Палаты сновидений

      Сколько бы Джун ни храбрился, у него тряслись поджилки, когда той же ночью он вновь остался один на один с Яозу в императорской опочивальне. Как и накануне, сопровождавшие Джуна слуги были выставлены за её порог, не успев толком поприветствовать великого господина. На этот раз кузен сразу же принялся хищником нарезать круги вокруг коленопреклонённого Джуна, а Джун всё больше страдал оттого, что ему так и не дали выпить любовного напитка. Лучше уж презирать себя за вызванную наркотиком похоть, чем ненавидеть за недостойное мужчины чувство страха. И куда, скажите на милость, запропастился господин Ливэй, когда он был так нужен? Он будто нарочно избегал попадаться на глаза, хотя был единственным, кто мог бы убедить господина Веньяна обезопасить Джуна. Или Ливэй избегал именно Веньяна? Что же произошло между ними этим утром? Что бы это ни было – очень не вовремя. Джуну до сих пор было тяжело двигаться, как же он сможет сдержать крик боли, если Яозу решит продолжить рвать его тело? Положа руку на сердце, Джуну не нравился план господина Веньяна. Джун не мог позволить себе голосить о помощи, словно ребёнок или жалкая девчонка. Тем паче не хотел вмешивать Веньяна в эту позорную для себя и опасную для самого господина главного управителя ситуацию. Яозу так лют, что не пощадит никого. За себя Джун не переживал – что может быть хуже того, что сейчас с ним произойдёт? Но если что-то случится с Веньяном... Джун никогда себя не простит. Остаться без Веньяна... Даже думать о таком невыносимо! И всё-таки как же сейчас ему было страшно... Нужно вытерпеть, нужно улыбаться, нужно любыми способами обольстить Яозу, и тогда тот заплатит за всё! Но что если Веньян вмешается по собственной воле? За какой из этих стен скрывался вездесущий демон? Нет, сейчас нужно думать не о нём, а о Яозу, коршуном нависшим над своей жертвой.       - Подними голову.       Джун не хотел смотреть на Яозу. Всякий раз, когда это случалось, Джун терял решимость, не мог думать об убийстве человека, в чертах которого сошлось столь многое значимое для него. Вот он опять – холодный взгляд жестоких серых глаз. Яозу смотрел на него, как на неодушевлённый предмет. И вместо того, чтобы позволить своему воображению мстительно обрисовать недоумение, которое исказит это высокомерное лицо за миг до того, как кузен упадёт, подкошенный ядом, Джун думал только о собственном желании переломить уничижительное отношение к себе и самому взять верх над Яозу.       Однако безразличие быстро сгинуло с лица кузена, губы расползлись в гаденькой ухмылке.       - Мне доложили, что твоё тело оказалось слишком слабым и ещё долго не сможет принять моих ласк. Правда ли это?       Возмутительно! Каждое слово Яозу было возмутительно! Джун вспыхнул от сказанного, как порох от искры.       «Это не моё тело слабое, это ты скотски исковеркал его! И о каких ласках ты говоришь, чудовище?! Знаешь ли ты, что значит это слово?»       Нужно взять себя в руки. Ни при каких обстоятельствах Джун больше не должен обнаруживать своих слабостей. Он набрал побольше воздуха в лёгкие и как можно твёрже и бесстрастнее ответил:       - Это так, господин.       - Покажи.       Да какая уж тут, во имя богов, бесстрастность?! Яозу извращенец! Джун посчитал, что ослышался.       - Что?..       - Ты оглох? Я хочу убедиться сам. Так что поднимайся и задирай одежду.       Ну вот и всё. Сегодня кузен явно не склонен ходить вокруг да около. Возьмёт Джуна с ходу, что тут поделаешь? Разве есть выбор? Рассудок вопил, что есть, и поделать кое-что да можно: «Зови Веньяна!»       Нет! Нельзя, нельзя! Яозу накажет Веньяна!       Джун поднялся на ноги и постарался придать вульгарному действию хотя бы видимость элегантности. Аккуратно подхватил свои одежды и принялся игриво подтягивать подол вдоль ног. Яозу не пытался скрыть возрастающего интереса, когда вслед за неспешно оголившимися икрами его взору предстали колени, а затем и белые бёдра Джуна. Когда же подол скользнул вверх по ягодицам и замер на пояснице, он зашёл Джуну за спину и отдал следующее бесстыдное приказание:       - Нагнись и разведи ягодицы.       