил за собой. Визит к императору выходил сумбурным. Ливэй никогда не бывал при дворе и придворному этикету не обучался – это придворные посещали его, не наоборот, – поэтому сейчас заметно нервничал. У самых дверей в покои, где он должен был предстать перед великим государем Го, Ливэй окликнул Веньяна.       - Как я должен себя вести?       Веньян развеял напряжение одной только улыбкой.       - Просто будьте собой.       Двери распахнулись, и они вступили в ярко освещённое помещение. Сделали несколько шагов, опустились на колени и склонились в поклоне. Ливэй даже не видел, перед кем не смел поднять глаз.       - Встаньте, вы не в зале приёмов, – произнёс молодой, но властный голос. Как-то запросто произнёс, без претензий на превосходство. – И можете не смотреть долу, не до церемоний.       Они поднялись, и Ливэй обратил внимание, что в покоях никого кроме них и правителя Го не было. Даже стражи. Это было странно, учитывая, что его полдня обыскивали по пути сюда. Похоже, разговор предстоял конфиденциальный.       Ливэй позволил себе посмотреть на императора. Раз уж разрешили. Перед ними в большом кресле сидел совсем молодой мужчина. Статный и крепкий, с великолепными чертами лица. Прямой нос, решительно очерченные скулы, волевой подбородок. И совершенно невероятные глаза. Светло-серые, контрастные чёрным стрелам густых ресниц. Что за редкий цвет! Взгляд казался лучистым. Такого чуда Ливэю никогда прежде видеть не доводилось, а уж он-то на диковинки в своей жизни нагляделся. Так вот ты какой, великий повелитель страны Го! Не мистический голос из-за ширмы, не божественный дракон, не кукла в церемониальных одеждах. Никакого путанного придворного платья не было и в помине, вместо него что-то вроде костюма для верховой езды или военного облачения – удобные брюки и полукафтан. Скромно и строго. В голове Ливэя снова всплыли россказни о том, что демонический фаворит императора разодет пуще своего господина. Так-то да! В парче тут был явно не император! Густые волосы молодого правителя были собраны в высокий хвост. Весь вид кричал о том, что государь ценил мобильность и был готов в любой момент принять сражение. Что ж, неудивительно в смутные-то времена. Только белая лента, повязанная поверх рукава, указывала на соблюдение траура по предыдущему императору и условное следование этикету.       Император смерил Ливэя изучающим взглядом, затем перевёл его на Веньяна и снова вернул Ливэю. Сравнивал их, что ли?       - Господин Ливэй, всё, о чём здесь пойдёт речь, секретно. Думаю, вы понимаете.       «Под страхом смерти, разумеется», – припомнил Ливэй недавние слова господина Веньяна.       - Да, ваше величество. Я клянусь хранить тайну.       Император удовлетворённо кивнул. Понятное дело. Попробовал бы Ливэй её нарушить…       - В остальном можете держать себя свободно и не стесняться в выражениях по обсуждаемому вопросу. Правильно ли мне доложили, что вы являетесь хозяином двух заведений, прозванных в сведущих кругах Палатами Сновидений?       - Да, ваше величество, это так.       О боги! Император знает его имя! Откуда? Изумление Ливэя было возведено в новую степень.       - Расскажите мне о ваших Палатах.       - Одно из моих заведений призвано ублажать клиентов, предпочитающих проводить досуг в обществе прекрасных женщин, другое – тех, кому милее юноши и молодые мужчины. Я предлагаю на выбор этих женщин и мужчин.       - То есть и те и другие – шлюхи?       - Элитные шлюхи, ваше величество. Они обучены доставлять изысканное удовольствие не только в постели…       - … а также беседой, танцем и прочими искусствами. Да-да. В этом смысле ваши куртизаны и куртизанки мало отличаются от моих наложников и наложниц.       Странно было слышать, каким скучающим и презрительным тоном совсем молодой император отзывался о собственном гареме. Едва ли он вообще имел возможность с ним как следует ознакомиться.       - И всё же отличаются, великий господин, – подал голос Веньян, и Ливэй снова изумился. Этот человек смел самовольно вступать в разговор с императором, да ещё и перечить ему! – Ваши наложники и наложницы принадлежат лучшим аристократическим семьям Го. Женщины подарят вам наследников, мужчины – гарантию военной поддержки отцов и братьев.       