Палаты сновидений

      Киу бежал. Как позже объяснил Яозу братец, юркнул в тайный ход, которым Веньян пробрался в покои государя, и заклинил дверь изнутри. За время, которое понадобилось, чтобы выломать запор, цареубийца успел уйти. Но схватку за дворец Киу всё же проиграл. Правда, и Яозу не спешил ликовать, ибо победа стоила дорого: почти все верные престолу люди, находившиеся во дворце, были перебиты. Когда Яозу вернулся в свои покои, понял, насколько вовремя успел их покинуть – все его слуги и стража были мертвы, как то случилось и в императорских покоях. Пятерых верных стражников, вместе с Веньяном обративших Киу в бегство, Яозу сделал отныне офицерами своей личной стражи. Награда гордостью сияла на их преданных лицах, Яозу знал, что не ошибся, доверяя им свою жизнь. Битва за столицу осталась за Яозу, но битва за страну ещё не была проиграна ни одной из враждующих сторон. Яозу донесли, что дядюшка направился в свой удел, поднимая по пути своих сторонников. Яозу поднял своих.       Мать восприняла известие о гибели супруга стойко. Внешне стойко. Яозу буквально слышал, как ломко треснул остов, держащий на себе всю жизнь этой сильной женщины. Её лицо отныне и навсегда приобрело выражение безжизненной, непроницаемой маски. Она не позволила себе слёз и истерик. Её руки были незнакомо безвольны, когда посреди рыданий своих дам Джун с каменным лицом обняла Яозу. Страшно. Он не узнавал матери, хотя, может статься, именно теперь он и узнавал её по-настоящему. Джун лишённой всякого выражения интонацией и официальным тоном объявила, что впредь покинет покои только для церемонии вступления на престол Яозу. После оной она не переступит порога своих комнат вплоть до самой смерти и просит отныне считать её усопшей. Переубеждать мать теперь же было бессмысленно. Впрочем, глядя в её полные тьмы глаза, Яозу был уверен, что переубедить её не удастся вовсе. Он упал перед ней на колени и, рассекши мечом ладонь, поклялся памятью отца и собственной жизнью покарать убийцу. Зрачки матери на мгновение расширились, выплёскивая переполнивший их ужас. За кого она так испугалась? За него? Или за Киу? За обоих? В свете того, что стало известно Яозу о Джун и братьях Туан, он не удивился бы ни одному из вариантов. Однако мать только сдержанно кивнула в ответ на принесённую ей кровавую клятву и попросила оставить её одну.       Сам Яозу замер в остром желании отмстить. Именно замер, подобно матери, в несвойственной ему бесстрастности. Впрочем, он знал, что всё его самообладание сгинет, когда в момент осуществления мести сдерживаемая усилием воли ярость хлынет наружу. Но сейчас он должен держать себя в руках, должен мыслить холодной головой, принимать взвешенные решения. Он видел: братец поглядывал на него с явной опаской, не узнавал, волновался. Веньян больше не избегал Яозу, напротив, неотступно был рядом, предупреждал каждую мысль, словно мог читать их, был опорой. Надо заметить, единственной. Как только находил в себе силы, ведь Яозу сразу заметил, что Веньян не умел сдержать в себе боль, не копил её внутри, как делали они с матерью. Веньян изливал страдания, хоть и делал это тайком от всех, пребывая в уверенности, что все его акты скорби по любовнику для окружающих остаются невидимыми. Только Яозу видел все до единого следы бессонницы и тайных слёз на бледном лице. Веньян держался кремнем, но припухшие, покрасневшие веки и слипшиеся ресницы было часто не скрыть. Вот бы и Яозу мог так! Больше всего ему хотелось разрыдаться, биться в истерике, проорать свои муки миру! Но он не мог. Глаза словно пересохли.       