Палаты сновидений

      Мир Юна раскололся. Все суждения о происходящем с ним и вокруг него, на которые он привык полагаться прежде, оказались несостоятельными. Воистину никому кроме мудрых богов не распутать клубок противоречивых, возмутительных и недозволенных, но сокровенных и вымученно прекрасных чувств, связывавших кузенов императорской фамилии. Адская смесь ненависти, любви и запретной сути их отношений свела бы с ума любого умника-разумника, что уж говорить о Юне, который никак не мог собраться с мыслями после подслушанного разговора императора с принцем. Понял он только одно: в чём бы ни заключалась связь между этими двоими, узы подобного рода не разорвать никому. Господин Джун никогда не был предназначен Юну, он божество сугубо императорское. Царский цветок, суженый великому господину. Юн даже не мог ревновать как прежде. Его не разорвало отчаяние, когда он увидел, как его высочество отвечал на поцелуи императора Яозу. Отвечал сам, без всякого принуждения, теперь Юн был в этом абсолютно уверен. Он не ревновал, напротив, после всех перенесённых страхов за жизнь молодого господина и страданий за его судьбу, Юн впервые почувствовал облегчение, увидев, что его высочеству наконец-то по-настоящему хорошо. Какие бы проклятья ни изрыгал в лицо императору его высочество, он лукавил. Нет, Джун и Яозу больше не причинят друг другу боль, с них довольно. На повестке дня неизведанное для обоих – счастье. Так чувствовал Юн.       И как бы там ни было, место Юна подле господина. Смиренно служить ему и всячески содействовать счастью. Юну не суждено испытать радость взаимной любви, ну и ладно. Он хотя бы погреется в лучах чужого чувства. Впрочем, господина Джуна Юн чужим себе не считал. К тому же и господин смягчился к нему. Юн не прогадал, не поведав никому действительной причины, по которой его высочество пытался убить себя. Принц, конечно же, понял, что Юн скрыл ото всех его тайну, ведь его не арестовали, никто даже с расспросами не подступал, более того, император и вовсе не подозревал об истинных событиях ночи, когда чуть было не пал от руки собственного кузена. Его высочество не произнёс слова благодарности Юну вслух, как и император Яозу, промолчавший своё «прости», когда винился перед господином Джуном. Но как император Яозу каждым своим действием старался искупить вину перед принцем, так и принц молчаливо выражал свою благодарность Юну, вернув ему своё доброе расположение.       Юн ликовал. Благодаря ему принц Джун не просто остался жив, но, оставшись живым, узнал, что его враг больше не враг ему. Юн верил, что теперь путь господина неуклонно приведёт к светлой будущности. Так же светло становилось на душе, когда Юн наблюдал за выздоровлением его высочества. Он поправлялся быстро, и Юн был уверен, что причиной тому неожиданное и такое невероятное признание великого господина. Настоящее чудо! Конечно, его высочество императору не верил, собственных чувств не выражал и смотрел на кузена опасливо, с нескрываемым сомнением. Однако теперь у молодого господина уж точно не возникало желания свести счёты с собственной жизнью. Любопытство заставляло жить. Пусть рассуждать о том, что принц вновь обрёл смысл своего существования было рано, зато, не колеблясь, можно было утверждать – поведение императора заинтриговало его, он желал знать, что будет дальше. Какой-никакой, а стимул.       