Императора поведение главного распорядителя нисколько не возмутило.       - Вы, братец, напоминаете мне, что мой гарем состоит не из наложников, а из заложников. Они хоть и обучены искусству любви, но вынуждены практиковать его исключительно из страха и чувства долга. Я ничего не имею против. Вот только боюсь, что их благородное происхождение вряд ли позволяет приобретать те же навыки в чувственных утехах, коим обучены обитатели борделей. И уж тем более элитных.       - Вы как всегда правы, великий господин. Никто не осмелится обучать ваших наложников тому же. Их манеры не должны отличаться некоей… развязностью. Ибо угождают они не случайному клиенту, а самому императору.       - Вот и получается, братец, что мой гарем состоит из тех же куртизанок и куртизанов, только благопристойных.       - Получается.       Веньян позволил своей полуулыбке украсить лицо и почтительно поклонился императору. Ливэй шокировался всё больше. «Братец»? Государь зовёт этого человека братом? Ясно же, что они не родственники. Демон! Воистину! А император тем временем снова перевёл взгляд на Ливэя.       - Именно поэтому вы здесь, господин Ливэй. Вы же сами отбираете товар для ваших заведений?       - Всегда.       - Думаю, в этом кроется причина успеха ваших Палат. Вы хорошо разбираетесь в том, чем торгуете. Чутьё?       - Когда-то я… я сам принимал клиентов.       Брови императора поползли вверх, он перестал скучать, оживился.       - Так вы знакомы с профессией… изнутри? Прекрасно! Сами обучаете тех, кого выбрали?       - Иногда.       - Великолепно! Я хочу, чтобы вы взглянули на… кое на что. И поделились мнением профессионала.       Император дал знак господину Веньяну, и тот выпорхнул из зала. Вернулся довольно быстро. Лицо его было серьёзным и немного виноватым. Именно это выражение мелькало на лице господина главного распорядителя всякий раз, когда он пытался объяснить Ливэю, зачем, собственно, тот понадобился при дворе. Он вёл за руку ребёнка, разодетого в пух и прах и совершенно чудесного. Возраст не определить. Мальчик? Девочка? Ливэй по опыту знал, что из таких андрогинного вида детей вырастают настоящие красавицы и красавцы. Да это дивное создание и сейчас уже было очень красиво. Волосы, закрученные ракушкой на затылке, блестели чёрным шёлком и чудесным образом подчёркивали белоснежность лица. Тонкие брови вразлёт, нежный румянец на точёных скулах. Глаза… Ливэй вздрогнул. Да быть не может! Они были в точности того же редкого, пронзительно стального цвета, что и императорские. Хотя нет. Оттенок этих глаз был более сложным, переходящим в светлую лазурь зимнего неба. Во всей стране Го ни у кого не было таких удивительных глаз, как у императора и этого создания! И ресницы такие длинные, что отбрасывали тени по щекам.       Маленькая куколка. Второй раз за день Ливэю пришла в голову мысль о куклах. При взгляде на этих двоих, державшихся за руки, перехватывало дыханье. Такие разные, но такие прелестные. Зрелая красота одного усиливала юное очарование другого. Век бы любовался!       Из оцепенения его вывел голос императора, вдруг ставший ледяным.       - Его зовут Джун. Скажите, что думаете, господин Ливэй.       «Его». Значит, мальчик. А вот имя такое же, как и сам Джун, двоякое. Именем «Джун» в Го называли и мальчиков, и девочек. Ливэй взглянул на императора, тот смотрел на Джуна с отвращением, будто перед ним было омерзительное насекомое, которое в срочном порядке требовалось раздавить. Так это и есть «кое-что», которое должен был оценить содержатель борделей? «Кое-что». Ливэй не позволил бы себе так отзываться даже о рабах.       - Он очень красив.       - Отойдите, братец, я хочу, чтобы господин Ливэй произвёл полный осмотр.       Ливэй заметил, как Веньян на мгновение крепче сжал ладошку мальчика, прежде чем выпустить. Кажется, его отношение к Джуну было противоположным тому, что испытывал к мальчику великий господин. Веньян даже вздрогнул, когда император резко скомандовал Джуну:       - Разденься!       