Палаты сновидений

      С боем вырвавшись из собственных покоев, Веньян, не слыша под собой ног, нёсся по тайному ходу обратно в спальню императора. Ещё никогда он не был так раздражён, даже зол! С господином Ливэем он разберётся чуточку позже, для начала стоило по горячим следам устроить нагоняй зарвавшемуся юнцу. Ишь чего удумал – насильничать! Веньян ни разу не возроптал, когда Яозу в приступах беспамятства набрасывался на него, сие было сродни болезни, и, оберегая окружающих и самого Яозу, он готов был терпеть агрессивные выплески молодого императора сколь угодно долго. Но то, как Яозу обошёлся с Джуном, не лезло ни в какие ворота! Обошёлся, нужно заметить, преднамеренно и пребывая в твёрдой памяти. Если бы только Ки знал, каким образом сын будет мстить за его смерть! Почему Яозу не хочет понять, что отцу не будет покоя даже в сонме богов от подобного отмщения?       Вновь оказавшись в императорской опочивальне, Веньян огляделся. Глаза первым делом мазнули по уже прибранному слугами ложу. Безупречное, даже не скажешь, что совсем недавно оно являло собой свидетельство омерзительных, порочных деяний. Императора в покоях не оказалось. И всё же Веньян был уверен, в такой поздний час Яозу вряд ли пустился бы блуждать по дворцу. Подумав, Веньян направился к выходу на террасу. Она была погружена во мрак, но сделав несколько шагов, Веньян сумел разглядеть неподвижную тень в самой дальней части площадки. Приблизившись ещё немного, он убедился, что смутные очертания во тьме безлунной ночи действительно принадлежат Яозу. Теперь понятно, почему слугам не удалось отыскать господина. Кто бы мог предположить, что великий самодержец Го вознамерится обретаться в столь дурно освещённом месте! Наверняка его и не думали искать здесь. Однако налететь на Яозу с упрёками Веньяну так и не удалось. Весь его гнев в одночасье иссяк, когда он сумел как следует разглядеть укрытую темнотой одинокую фигуру.       Яозу сидел на полу, оперевшись спиной о резной парапет, одна нога вытянута, другая – согнута в колене, на котором он придерживал чашу с вином. Судя, по расставленным вокруг него пустым сосудам, вина он выпил уже немало. На лице Яозу отражалась усталость и затаённое страдание. У Веньяна сжалось сердце.       - Яозу…       - Зачем вы пришли, братец? Отчитать меня за дурной поступок? Не утруждайтесь, без вас знаю, что был плохим мальчиком. Или… – Яозу скользнул осоловелым взглядом по домашнему платью Веньяна. – Может, вы решили разделить со мной остаток этой ночи? Не бойтесь, сил у меня хватит на всех.       Он горько усмехнулся и сделал глоток из чаши. Веньян опустился рядом с ним на колени.       - Прекратите паясничать. Зачем вы обошлись так с Джуном? – Веньян произнёс это довольно мягко, хоть и старался вложить в свои слова укор. – Вам было мало растоптать его достоинство, вы решили его искалечить?       - Да, я был отвратителен. Я хотел быть с ним отвратительным! Достоинство? Вы бы видели его манеры! Блудливая шваль, ни гордости, ни чести. Он не может быть Туаном!       - Вы же сами этого хотели! «Мне нужна шлюха!» – таковы были ваши слова. Так не противоречьте себе. И Джун вовсе не шваль. Он в высшей степени благородный мальчик. За все три года, что вы держали его на привязи, он так и не смог возненавидеть вас. Даже осознавая, какую низкую роль вы ему определили. Он со смирением принял свою участь. Трудно представить, какой ад должен был твориться в его душе...       - Почему вы всё время его защищаете?! – вскинулся Яозу. – Напомнить, как ненавидел вас Киу? Напомнить, что он сделал с моим отцом?       - Я не забуду этого никогда.       - Значит, вы вините во всём меня, а не дядюшку? Думаете, отец погиб из-за меня?       Веньян вздрогнул от такого неожиданного предположения.       - Что вы говорите! Неужели все эти годы вы жили с виной в сердце? Вы ни в чём не повинны! – Веньян коснулся лица Яозу и склонил его голову себе на грудь. Яозу пылал, точно в горячке. – Я всего лишь хочу сказать, что Джун – не его отец. Он совсем другой. И он одинок. У вас есть матушка, у вас есть я, у вас есть целая империя, наконец. У Джуна в целом свете нет никого. Страшная участь. А вы, единственный его родич, мучаете его столь жестоко и гадко.       - Моя матушка ни разу после похорон отца не захотела меня видеть. Она заперлась в своей светёлке и предпочла убиваться по нему, а не поддерживать сына. И эта империя… она не нужна мне! Раз она стала камнем преткновения между родными братьями, разобщила одну плоть и кровь, уничтожила… Я уничтожу её!       - Вы пьяны! Не говорите таких вещей!       - Я готов повторить сказанное тысячу раз. На пьяную голову! На трезвую голову! Завтра, послезавтра! Каждый день! Я отдал бы империю за то, чтобы быть любимым. За то, чтобы вы любили меня! Вышвырнул бы её, не задумываясь. И вы, братец, смеете называть этого чёртова сопляка одиноким?! А я, по-вашему, не одинок?!       Из глаз Яозу вдруг хлынули слёзы. Было странно и оттого особенно трогательно видеть эти по-детски искренние слёзы на его суровом лице.       - Но я же люблю вас! – заверил Веньян, успокаивающе обнимая его одной рукой.       - Не так! Вы любите меня не так!       - Я люблю вас всем сердцем, и это главное. Я никогда не оставлю вас. И если даже вопреки этому вы познали боль одиночества столь глубоко, как говорите, вам должны быть близки и понятны схожие страдания другого человека.       Яозу отстранился от него, размашисто отёр слёзы с лица, словно запоздало застыдившись их, и твёрдо произнёс:       - Чего вы хотите от меня?       - Отпустите Джуна. Вы уже довольно измучили его. И себя. Позвольте ему удалиться от двора. Я могу отправить его под опеку моего отца и братьев, его содержание не будет стоить казне ни единой монеты. Забудьте о нём. Пусть проживёт жизнь изгнанником.       - Вы смеётесь надо мной? Отправить восвояси законного претендента на престол? Дать повод для ещё одной смуты? Вокруг него моментально соберутся все, кто смог укрыться от моего суда. Отец совершил роковую ошибку, изгнав своего брата. Вы призываете меня повторить его промах? Ваше добросердечие стало граничить с глупостью, братец!       Веньян чувствовал, что грубые слова сказаны Яозу от обиды и желания задеть, однако здравое звено в них определённо было.       - Тогда пусть живёт при дворе. Я лично буду неусыпно следить за ним. Но избавьте его от роли постельной принадлежности. Забудьте о нём. Мы больше ни словом не обмолвимся об этом юноше, как если бы его никогда не существовало. Подарите покой прежде всего себе самому.       - Забыть? Да ни за что! Я хочу его! Он занятная игрушка, которая скрасит моё одиночество. Мне нравится играться с ним. Нет. Мне нравится играть в него.       Сознанием Яозу всё более завладевали винные пары, гнев и дух противоречия. Достучаться до него с каждой минутой становилось тяжелее.       - Нравится? – как можно ласковее вымолвил Веньян. – Да вы же страдаете.       Глаза молодого императора сверкнули молниями.       - Знаете что?! Чтобы завтра же ночью он был у меня! – дробно чеканя слова, наказал он.       - Яозу…       - Молчать! И выполнять!       Негодование вновь ударило в голову Веньяна, возвращая запал, в котором он ворвался в спальню Яозу.       - Он не сможет. Вы поранили его. Или вы желаете наслаждаться видом его крови? Так знайте – она у него едва сворачивается! Хотите убить его? Так, может, сразу прикажете ему вскрыть себе вены?!       Яозу вскочил на ноги.       - Надо будет – прикажу!       Веньян последовал его примеру.       - Я не позволю вам увечить мальчика!       - И что же вы сделаете, братец?       Яозу зло улыбался ему в лицо, Веньян задыхался от возмущения.       - Что-нибудь придумаю, ваше величество.       Он резко развернулся и направился прочь с террасы.       - Я не отпускал вас, братец!       - Ложитесь спать! Я позову слуг, чтобы они помогли вам раздеться.       - Помогите сами!       Веньян остановился у выхода. Мелькнувшая в голове мысль помогла справиться с раздражением, и он произнёс её вслух:       - Я не откажусь ни от одного из вас. И никого из вас не оставлю.