Касаться выстеганных сутки назад мест было больно. Как же хорошо, что Яозу сейчас не видел его лица. Мысль о том, что этот охальник смакует глазами алые рубцы на ягодицах и припухлости прохода между ними, снова заставила Джуна залиться краской унижения. Разумеется, одними только взглядами кузен не ограничился. Джун еле успел прикусить губу, когда тело отозвалось болью на лёгкое прикосновение Яозу к травмированной мышце. Реакция Джуна понравилась Яозу. Упиваясь его болью, кузен отвесил мучительный щелчок пальцем по больному месту. Повреждённое колечко рефлекторно сократилось и сжалось в крепком спазме. Только бы Веньян не услышал его сдавленного мычания и не бросился на помощь! Как же Джун выдержит предстоящую пытку?       - Хорошо, – удовлетворённо произнёс Яозу, очевидно, налюбовавшись на результаты собственного зверства. Ничего «хорошего» он увидеть точно не мог. Сердце Джуна устремилось к пяткам: вот сейчас Яозу обнажит свой...       Но вместо запредельной боли от проникновения в израненное тело Джун испытал искреннее удивление, потому что Яозу уже стоял перед ним.       - Вчера ты спросил меня, каких ласк я желаю, – продолжая кривить губы усмешкой, произнёс он. – Для этого тебе придётся вновь опуститься на колени.       Джун не знал, радоваться ему или расстраиваться. Разумеется, он сразу понял, чего хотел от него Яозу. Отсрочка, которую предоставлял ему кузен, вселяла надежду, что он решил и вовсе отказаться от издевательства над телом Джуна, однако то, что предлагалось сделать взамен, вызывало отвращение. Джуну было проще совокупиться с Яозу, чем...       Он опустил подол одежд и покорно встал на колени перед Яозу. Дотронуться до него Джун себе на этот раз не позволил, урок усвоил. Яозу дотронулся до него сам – резким движением стянул ворот одежды, обнажая плечи, вытянул заколку, распуская волосы Джуна. Через пару мгновений Джун уже не мог отвести взгляда от полувозбуждённой плоти, красовавшейся в ладони кузена. Боги! «Как моё тело вместило такое?..»       - Открой рот.       Сколько бы Джун ни оттачивал оральные ласки на фруктах и гаремном инвентаре, ему никак не удавалось представить, что такое можно сотворить с самой интимной частью человеческого тела. От одной мысли об этом по глотке раскатывалась тошнота. Веньян и Ливэй открыто посмеивались над воспитанником, а Джуну было не до смеха. Как можно получать удовольствие от столь мерзкого действа? Вообразить такое было столь же сложно, как и то, что утончённый господин Веньян или мужественный господин Ливэй могли делать что-то подобное. А ведь когда-то делали и прекрасно справлялись, судя по комментариям и советам, которыми они сопровождали каждую попытку Джуна улучшить свою технику обращения с самым дорогим и деликатным. И всё же он никак не мог представить живой, трепещущий орган... во рту. И вот оно – новое мучительное унижение, приготовленное ему Яозу. Ничего! Он справится! Он же учился.       Джун принял головку на язык, стараясь сохранить невозмутимое выражение на лице. Она оказалась такой тёплой, упругой, нежной и бесконечно уязвимой, что Джун даже не поморщился. Яозу оттянул крайнюю плоть, шумно выдохнул, когда, потерев кончиком языка уздечку, Джун вобрал всю головку в рот и прошёлся по венчику. Он проделывал это прежде, наверное, сотню раз, но впервые чувствовал, как живая плоть охотно отвечала на его ласки, крепла, постепенно заполняя всю полость рта и проникая всё ближе к глотке. Странно, но, несмотря на все опасения, Джуна не замутило. Даже когда он ощутил на языке солоноватый вкус предсемени. Ни один из органов чувств Джуна не отторгал Яозу. К запаху чистоты недавно омытой кожи примешивался терпко-сладкий аромат его тела удивительно схожий с ароматом тела самого Джуна. Всё было не так уж плохо, и Джун немного ободрился. Скользнул губами вдоль рельефного ствола, потом повторил языком, вниз, к поджавшимся яичкам, обласкал каждое и снова принялся за головку, раздразнивая языком щёлочку уретры. Яозу дышал тяжело и прерывисто, он был предельно возбуждён. Нежностей ему стало мало, он толкнулся глубже, побуждая Джуна крепче обхватить плоть губами. Вот тут-то к Джуну и вернулось чувство чудовищного унижения, ведь Яозу принялся грубо вбиваться в горло, провоцируя спазмы и дурноту. Из глаз Джуна брызнули слёзы, он давился и задыхался, издавая безобразные звуки, которые лишь больше раззадоривали кузена.       - Сожми губы крепче. Втягивай щёки! Вот так. Хорошо.       