Джун послушно развязал расшитый золотом пояс, и богатые одежды упали к его ногам. Исподнего на мальчике не было, и он низко опустил голову, стараясь скрыть смущение.       - Не смей прикрываться! – снова рыкнул на него император.       Джун развёл в стороны ладони, которыми прикрывал пах.       - Итак, ваше мнение, господин Ливэй.       Ливэй взглянул на трепетное тело и вдруг остро прочувствовал всё, что испытывал сейчас Джун. Он бесчисленно осматривал детей и подростков, которых приводили к нему перекупщики и беднота с целью повыгодней продать в его заведения, но ни разу не позволил себе вспомнить, как однажды сам был на месте хрупкого «товара». Так почему же вспомнил теперь? День потрясений и воспоминаний. Однозначно. Он вздохнул и постарался сосредоточиться на том, что от него требовали. Обошёл мальчика, оглядел со всех сторон, спросил:       - Сколько ему лет?       Ответил «демон»:       - Двенадцать.       - Он хорошо сложён. Смею предположить, быстро вырастет и будет высоким. У него будут длинные ноги.       Ливэй дотронулся ладонью до спины Джуна и провёл вдоль позвоночника от лопаток к ягодицам. Кожа тут же зарябила мурашками.       - У него очень нежная кожа и такая белая. Редкость даже для девочек. Ценится высоко. А ещё соски. Ареолы маленькие, идеальные. Обратите внимание на цвет – нежно-розовый, почти как его румянец. Тоже встретишь не часто, обычно они темнее, коричневых оттенков.       Ливэй вытянул заколку-спицу из волос мальчика, и они шёлковым каскадом рассыпались по бледным плечам.       - Великолепные волосы! Не рекомендовал бы стричь. Такие всегда украшение. Длинная шея… ключицы изящные… тонкие запястья и лодыжки… Прекрасно!       Он залюбовался, перечисляя все достоинства Джуна. А недостатков у него и не было. Ливэю никогда ещё не доводилось видеть таких безупречных людей. Впрочем, однажды… Ну вот опять! Отогнав от себя лишнее воспоминание, Ливэй вдруг заметил, что даже с лица императора сползло выражение брезгливости, теперь он глядел заинтересованно, внимательно ловил каждое слово эксперта. Наконец спросил:       - Вы бы приобрели такого для своего заведения, господин Ливэй?       - Боги, да! И дорого заплатил бы! Хотя красивая внешность – далеко не всё, что требуется в моём ремесле. Он может быть красив, но напрочь лишён чувственности. Умение чувствовать своё тело и владеть им, а также понимать тело партнёра – вот настоящий талант. Без него он не сумеет испытать наслаждение и, как следствие, подарить его другому.       Император приподнял бровь.       - А можно как-то определить эту склонность к чувственности?       - Чувственность раскрывается с опытом, так что невозможно угадать наверняка.       Джун всё это время стоял, затаив дыхание и так и не подняв головы. Вздрагивал и съёживался при каждом прикосновении. В Ливэе вновь заныло болезненное сочувствие. И куда подевался его цинизм, выработанный за годы погружения в животную сущность человеческих желаний? Он снова вспомнил, как мальчишкой терпел то же унижение, что теперь пытался как можно достойнее снести Джун. Насколько легче Ливэю было бы, ободри его тогда кто-то одним только словом… Ливэй остановился за спиной мальчика, склонился к нему и тихо, почти одними только губами шепнул:       - Не бойся! Я не более чем лекарь.       Джун еле заметно качнул головой. Тогда, обращаясь уже к Веньяну, Ливэй спросил:       - У него уже были поллюции?       - Да.       - А утренняя эрекция?       - Имеет место.       - Вы научили его с ней справляться?       - Пытался. Он считает, что это дурно, и отказывается.       - И что же, всякий раз терпит?       - Именно.       - Вот же страдалец!       Ливэй улыбнулся, обнял мальчика и вновь провёл ладонью по его спине. Медленнее и легче. Джун в очередной раз вздрогнул от неожиданности и судорожно хапнул ртом воздух. Сильно смутился, спрятал личико в волосах. Причина стала очевидна, когда Джун предпринял новую попытку укрыть её в ладонях.       - Руки! – опять рявкнул на него император.       