***

      И всё же Веньян был зол. Почему Яозу так упрям? Почему не хотел услышать его? Он готов мучить Джуна ценой собственных страданий – что за нелепый принцип! Теперь предстояло решить, как воспрепятствовать Джуну отправиться на растерзание Яозу. Ослушаться императорской воли они не могли, но и допустить, чтобы мальчика искалечили, Веньяну не представлялось возможным. Он ни за что не стал бы рисковать Джуном, но собой рискнуть мог. Впрочем, какой уж тут риск. Если разыграть всё правильным образом, Веньяну удастся использовать последний рычаг давления, нанеся удар по скрытой впечатлительности Яозу. Главное – убедить Джуна довериться его помощи. Когда Веньян уверял Яозу, что придумает способ противостояния ему, у него уже был план. Очень простой план. Он задумал воспроизвести ситуацию трёхлетней давности: спрятаться за дверью тайного прохода в спальню императора, по которому сейчас спешил обратно в свои покои, и ринуться на защиту Джуна, если Яозу решится пытать мальчика. Яозу не идиот, он сразу вспомнит тот кошмарный день, когда Веньян встал между ним и Киу. Молодой император не посмеет тронуть Джуна, ведь тогда он станет не лучше своего дяди, которого так ненавидел. Яозу не посмеет тронуть и Веньяна, которому был обязан жизнью. Беспроигрышно. Уговорить бы Джуна не стыдиться принять его заступничество...       Перед дверями своих апартаментов Веньян остановился. Ливэй. Как он мог забыть?! Наверняка господин Ливэй поджидает его, чтобы потребовать объяснений. Сам виноват! Как же не вовремя затеял с Ливэем тот разговор... Но и выжидать дольше сил не достало бы, и так затянул. И всё же единственное, что имело сейчас для Веньяна первостепенное значение – болезненная распря между Яозу и Джуном. Чёрт, как же всё-таки не вовремя! Придётся объясняться с Ливэем. Малодушную мысль спрятаться, отправившись на ночёвку в гарем, Веньян отмёл сразу же. Лучше уж разобраться раз и навсегда. Каким бы ни был исход. Ему вдруг сделалось страшно. А что если он не будет понят и прощён? Вздор! Что будет, то будет! Он давно смирил себя с одиночеством. По крайней мере, теперь у него есть те, кто нуждается в его защите. Жить можно и ради них. Эх, его определённо ждёт бессонная ночь. Веньян тяжело вздохнул, мотнул головой, набрал в лёгкие побольше воздуха и толкнул дверь.       Ливэй, как и ожидалось, дежурил у постели спящего Джуна. Сидел, низко склонив голову и держа юношу за руку. Весь его облик был проникнут категорически не идущим ему отчаянием. Таким Веньян видел его лишь однажды. Заприметив Веньяна, Ливэй встрепенулся, аккуратно устроил ладошку Джуна на его же груди и тут же подорвался к вошедшему.       - Нам нужно многое обсудить, господин Веньян! – шёпотом прошипел Ливэй, бескомпромиссно хватая его за запястье и утягивая в соседнюю комнату.       Ну конечно! Как и ожидалось. Веньян даже глаза закатил.       Он не думал сопротивляться, а господин Ливэй немного сбавил обороты, обнаружив, что комната, в которую он утащил свою жертву, оказалась спальней главного управителя. Неудобненько получилось. Веньян хихикнул, наблюдая смущение Ливэя. Однако тот пришёл в себя довольно быстро и, гневно зыркнув на Веньяна недобрым глазом, прямо и безапелляционно заявил:       - Вы жестоки! Вы не думаете ни о ком кроме себя! Как вы могли уйти к великому господину, ничего толком не объяснив, бессердечный эгоист?! Что, если бы вы разгневали императора, и он приказал бы арестовать вас?! Или даже хуже – казнить! Разве вы не понимаете, что не имеете права рисковать собой? От вашей жизни зависит столь многое!       