Силы возвращались к господину. Совсем скоро он вновь стал выходить в сад, а потом и совершать конные прогулки с его величеством. Император Яозу поражал галантностью и тактом. Он больше не затаскивал принца Джуна в постель, хоть и не отказывался в полной мере от романтической подоплёки. Не раз Юн наблюдал, как великий господин втихую крадёт поцелуи его высочества, при любой возможности старается приобнять за талию, коснуться волос или руки. Но не более того. Принц Джун вёл себя сдержанно, порывов императора не поощрял, но и не отвергал. Позволял целовать себя, но выглядел настороженным, будто ожидал скорого подвоха. Он силился понять, что же такое этот новый Яозу, подпускал поближе, разрешая себя ласкать, но только для того, чтобы пристальнее вглядеться, разгадать, не кроется ли очередная пакость за странным поведением великого господина. А вот Юн великому господину почему-то верил и очень хотел, чтобы и его высочество перестал сомневаться и сделал шаг навстречу тому, чего никогда не будет у Юна.       Принц делал эти шаги, словно ступая по зыбким кочкам посреди гибельного болота. Тем не менее пять лет любовных утех на совместном ложе не могли пройти даром и для него. Это Юн понял, когда спустя месяц почтительного обхождения великий господин вновь заслал гонцов с приглашением для принца Джуна посетить императорские покои.       - Ненадолго же его хватило, – нахмурился господин Веньян, раздражённо схлопывая веер.       - Вот уж не думал, что в вас недоверия к Яозу больше, чем во мне, – усмехнулся его высочество. – В послании императора сказано, что он просто хочет провести вечер в моём обществе. Обещает музыкантов и танцовщиц. А ещё клянётся, что не дотронется до меня и пальцем, если я сам не захочу этого.       - Тогда можете верить. Не дотронется, – облегчённо улыбнулся главный управитель. – Яозу всегда держит слово. Таков уж он есть. Что ж, давайте подумаем, в чём вы отправитесь к великому господину. Юн, зови слуг.       - Всё не так просто, – жестом остановил Юна принц. – Давайте перетрясём гардероб чуть позже.       - А что такое? – удивлённо воззрился на него Веньян.       - Яозу клянётся, что не дотронется до меня и пальцем, если я сам не захочу этого, но…       Господин Джун сделал неуверенную паузу, и господин Веньян договорил за него:       - Но вы можете и захотеть.       - Да, – коротко ответил Джун. – Не осуждайте меня.       Юн обожал, когда его высочество смущался. Стать свидетелем подобного можно было нечасто, наверное, поэтому Юна всякий раз расплёскивало по полу от умиления. Вот и сейчас при виде нежной розоватости, разлившейся по ланитам молодого господина, он позабыл всё на свете и только что слюной на циновки не капал.       - Вы молодой мужчина, я понимаю ваши потребности, – тем временем без обиняков заявил Веньян. – За чем же дело стало?       - За этим.       Господин Джун откинул широкий рукав и оголил перебинтованное запястье левой руки. В последнее время Юну доверяли делать перевязки, и он знал, что заживление ран господина проходило медленно. Порезы, конечно, затянулись, но ещё не начали толком рубцеваться и ярко алели на белоснежной коже. Если великий господин увидит раны…       - Понятно, – кивнул господин Веньян. – Что ж, рано или поздно Яозу должен об этом узнать. В любом случае останутся шрамы.       - Лучше уж поздно, чем рано. И уж точно не сегодня.       - Попробуем что-нибудь придумать. С бинтами однозначно идти нельзя, – господин Веньян принялся в задумчивости щёлкать гардой веера. – А что если…       Договаривать не стал, а просто удалился в свою опочивальню. Вернулся быстро со шкатулкой в руках. Протянул её молодому господину.       - Вот.       - Что это?       Господин Джун открыл шкатулку и обнаружил внутри длиннющую нить жемчуга и шёлковый платок. Его высочество обожал жемчуг. В глазах тут же вспыхнули звёзды, а пальцы мелко задрожали. Он вытянул нить и принялся рассматривать.       - Какая роскошь! Ни одна жемчужина не похожа на другую. Почему я никогда не видел этой красоты на вас?       Лицо господина Веньяна несколько посуровело и чуточку побледнело.       - Это ожерелье дорого мне как память, а не украшение. Есть вещи, которые по определённым причинам не используют по прямому назначению. Господин Ливэй понял бы меня.       - Да и я понимаю, – от дальнейших расспросов принц отказался. Господин Веньян слишком наглядно демонстрировал, что не желает вдаваться в подробности «определённых причин». – Так вы предлагаете мне жемчуг или платок?       - Нет-нет! – тут же оживился Веньян и выхватил у Джуна шкатулку с покоящимся на её дне платком. – Этот платок предназначен только для моих глаз, уж простите! Берите жемчуг. Мы обмотаем его вокруг запястья, и он скроет ваши раны. Только будьте с ним бережны, прошу вас. Этот жемчуг бесценен для меня.       - Обещаю!       Его высочество идеей восхитился и вновь порадовал Юна дивным румянцем.       В тот вечер молодой господин выглядел сногсшибательно. Выбранный наряд исключительно шёл ему, пусть даже любое платье было принцу к лицу. Несмотря на это, его высочество весьма долго и критично рассматривал себя в зеркале, чем порядком развеселил господина Веньяна.       - Ну, Юн, готовь побольше чая для меня и табака для господина Ливэя. Похоже, ждать возвращения его высочества нам всем придётся долго. А то и вовсе не стоит ждать. Господин Джун настроен серьёзно. Кажется, он намерен взять императора в плен до самого утра.       Сегодня боги баловали Юна, ибо принц покраснел в третий раз.       - Всё бы вам смеяться! – возмутился его высочество. – Ну сейчас я вам отомщу!       Он молниеносно метнулся к господину Веньяну, повалил его с ног навзничь и устроился сверху, прижав руки жертвы к полу. Предосторожность оказалась напрасной, шокированный таким поведением главный управитель и не подумал оказать сопротивление.       - Вы что задумали? – задохнулся от негодования демон.       - Сейчас узнаете, – пообещал принц. – Юн, подай красную краску для глаз и кисть!       - Юн, не смей!       Господин Веньян попытался оторваться от пола и сбросить с себя наглеца, но тот не был уже тем немощным выздоравливающим, что месяц назад.       - Не дёргайтесь! – наказал принц. – А не то расскажу вашему братцу, что вы строите глазки его наложницам, посещая женскую половину. Юн, краску!       - Что?!! Вы что несёте?! – вновь замер в шоке господин Веньян. – Вы сами-то понимаете, какую чушь спороли?!       - Пожалуй, вы правы. Братцу плевать на наложниц, а вас он боготворит. Он вам и не такое простит. Ха-ха! Тогда расскажу-ка я господину Ливэю, что вы флиртуете с императорскими наложницами!       - Вы не посмеете!       - Проверим?       Господин Веньян отчего-то сбледнул с лица и покорно замер. Юн тоже замер. Он поразился, изощрённой выдумке принца, правда, совсем не понял, зачем адресовать её господину Ливэю. При чём тут вообще господин Ливэй?       - Юн! Краску! – вывел его из оторопи господин Джун.       Пришлось подчиниться. Тем более что господин Веньян уже не протестовал. Наверное, никак не мог прийти в себя от диких фантазий его высочества. Принц выпустил запястья Веньяна и взял у Юна краску и кисть.       - Не шевелитесь! – приказал он, вновь склоняясь над господином Веньяном.       - И что же, усы мне намалюете, глаза на лбу или ещё какое непотребство? – крайне недовольно пробурчал тот. – Заканчивайте с ребячеством!       - Я только начинаю, – улыбнулся господин Джун и коснулся лица господина Веньяна кистью.       Тот только возмущённо пыхтел, терпеливо снося не пойми что. Однако происходило не совсем то, чего ожидал господин Веньян и, признаться, сам Юн. Его высочество подчеркнул внешние уголки глаз, чуть тронув киноварью верхнее и нижнее веко, а затем принялся выводить витиеватый узор, пуская его по вискам изящным переплетением линий. Рука каллиграфа ни разу не дрогнула, и закончил принц довольно быстро. Вышло на удивление красиво.       - Готово! – объявил он, слезая с господина управителя.        - Ну и что это такое? – саркастически ухмыльнулся тот, поднявшись и взглянув на своё отражение в зеркале. – Решили напомнить мне мою бытность наложником?       - Разве не благородным алым цветом следует условно обозначать страсть?       - Допустим. И что с того? К чему этот раскрас?       - К тому, что господин Ливэй вот-вот вернётся из города. Возможно, не только император будет заполонён до самого утра.       Господин Веньян закипел, как котёл с водой. Он долго раздувал пунцовые щёки, прежде чем разразиться нагоняем:       - Ах вы мелкий паршивец! Что вы себе позволяете?! Выметайтесь к своему братцу и чтобы я вас до утра не видел!       Господин Джун залился звонким смехом. Совсем не тем ужасным хохотом, который Юн слышал в последний раз. Этот смех был радостным, в нём не звучало ни болезненности, ни горечи. Как же здорово, что господин снова может так счастливо и безмятежно смеяться! Хоть Юн и не уловил сути шутки его высочества, но не сдержался и тоже тихонько захихикал, прикрывшись рукавом.       Спровадив принца, господин Веньян услал за чаем и Юна, а когда Юн возвращался назад с ароматной ношей, то чуть не наткнулся на ставшего в дверях столбом господина Ливэя.       - С возвращением! – донёсся из глубины покоя голос господина Веньяна. – Что вы застряли в дверях? Проходите! Юн из-за вас чуть поднос не выронил.       Господин Ливэй послушно проследовал навстречу главному управителю, не отводя от него взгляда. Господин Веньян подозрительно сощурился и спросил:       - Что это вы так смотрите? У меня что-то с лицом?       - Да. Оно прекрасно.       - Вот чёрт! Совсем забыл! – встрепенулся господин Веньян и немного по-детски, точно оправдывался за проказу, выпалил: – Это Джун озорничал. Я сейчас всё смою.       - Нет, оставьте. Вы не смоете своей красоты, косметика лишь ярче подчеркнула её. Признаться, я… очарован…       - Джун предполагал, что вы оцените.       Господин Веньян инстинктивно тронул рукой пояс, ожидая обнаружить за ним веер, но он выронил его ранее, сражаясь с его высочеством. Веер помогал демону справляться с неловкостями. Не в этот раз.       - Вы вовремя! Как раз к чаю! – спешно перевёл он тему и отвернулся. – Юн, приготовь чай на троих.       - Господин ожидает гостя? Должен ли я сделать иные приготовления? – спросил с поклоном Юн. Он уже начал сервировать чайные приборы на две персоны.       - Нет, все уже в сборе. Ты будешь пить чай с нами.       Такого Юн не ожидал.       - Не… не положено, господин. Я не посмею.       - Отныне положено. Мной.       За чаем Юн думал сразу о нескольких вещах. Первой, безусловно, было великодушие господина Веньяна. Раз господин усадил его за один стол с собой, значит, – подумать страшно! – признавал как равного. Это была огромная честь, вот только сам Юн не считал себя её достойным, потому как равным господам себя не чувствовал. Он не знал, как держаться, чай застревал в глотке, к сладостям он и вовсе не прикасался. «Если я расскажу об этом Гюрену, он, вне сомнений, обрадуется, что я снискал такое обхождение, но смогу ли я сам привыкнуть к нему?» Поразительный человек этот Веньян. Достигнув таких высот, он не возгордился и не утратил добросердечия. Ценил людей исключительно за их качества, а не за положение. Или впрямь натура у него демоническая, и человеческие пороки ему чужды? Юн сидел, низко опустив голову, словно провинившись, и старался не слушать беседы господина Веньяна с господином Ливэем. Он не мог отделаться от чувства, что не должен при этой беседе присутствовать. К тому же после недавней шутки господина Джуна, в голову закралось подозрение, что между демоном и его тенью существует связь значительно более глубокая, нежели взаимодействие администратора со своим помощником. Юн был частью мира, в котором мужчины могли выстраивать отношения только с мужчинами, сам он также не сумел избежать этой ловушки, но если уж говорить об этих двоих… внезапное открытие ещё внезапнее смущало. Ничего такого за Веньяном и Ливэем Юн за два года службы при принце Джуне не замечал.       