***
- Господин, что с вами? Какой знакомый голос. Его шеи нежно касались тёплые пальцы, его руки избавляли от пут. Как приятно. - Ваше высочество, вы меня слышите? Можете говорить? Джун открыл глаза, над ним расплывались мутные силуэты. - Я не чувствую ног, – еле-еле вышептал. - Можете пошевелить ими? Джун попробовал согнуть правую ногу в колене, но ему с трудом удалось лишь двинуть ступнёй. По ногам тут же прошла судорога. - Простите, я не могу идти. - Ничего, это ничего! Главное, что ноги хоть немного вам подвластны. Его укутали во что-то, подняли на руки. Совсем как в раннем детстве. Сейчас его унесут из этого страшного места. Как он счастлив! Он обнял руками шею спасителя, удобно устроил голову на широкой груди. «Спасён! Меня спасли!» Он блаженно прикрыл глаза, а когда открыл их вновь, увидел над собой взволнованные лица Ливэя и Веньяна. Веньян взял его бессильную руку в свои ладони. - Он бил вас? Джун сразу понял, о ком речь. - Лучше бы он забил меня до смерти! - Не смейте так говорить! – подал голос господин Ливэй и, обращаясь к Веньяну, добавил: – Велите позвать врача. Врача? Только не это! Никто не должен видеть его таким! Врач начнёт выискивать повреждения на его теле. Если он осмотрит Джуна там… Это превыше его сил, он не переживёт ещё и такого унижения! - Нет! – рванулся вперёд, цепляясь за руку Веньяна. – Нет! Пожалуйста! Не нужно врача! Я не вынесу! - Лягте! – возмутился господин Веньян. – Вы хотите, чтобы мы оставили вас тут истекать кровью? Не дождётесь! Кровью? Какой кровью? Яозу был настолько груб? Неужели без врача не обойтись? Джун изнеможённо упал на подушки. Слёзы обиды сами брызнули из глаз. Сдерживать их дольше было невозможно. - Не надо никого звать... Прошу вас! Не унижайте меня ещё больше… - Если мы откажемся от услуг врача, вы позволите мне осмотреть вас? – предложил господин Ливэй. Этим двоим Джун доверил бы свою жизнь. Она и так была однажды в руках господина Веньяна. Между ними уже давно не осталось никаких недоговорённостей и секретов, только эти двое были осведомлены о подробностях самого сокровенного. Лучше пусть это будет кто-то из них. Джун кивнул, и Ливэй не мешкая принялся за осмотр. От стыда Джун уткнулся лицом в подушку, когда Ливэй попросил его лечь на живот и расслабить ягодицы. - Всё не так страшно, – изрёк он наконец. – Но боюсь, болезненно. Когда действие опия прекратится, придётся терпеть. Ливэй объявил Веньяну, что ему понадобится для приготовления лекарств. Пока он возился с ними, Веньян обмыл тело Джуна. Прикосновение влажных тряпиц к интимным местам вновь заставило Джуна залиться краской, действие напитка ещё не прошло, и плоть отвечала на касания. Но больше смущали открытые для посторонних глаз следы похоти, оставленные Яозу на его теле. Он пытался отвлечься, наблюдая, как вода в фарфоровом сосуде начала розоветь, приобретая всё более насыщенный оттенок по мере того, как Веньян ополаскивал в ней салфетки. Когда же Веньяна сменил Ливэй и принялся втирать заживляющие мази в воспалённую кожу ягодиц, а потом легонько коснулся между ними, Джун вновь ткнулся в подушку. - Потерпите немного, господин, – мягко произнёс Ливэй, неправильно расценив его реакцию. – Возможно, сейчас вам будет чуточку больно, но я должен обработать ранки внутри. Пожалуйста, расслабьтесь. Как?! Лучше бы Джун умер! Нет, ему всё ещё не было больно, но когда он почувствовал, как Ливэй, нанося мазь, проник в его тело – аккуратно и неглубоко, но весьма ощутимо, – Джун вцепился в подушку зубами. Ему казалось, процедура не закончится никогда. Стыд! От мази конфузящая Джуна точка на теле запылала и запульсировала. - Вот и всё! – поспешил заверить Ливэй, прекращая его мучения. – Теперь поспите. Знаю, вам хочется. Он укрыл Джуна мягким одеялом, и тот какое-то время лежал неподвижно, боясь перевернуться на спину. А Веньян тем временем отозвал Ливэя в сторону и принялся о чём-то вполголоса переговариваться с ним. Кажется, они спорили. Слуха