Смерть императора скрывали до тех пор, пока к дворцу не были подтянуты свежие силы, а из столицы – выбиты последние остатки людей Киу. Ни в коем случае нельзя показать, что главная ветвь правящей династии пала. Нужно избежать паники и упаднических настроений, удержать в повиновении тех, кто ещё был на стороне прежней власти. О смерти великого господина жителям столицы Го объявили вместе с повелением славить нового великого императора Яозу. В качестве демонстрации неколебимости власти Яозу провёл своих воинов по главным улицам, направляясь давить мятеж и топить изменников в крови. Другого расклада он не принимал. В нём не было жалости. Он уничтожит заговорщиков вместе с семьями и крестьянами, не оставит от их домов ни камня, не пощадит ни колоска на их полях. Настало время претворять последний план отца в жизнь. Разыграть козырь взялся Веньян. Его призыв освобождёнными от залога уделами был принят как личный приказ императора.       Пусть у Яозу не было практического военного опыта, но как только он объявил о своем намерении вершить возмездие над убийцей императора, получил заверения в преданности от всех отцовских генералов. В итоге он оказался во главе мощной армии, превосходившей в численности силы Киу. Однако дядюшка бросился в бой со всем безрассудством человека, очутившегося у переломной черты, со всей одержимостью, которой была заражена кровь Туанов.       Они сшиблись на удельных землях Киу. Пролитая кровь размывала мягкий чернозём, мешалась в грязь, хлюпала под ногами. Кони топтали тела павших. Личная дружина принца пробила брешь в рядах сражавшихся, и Киу рванул в неё, желая настичь Яозу – смерть одного из них гарантировала другому победу в битве. Риск был велик, но стоил того. И Яозу ринулся навстречу. Киу в окружении всадников своей гвардии вклинился в ряды телохранителей Яозу. Но находясь уже в непосредственной близости от него, принц был отброшен помощью одного из удельных князей. Киу был окружён, но не намеревался сдаваться, отбиваясь диким зверем. Люди принца защищали его ценой своих жизней. Их перебили, но Киу сумел бежать. Опять! Яозу в отчаянии был готов зарубить всякого, кто осмелился бы приблизиться к нему на расстояние длины меча.       Разметав остатки армии дядюшки, Яозу хотел было броситься вдогонку за беглецом, но командующие преградили путь, заметив, что от усталости их господин едва держится в седле. Его заверили, что бежать принцу кроме как в свой замок больше некуда, да и тот не выдержит осады, ибо все свои силы Киу бросил в решающую схватку. Генералы пали на колени прямо в грязь, умоляя Яозу вернуться в лагерь и отдохнуть.       Яозу трясло от досады и гнева, когда он ступал в свой шатёр. Там его поджидал крайне встревоженный Веньян. Братец участия в битве не принимал. Яозу запретил. Ну какой из братца воин? Курам на смех! Пусть и мечник он знатный, но одно дело – дуэль один на один, другое – поле боя. «Я не хочу остаться совсем один, если с вами что-то случится». Только эти слова и заставили братца повиноваться. И вот теперь только братец смог помочь Яозу вновь прийти в себя. Он раскрыл объятья, и Яозу, словно кроха, приник к его часто вздымавшейся от волнения груди, пусть даже именно Веньян казался теперь хрупким рядом с мощным Яозу.       - Он бежал! Он опять бежал! Ненавижу! Мразь!       Яозу вопил что было мóчи, скрежеща зубами и комкая одежду на груди братца. Веньян лишь гладил его по спине и ласково приговаривал:       - Ничего, это ничего! Вы одержали победу! Вы живы! О какое счастье! Я с ума сходил! Тише, ну тише! Успокойтесь! Принц Киу в ваших руках. Теперь это только вопрос времени.       От того, как братец волновался за него, от того, как теперь ласкал и ободрял искренними словами, бешеный зверь в душе Яозу утихал, вновь собирался в комок, изготовляясь к новому смертоносному прыжку. Яозу уткнулся носом в ложбинку между плечом и шеей Веньяна, глубоко вдохнул знакомый, но почти забытый запах. Такой родной, тёплый. Как он скучал по нему! Дыхание выравнивалось, сердце замедляло ритм.       - Простите, братец, я перепачкал вас кровью…       - Ничего, это ничего…       - Распустите волосы, братец...

