Палаты сновидений

      Веньян не любил Ки. Нет, это неправда. Веньян любил Ки, но как доброго господина, принявшего на себя заботу о нём, а не как императора или возлюбленного. Ки был слишком человек, чтобы можно было любить его как божество, и слишком божество, чтобы Веньян мог полюбить его как равного себе. Между ними не было и не могло быть паритета. Ки снисходил. Веньян подчинялся. Он был смел, но власть, которую Ки имел над его судьбой, часто пугала. Всё это Веньян осознал в день своего двадцатилетия: Ки – абсолютный господин его жизни, способный манипулировать ею по своему желанию и усмотрению; это страшит, а как в полной мере полюбить того, кого боишься? Дар императора оказался слишком обманчив. На первый взгляд, это была безусловная свобода, однако ограниченная во времени. Да и такая ли уж безусловная? Да, император дозволил ему всё вплоть до душегубства, но почему тогда ощущение неминуемой кары ни на минуту не покидало Веньяна в течение того дня? Дав ему свободу, император крепче сжал Веньяна в своём кулаке. Иди, куда хочешь, делай, что хочешь, но знай – придётся неминуемо вернуться, и то, что в этот раз осталось безнаказанным, в любой другой покарается безжалостно. Помни: ты мой! Веньян не смог бы позабыть это при всём желании. Воля господина подавляла. И всё же на мгновение он сумел почувствовать себя хозяином своих поступков, это было ценно. Он извлёк урок. Узнал, какова жизнь за прутьями клетки, и осознал причину своей хандры. Пусть печаль больше не покидала его сердца, но с того дня всё внутри озарилось светом.       Веньян достиг возраста, когда душа полнится желанием любить, разделить с кем-то жизнь, окружить теплом и заботой, отдать всего себя. Но полюбить так Ки он не мог, полюбить же кого-то ещё – не имел права. Запрещено. И всё же день двадцатилетия подарил ему надежду, что свобода возможна для него. Когда-нибудь, пусть даже очень нескоро, он сможет стать единственным хозяином самому себе. Веньян не знал, при каких обстоятельствах его тайная надежда воплотится в реальность, не знал, что должен сделать для её воплощения, он просто поверил, что так оно и будет. И стал терпеливо ждать, обуздав нечеловеческую тоску. Всё, что требовалось от него на данный момент – быть преданным своему господину.       А Ки иногда вёл себя по-отечески, и это сильно смущало Веньяна, ведь у императора был сын, но разницы в общении с принцем и наложником Ки не делал. Веньяну это льстило, но он не был дураком, чтобы не понимать: принца это в равной мере должно было унижать. По этой причине Веньян старался ни в чём не переходить дорогу наследнику и будущему императору. Благо обстоятельств, при которых оба любимца Ки могли оказаться в обществе друг друга, первое время было крайне мало. Когда же такое всё-таки происходило, Веньян настороженно всматривался в юного господина, стараясь разглядеть скрытые признаки зарождающейся вражды. Слава богам, таковых не обнаруживалось.       Принц Яозу был маленькой копией своего отца. Он пошёл в Ки лицом, статью, характером и даже вкусами. Поначалу он был слишком мал, чтобы понять суть взаимоотношений отца и Веньяна. Веньян ему нравился, принц тянулся к нему, замечая привязанность отца и даже симпатию матери. Он видел в Веньяне члена семьи. Насколько сам Веньян старался избегать встреч с принцем, настолько принц этих встреч искал. Яозу часто называл его «братец» на людях, чем повергал Веньяна в трепет. Такое уж точно не могло прийтись по вкусу придворным ворчунам и блюстителям приличий и церемониала, а ненавистников у Веньяна и без того было вдоволь. Ки только посмеивался над этим и привычку сына не пресекал. Похоже, симпатии Яозу великому господину нравились, и он приставил безупречного в манерах Веньяна к сыну наставником по части этикета. Постепенно Веньян смирился. Он против воли поддавался очарованию лучистых серых глаз Ки, которыми с интересом разглядывал его Яозу. Веньян тоже привязался к мальчику.       