Палаты сновидений

      И всё же подобные ночёвки полюбились им обоим. Пусть Джун сбегал поутру, но всякий раз возвращался под вечер и не без удовольствия урчал у Яозу под боком до следующего утра. Впрочем, укоренившихся инстинктов сбрасывать со счетов не стоило. Таков уж Яозу. Самые чистые порывы противоречиво сочетались в нём со жгучим желанием. Не евнух же он, на самом деле. Как воспротивиться стойкой эрекции при виде разметавшихся во сне волос кузена или обнажившихся ключиц, а то и бёдер, да простят Яозу боги?! И тот, кто скажет, что ничего сложного в подавлении низменных позывов для волевого человека нет, просто никогда не видел Джуна.       Со временем Яозу заметил, что кузен шельмует. Не так уж и случайно с его белых плеч сползала шёлковая рубаха, Джун хитро просчитывал, в какой позе ему поэффектнее уснуть. Но настоящее пе́кло началось для Яозу вместе с первой июньской жарой. Однажды перед тем, как лечь спать, Джун томно потянулся и вполне резонно заметил:       - Жарко.       После чего небрежно скинул с плеч ворот летнего платья, обнажая часть своей красивой спины. У Яозу пересохло во рту от желания тронуть ладонью между острыми лопатками, но он, разумеется, сдержался. Поймав краем глаза его жадный взгляд, Джун спросил прямо:       - Хотите увидеть больше?       «Да, чёрт возьми, хочу!» Но вслух такого не скажешь, да и кузен прекрасно знал ответ на свой вопрос. С той ночи Яозу не мог заснуть без непременного ритуала: просил Джуна стать рядом с их ночным ложем, скинуть одежды, распустить чудесные волосы, а сам любовался, как его белоснежная кожа отражает свет луны и звёзд. Он знал, что смотрит на кузена до неприличия алчным взором, не имея права прикоснуться, обладает глазами; знал, что Джун физически чувствует эти взгляды, видел явственный ответ молодого, цветущего тела. Так полные целомудрия ночи сменились чувственной агонией. «Думайте сами, что хотите увидеть». Слова юного чаровника отравили разум Яозу.       - Я хочу увидеть, как вы ласкаете себя, – довольно скоро само собой сорвалось с его языка.       Безусловно, Джун не отказал. Будто только того и ждал. О это алертное тело! Напряжённые мышцы живота, проступившие вены запястья, красивая, крупная плоть, мелькавшая меж длинных пальцев... А прекрасное лицо, затаившее томительное предвкушение предстоящего блаженства... Великолепное зрелище терзало невозможностью дотронуться до предмета желания и восхищения. Только когда, излившись, Джун терял способность держаться на ногах, Яозу позволял себе подхватить его на руки и уложить рядом с собой, омыть прохладной водой – единственная возможность ощутить жар его тела – и скромно замереть рядом, наблюдая, как кузен медленно погружается в сон. К Яозу сон не шёл. Он вспоминал все безумства, которые творил когда-то с Джуном, и не мог поверить, насколько не был способен оценить щедро отпущенное ему прежде наслаждение. Теперь же он ценил и свою созерцательную малость. А когда Яозу всё-таки засыпа́л, сны изнуряли его влажными фантасмагориями – порождениями неудовлетворённого желания и воспоминаний былых утех. Он метался в поту по простыням, громко стонал во сне и сам будил себя собственными стенаниями.       Джун не мог не подметить всё это. И очередным знойным вечером он явился к Яозу не один. Взгляд Яозу был устремлён только на Джуна, но периферическое зрение уловило коленопреклонённую фигуру в нарядных шелках, ярким пятном замершую у входа. Видимо, наличие спутника и вынудило Джуна официально испрашивать позволения на аудиенцию, а не шмыгнуть в спальню Яозу через тайный проход, как прежде. Яозу приготовился к сухой беседе, которую они с Джуном обычно вынуждены были вести при посторонних, но кузен вёл себя игривее, чем во время уже привычных совместных ночёвок. Это выбивало из колеи и ощутимо раздражало Яозу, безрезультатно силившегося понять, что вообще происходит. В конце концов, он не сдержался и, осадив ластившегося к нему кузена, недвусмысленно воззрился на согбенный силуэт на пороге спальни.       - Это Юн, – со вздохом произнёс кузен, поняв, что более тянуть с объяснениями невозможно.       Фигурка на полу зримо вздрогнула и затаилась.       - Кто он и что тут делает? – без экивоков осведомился Яозу.       - Мой паж. Вы же столько раз видели его, когда приходили пить чай к господину Веньяну.       - У меня нет привычки заглядываться на слуг.       - Юн не слуга! – капризно поджал губы кузен. – Он благородных кровей!       - Ну и зачем вы притащили сюда вашего породистого щенка?       - Господин, – вновь ласково промурлыкал Джун, – выслушайте меня спокойно. Знайте, мною движет лишь забота о вас.       Яозу нахмурился.       - Начало мне уже не нравится.       Джун с кошачьей грацией скользнул в объятия Яозу и принялся выводить пальчиком узоры на его груди.       - Вы всегда держите данное вами слово, – сладко пролепетал он. – Пообещайте же, что исполните мою просьбу.       - Именно потому, что всегда держу данное слово, никогда не даю его опрометчиво.       - И всё же одно такое опрометчивое слово вы дали.       - Вы о чём?       - О том, что вы отказались от меня.       Прозвучало недвусмысленным упрёком. Как же так? Разве Джун не желал вырваться из порочной связи с ним? Яозу крепче обнял кузена, прижал к груди.       - Я никогда не откажусь от вас. Не смогу, даже если вы сами захотите этого. Вы мой драгоценный брат, и я люблю вас всем сердцем.       - Сколько патоки! – Джун усмехнулся и немного отстранился от Яозу. Потом вновь нацепил улыбочку и продолжил: – С тех самых пор, как великий господин принял решение проводить дни и ночи в воздержании, его драгоценный брат очень переживает за здоровье господина. Разве только господин втайне от своего брата посещает гарем?..       Взгляд, который Джун при этом бросил на него, был столь неприкрыто грозным, что Яозу едва сдержал смех. Внутри потеплело от радости. Хитрюга ревновал и пытался исподволь выведать, не развлекается ли Яозу на стороне. И милый же у него братик!       - Ну какой ещё гарем?! Великий господин каждую ночь охраняет сон своего брата, а днём занят государственными делами. Есть ли у него время на подобные забавы?       Личико кузена заметно просветлело, однако он тут же напустил на себя важности.       - Именно поэтому Юн здесь, – назидательно заявил он.       - К чему клоните? – снова нахмурился Яозу.       - Раз господин отказывается прикасаться ко мне, он должен удовлетворять свои потребности с кем-то ещё. Единственный, кому я могу доверить здоровье вашего величества, это Юн. Он светлый, не осквернённый пороками мальчик и предан мне. Ваше величество не пожалеет...       - Я уже жалею, что ваша мать научила вас говорить!       Яозу накрыло гневом за долю секунды. Ишь чего измыслил, затейник! А искреннее непонимание на лице кузена бесило ещё больше. Он что же, совсем не соображает, что несёт?       - Что я сказал не так, господин?       - Поразительное бесстыдство! В сутенёры заделался? Смеешь предлагать подобное мне?! Забыл, кто перед тобой?!       От негодования Яозу перешёл на «ты». Джун побледнел, но ответил уверенно, прямо глядя ему в глаза:       - Вы не понимаете! Быть с ним, – кузен решительным жестом указал на дрожащего на полу юношу, – всё равно что быть со мной! Я всего лишь делаю для вас то, что некогда ваша матушка сделала для вашего отца!       Яозу ушам своим не верил. Из последних сил призвав себя к спокойствию, процедил сквозь зубы:       - Да в своём ли вы уме?       - Оттого и просил выслушать меня спокойно, ибо знал, что вы всё истолкуете превратно. Не хотите слушать, тогда посмотрите. Юн, подойди!       