Что касается мыслей о господине Джуне, то они никогда не покидали головы Юна. Сумеет ли господин побороть укоренившееся предубеждение против императора Яозу? Юн видел раздиравшее его высочество противоречие. Принц мог признаваться великому господину в ненависти, жадно его целуя. Понять такое было сложно, Юн и не пытался. Наверное, он упустил момент для сближения с господином, чтобы познать его душу. Когда-то господин сам желал этого, но Юн побоялся сократить разверстую между их положениями пропасть. Так же и теперь он содрогался от полученной возможности занять место, которое господин Веньян предлагал ему рядом с собой. Так, может, Юн был неправ? Что проку в соблюдении правил, отринутых теми, ради кого они должны соблюдаться? Юн знает своё место и никогда не посягнёт на большее, но что если он оскорбляет соблюдением иерархических законов тех, кто протягивает ему свою заботливую руку? Тяжело быть выблядком. Именно так привык думать о себе Юн. Но если как следует задуматься, выходило, что не такой уж он и бесполезный отброс. Он всегда был кому-то нужен. Господину Гюрену, господину Веньяну и даже самую малость господину Джуну. Если родной отец вышвырнул его из своего дома без надобности, это вовсе не значит, что надобности в существовании Юна нет вовсе. А значит, нужно сделать усилие над собой. Если уж господин Джун делает первые робкие шаги навстречу тому, кто ненавидел его и был ненавидим им, то не зазорно ли Юну бояться шагнуть к тем, кто хотел его полюбить? Это не господа Джун и Веньян были далеки от него, это он сам отдалил их от себя, разделил пропастью.       Глотать чай стало легче и даже худо-бедно поддержать беседу с Веньяном и Ливэем оказалось не так уж и страшно. Пожалуй, и просидел бы в их тёплой компании и самокопании до самого утра, да сидеть столько не понадобилось. И часа не прошло, как на пороге возник бледный и взволнованный господин Джун, повергая всех в нескрываемое недоумение. Первым пришёл в себя господин Веньян:       - Почему вы здесь? Что-то случилось?       Его высочество сорвался с места, молнией преодолел всё пространство гостиного покоя и бухнулся на колени прямо в ноги господину управителю.       - Простите меня! Я виноват! Я не смог сдержать данного вам слова!       - Что это с вами? Вы вообще о чём? Немедленно поднимитесь и объясните, что произошло! – потребовал Веньян.       Принц поднял только голову.       - Я не сумел сберечь ваше сокровище! Не представляю, как мне искупить вину! Накажите меня по своему усмотрению, господин Веньян! Только, не держите зла!       - Не гомоните! Я всё ещё ничего не понимаю.       - Я не смог остановить Яозу, он увидел жемчуг и как рванёт! Жемчуг разлетелся по всей комнате. Вот всё, что я успел собрать.       Его высочество разжал ладонь, и предъявил пригоршню перламутровых бусин. Демон сверкнул взором и недовольно осведомился:       - Он что же, сбесился?       - Похоже, его величество принял ожерелье за ваш дар, а он твёрдо убеждён, что делать мне подарки имеет право только он.       - Ну что за дурень! – возмутился господин Веньян. – Так захлебнуться в собственной ревности! То меня, то ко мне… А-а-а-а-а! Неважно! Сейчас я помогу ему разобраться в себе! Кладите сюда.       Господин Веньян протянул принцу так и не унесённую шкатулку, и его высочество высыпал жемчуг поверх шёлкового платка. Звонко хлопнув крышкой, главный управитель вскочил со своего места и бросился вместе со шкатулкой вон из покоев.       