Так шли годы. Веньяну исполнилось двадцать два… двадцать четыре. Двадцать шесть. Однако благосклонность государя к нему оставалась неизменной. Ки по-прежнему не искал себе более молодых любовников, храня своеобразную верность Веньяну. Конечно, Веньян выглядел по-прежнему юно, но объяснить эксцентричное поведение императора только лишь своею неувядающей юностью и привлекательностью он не мог. Во-первых, не ценил их так уж высоко; во-вторых, не был наивен, осознавая, что надоесть может даже самая красивая игрушка. Веньян считал, что суть увлечённости им государя крылась в эмоциональном складе. Ки был однолюбом. Все эти годы он продолжал преданно любить госпожу Джун. Он не нарушил принесённой ей клятвы. И как Джун оставалась для Ки прекраснейшей и единственной среди женщин, так и Веньян сделался для него лучшим среди мужчин. Впрочем, нет. Единственным допустимым вариантом. Потому что к мужчинам в целом император не испытывал ни малейшего интереса. Ему был интересен только Веньян. И как догадывался сам Веньян, интересен не потому, что был достаточно красивым, дабы разжечь похоть, а потому что его выбрала Джун. Всё, на что падал взор госпожи, становилось уникальным и в глазах государя. Такова была сила его одержимости госпожой.       И всё же Ки научился любить его искренне. Благодарная натура Веньяна понуждала быть глубоко признательным государю за его доброту и неизменность чувств. Но как ни парадоксально, именно эта жесточайшая монополия на чувства Веньяна и гнела его непосильным бременем вопреки всякой благодарности. Он гордился, ценил и тяготился императорской любовью единовременно. Он не знал, чего боялся больше: утратить эту любовь или навсегда остаться в её плену. Долгожданная свобода ускользала от него.       А Ки сковал Веньяна ещё больше, когда, оценив его преданность и сметливость, время от времени стал посвящать в некоторые государственные вопросы. Конечно, Веньян всеми силами старался держаться как можно дальше от политики и не позволял себе открытых суждений, если только сам господин не интересовался его мнением. Зачем государь это делал? Зачем вязал по рукам и ногам правительственными секретами? Разве престало говорить о таком с любовником? Ки создавал из него референта, Веньян отчаянно сопротивлялся. Он не хотел этой ноши. Это Яозу должен постигать науки высших сфер, набираясь опыта одесную батюшки, а вовсе не он.       Разумная дистанция между спальней и залом советов, которую выдерживал Веньян, пришлась по душе министрам. Они не смели презрительно фыркать за спиной императорского фаворита: «Ну вот и эта подстилка уже рвётся нас поучать!» Именно потому, что Веньян никуда не рвался и всегда с почтением держался в тени. Пока ты в тени, тебя терпят. Но его мнения государь спрашивал, так что и прочие стали признавать за ним определённый вес и считаться с ним. Иногда даже обращались с просьбами повлиять на государя, если решения какого-либо вопроса не удавалось добиться от Ки в совете. Бесновались только те, от кого мало что зависело и кто никак не мог найти применения собственным амбициям. Зависть точила большую часть двора, день ото дня всё более темневшую от разливавшейся ядовитой желчи. Им-то Веньян был всем нехорош! Подумаешь, постельная принадлежность! Эка невидаль! А всё туда же! Знал бы своё место, шлюшонок! Веньян своё место знал, но противиться возвышению, которое навязывал ему государь, не мог, сколько ни упирался. Власть была не тем даром, который он жаждал получить. Лучше бы император позволил властвовать над его собственным, Веньяновым, сердцем и даровал право любить.