Хрупкая фигурка зашевелилась, отлипла от пола и робко, но покорно подплыла к Джуну.       - Подними голову! – строго скомандовал кузен.       Яозу даже пыл подрастерял. Ну как пыхтеть от гнева, когда на тебя сквозь пелену слёз смотрит такое невинное создание? Такое юное, почти ребёнок. Конечно, мальчик уступал Джуну красотой, но всё же был очень хорошеньким. Щёчки его горели румянцем смущения, он явно робел присутствия Яозу и стыдился причины, по которой его привели.       - Боги! Сколько ему лет?       - Шестнадцать, – мявкнул Джун, довольный, что Яозу растерялся и перестал на него орать.       - Ему не дашь шестнадцати.       Джун саркастично хмыкнул.       - Мне меньше было, когда вы...       - Замолчите!       Кузену однозначно нравилось играть на чувстве вины Яозу, вот только Яозу вовсе не собирался и дальше это ему позволять.       - Я не трону его. Отошлите мальчика.       - Вы ещё не всё видели.       Джун подцепил пальчиком подбородок юноши и повернул к себе его личико. А уже в следующий момент кузен с упоением целовал Юна, касаясь его губ так легко, будто старался поймать губами капельку росы с цветочного лепестка. Мальчик таял под лаской, прикрыл глаза, затрепетал ресницами. Таял и Яозу. Всё случилось настолько неожиданно, что он и слова вымолвить не успел, только пялился и медленно погибал от жажды, не имея права так же легко и нежно коснуться любимых губ. Нешуточное возбуждение обволакивало мысли и тело.       - А теперь смотрите! – сказал Джун, покончив с поцелуем столь же внезапно, как и начал его, и подтолкнул одурманенного мальчонку к Яозу. После головокружительного поцелуя Юн равновесия не удержал и упал Яозу прямо в руки. – Внимательно смотрите на его губы! На них мой поцелуй, и этот поцелуй может стать вашим, мой господин!       Зацелованные губы мальчика раскраснелись, чуть вспухли и были ещё влажными. Яозу буквально чувствовал, как горят на них губы Джуна. Он даже обдумывать не стал, впился в Юна так, словно хотел сожрать, поглотить всего без остатка. Горячие губы мальчика были губами Джуна.       - Теперь вы поняли? – обдал ухо жарким шёпотом искуситель. – Касаясь его, вы будете касаться меня. Вы сможете любить меня, не нарушая клятву. Юн станет нашим спасением.       Он обошёл Яозу, не выпускавшего Юна из своих объятий, остановился за спиной мальчика и тоже обнял его. Яозу разорвал поцелуй, поймал взгляд кузена и больше не мог отвести глаз.       - Он прелесть, правда? – вновь зашептал кузен, вдыхая аромат кожи Юна, смешанный с пьянящей амброй духо́в. Его, Джуна, духов.       Яозу нечего было возразить. Он заворожённо наблюдал, как кузен целует шею юноши. Когда Джун останавливался перевести дыхание, Яозу принимался снимать губами его поцелуи с кожи Юна. Странно было осознавать, что впервые в любовной игре ведёт вовсе не он, но игра выходила столь увлекательной, что не зазорно было и подчиниться. Яозу сам не заметил, как все трое оказались в постели. Джун по-прежнему обнимал Юна со спины, словно крепче втискивая того в объятия Яозу. Споро, в четыре руки они раздели мальчика, дрожащего, очевидно, напуганного и смятенного происходящим. Джун нашёптывал что-то на ушко Юна так тихо, едва шевеля губами, что Яозу не смог расслышать и слова. Но что бы ни внушал мальчику кузен, это побуждало Юна быть покорным и хранить спокойствие. Он закрыл глаза и, казалось, покинул собственное тело, оставляя его во власти чужих рук. Джун откинулся на подушки и помог Юну откинуться на свою грудь. Яозу навис над обоими, увлечённо следя, как тонкие пальцы кузена блуждают по бледной коже шеи, опускаются к груди мальчика, небрежно, но умело теребят напряжённые розовые сосочки, сбегают по мягко очерченным рёбрам вниз, к выступающим тазовым косточкам, и ныряют наконец в пах, безжалостно бередя возбуждённую юную плоть. Будто виртуозный музыкант, Джун в совершенстве владел прекрасным инструментом, с лёгкостью извлекая из него сладостные звуки – с губ Юна стали слетать первые стоны. Яозу, не чувствуя в себе сил удерживаться долее, приник к телу Юна, ловил губами быстрые пальчики виртуоза, повторял их путь, вычерчивая по коже юноши чувственные узоры и наслаждаясь его первыми нетерпеливыми поёрзываниями.       - Он готов, – вдруг произнёс Джун.       Звук его голоса отрезвил Яозу, он немного отстранился и увидел, как кузен тронул кончиком указательного пальца сочащуюся щёлочку налившейся головки Юна. За пальцем потянулась вязкая ниточка предсемени. Мальчик, донельзя сконфуженный вниманием к самой интимной части своего тела, инстинктивно попытался свести ноги, но Джун не позволил.       - Нет-нет, раздвинь ножки, покажи господину, как хочешь его. Юноша зажмурился, когда Джун развёл его бёдра и поудобнее устроил на себе.       - Он девственник? – спросил Яозу, завороженный неподдельной застенчивостью Юна.       - Разумеется! – поспешил заверить Джун.       - Я не могу взять его.       Несмотря на всю прелесть мальчика и его чарующую невинность Яозу не мог преодолеть себя. Он хотел только Джуна. Но последний сдаваться не собирался.       - Господин, я же вижу, как вы возбуждены. Вы не должны терпеть.       - Да, я возбуждён, Джун. Но я хочу вас. А это именно то, чего мы должны избегать.       - Господин, хотите, я возьму его для вас? Разве не станет более притягательным этот чудесный сосуд, в который я готов излить свою страсть?       Не дожидаясь ответа, Джун принялся ласкать Юна в весьма деликатном для того местечке. Мысль, что Джун впервые овладеет кем-то и это произойдёт на его глазах, одурманила Яозу. Он не хотел останавливать кузена, хотел видеть. От затылка к позвоночнику побежали мурашки, когда Джун медленно и натужно проникал в тело мальчика. Юн несдержанно застонал. Застонал и Джун. Эти слитые воедино стоны боли и наслаждения кружили голову. Перед беззастенчивым взором Яозу один девственник лишал девственности другого. Один из них Джун, его Джун! Становится мужчиной на глазах Яозу. В паху нещадно заныло. Невозможно отвести взгляд от сочленения двух невинных тел. Он поразился, как легко и умело кузен справлялся со своей задачей да ещё и не в самой удобной позе. Неужели и такому его обучили? Интересно зачем? А Яозу наивно полагал, что нежный кузен напрочь утратил все мужские инстинкты. Яозу идиот! Зато несчастный Юн совсем обмяк, окончательно упав спиной на грудь Джуна, он терпел всё с ним творимое. Джун успокаивал мальчика, непрестанно нашёптывая ему что-то на ухо, целуя шею, оглаживая время от времени живот и пах. Как же хороши эти глупые, ласкающиеся котята! Яозу больше не мог оставаться безучастным, его возбуждение достигло предела. Хотелось бесцеремонно ворваться в тело Джуна, как в былые дни. Как много он мог позволить себе в былые дни! Вот же он, Джун, распростёрт перед ним, манящий, разгорячённый. Между ними лишь трепещущий малец... Но вместо желаемого Яозу склонился над юными любовниками и вновь жадно поцеловал Юна. Кузен понял его без слов, покинул тело мальчика, уступая его Яозу.       - Юн-Юн, тебе придётся потерпеть, – на этот раз разобрал слова Джуна Яозу. – Естество господина крупнее моего. Но не бойся, господин будет нежен с тобой.       И всё же Юн выглядел напуганным, а Яозу обрыдло прибегать к насилию. Джун чутко уловил настроения. Он крепко обнял Юна, посмотрел в глаза Яозу, а потом закрыл свои и проникновенно выстонал:       - Закрой глаза! Представь, что занимаешься любовью со мной!       