Сейчас ненавидеть его стало слишком просто. Ну конечно, на что Яозу искусные оральные ласки? Не от них жаждал он наслаждения. Топтать Джуна – вот его любимое лакомство. Яозу властно прихватил его за волосы на затылке, толкая голову навстречу себе в удобном лишь ему темпе, и жёстко пропихивался в глотку.       - Возрадуйся, ты пришёл в этот мир не зря. Боги создали твою глотку для моего члена. Это большая честь! Благодари!       «Мерзкая паскудина!» Джуну не удавалось вдохнуть воздух даже носом, говорить он и подавно не мог. Но именно нечленораздельного, животного мычания и ждал от него Яозу. Пытка всё продолжалась. Ещё мгновение, и Джун точно потеряет сознание. Но...       - Проглотишь всё до капли!       Голос Яозу прозвучал почти незнакомо, он заходился в экстазе перед близким финалом. Последний толчок был глубже и сильнее прежних. Яозу вжал лицо Джуна в свой пах, заставил замереть и замер сам. В горло с напором плеснулось семя, горячее, вязкое. Сработал рефлекс, Джун попытался сглотнуть, но пульсирующая во рту плоть не позволила справиться с задачей. Удушливый спазм заставил Джуна содрогнуться от рвотного позыва. К счастью, в этот момент Яозу извлёк орудие пытки, и Джун надорвался судорожным кашлем, захлёбываясь воздухом и спермой.       Яозу отступил на нетвёрдых ногах, грузно опустился в кресло и с улыбочкой наблюдал, как Джун пытался восстановить дыхание и отирал рукавом слюну с подбородка. Достать платок ему не достало сил.       - Что ты должен сказать своему господину, дрянь?       - Покорный раб… благодарит… г-господина, – сбивчиво дрожащими губами вымолвил Джун.       - За что ты благодаришь меня?       Понятно, чего жаждет услышать Яозу, но произнести такое непотребство вслух язык не поворачивался. И всё же:       - Р-раб благодарит господина з-за… наслаждение познать… мощь его плоти и… вкус его семени…       - Цени! Это драгоценное семя тратится на тебя без прока. Что застыл? Подойди и отсоси всё, что могло остаться внутри!       Ниже пасть было невозможно. Джун подполз к Яозу и, давясь слезами, ткнулся лицом между широко расставленных ног. Вновь обхватил крупную, набухшую головку ртом и принялся посасывать, пока не услышал:       - Хорошая сучечка, дрессированная. Даже наказать не за что. Нравится лизать член господина?       «Оторвать бы его к чертям!» Джуна трясло от бешенства и унижения, но даже промолчать он не мог.       - Он прекрасен и сладок, господин.       - То-то же! Будешь хорошим мальчиком, станешь часто получать его в награду. Но если провинишься, он может стать грозным наказанием для тебя. А теперь разрешаю поцеловать его и подняться.       Что ж, ясно. Отныне кузен будет требовать от Джуна выражать «любовь» к орудию собственной пытки. Если бы не клятва, данная отцу, Джуну достало бы сил броситься к покоящемуся на подставке мечу Яозу, отсечь его мерзкую, похотливую громадину и броситься на меч самому! Но вместо этого он был вынужден покорно покрывать самыми нежными поцелуями красную подрагивающую плоть, причмокивая и всем видом изображая, как ему нравится это делать. А-а-а-а-а!       - Мне передали, что мой подарок произвёл на тебя должное впечатление, – смешок. – Что ж, ты только что заслужил ещё один. Можешь взять со стола шкатулку и посмотреть.       Джун откинул с лица разметавшиеся волосы, натянул на плечи одежду, медленно поднялся и подошёл к указанному столику. Конечно, открывая расписной ларчик, добра он не ждал и всё же... Откуда только у Яозу бралось вдохновение измышлять столь гадостные шутки? В шкатулке обнаружилась красная шёлковая лента с пришитым к ней серебряным колокольчиком, язычком которому служил крупный алмаз. Чёртов кошачий ошейник! Ленточка задрожала в руках Джуна, оглашая покои хрустальным звоном. Нет, не ленточка, это дрожали руки. «Вы не усвоили главного урока. Никогда не показывайте врагу свою слабость. Что бы ни происходило у вас на душе, улыбайтесь». Нужно собраться!       Джун бережно положил оскорбительный дар обратно в шкатулку, благоговейно распростёрся у ног Яозу и томно изрёк:       - Великий господин незаслуженно добр к своему рабу. Второй щедрый дар за день! Я недостоин высокого внимания богоподобного императора Го!       - Рад, что тебе нравится. Желаю видеть это ожерелье на тебе всякий раз при наших встречах. А теперь можешь уйти.