***

      Ничто не предвещало перемен в отлаженной до дурноты, неприступной для событий и перемен жизни Веньяна, пока однажды вместе с прочей корреспонденцией он не получил странное письмо. Оно не имело ни печатей, ни подписей, ни каких-либо иных опознавательных знаков, указывающих на личность отправителя, и было написано на самой простой бумаге. Сам Веньян, как и большинство придворных высокого ранга, такой не пользовался. Вскрыв послание, он прочёл: «С наступлением темноты приходите в сад. Будьте один и сколь можно незаметней. Вас встретят у западной беседки. Вы нужны той, кто подарила вам алую ленту. Повинуйтесь!».       Завистников у Веньяна хватало, но заманивать его в ловушку под носом у императора не решился бы никто. Да и об алой ленте, которую он до сих пор хранил из сентиментальности, могли знать только два человека. Великий господин и великая госпожа. Веньян ни на секунду не усомнился, что послание было от императрицы, поэтому очень разволновался от дурных предчувствий. Джун требовала его тайно от Ки, и это пугало. Даже сообщало мелкую дрожь, если учесть, что госпожа не предпринимала попытки увидеться с Веньяном ни разу после той самой ночи алой ленты. Что она хотела? Почему скрывала свои намерения от государя? Почему вообще вдруг вспомнила про Веньяна после стольких лет? Неужели и ей наговорили про него гадостей? Или она гневается за то, что он против воли, если не отнимал, то ущемлял её сына в законном праве быть учеником собственного отца? Но разве есть в том вина Веньяна? Он не желал встречи с императрицей, однако вызвать неудовольствие великой госпожи ослушанием не смел.       В час, когда сумерки сгустились почти до полной темноты, он сделал вид, будто отправляется спать, и улизнул из своих покоев. Делать слуг свидетелями своей ночной отлучки он предусмотрительно не стал. Западная беседка находилась в отдалённой от мужской половины Внутреннего дворца части сада. А вот от женской сюда было рукой подать. Когда Веньян приблизился к беседке, рядом никого не обнаружилось, но стоило ему обозначить своё появление, войдя внутрь и присев на скамью, как меж кустами высаженного вокруг беседки шиповника возникла высокая и статная женская фигура и поманила его подойти. Когда оба они оказались в укрытии кустарника, ночная незнакомка откинула с лица покрывавшую голову вуаль. Это была совсем ещё молодая девушка, но серьёзное и сосредоточенное выражение лица прибавляло ей лет. Она тихо произнесла:       - Вы кому-нибудь говорили, куда направляетесь, господин?       - Нет.       - Кто-нибудь видел, вас в саду?       - Насколько я могу судить, нет.       Она удовлетворённо кивнула.       - Хорошо. Госпожа ждёт вас. Нужно спешить       - Мы что же, отправимся прямо к ней?! – изумился Веньян.       - А вы думали, она придёт к вам? – не менее изумлённо парировала дама.       - Нет, конечно! Но… А стража? Как мы пройдём на женскую половину?       - Вот так.       Юная особа уверенно и без стеснения развязала свой пояс и прямо на глазах у Веньяна скинула верхнее платье. Вместо исподних облачений под ним оказалось… ещё одно верхнее платье. В идеальном порядке, затейливо подпоясанное.       - Надевайте!       Она протянула Веньяну сброшенную одежду. Веньян оторопел.       - Ну же! Или женское платье оскорбляет ваше достоинство?       Он пришёл в себя и без протестов натянул платье поверх своего, дама помогла ему повязать женский пояс.       - Распустите волосы, господин, – продолжила она отдавать приказы.       Веньян больше не мешкал, вытянул спицу из волос. Незнакомка распределила их по плечам, накинула ему на голову свою вуаль, отошла на пару шагов, критично оглядела с ног до головы и, наконец, вынесла краткий вердикт:       - Вполне!       - Хорошо, что вы такая высокая, – вырвалось у Веньяна, с удивлением отметившего, что платье пришлось ему впору.       