Джун снова развёл ладони в стороны, хлюпнул носом от обиды и стыда. Он был возбуждён, и каждый из присутствующих это видел.       - У него отзывчивое тело, – как можно мягче заметил Ливэй. – Должно быть, это результат его воздержаний. Не вижу никаких нарушений в развитии. Его орган красивый. Сильный, крупный.       - Навряд ли эти качества ему пригодятся, – фыркнул император.       Комментарий задел Ливэя лично. Причины у него были. Вида не подал, но осмелился возразить.       - Такой всегда приятно даже просто созерцать. Эстетика.       Император, похоже, согласился, дал знак продолжать. Ливэй опустился на одно колено и велел Джуну лечь животом поперёк другого. Мальчик был только рад спрятать срам, а посему безропотно перекинулся через предложенное колено. Ливэй подышал на свои пальцы, чтобы согреть, а потом слегка развёл ягодицы Джуна. Джун испуганно ахнул и дёрнулся всем телом.       - Тш-ш-ш. Успокойся. Я ничего тебе не сделаю, – шепнул Ливэй, после чего произнёс в полный голос: – Ваше величество, совершенно очевидно, что он девственник. Не примет и мизинца.       - Я желаю, чтобы он таким и оставался! – заявил император, подозрительно несдержанно подаваясь вперёд. – Никого к нему не подпускать! Слышите? Господин Веньян, лично будете отвечать за его нетронутость!       Как серьёзно настроен, однако. Даже «братцем» Веньяна перестал звать. Веньян, наблюдавший все действия Ливэя со стороны с бледным видом и чётко опущенными вниз уголками губ, вдруг откликнулся довольно охотно.       - Как прикажет ваше императорское величество!       Щёки молодого императора горели пунцом не меньше, чем щёчки Джуна, а кончики пальцев, расслаблено свисавших с подлокотников кресла, заметно подрагивали.       - Это чудесный мальчик, ваше величество! – сказал Ливэй. – Чувствительный, гибкий, податливый. В моём деле от него будет толк. А теперь, пожалуйста, позвольте ему уйти.       Император громко сглотнул и только кивнул в ответ.       Ливэй помог мальчику встать, но ноги почему-то отказывались его держать. Он сам одел Джуна, и тот сделал было несколько нетвёрдых шагов в сторону господина Веньяна, но едва удержался на ногах. Что с ним такое? Веньян хотел подать ему руку для опоры, но император вдруг пришёл в себя и строго произнёс:       - Пусть идёт сам!       Он с нескрываемым удовольствием наблюдал, как Джун, пошатываясь, с трудом направляется за Веньяном к выходу. Однако прежде чем двери за ними захлопнулись, господин Ливэй успел разглядеть, как уже в коридоре колени Джуна снова предательски дрогнули, он почти упал, и господин Веньян, вопреки приказу, своевольно подхватил мальчика на руки и унёс прочь. Унижение Джуна явно задело демона, и он открыто продемонстрировал сюзерену неповиновение. В Ливэе зародилось беспрецедентное в своей иррациональности чувство уважения к безрассудству.       - Вы убедили меня… кх-м… своей оценкой, – не шибко быстро собираясь с мыслями, изрёк император, когда они остались наедине. – Я желаю поручить вам обучение этого… Джуна.       - Слова доверия из уст государя сладки для меня, – Ливэй низко поклонился и так в поклоне и застыл. В его собственных словах искренности было маловато. – Но… ваше величество, будет ли мне позволено задать вопрос?       - Задавайте. И выпрямитесь, наконец! Просил же, без политесов.       - Почему вашему величеству угодно доверить мальчика мне? Разве не господину Веньяну положено готовить императорских наложников?       Голос императора зазвенел металлом.       - Мне не нужен наложник, господин Ливэй. У меня их в избытке. Сделайте из него шлюху. Искусную, развратную шлюху. И я щедро вознагражу вас. Согласны?       Будто бы у Ливэя был выбор.       - Сколько времени у меня есть?       - Судя по тому, что я увидел, более чем достаточно. До окончания траура.       Ливэй поклонился и попятился к выходу, повинуясь внезапно тихому и усталому монаршему: «А теперь можете идти». Но на пороге император вдруг остановил его.       - Господин Ливэй, почему ваши заведения называют Палатами Сновидений?       - Если я справлюсь с порученной вами работой, великий господин, вы сами это поймёте.