***

      Осады не было. Оборонять замок принца Киу было некому. Внутренний хищник Яозу поднимался на дыбы в предвкушении кровавого пиршества, он ликовал, заставляя губы Яозу растягиваться в злой усмешке. Ещё несколько минут, и месть его свершится, только эти несколько минут и отдаляют от мгновения, когда клыки зверя вонзятся в горло предателя. Веньян был рядом. Плечом к плечу входил вместе с Яозу в логово Киу, помогал расправляться с той малочисленной стражей принца, что ещё пыталась преградить им путь. Надо же, даже у такого подлеца были преданные люди, готовые защищать своего господина до конца! И всё же братец поглядывал на Яозу с опаской, чувствовал дикую свирепость, бившуюся за его рёбрами. Перед самыми покоями дядюшки Яозу замедлил шаг. Смаковал момент. Шаг, ещё шаг и…       Внутри было звеняще тихо, и Яозу слишком быстро понял почему. Такую тишину может созидать только тотальное разрушение. Смерть. На полу посреди покоев были распростёрты два тела. Третье разметалось чуть в стороне. Нет! Чёрт! Нет! Яозу кинулся к телам, Веньян склонился над тем, что лежало поодаль. Все самые худшие догадки Яозу подтвердились. Это был Киу, он покоился в объятьях красивой молодой женщины, их тела были пронзены мечами. По лезвиям всё ещё струилась кровь. Мёртв. Мёртв! И какое благостное выражение навеки запечатлелось на лице гадины!       - А-а-а-а-а!       Не вопль, рёв вырвался из глотки Яозу. Ушёл! Снова! В третий и последний раз!       Он бросился к телу, возле которого задержался братец.       - Кто там?! – проревел, сам не узнавая сменившего голос утробного рычания.       - Это принц Джун, – в противоположность тихо ответил Веньян.       - Мёртв?!       - Жив.       Яозу поудобнее перехватил рукоять своего меча.       - Отойдите, братец!       Веньян вскинул на него глаза, полные негодования.       - Нет!       - Я сказал – прочь!       Веньян поднялся и с решимостью встал между Яозу и Джуном, как совсем недавно намертво стоял между Киу и Яозу.       - Нет! Он не в ответе за деяния своего отца!       - Он умрёт! Слушай, что говорит тебе твой император!       Веньян вдруг преклонил колено и подобострастно склонил перед ним голову.       - Тогда сначала убейте меня, великий господин!       Всё существо Яозу клокотало гневом. От кровопролития и окончательного безумия его сдерживала всего одна мысль – ни при каких обстоятельствах он не должен причинить вред Веньяну.       - Вы будете жить. Оба! – прошипел он, с трудом сдерживая готовую к размаху руку. – Взять щенка с собой! А вы будете наказаны, братец!       Покидая замок, Яозу ни разу не оглянулся. Он слышал шаги Веньяна за своей спиной, знал, что тот несёт на руках бесчувственную ношу. Он ни разу не взглянул на Джуна, подавлял искушение уничтожить сучье семя, знал – если не сдержится, пострадает братец.       - Что прикажете делать с замком, великий господин? – обступали Яозу воины.       - Сжечь! Всех людей мятежника Киу убить!       Всеобщее ликование. Его приказ развязывал руки охочим до наживы. Но какое ему дело до бесчинств, которые с его благословения будет творить солдатня на земле врага? Пусть изничтожат всё!       