Веньян плутовски приподнял бровь.       - Это что же, например?       Ливэй закипел, словно котёл с водой.       - Что же?! Ах вы изверг! Жизнь Джуна! Моя жизнь! Вам этого мало?       Вторая бровь Веньяна поднялась до уровня первой. На этот раз от удивления. Ливэй мгновенно понял, что сболтнул лишнее, и, взяв себя в руки, попытался оправдаться:       - Однажды я уже позволил уйти вот так на смерть человеку, который был дорог мне. Ваше сегодняшнее своеволие больно ранило меня.       Веньян чувствовал, что продолжает стремительно меняться в лице. Неужели Ливэй до сих пор…       - Вы сказали, что вашего брата зовут Куаном? – без паузы и околичностей перешёл к сути опасного разговора Ливэй. – Умоляю, не дразните меня и прямо ответьте на вопрос.       - Какой вопрос?       - Он жив?       - Кто?       - Я же просил не издеваться! Куан, конечно!       - Разумеется, мой брат жив! Мне бы сообщили, случись что-то ужасное с кем-то из домашних. Какое вам до него дело?!       - Что значит «какое дело»?! Вам же явно известно, что я был знаком с вашим братом? Судя по всему, от него и известно. Ведь ваш брат – придворный? К чему это лукавство?! Вы и так знаете, что мой «особенный» человек – ваш брат. Я любил Куана.       Выдав возмущённую тираду, Ливэй вдруг замолк и уставился на Веньяна почти испуганно. Веньян и сам замер, оглушённый неожиданным признанием, но в мгновение ока сложив в уме два и два и придя к единственно возможному результату, не сумел сдержать себя и, забыв о приличиях, зашёлся заливистым смехом. Прежде чем воспылать праведным гневом, Ливэй на секунду растерялся.       - Что вас так рассмешило? Смеётесь над тем, что шлюха полюбила аристократа?!       - Вы несёте отменный вздор!       - Ах вздор, значит?! Объяснитесь! – задохнулся от бешенства Ливэй.       - Вздор! И по всем фронтам! – задохнулся от смеха Веньян. – Во-первых, только глупец считает, что социальное неравенство может стать помехой чувству. Вы считаете меня глупцом, Ливэй? А во-вторых, вы никак не могли знать моего брата. Это исключено! Моему семейству был положен пост при дворе, но никто из родичей его так и не принял. Поверьте, я узнавал. Ни один из моих братьев никогда не бывал ни при дворе, ни даже в столице.       Ливэй стал белее снега.       - Зачем вы лжёте? – заскрежетал он зубами. – Имя не может быть простым совпадением! Да и вы же сами завели разговор о Куане.       - Нет, Ливэй, я завёл разговор о вашем «особом» человеке, а не о своём брате. Но волею богов был наказан за собственную уловку.       - Вы морочите мне голову! Просто признайтесь, что связь кого-то из членов вашей семьи с таким человеком, как я, претит вашему высокородству! Вы не хотите допустить нашей встречи с Куаном? Знайте же, мне достаточно того, что он жив, чтобы быть счастливым! Можете быть спокойны, я больше не потревожу вас.       Ливэй метнулся к выходу. От абсурдности происходящего у Веньяна закружилась голова. Земля уходила из-под ног. Нужно было срочно что-то сделать.       - Ну-ка стоять! – скомандовал он, делая ставку на нарочитую грубость приказного тона. Сработало. Ливэй замер на месте и негодующе уставился на него. – Вы обвинили меня во всех тяжких и наутёк? Весьма мило с вашей стороны не дать мне сказать ни слова в свою защиту! Вы напридумывали себе каких-то сказок! Вы... Вы... слепой, глухой, нелепый человек! Сил моих больше нет! Все сегодня будто сговорились против меня! Это я-то рачу́ о высокородстве?! Таким вы меня видите?!       Ливэй рванул из-за пояса веер и всплеснул алым шёлком перед лицом Веньяна.       - Вы говорите, что я не мог знать вашего брата, а это, по-вашему, что? Это его веер. Он сам дал мне его! И последняя строка подписана его рукой относительно недавно! Вы подстроили? Ваших рук дело?       - Именно! Моих!       - То есть вы стянули веер, передали ему, а потом подсунули обратно? Признаётесь?       - Да нет же, Ливэй! Это написал я!       - Что за чушь!       - Чушь?!       Веньян вырвал веер из рук Ливэя, кинулся вместе с ним к столику для письма, достал нужную склянку и прямо на глазах у ошарашенного наблюдателя вывел кистью на веере первую строку стихотворения. Все три строки оказались написаны одним и тем же почерком.       Всё обман и сон.       Глаза слепы. Сердцу верь.       Рядом я с тобой.       Ливэй замотал головой, словно одержимый.       - Нет! Этого не может быть! Этот веер дал мне Куан!       - Не было никакого Куана, Ливэй. Веер дал вам я. В обмен на это.       Веньян вытянул из волос заколку-спицу и протянул её Ливэю. Маленькая серебряная цапля с тонким, как игла, клювиком.       - Я носил её все эти годы. Только её. Но вы были настолько слепы, что даже не заметили.       - Нет! Я не верю вам!       Вид у Ливэя был совсем жалкий. Он схватился руками за голову, будто она грозила вот-вот покинуть его плечи.       - Хорошо. Предположим, что заколку мне тоже дал брат. Но есть вещи, которыми не делятся даже с братьями.       Веньян за одно плавное движение оказался рядом со своим незадачливым поклонником и без стесненья запустил руку под его одежду, пробираясь к паховой впадине в поисках длинного, тонкого рубца. Нащупав его подушечками пальцев, Веньян накрыл отметину ладонью и посмотрел Ливэю в глаза. В них застыли ужас и страдание.       - Вы так и не сказали мне, откуда у вас этот шрам, – сказал Веньян, а потом прибавил еле слышно, одними губами: – Вас мучили? Бедный мальчик...       Казалось, ещё секунда, и Ливэй разразится либо криком, либо слезами. Веньяну не хотелось ни того ни другого. Он приблизил своё лицо совсем близко к лицу Ливэя и произнёс тихим, как дыхание спящего, шёпотом:       - Если у вас до сих пор остались сомнения, то пусть вас окончательно убедит это.       Он мягко вжался губами в губы, робко тронул языком, прося об ответе. Целовал так же, как впервые поцеловал Джуна, так же, как когда-то впервые поцеловал Ливэя.       Поначалу Ливэй словно омертвел, и сердце Веньяна испуганно заполошилось. Неужели он забыл? Не может быть! Ведь все эти годы Ливэй так преданно хранил память о нём, даже сам о том не подозревая. Так отчего же холоден теперь? Неужто не простит? Но в следующий же момент с Ливэя будто рухнула броня доспеха. Он жадно впился в губы Веньяна, намертво стиснул его в объятьях. Да!       - Как же... такое... возможно? – шептал он, задыхаясь от поцелуев.       - Простите меня... Только простите... Я... всё объясню... – вторил ему Веньян.       - Только не исчезай! Больше никогда... Золотой Пион...