К кому он обращался? К Яозу или Юну? Яозу этого так и не понял. Однако слова кузена подействовали и на господина, и на слугу. Перед тем, как опустить веки, Яозу увидел – по щекам мальчика покатились слёзы, сорвавшиеся с ресниц, когда тот закрыл глаза.       Яозу входил в него медленно и очень осторожно, именно такую предупредительность и заботу он задолжал Джуну. Должно быть, он сошёл с ума, поддавшись на провокацию, но так хотелось представить себя с Джуном и на этот раз сделать всё правильно. Вот же Джун, так близко, что Яозу слышал аромат его кожи... Он протиснулся в горячее, податливое тело, такое тесное, будто всё происходило впервые, будто не было долгих лет унижений и насилия, будто всё ещё был второй шанс. Джун! Прекрасный Джун! Любимый Джун! Невинный Джун! Прижать к себе, ещё крепче, вот так! Толчок, ещё и ещё... Опять, вновь и снова! Испытанный восторг ослепил Яозу. Он уже не понимал, где он, с кем и что происходит. Он весь растворился в удовольствии, слыша под собой сдвоенные стоны, чувствуя, как руки Джуна – о, эти руки он не спутал бы ни с чьими другими! – впились в его ягодицы, подстрекая двигаться интенсивнее. Резче, чаще, глубже... Стоны стали громче и надрывней. Руки Джуна исчезли с ягодиц Яозу, а другие, не менее нежные, крепко обняли его за шею. Нет, Яозу продолжал желать, чтобы это именно Джун так страстно обнимал его, чтобы именно стройное тело Джуна пылало сейчас под ним. Он почувствовал, как вдруг напряглось это тело, выразительно дрогнуло и обдало живот Яозу горячей сыростью. Два звонких стона вырвались один за другим и на какой-то миг слились воедино. Так пикантно, обольстительно, сладко... Восторг! Яозу силился хоть немного отсрочить развязку, но это было невозможно. Ещё пару-тройку раз он толкнулся в пульсирующую плоть и тоже выплеснул без остатка всё долго сдерживаемое желание. Не смея упасть на тонкую фигурку под собой, он тут же откатился в сторону и с неохотой открыл глаза. Возвращаясь из мира желаемого в мир действительного, больше всего Яозу боялся ощутить острое разочарование – гнилостный плод самообмана и подмены. Однако зрелище, открывшееся его разверстым веждам, оказалось более чем умилительным. Два дивных создания лежали вповалку, приникнув друг к другу и тяжело дыша, оба влажные от собственного семени и пота. Рука Джуна расслабленно покоилась на члене Юна. Воображение живо дорисовало всё произошедшее на самом деле: очевидно, Джун рукой помог мальчику кончить и сам не сдержался, оттого что Яозу слишком тесно вколотил ягодицы Юна между бёдер кузена. Естественное трение. Оба мальчика кончили почти одновременно. Яозу едва сдержал смех.       - Поцелуйте его, Джун. Он заслужил.       У негодников осталось слишком мало сил даже для поцелуя, потому на этот раз он вышел немного неуклюжим и оттого вдвойне очаровательным.       - Ну что ж, – удовлетворённо заявил Яозу, насладившись зрелищем. – Теперь Юн официально фаворит великого господина Го. Он получит отдельные покои и императорский дар за первую ночь, а его родные будут пожалованы милостями по их усмотрению.       Юн подскочил на месте с неведомо откуда взявшейся прытью.       - Нет! – воскликнул он и сложился перед Яозу ниц прямо в постели. – Помилуйте, господин! Позвольте мне по-прежнему служить его высочеству! Пусть это и будет высочайшим даром! Я не хочу покоев! И родных у меня нет, я… я сирота.       Яозу усмехнулся. Всё-таки забавный мальчонка! С такой лёгкостью отказаться от императорского благодетельства… Если бы не очевидная искренность Юна, это было бы даже грубо.       - Смотрю, ты и правда верен Джуну. Хорошо. Дозволяем тебе остаться при нашем брате. Но императорское покровительство ты обязан принять. Ясно тебе? Назови имя того, кому желаешь добра, и мы наградим его.       Мальчик смешно икнул и прозаикался:       - Г-гюрен.