Дама не обратила на его слова никакого внимания, строгим тоном наказав:       - Что бы ни случилось, кто бы с вами ни заговорил, молчите. Говорить буду я. А теперь следуйте за мной.       И они пустились по тёмному саду. Незнакомка шла очень быстро, видимо, торопилась исполнить приказ госпожи. Веньян поспевал за ней с трудом. Он то и дело спотыкался – плотная вуаль не облегчала передвижений в ночном мраке, он совсем не видел, куда ступал.       У первого же поста охраны дама, даже глазом не моргнув, отрапортовала:       - Гадалка Яню к великой госпоже. Вы должны быть предупреждены.       Веньян затаил дыхание. Но стража, не чиня препятствий, расступилась. Неспроста великая госпожа отправила за ним такую даму. Мало того, что уверенная, бойкая и даже властная, так ещё в её присутствии никто не подивится, почему гадалка Яню не по-женски высока ростом.       Оказавшись там, куда позволено было входить лишь одному мужчине – императору, – Веньян оробел. Думать, что с ним сделают, обнаружив тут, совсем не хотелось. Его сердце замирало всякий раз, когда они проходили мимо стражников или встречали кого-то в коридорах. Он не был трусом, но погибнуть так нелепо… Веньян всеми силами старался подражать походке своей спутницы, чтобы ничем не выдать себя. Врождённое умение владеть телом помогало. Однако он выдохнул с облегчением, когда они в конце концов предстали перед госпожой, пусть и понимал, что самое волнительное ожидает его именно теперь.       - Оставь нас! – приказал знакомый голос, когда Веньян и его проводница склонились перед госпожой в приветствии.       Дама тут же испарилась. Сама исполнительность!       - Поднимись, Веньян. Дай на тебя посмотреть, – произнесла госпожа более ласково, как только они остались наедине.       Веньян встал, скинул с головы покрывало, и госпожа вдруг весело рассмеялась.       - Хорош! – воскликнула она, разглядывая его наряд. – Мил! Тебе очень идёт! Оставь эти одежды себе, позабавишь государя. Скажи, что заказал их ради него.       Веньян нахмурился. Он и без того чувствовал себя крайне нелепо, а шутка госпожи заходила далеко и смущала. Впрочем, у госпожи всегда был непревзойдённый талант смущать его.       Джун приблизилась, обошла его кругом. Изрекла:       - Ты так возмужал, стал ещё красивее. Знаешь, что тебя считают демоном, околдовавшим императора?       Она и сама расцвела. Зрелой, величественной красотой. За десять лет и ещё один год Веньяну доводилось видеть её редко, издали и одним глазом, исключительно во время важных церемоний.       - Знаю, госпожа.       - А твой голос остался таким же нежным.       Госпожа приподняла пальчиком его подбородок и стала пристально вглядываться в лицо. Совсем как в ту ночь…       - Просто прелесть, – она нежно дотронулась до его щеки, провела рукой по волосам. – Кожа как фарфор. Волосы как шёлк. Его величество воистину счастливец!       Всё это уже было! Самые худшие предчувствия, не покидавшие Веньяна с момента, как в его руках оказалось послание императрицы, теперь обострились и заставили паниковать. Однажды она уже разглядывала его так, выбирая для вручения своему мужу. Для чего делает это снова?       - Великая госпожа, чем я могу услужить вам?       - Своей красотой. Ибо нас, демонов, теперь двое. Мужчина и женщина. И мне нужен именно такой невиданный мужчина.       - Я вас не понимаю, госпожа.       «А если понимаю, то очень неправильно», – пронеслось в голове, когда Джун коснулась губами совсем рядом с правым уголком его собственных губ. Поцелуй на грани невинности и чувственности. Веньян разволновался ещё больше, только суть волнения ощутимо изменилась… «Держи себя в руках! Не до сладострастия!»       - Я хочу поговорить с тобой о Яозу, – шепнула Джун практически в губы Веньяну, но тут же резко отстранилась и отошла в сторону.       «Чёрт! Так и знал!» – мысленно взвыл Веньян, готовясь к отповеди. Ну как объяснить госпоже, что он неповинен в чрезмерной благосклонности императора, что совсем не искал её, что не хотел отнимать внимание отца у сына?       - Принцу уже шестнадцать. Он первый наследник династии Туан, но я желала бы упрочить его положение.       - Разве кто-то смеет усомниться в положении его высочества или претендовать на него?       «Сейчас она обвинит меня». Веньян с самым покорным выражением собрался выслушать назидательный упрёк. И всё же ответ на поставленный вопрос заставил его утратить нить размышлений.       - Боюсь, что его высочество Киу вознамерился весьма бойко потоптаться на пятках своего племянника.       Разговор ушёл в неожиданно крутой вираж, Веньян в одно мгновенье перестал понимать, какое отношение имел к его предмету.       О младшем брате императора, принце Киу, он знал не много. Господин был у всех на устах, когда Веньян ребёнком оставил отцовский кров и прибыл ко двору. Принц Киу, напротив, двор покидал, отправляясь в свой удел. О причинах судачили разное, но никто толком не знал, что заставило первого вельможу Го решиться на добровольную ссылку. Некоторые шептались, что ссылка не такая уж и добровольная. Двор бурлил от разыгрывавшегося на его глазах необъяснимого действа, досужие умы рождали самые дикие гипотезы и предположения, не брезгуя откровенными сплетнями, но правды так никто и не узнал. Тогда только-только появился на свет принц Яозу, лишая Киу своим рождением положения наследника престола. Большинство связывало отъезд императорского брата именно с этим. Но были и те, кто с особой опаской в узком кругу поминал ещё одно обстоятельство. Ки и Киу были близнецами. А ну как кто надоумит Киу совершить измену и подменить брата? Императору опасно держать при дворе собственного двойника, связанного с ним одной кровью. Тем более что и надобности в этом с рождением нового наследника больше не было.       У любой власти есть оппозиция, и за прошедшие с тех пор шестнадцать лет императорского дворца время от времени достигали тревожные слухи, что вокруг господина Киу стали объединяться недовольные правлением его брата феодалы. Они слагали к ногам принца золото и оружие, предлагая поддержку, буде его высочество решится выступить против брата. Принц в прямую конфронтацию с братом не вступал, но и собственных сторонников от себя не гнал. Клялся императору в преданности, но наращивал военную мощь. Обо всём этом Веньян знал от самого Ки. Императору происходящее внушало серьёзные опасения. Как-то один на один с Веньяном он признался, что выдворение Киу действительно было его идеей. Глупой ошибкой молодости, результатом эмоций и импульса. Но так ни словом и не обмолвился о том, что именно послужило причиной импульса. Правда, сокрушался, что ему не достало сил и терпения держать брата при себе. На глазах.       - Тебе наверняка известно, Веньян, – продолжала тем временем Джун, – что великий господин вознамерился пригласить своего сиятельного брата ко двору, чтобы лично обсудить все… накопившиеся вопросы.       Конечно, Веньян знал. Хоть и считал, что эта затея императора, пусть в целом и не лишённая смысла, никакого результата не принесёт. Если Ки и сможет заманить брата обратно ко двору, уничтожить пропасть размером в шестнадцать лет ему не удастся. Даже если причина их разногласий, какой бы она ни была, уже изжила себя. А если нет, то и подавно.       - Полагаю, его величество захочет обласкать господина своей заботой и расположением, которых лишал его долгие годы, – предположил Веньян.       - Именно! – согласилась Джун. – В свете чего этот мятежный принц наверняка возомнит о себе бог весть что!       - Госпожа!       - Не смотри на меня таким изумлённым взором, мой мальчик. Великий господин затеял игру с огнём. Тот Киу, которого он знал прежде, и нынешний – суть разные люди. Доверять ему нельзя. И я не хочу, чтобы любезный братец воспринимал наследного принца равным себе по статусу, ибо это не так! Я не спущу с Яозу глаз, ведь наш высокородный брат наверняка ни на мгновение не забывает, кто наследует государю, если с моим сыном вдруг что-то случится.       - Госпожа! Что вы такое говорите?!!       - То, что думаю, и то, что есть на самом деле.       Веньян не лицемерил, он понимал, что великая госпожа, скорее всего, права в своих суждениях. Он именно тому и поразился, с какой лёгкостью его собственное чутьё подтверждало правоту Джун. В их единодушии было что-то пугающее, и Веньян постарался отогнать дурные мысли. Он был готов опасаться Киу, пусть даже никогда в жизни не встречался с ним. И всё же в словах госпожи, в том, какими выражениями она подавала мысль, сквозило что-то пристрастное, глубоко затаённое личное.       - Неужели вы думаете, что сиятельный господин посмеет покуситься…       - Посмеет или нет, на жизнь наследника или на что-либо иное… Но нужно быть готовыми ко всему.       - Что же вы хотите предпринять, госпожа?       - Как я уже сказала, я хотела бы упрочить положение сына. Выгодным браком. Я не сумела подарить государю сыновей кроме Яозу. Но Яозу мог бы наплодить для престола своего отца много наследников. И нужно озаботиться этим вопросом как можно скорее. Идеально было бы женить его на дочери Киу. Ах, какой бы это был брак! Раз и навсегда отбили бы интригану охоту злоумышлять против нас! Такой союз связал бы его по рукам и спас бы Го от угрозы междоусобиц! Но у Киу, к сожалению, и дочерей-то нет, только сын.       Джун увлеклась своими рассуждениями. А Веньяну никак не удавалось связать всё услышанное от госпожи воедино. Мятежный принц, женитьба наследника… А при чём тут он? Зачем она вытащила любовника мужа посреди ночи, обрядив чёрт знает во что, и заманила туда, где ему и находиться-то запрещено? Под страхом смерти, кстати! Мало Веньяну прочих сложностей?       - Уверен, госпожа сумеет без проблем подыскать его высочеству достойную супругу, – немного рассеяно обронил он, увязая в своих раздумьях и прерывая ход раздумий Джун.       - Тем не менее проблема имеется, – в один момент недовольно сведя брови, отозвалась она. – Я серьёзно опасаюсь, что моему сыну не интересны женщины.       Веньян пришёл в недоумение от нового крутого витка беседы.       - Почему вы так в этом уверены, госпожа?       - Не мне тебе говорить, что в шестнадцать лет юноши склонны довольно необузданно желать плотских утех, – невозмутимо выдала Джун. – Я позаботилась о том, чтобы в окружении Яозу не было недостатка в красивых юных девушках. Он не взял ни одной. Собственно, поэтому мне и нужен ты, Веньян. Помоги выявить наклонности сына. Убеди или разубеди в моей догадке.       И стоило ради такой малости устраивать представление с переодеванием! Да и скрывать подобное от государя совсем не обязательно. Рано или поздно ему доложат о наклонностях сына. Если уже не донесли.       - Конечно, госпожа. Я помогу вам подобрать подходящего юношу. Самого лучшего. Красивого, родовитого, умелого. Простите меня за дерзость, но не нужно скрывать это от великого госпо…       - Веньян!       Она довольно резко прервала его бойкий от нахлынувшего было облегчения поток речи. Выдержала долгую паузу, от которой Веньяна снова пробил озноб, посмотрела в глаза и, вкрадчиво выделяя каждое последующее слово, произнесла:       - Ты. Меня. Не понял. Я не доверю первую ночь своего сына какому-то мальчишке, будь он хоть трижды смазлив и четырежды родовит. Я могу доверить Яозу только тебе.       Веньян почувствовал, как кровь отлила от лица, а ладони вдруг стали холодными и липкими. Он ответил Джун на выдохе, еле слышно, почти шёпотом:       - Чт.. что… вы такое говорите, великая госпожа?..       