***

      Снаружи уже поджидал господин Веньян.       - Простите за мерзкую сцену, – не сдержал чувств Ливэй.       - Вам ли извиняться! Что сказал император? – серьёзно и без тени любопытства на лице спросил демон.       - Что поручает мне обучение Джуна.       - Вот как… Тогда вы должны знать условия.       - Всё под страхом смерти, полагаю?       - Само собой! – всё же вытянул улыбку главный распорядитель, а Ливэй уже успел её полюбить. – Теперь вам придётся жить во Внутренних покоях. Но великий господин, снисходительно относясь к вашим нуждам, позволяет вам двое суток в неделю проводить вне дворца.       Ливэй хотел возразить, но господин Веньян не позволил ему этого, торжественно добавив:       - По поводу вознаграждения. Вот!       Он вытянул из рукава свёрнутый пополам листок бумаги и протянул Ливэю. Ливэй развернул его и увидел каллиграфически идеально выведенную прописью сумму. Это была сумма полугодового дохода с одного из его заведений в самый бойкий на живой товар год.       - Столько вы будете получать ежемесячно за ваши услуги.       Однако! Если великий господин желает транжирить казну… Возражений против переезда во дворец Ливэй больше не имел. О предстоящих убытках можно было забыть. Отчего такая щедрость?       - Господин Веньян, кто этот мальчик?       - Под страхом смерти. Помните! – тихо произнёс Веньян, прикладывая тонкий палец к губам Ливэя. – Джун – двоюродный брат его императорского величества.       Апогей изумления. Теперь Ливэй знал о жизни всё.       - ЧТО?!! Он хочет сделать из принца шлюху?! Из брата?!!       - Тш-ш-ш! Да что ж вы так орёте-то! Не бессмертный, поди!       - Я… мне… меня…       - Вас! Вас незамедлительно предадут самой мучительной смерти, если вы будете так бурно выражать своё мнение на деликатные темы.       Ливэй поспешил вернуть себе самообладание. Вот почему вся эта ситуация так покоробила его с самого начала! Его, человека нещепетильного. Джун сразу показался ему не простым ребёнком, его аристократичность и даже удивительное внешнее сходство с самим императором отчаянно лезли в глаза. Поэтому Ливэя жгутом выкручивало от злобного удовольствия, с которым император унижал мальчика. Поэтому он сразу же против воли проникся к Джуну сочувствием. Поэтому и вспомнил так отчётливо, как двадцать лет назад его на такой же манер предал и продал родной отец.       - Чудовищно! – только и смог выдохнуть Ливэй.       - Меня тоже всё это сильно мучает. Особенно оттого, что я знаю – великий господин обладает добрым нравом. Но мы не имеем права высказывать свои взгляды по поводу императорских решений.       - Добрым нравом, говорите? – усмехнулся Ливэй. Вышло зло. – Тогда за что он мстит? Это же месть, верно?       Веньян выдержал паузу, будто решал, отвечать ему или нет, и всё-таки мрачно, со вздохом произнёс:       - Вы догадливы. За смерть отца, господин Ливэй. И услышь нас сейчас хоть кто-то, мы оба – покойники.       Негодование накатило на Ливэя пресловутым девятым валом. «Верните мне мой цинизм!».       - Господин Веньян, верните веер!       Веньян одарил его очередной плутовской улыбкой и, вытянув из рукава милый сердцу Ливэя предмет, вложил в требовательно протянутую ладонь. Ливэй учтиво поклонился.       - Благодарю вас.       - Будете должны.