***

      «Ожерелье! У него хватает наглости называть эту мерзость ожерельем!»       Джуну казалось, что его вот-вот разорвёт от обиды и возмущения. Он изрыгал бы проклятья в полный голос, орал бы что есть мо́чи, если бы не сопровождавшие его обратно в покои главного управителя императорские слуги. Джун даже не мог радоваться избавлению от ожидаемого изуверства. Может, объявить благодарность ещё и за то, что Яозу изнасиловал его только в рот?! Заменил одну пытку на равноценную по унизительности му́ку. Использовал Джуна, словно отхожее место, да ещё и ошейник нацепить на него возжелал! Ну ещё бы! Не упустит возможности указать Джуну на его нынешнее положение. Питомец – вот он кто! Сучечка! Не человек – зверёк для постельных утех! Слава богам, господину Веньяну не пришлось вмешиваться в этот кошмарный фарс. Веньян! Где бы ни находилось укрытие господина управителя, он наверняка слышал всё, что происходило в спальне императора... Срам-то какой!       В свою спальню Джун влетел бешеным вихрем, позабыв о болезненных ощущениях, которые испытывал от резких движений. Как ни странно, господин Веньян уже поджидал его там. Как он поспел сюда раньше Джуна? Увидев старшего товарища, Джун в который раз за этот жуткий день зарделся до самых ушей.       - Ничего не говорите, – щадя его и в то же время выдавая свою осведомлённость в секретах императорской спальни, заявил Веньян. – Слава богам, всё обошлось! Всё-таки Яозу сумел удержаться от варварства.       Джун всклокотал от негодования.       - Вы серьёзно, господин Веньян?! А по мне, так всё произошедшее иначе как варварством и не назовёшь!       - Он не искалечил вас. Это главное.       - Он меня... он меня... Р-р-р-а-а-а-а-а!!!       Зарычав от неспособности подобрать слова, Джун просто всучил шкатулку Веньяну.       - Вот! Он велел носить это!       Веньян извлёк из шкатулки звонкое содержимое, нахмурился, а потом неожиданно рассмеялся.       - Подарки его величества жестоки, да до́роги. Он для вас не пожалел фамильный самоцвет.       - Почём вы знаете?       - Да уж знаю, они же достались ему от папеньки. Вот если бы и Яозу знал, что эта лента досталась мне от его родной матушки… Интересно, стал бы он мастерить из неё подобные украшения?       - Смешно вам? А мне что же, носить эту дрянь?       - А носить! – почему-то воодушевился господин Веньян. – И даже без урона для собственной гордости. Я научу вас, как с помощью этой вещицы позабавиться над его величеством.       - Это не забава! Это вообще не смешно!       Джун взбеленился пуще прежнего и вылетел из спальни так же стремительно, как и влетел в неё. Но бежать ему было некуда. Из покоев одного его не выпустят. Джун бился в стенах апартаментов господина Веньяна, как птица в клетке. В сердцах топнув ногой перед дверями, за которой дежурила стража, он кинулся к выходу во внутренний садик. На окне он заметил подаренную ему утром прокля́тую куклу и, пробегая мимо, со злостью толкнул её вниз. Через мгновение с галереи донёсся треск разбившегося фарфора. Джун замер как вкопанный. Почувствовал, как по телу разошлись сотни мелких трещин. Он упал на колени, схватился за голову и исступлённо зашептал:       - Не хочу! Не хочу! Не хочу!