Джун молчала, и Веньян, собравшись с духом, выпалил:       - Как вам это в голову пришло?!! Плевать на меня, но если великий господин узнает, не пощадит ни вас, ни юного принца! Таков закон! Мы все умрём!       Он прекрасно осознавал, что переходит все границы дозволенного, но какая разница, раз впереди при любом раскладе маячит казнь. Госпожа в ответ лишь улыбнулась.       - Ты сильно сгущаешь краски, мой мальчик. Тебе опаснее находиться сейчас здесь, нежели в покоях принца. Вы дружны словно братья, кто может вас заподозрить? Даже государю не придёт в голову мысль, что его мальчики задумали… немного пошалить…       Веньян не верил своим ушам.       - То, что вы говорите, гадко! Почему я?       - Лучший для лучшего. Ты прекрасен. И ты не сходишь у Яозу с языка. «Братец Веньян то, братец Веньян это…» Он только о тебе и говорит, бредит тобой. Постоянно просит отца взять с собой на любую встречу или увеселение, если знает, что там будешь ты.       - Юный господин относится ко мне как к старшему брату! Вы же сами сказали!       - Не обольщайся, Веньян! Он очарован тобой. Почти влюблён. Просто юн, чтобы отделить одно чувство от другого.       - А как же мои чувства? Мне-то принц Яозу стал родным! Неужели вы не боитесь кары?       О каре небесной госпожа очевидно даже не помышляла. Да и земной не шибко боялась:       - Подумай. Кроме тебя, меня и Яозу никто не будет знать. Ну и кто же донесёт великому господину? Это будет наша тайна. Любой из проговорившихся приведёт к смерти себя и ещё двоих. Так кто же проговорится? Разве я желаю смерти сыну или тебе? А ты? А Яозу? Наши узы – порука сохранности нашей тайны.       Веньян мотал головой, отказываясь принимать услышанное. Эта женщина, должно быть, сошла с ума!       - Нет, госпожа… Нет!       Ему трудно было пошевелиться, тело онемело, застыло каменной глыбой. Однако Веньян вздрогнул, когда госпожа приблизилась к нему и обняла.       - Ну-ну! Успокойся же, мой милый! Ты принимаешь всё близко к сердцу, – она утешительно поглаживала его ладонью по спине, но Веньян никак не мог прийти в себя. – Сделай это для меня. Всего одна ночь.       - Я не могу, госпожа!       - Тогда подумай вот о чём. Я сделала тебя игрушкой императора, я могу сделать так, что ты перестанешь ею быть. Хочешь стать свободным?       Три последних слова прозвучали в ушах Веньяна магическим заклинанием. Громом прогремели. Как много эта женщина знала о нём? Неужто видела насквозь?       - Свободным?       - Не скажу «как ветер», но всё же значительно свободнее, нежели теперь. Я выпрошу у государя пост управителя мужской половины Внутреннего дворца. Сейчас он вакантен. Это очень высокая должность. Официально ты перестанешь быть наложником. Сможешь покидать дворец, сможешь даже создать семью. Не уверена, правда, что это избавит тебя от постели моего супруга. Тут уж ему решать. Он привязался к тебе, по-своему любит и вряд ли захочет отпустить совсем. Но твоё тело будет принадлежать не только ему. Но и тебе. Ты сможешь подарить его кому захочешь сам.       - Вы сможете добиться всего этого для меня?       Сколь бы фантастичными ни казались её посулы, Веньян знал, что исполнить их Джун под силу. Власть великой госпожи над императором была почти безгранична. Да и Веньян давно пережил век, отпущенный императорскому наложнику.       - Смогу. Государь любит тебя. Но главное – государь любит меня. Так почему бы ему не сделать немного счастливее двух дорогих его сердцу людей?       - Тогда почему вы предлагаете мне ночь с Яозу сейчас, когда расплатой за неё может стать смерть для всех нас? Не будет ли безопаснее, если эта… связь… осуществится, когда я буду свободен?       - Не будет, – Джун разомкнула объятья, крепко сжала ладонями его плечи и вновь посмотрела в глаза. – Потому что связь с Яозу Ки не простит тебе никогда. Ни теперь, ни потом.