Никто из присутствующих, ошарашенных более чем смелым обзывательством, адресованным великому господину, не успел быстро отреагировать на произошедшее. Привыкнуть к непринуждённой фамильярности, с которой господин Веньян в их тесном кругу отзывался об императоре, было невозможно.       - Я не ослышался? Он только что назвал императора «дурнем»? Куда он пошёл? – с беспокойством спросил господин Ливэй, придя в себя. – Опять императора воспитывать? Что же мы не остановили его?! Это скверно кончится!       - Успокойтесь, господин Ливэй, – подавленно произнёс принц, усаживаясь на место господина Веньяна. – Только вы один по-прежнему и верите, будто император может за что-то наказать своего братика. Лично я сейчас не завидую именно Яозу.       - Объясните по порядку, что произошло, – не унимался Ливэй. – Как у вас оказался жемчуг господина Веньяна? Что всё это значит?       Пришлось его высочеству с самого начала разъяснять, как было придумано укрыть за жемчугом раны.       - И что же с ранами? Великий господин увидел их? – выслушав, спросил Ливэй.       Принц Джун вмиг помрачнел.       - Увидел. Закатил такую сцену, что мне, право, показалось, своды дворца рухнут на голову.       - Ругал вас?       - Ругал себя. Просил прощения. Сказал, что больше не тронет меня и станет относиться как к брату. Мыслимо ли?       - Почему же вы выглядите расстроенным? Ваш враг окончательно повержен.       - Я не расстроен, вам показалось! – нарочито поспешно принялся отпираться молодой господин. – Я просто немного волнуюсь за господина Веньяна. Похоже, он попадёт под горячую руку. Нужно дождаться его возвращения и ещё раз повиниться перед ним.       Но господин Веньян в тот вечер так и не вернулся. И на утро. И даже к обеду следующего дня. Юн по-настоящему испугался, не перешёл ли главный управитель в этот раз всех допустимых границ и не находился ли теперь под арестом. Господин Ливэй и господин Джун тоже выглядели удручёнными, но как-то иначе. С самого утра они не покидали гостиной, в молчании ожидая возвращения пропавшего. Ближе к вечеру принц не выдержал и произнёс:       - Господин Ливэй, вы же заметили, да?       - О чём вы?       - Периодичность. Уже много лет господин Веньян примерно раз в полгода вот так исчезает где-то на сутки.       - Ни слова больше.       Господин Ливэй покосился на Юна, будто намекая принцу, что разговор не предназначен для сторонних ушей.       - Значит, заметили, – констатировал господин Джун.       - Я отказываюсь в это верить. Здесь что-то иное.       - Я перебрал все варианты. Иное в голову не приходит. А объяснения господина Веньяна сошли бы за правду лишь младенцу.       - Вы спрашивали его?! – изумился Ливэй. – Думаете, у нас есть право совать в это нос?       - Именно вас и меня это в первую очередь касается. Так не может продолжаться вечно.       Из шифрованного разговора Юн ничего не понял, но после него господин Ливэй окончательно сник, а господин Джун впал в задумчивость.       Главный управитель объявился ближе к ночи, выглядел устало, если не сказать подавлено. Увидев всю честную компанию, поджидавшую его в столь поздний час, он нахмурился и, не произнеся ни слова, направился в свою опочивальню. Никто не посмел задать вопрос и уж тем более последовать за ним, но в этом напряжённом бездействии отчётливо наметился конфликт, разрешение которого вряд ли заставит себя долго ждать. Даже Юну было понятно, что болезненные нарывы следует вскрывать незамедлительно.       На следующий день императорские посланцы вновь обивали порог покоев главного управителя, но на этот раз они именем великого господина Го потребовали встречи не с принцем Джуном, а с господином Веньяном. Юн видел, как прислужник государя с поклоном передал Веньяну уже знакомую шкатулку. Открыв её, господин Веньян извлёк наружу целёхонькую жемчужную нить.