Джуна достигло возмущённое «не пущу!» и ответное «прекратите балаган!», больше он ничего расслышать не сумел. Только бы они не ссорились! Только не сейчас, когда Джун и так слаб… Глаза вновь смыкались против воли. Вдруг стало трудно дышать, и Джун всё-таки перевернулся на спину. Закрыл глаза. Открыл вновь, когда вернувшийся господин Ливэй вдруг взял его за руку. Ливэй был бледен, но странно воодушевлён. - Клянусь, господин! – с чувством произнёс он. – Я помогу вам выбраться из капкана, в который вы попали! Чего бы мне это ни стоило! Будь ваш обидчик хоть сам чёрт, он поверженным падёт к вашим ногам! В носу защипало, а глаза моментально вновь наполнились слезами. - Спасибо! - Поблагодарите меня после. А теперь спите! Вам понадобится много сил для борьбы. И завтра вы должны выглядеть ещё прекраснее! Друг. Джун обязательно крепко встанет на ноги, раз у него есть такие друзья.***
Остаток ночи Джун провёл без видений и сновидений, просто провалился в чёрную дыру небытия. Проснулся оттого, что из спальни господина Веньяна доносились обрывки словесной перепалки. На кого это с утра пораньше так разорялся господин главный управитель? Прислушавшись получше, Джун понял, что слышал вовсе не Веньяна, а… господин Ливэй? Ничего себе! Что он делал в спальне господина главного демона и почему отчитывал его в таком тоне? Неужели эти двое так до сих пор и не примирились? О нет! И всё-таки Джун почти улыбнулся. Сегодня ссора наставников не удручала его, напротив, от неё веяло почти домашним уютом, доказательством присутствия дорогих людей в его жизни. Джун спросонья потянулся, и его тело тут же пронзила острая боль, возвращая воспоминания обо всём, что вытворил с ним накануне Яозу. Джун покраснел до кончиков волос, зло скрипнул зубами и непроизвольно сжал ладони в кулаки. Гадина! «Подожди же! Вот только придумаю, как пронести яд в твою спальню…» Сам поразился собственной мысли. Как же так? Ещё вчера он не допускал мысли, что способен на братоубийство, а сегодня с такой лёгкостью готов… И ему даже не стыдно. Может, мстить за отца человеку, сохранившему Джуну жизнь, было и несправедливо, а вот отомстить тому, кто сохранил жизнь брату, чтобы иметь возможность скотски насиловать его – в самый раз! Он прислушался к себе. Нет, себе не солгать. Если бы на месте Яозу был кто-то другой, от воспоминаний о прошедшей ночи его сейчас выворачивало бы наизнанку. Вряд ли он сумел бы пережить такое унижение от кого-то ещё. Однако Джун вовсе не чувствовал, что стал мерзок себе. За это он ненавидел Яозу ещё больше. Даже издеваясь над ним, Яозу заставлял тело Джуна трепетать и повиноваться. И как же слаб был Джун, позволяя себе думать, будто Яозу движило что-то кроме жестокости. Джун так долго испытывал перед кузеном вину за деяния отца… Дурак! Какой же он был дурак! Ну уж нет! Теперь-то он сделает всё, чтобы исполнить свою клятву! Только вот как это осуществить? Любого посетителя императора предварительно обыскивали с ног до головы. Даже масло для интимных нужд, которое Джун накануне прихватил с собой по настоянию Ливэя, проверили на наличие отравы. Хорошо ещё, вчера Джун был так нерешителен, что оставил склянку с ядом в своей спальне. Обнаружь её стража, Джун был бы уже мёртв. Как же сблизиться с кузеном настолько, чтобы получить право беспрепятственно проходить в его покои? Ведь кузен так люто ненавидит его. Невозможно! Впрочем… невозможно или нет, а Джун обязан пытаться. Пусть даже придётся пройти через боль и унижения значительно бо́льшие, чем этой ночью. «Нет ничего, что было бы способно запятнать вас. Живите и отомстите тому, кто занял ваше место на престоле!» Слова отца даровали ему искупление, сколь бы низко Джун ни пал плотью и духом. Если он исполнит клятву, всё будет прощено. Цель оправдает средства. Теперь Джун точно знал, чего ожидать от Яозу, и не распустит нюни. Это вчера его оскорбили в лучших чувствах, он сам позволил обидеть себя, больше этого не повторится! Джун словно