В ночь с Яозу случился первый припадок. Он не мог заснуть, не мог даже хранить неподвижность. Его тело и душу терзали адские страсти, он метался по шатру словно тигр, посаженный в клеть. Это из его уст извергся призыв убить отца! Это он, сын, не сумел отличить благородные черты от черт изменника! Это он не смог в полной мере отомстить убийце! Убийце? Разве сам он не заслужил зваться отцеубийцей? Сколько боли! Больше, чем можно выдержать. Чудовищное пламя охватило Яозу. Языки жгущей ненависти к себе и Киу пожирали его, словно пожарище – древний замок прокля́того родича. Он так и не сумел найти удовлетворения в воздаянии за гибель отца, и неосуществившаяся ярость и душевная мука, не настигнув свою цель и не найдя выхода, теперь пожирали Яозу изнутри. Они поглотили всё существо, подчинили разум. Яозу утратил над собой контроль…       …Когда он вновь пришёл в себя, всё тело нестерпимо ломило, словно каждая мышца достигла своего предельного напряжения, а затем, утратив силы, обмякла. Было мучительно даже пошевелить рукой. Он чувствовал, что лицо его мокро от слёз, а стоило открыть глаза, как взгляд его тут же встретился со взглядом расширенных то ли от ужаса, то ли от беспокойства глаз Веньяна. Что он здесь делает?       - Яозу…       Его имя сорвалось с губ братца чуть слышным шёпотом. Яозу скорее прочитал его по губам, чем расслышал. Он попытался приподняться на локтях, это далось ему неожиданно тяжело. Он был истощён, опустошён. Но не понимал… Всё вокруг было изрублено в мелкую щепу, его собственная одежда изорвана. Переведя вопросительный взгляд на Веньяна, он наконец заметил, что одежда братца пострадала ещё больше, да и сам он выглядел как после хорошей… драки?.. У Веньяна была разбита скула, рассечены губы… Кто дерзнул сотворить такое с его прекрасным лицом?! Яозу не раздумывая прикажет казнить любого! И почему они оба валяются на полу?       - Что произошло? Кто… кто сделал такое с вами?..       Он легко дотронулся подушечками пальцев до лица Веньяна, но тот прижмурил один глаз и тихонько зашипел.       - Вам больно? Простите!       - Вы действительно ничего не помните?       - Не пугайте меня, братец…       - Видимо, к лучшему.       - Почему вы… мы в таком виде?       Чем больше Яозу очувствовался и прислушивался к своему телу, тем страшнее ему становилось от зарождавшейся догадки. Да и вид разодранной на них с братцем одежды носил на редкость паскудный характер. Яозу сглотнул, подступивший к горлу спазм и насилу выдавил из себя:       - Это всё… я? Я… что я сделал с вами?       - Я не хочу, чтобы вы думали об этом.       Однако тело давало ясную подсказку о том, что же произошло. Яозу тронул себя между ног. Так и есть! Чёртов стыд! Его охватил страх. Если он снова потеряет Веньяна…       - Простите меня, братец! Всеми богами заклина…       Совершенно внезапно Веньян сгрёб его в охапку и прижал к себе. Он дрожал всем телом, и Яозу никак не мог понять отчего.       - Молчите! Не пытайтесь вспомнить! Прошу вас! Главное – вы пришли в себя!       - Я так виноват перед вами, братец! Я… Хотите, я исполню любое ваше желание? Только простите!       Веньян улыбнулся своей обычной мягкой улыбкой, и на душе Яозу стало немного легче.       - Хочу! Вы всё такой же ребёнок!       Впервые эти слова нисколько не возмутили Яозу. Напротив, он был рад им. От них стало тепло и ясно. Вот бы и правда навсегда остаться неразумным дитя!       - Только скажите!       - Всё, что захочу?       - Да.       - Клянётесь?       - Честное императорское.       - Я приму любое наказание, великий господин, но поклянитесь, что сохраните принцу Джуну жизнь.       По телу Яозу прошла противная судорога. А впрочем… Даже хорошо, что щенок остался жив! Убить его было бы слишком просто, Яозу не насытил бы этим изголодавшегося хищника. Не-е-ет! Он отведёт душу иначе. Зверь внутри обнажил когти, почуяв добычу.       - Клянусь. Он не умрёт. Что касается вашего наказания… с вас уже и так довольно, братец.