проснулся этим утром другим человеком. Паинька Джун умер второй раз. И уже навсегда. Новый Джун не побоится вываляться в грязи ради того, чтобы низвергнуть Яозу с высот его тщеславия и гордыни. Он запустил под себя руку, дотронулся до источника саднящей боли и не сдержался: - Ай! Под пальцами обнаружилась одна сплошная опухоль. Хотя бы кровь больше не шла. Интересно, как скоро это заживёт? Скорее бы! Он не должен надолго исчезать из поля зрения Яозу. Траур окончен, а ну как его мерзейшее величество надумает взять себе ещё одну игрушку? Или даже не одну? Нельзя допустить, чтобы кузен привязался к кому-то ещё. Хотя не факт, что он способен. Двери в спальню тихонько отворились, и в комнату неслышно вплыли слуги. Поняв, что Джун не спит, они стали двигаться уверенней, сняли с окон ночные ставни, принялись готовить господину платье и прочие принадлежности утреннего туалета. Оказалось, что уже давно не раннее утро. Судя по тому, как высоко успело подняться солнце, было не утро вовсе. Значит, ему позволили отлежаться после… Ладно, неважно. Джун, морщась от боли, поднялся с постели. Нужно держать лицо. Он видел, как отводили глаза одевавшие его слуги – не заметить синяки на его коже было невозможно. Они же знают, где он провёл эту ночь. Ну и пусть видят, какой у них император! Посреди церемонии одевания в спальню вошёл господин Веньян. Непривычно растерянный и без господина Ливэя. Вместо последнего его сопровождал слуга, причём императорский. В руках тот держал большой лакированный ларь. Поставив его перед Джуном, посланец Яозу низко поклонился и торжественно произнёс: - Великий господин и повелитель могучей из держав посылает своему прекрасному наложнику дар в награду за его первую ночь и доставленное его величеству удовольствие, а также пожелание цвести и здравствовать, дабы и впредь услаждать взор величайшего среди великих! Чёртов стыд! Ну зачем орать о подобном так, чтобы слышала вся могучая держава Го?! Очередное глумление над Джуном, не иначе. Особенно этот намёк на доставленное «удовольствие», пожелание здоровья и заверения в том, что случившееся повторится не раз. - Что это? – борясь с ударившей в голову от позора и злости кровью и готовясь к новому подвоху, выговорил он. Слуга вновь поклонился, открыл ларь и извлёк из него… куклу. Она была размером с ребёнка и вообще сильно походила на живого человека. Её красивое фарфоровое личико было искусно расписано, черный шелковистый паричок был изготовлен из настоящих волос и убран красной лентой. Кукла была облачена в красные, расшитые золотом одежды. Слуга бережно поставил куклу на ларь и повернул устроенный в спинке ключ. Кукла раскрыла глаза, повернула голову и зашевелила ручками и ножками. Слуга смотрел на куклу с восхищением и даже нежностью, а у Джуна перехватило дыхание от сдавившей грудь обиды. Рано же он решил, что ему достанет сил тягаться с Яозу. Кузен был горазд в жестокости. Повисшую тишину нарушил Веньян: - Я помню эту механическую куклу! Её подарили великому господину послы из… Откуда же они были?.. Да не суть! Это же чудо! Такая тонкая работа! Да эта кукла сто́ит, как половина самого богатого удела! Как Веньян может так безмятежно щебетать? Чему радуется? Неужели не видит издёвки? Джун утратил дар речи. Он просто смотрел во все глаза на творение гения механики и никак не мог справиться с оторопью. За спасение ситуации вновь взялся господин Веньян. - Передайте его величеству, что господин Джун пребывает в восхищении от доброты и щедрости повелителя и благодарит величайшего среди великих за оказанную ему честь. - Я передам ваши слова, господин, – заверил посланник и, поклонившись в третий раз, удалился. Веньян отпустил своих слуг следом и стал сам помогать Джуну с завершением туалета. - Какая гадость! – наконец вымолвил Джун, когда они остались вдвоём. Он не мог оторвать взгляда от куклы. Завод иссяк, и игрушка вновь замерла, закрыв глаза. - Прекратите. Игрушка не виновата, – отвечал господин Веньян, завязывая пояс Джуна. В его голосе звучала печаль, в нём больше не было ни единой ноты радости и показного восторга, которым он несколько минут назад от души пичкал императорского посланца. - Разве вы не видите?! Он измывается надо мной! Эта кукла, она… она… - Похожа на вас. Вижу, – спокойно закончил за него Веньян. – Вряд ли это вас успокоит, ваше высочество, но она похожа не только на вас. И вы не усвоили главного урока. Никогда не показывайте врагу свою слабость. Если, конечно, это не хитрая уловка. Я прекрасно заметил, что Яозу… что великий господин старается каждым действием и словом уязвить вас. Так не показывайте, что его усилия достигают цели, и ему в конце концов наскучат эти дрянные игры. Что бы ни происходило у вас в душе, улыбайтесь. - Я утратил эту способность. Но вы, конечно, правы, я научусь лучше владеть собой. - Боюсь, весть, которую я вам принёс, не поспособствует улыбкам, – Веньян посмотрел Джуну в глаза. – Пожалуйста, крепитесь. Император вновь желает видеть вас сегодня. Час от часу не легче. Конечно, совсем недавно Джун и сам думал, что неплохо было бы завладеть вниманием кузена как можно скорее, но чтобы Яозу захотел его столь быстро… Так понравилось мучить? Он что же, законченный мясник? - Но как же я… - Я знаю, ваше высочество, ваше тело изранено и неспособно принять великого господина. Поверьте, я донёс этот факт до его величества. Но он был настойчив в желании встретиться с вами. Мы не можем ослушаться его воли напрямую, однако… Я оставляю за собой право вмешаться в частном порядке. По телу Джуна прошла дрожь, он готов был схватиться за любую соломинку. - О чём вы говорите? - Вы отправитесь к императору. Но я пойду с вами и останусь дожидаться за дверями опочивальни. Если Яозу попытается овладеть вами, прошу вас, кричите. Я вмешаюсь любой ценой. Не позволю ему увечить вас. - В своём ли вы уме, господин Веньян? – на одном дыхании выдал Джун, ошарашено уставившись на собеседника и не отдавая себе отчёта в грубости, с которой прозвучали его слова. – Император казнит вас! Если до этого стража не зарубит при попытке пробиться в покои императора. Я отказываюсь принять вашу жертву! Веньян совершенно неожиданно рассмеялся. - Вы говорите, точно как господин Ливэй! – заверил он. – Но не спешите отвергать моё предложение. Бывают двери, о которых не знает даже стража. Однажды я вошёл в них, чтобы спасти его величеству жизнь. Если я войду в них снова, чтобы спасти вас, великий господин вспомнит, что обязан мне жизнью, и никто не пострадает. Ни вы, ни я. Доверьтесь мне. Я сделаю всё, чтобы воззвать к лучшим чувствам нашего императора. Всё это прозвучало слишком туманно и сомнительно. Нет, Джун совсем не хотел рисковать жизнью Веньяна, соглашаясь на план, суть которого не понимал. Пусть Яозу разорвёт на куски именно Джуна. Если пострадает кто-то ещё, Джун не перенесёт. - Я соглашусь, если вы дадите мне выпить вчерашнее снадобье… - Ну уж нет! – легко разгадал его уловку Веньян. – Задумали геройствовать? Не смейте! Я не предложил бы вам свой план, если бы не был полностью уверен в успехе. И рисковать вашим здоровьем я не собираюсь. Мы с трудом остановили кровь прошлой ночью, я не допущу, чтобы вы позволили поранить себя вновь! Простите мне приказной тон, ваше высочество, но вы сделаете всё, как я сказал! А то питьё… При частом употреблении оно превращает человека в животное. Спорить с ним было бесполезно. Да и разве Джуну оставили выбор? - Хорошо, – согласился он. – Только, пожалуйста, уберите это куда-нибудь. Джун красноречиво посмотрел на заводную куклу, а Веньян тяжело вздохнул. Он взял дорогую игрушку на руки, словно то было дитя, и печально изрёк: - Никому-то ты не нужен. Возьму тебя себе, иначе ты снова окажешься запертым в тёмной, душной коробке. А я посажу тебя на окно в гостином покое, оно выходит в сад. Мы будем вместе любоваться красотой заходящего солнца. Знал бы ты, дружок, как прекрасны закаты во владениях моего отца…