***

      Нашедшее на Яозу помрачение рухнуло в душу новым камнем. Потеря контроля над рассудком и совершённые бессознательно действия самого необузданного свойства были неприемлемы для Яозу, немыслимы для императора. Он ни за что не признался бы в этом, но очень боялся повторения произошедшего. Нужно лучше владеть собой, сдерживать неуёмное бешенство. К тому же пострадал братец, – а ведь мог и вовсе погибнуть, – и только боги знают, по каким причинам Веньян вновь не отвернулся от него. Такого больше нельзя допустить!       Только после победного возвращения в столицу, после бесчисленных казней тех, кто подозревался в помощи принцу Киу, Яозу немного усмирил чувство вины и позволил провести церемонию погребения отца. Только теперь он был готов спокойно взглянуть на Джуна. Он велел привести его в тронный зал накануне похорон Ки. Хотел подавить собственным величием. Разумеется, Яозу ожидал увидеть трясущуюся от страха малолетку и хоть немного потешить полную ненависти душу. Но, по совести, был рад, что просчитался. Кузен вошёл в тронный зал вовсе не на ватных ногах. Он с достоинством поразительным для своего возраста прошествовал к подножию престола, на коем гордо восседал Яозу, и грациозно склонился в приветственных поклонах императору.       - Встать! – намеренно грубо приказал Яозу.       Это был уже не малютка, которым он запомнил Джуна, а красивый подросток. Тонкий, изящный. За время, прошедшее с момента их единственной встречи, Джун безусловно расцвёл. Всего на мгновение у Яозу перехватило дыхание от восхищения этой совершенной красотой, совсем как тогда, четыре года назад, когда он впервые увидел брата. Он вдруг вспомнил, как ещё недавно сожалел о так и не представившейся возможности узнать друг друга. Что ж, уже и не представится. Справиться с наваждением оказалось просто. Сложно любоваться красотой, когда взор застит воспоминание о живых глазах на мёртвом лице отца. Перед Яозу не брат, перед ним враг.       Даже если Джуну и было страшно, выглядел он вполне уверенно. Только был бледен и хоть и держал высоко голову, но не смел поднять на Яозу глаз. Так даже лучше. Яозу помнил, как прекрасны эти глаза, и совсем не хотел вновь поддаться их чарам. А в целом… Туан во всём, Яозу как никто другой видел перед собой Туана, исполненного благородства и самообладания. Тем приятней будет переломить ему хребет. Яозу растопчет эту гордость, унизит достоинство, изваляет в грязи красоту. Подлый дядюшка готовил для сына роль своего наследника? Так пусть же не знает покоя в загробном мире! В ушах Яозу до сих пор стояли полные высокомерия и отвращения слова, брошенные Киу в адрес Веньяна. «Кто посмел учить потаскуху благородному искусству?! Всё, чему его должны были учить, – как половчее раздвигать ноги!» Падаль! Ну что ж, Яозу вернёт дядюшке его слова делом. Нет, положительно хорошо, что Веньян не позволил ему прибить кузена! Яозу уничтожит это гнусное отродье иначе!       И всё-таки тошно…       - Убирайся! – вновь приказал он, так и не обмолвившись с Джуном и словом.       Он заставил Джуна присутствовать на погребении Ки и на последовавшей за ним церемонии собственного вступления на престол. Пусть видит дела рук своего папаши, пусть знает, кто ему отомстит. После этого Яозу оставил мальчишку на попечении Веньяна. Только ему он мог доверить свою жертву. Он отдал однозначный приказ, приведший братца в трепет. Веньян пытался протестовать, даже грозился отправиться с жалобой к вдовствующей императрице. Милый, добросердечный Веньян! Он же любил отца, страдал от утраты, так почему не хотел отомстить? Ведь прокля́тый Киу пытался убить и его, поноси́л Веньяна последними словами! Как же так?       Пришлось напомнить ему о неоспоримости императорских приказов, а заодно припугнуть.       - Неужели вы думаете, что мать отныне мне указ? Не смешите! Мне нужна шлюха! Развратная и умелая! Если вы не найдёте того, кто справится с задачей, или откажетесь подчиниться, я поручу это кому-нибудь посговорчивей! А вас, братец, посажу под замок!       Как Яозу и предполагал, угрозы возымели действие. Вскоре Веньян доложил, что если кто и сумеет исполнить желание императора в совершенстве и с деликатностью, то только некий господин Ливэй, содержатель элитных притонов, известных также как Палаты Сновидений. Яозу пожелал встретиться с ним лично, а заодно и указать Джуну на отведённое ему отныне место.       Господин Ливэй произвёл на Яозу неизгладимое впечатление. Пусть Яозу знал о публичных домах не много, но продавца живым товаром представлял себе всё же иначе. Не статным красавцем с аристократическими манерами. Всё встало на свои места, когда господин Ливэй без околичностей и смущения заявил, что в своё время принимал клиентов сам. Яозу только подивился, почему господин Ливэй не делает этого до сих пор, выглядел он прекрасно. Ну да ладно. Что может быть более уничижительным, чем доверить принца бывшей проститутке? Яозу бросил Джуна Ливэю не без внутреннего злорадства. А дальше… На первый взгляд, всё происходящее мало чем отличалось от медицинского осмотра, но тело Джуна оказалось на редкость чутким к прикосновениям. И либо Ливэй сумел виртуозно показать чувственность Джуна, либо мальчишка всё-таки имел какую-то мистическую власть над Яозу, только его бросило в жар, когда он впервые увидел возбуждение кузена. Гибкое, нагое тело поразило его своей интимной прелестью уже теперь, что же будет, когда мальчишка повзрослеет? Яозу изумился испытанному вожделению. И к кому! Однако… слишком изыскан шёлк, чтобы пошить из него рубаху смердам. Именно в этот момент Яозу осознал, что не просто хочет сделать из Джуна шлюху, которую можно предлагать другим, он хочет свою собственную шлюху, личную игрушку для постельных утех, единственно достойную императора. Уникальную игрушку, самой высшей крови и превосходных качеств.       Вверив кузена Веньяну и Ливэю, Яозу чётко сформулировал указания на его счёт и объявил их братцу. При дворе все должны забыть о существовании Джуна, поэтому ему запрещается общаться с кем бы то ни было кроме Веньяна и Ливэя, а также покидать отведённые ему комнаты без их сопровождения. Глаз с мальчишки не спускать! И раз уж из кузена будут делать не кого-то там, а личную императорскую куклу, никаких средств на его содержание не жалеть. Пусть ходит в шелках и сладко ест, тем острее ощутит ограничения во всём остальном, тем отчётливее осознает, что это кормёжка исключительно ради «убоя». И самое главное:       - Я хочу, чтобы он был искусен в любовных изощрённостях, но никто, – слышите, братец?! – никто не должен до срока даже пальцем… даже взглядом!.. Пусть его разум будет растлён, но тело должно быть непорочным. Оно принадлежит только мне! Вы уверены, что этому вашему Ливэю можно доверять?       - Я ручаюсь за него.       - Откуда у вас вообще такого рода знакомства?..       Веньян только взгляд отвёл.       - Господин Ливэй… знакомый моего брата.       Брата… Яозу царапнуло обидой. Как бы он хотел хоть раз услышать это слово из уст Веньяна в свой адрес.       - Не знал, что вы поддерживаете связь с семьёй.       Яозу снова ревновал.