Палаты сновидений

      Они хорошо постарались. Ксия забеременела после первой же ночи. Весть была радостной для всех. Наступило время исключительного благоденствия, когда даже придворные лизоблюды позабыли о любимом занятии — поливать грязью нового министра двора и деяния рук его — и сосредоточились на измышлении самых велеречивых поздравлений для своего императора. Яозу был счастлив. У него будет сын! У них с Джуном будет! Счастлива была и Ксия, она сумела оправдать все возложенные на неё упования своего императора. Даже Джун светился изнутри. Таким лучезарным, ничем не омрачённым его прекрасное личико не было ещё никогда. Он больше и не думал ревновать к Ксии, напротив, при каждой возможности тащил Яозу повидаться с ней, садился рядышком, держал за руку, осведомлялся о её самочувствии, выспрашивал, не нужно ли ей чего. Ревновал теперь именно Яозу. Понимал, что чувства кузена к девчонке продиктованы далеко не теми причинами, которые могли бы вызвать его опасения, но ничего не мог с собой поделать. Джун носился с Ксией, как с драгоценным фарфором, всё его внимание было сконцентрировано только на ней. Яозу решил смириться и обуздать своё собственничество, теперь его главная задача — оберегать Джуна и Ксию.       Если кто и помогал Яозу обуздать собственных демонов, то только братец. Яозу был до слёз признателен ему за поддержку. Не зная, кто истинный отец будущего ребёнка, Веньян от всего сердца радовался за Яозу, советовал, как тактичнее держаться с Джуном, заботился о Ксии. Благодаря ему она ни в чём не испытывала нужды, своим демоническим умением он предугадывал любое её желание. Все подарки Яозу и Джуна оказывались лишними, ибо у Ксии было всё. Думалось, как жаль, что у братца нет детей, он стал бы образцовым папашей. Его дети были бы самыми любимыми на белом свете. Хотя нет. Самым любимым будет их с Джуном дитя! А Веньян станет ему добрым дядюшкой.       Даже вдовствующая императрица нежданно-негаданно стала справляться о том, как протекает беременность императорской избранницы. Яозу испытал лёгкий шок, когда мать впервые прислала евнуха с поздравлениями и подарком для Ксии. Это был белый шёлковый пояс, и дар можно было бы счесть скромным, если бы не щедрое обилие золота, жемчуга и каменьев, которыми поясок был расшит. Внимание великой госпожи Ксия оценила очень высоко, заявила, что как только избавится от бремени, не станет носить никакой другой пояс, кроме подаренного императрицей-матерью. Сердце Яозу порхало мотылём. Мать столько лет пряталась на женской половине и не подавала никаких признаков жизни, что он давно почитал её покойницей, но хотя бы на внука ей было не наплевать. Пусть и такому причудливому и скупому проявлению заботы Яозу был безмерно рад. Простить её он не мог, но всё ещё, что уж душой кривить, нуждался в её любви.       А беременность Ксии была лёгкой, её почти не мучили приступы тошноты, хоть и начались они на довольно раннем сроке, аппетит был отменным, пусть и причудливым, и единственное, что досаждало ей больше прочих симптомов деликатного положения, — головокружения, а оттого Яозу запретил дражайшей молодой госпоже даже в сад выходить одной, приставив к ней ораву слуг, чему его девочка хоть и не обрадовалась, но подчинилась. Её животик округлялся очень быстро, и Ксия приобрела привычку не спускать с него рук, будто пыталась обнять ещё неродившегося малыша. Яозу был уверен, что в душе она считает своё дитя зачатым именно от него. Эти фантазии чересчур явно читались на её лице в минуты задумчивости, и Яозу был только рад, что Джун ничего подобного не замечал. «Как она может любить меня? Неужто не видит монстра внутри? Смогла бы любить и дальше, расскажи я ей, как прежде обходился с Джуном?» Но Ксия видела его своим, затуманенным любовью взором, завидовала Джуну и пылала страстью к Яозу, не отвратившись от него даже после того, как узнала о его связи с мужчиной. С братом. В своём любовном сумасшествии она была похожа на Яозу. Что ж, в конце концов, и в ней текла капля порочной крови Туанов. Ксия могла понять, почему её император не желал делить ложа ни с кем, кроме возлюбленного — кем бы тот ни был, — её собственное сердце противилось лишь непреложной ограниченности, скудности ласк, которые могли достаться от любимого ей самой. С другой стороны, именно установление столь жёстких рамок научило её благоговейно чтить всякую отпущенную ей нежность, какой бы малостью она ни оказалась. Впрочем, Яозу старался не скупиться на ласки. Спать с Ксией он не мог и не хотел, но всё же утешал девочку всеми возможными способами, которые были дозволены ему Джуном. Джун дозволил не так уж и мало, даже эротические заигрывания при условии, что грань не будет перейдена, а клятва — нарушена. Поразительно, но кузен при всём своём нежелании делить с ней Яозу, сумел войти в положение Ксии и пожалеть её. Девочка была чувственна и влюблена, грех делать из неё юную монахиню. Шалости Джун допускал, однако строго следил за исполнением правил.       Но время летело быстро, и скоро Ксии стало не до шалостей. К седьмому месяцу беременности живот её увеличился настолько, что казался огромным для хрупкой фигурки. Спина болела нещадно, Ксия с трудом могла передвигаться, не опираясь на чью-то руку. Она не желала вставать со своего удобного лежбища из целой горы подушек, которое устроили для неё Яозу с Джуном. Врачи бранили её за это и заставляли двигаться, но такие упражнения приводили к новым приступам боли и усталости. Ксия сделалась сонливой и плаксивой.       — Почему мой живот такой огромный? Это нормально? — из раза в раз спрашивала она у осматривавших её императорских медиков.       — Всё хорошо, госпожа! — заверяли они. — Радуйтесь! Похоже, вы подарите государю сына. Наш великий принц будет богатырём в своего отца. Когда великая госпожа Джун вынашивала государя, у неё тоже был большой живот.       — Правда? — успокаивалась Ксия ровно до того момента, пока не вспоминала, что ребёнок никак не может быть богатырём в отца. Пусть великий принц Джун чертами лица и был более совершенной копией Яозу, но вот сложением сильно ему уступал.       — Вам не о чем волноваться, госпожа, ваше бремя образцово, вы переносите его так, как до́лжно. Вашему здоровью позавидовала бы любая женщина.       — Почему же я так дурно себя чувствую?       — Потерпите, госпожа. Всё совсем скоро завершится естественным путём.       — Нет, я не выдержу! — не могла сдержать слёз Ксия. — Я точно умру родами! Как мне родить такого большого ребёночка? Я ходить-то не могу!       — Вам нельзя волноваться, госпожа. Вы навредите принцу. Прислужницы станут подвязывать ваш живот, вам станет легче.       Хоть врачи и утверждали, что с Ксией не происходит ничего особенного, но состояние её очень пугало Яозу. Ко всему прочему Джун подхватил панику Ксии и каждый раз, когда Яозу оставался с ним наедине, кузен не мог найти себе места, носился по покоям и то и дело повторял:       — Яозу, с ними точно всё будет хорошо? Ксия же не умрёт?       — Точно! — твердокаменно заявлял Яозу. А потом втайне ото всех отправлялся пытать медиков уже один. Расспрашивал, угрожал, что прикажет живьём содрать с них кожу, если они что-то скрыли или с Ксией что-то случится. Но ему повторяли всё то же: волноваться не стоит, с госпожой всё в порядке, скоро на свет появится крепкий царственный малыш.       Ксия ненадолго успокаивалась, когда во время своих визитов Яозу и Джун одновременно прикладывались ухом к её животу и пытались догадаться, что поделывает будущий принц. Они высказывали свои предположения вслух, смеялись, и все трое забывали о страхах и волнении. Малыш был поразительно активным и часто отталкивал любопытных папаш меткими пиночками, причём умудрялся влепить их сразу обоим.       — Егоза! — восклицал Яозу. — Как странно. Не понимаю, как такое вообще возможно. Он одновременно бьёт по двум целям. Ещё не родился, а уже дерётся!       — Его высочество станет деятельным государем, — заключал Джун, — раз ему и в материнской утробе на месте не сидится.       — Пожалуйста, любите его, если я умру, — вновь начинала нервничать Ксия. — Расскажите ему, что и я любила его.       — Сама и расскажешь! — обрывал её мрачную мысль Яозу. — Прекрати думать всякие глупости!       Ксия только виновато улыбалась и сдержанно радовалась небезразличию Яозу. Наверное, только для Ксии время тянулось бесконечно долго, ведь когда наконец настал срок и Яозу доложили, что госпожа давно мучается схватками и скоро родит, первой мыслью было: «Как! Уже?» Он был уверен, что до срока оставалось ещё несколько недель. Яозу велел немедленно звать к себе принца Джуна, а когда кузен явился, потащил его к Ксии.       — Вы что же, намерены при родах присутствовать? — застопорился Джун.       — Намерен. Вместе с вами.       — Нет, нет и нет! Я не желаю это видеть! Сейчас же отпустите мою руку!       — И не подумаю! Вы идёте!       Физически Яозу был куда сильнее Джуна, и в итоге кузену пришлось покориться. Однако в покоях Ксии Джун забился в уголок, уселся на подушки, и вытащить его оттуда не мог уже никто. До них доносились стоны Ксии, и они были вовсе не такими сладострастными, как во время зачатия. От сих мучительных звуков Джун сделался белым как бумага. Приблизиться к роженице хоть на шаг он не осмелился бы ни под каким предлогом.       — К чему мужчине видеть такое? Вы сумасшедший, Яозу! — выдал он на-гора и вжался в стену. Пришлось Яозу контролировать происходящее в одиночку.       Увидеть императора в спальне роженицы не рассчитывал никто. При его появлении сновавшие вокруг молодой госпожи повитухи, исполнявшие их приказы служанки и присматривавшие за процессом медики — все пали ниц.       — Займитесь делом! — прикрикнул Яозу, вновь запуская суету. — Будете церемониться, когда у нас на руках окажется наследник.       — Ваше величество! — расцвела Ксия, едва заслышав его голос. — Вы пришли! Как я счастлива! Теперь мне ничего не страшно!       Она выглядела измученной, словно пребывала на последнем издыхании, лицо её осунулось, черты истончились, на нём залегло слишком много теней. Но глаза… глаза светились чудесным внутренним светом, и, глядя в них, Яозу преисполнился уверенностью — всё обязательно закончится благополучно.       — Тихо, тихо, — Яозу взял Ксию за руку, крепко сжал её, желая сообщить силу и уверенность. — Я с вами. И его высочество тут. Просто он боится показаться вам на глаза. Знаете, моя дорогая, вот вы вся цветёте, а он, того и гляди, лишится чувств. И вообще, можно решить, что это именно он вот-вот разродится.       Слова подействовали именно так, как задумал Яозу, Ксия немного ободрилась и даже нашла силы улыбнуться. Но совсем скоро улыбки сменились натужными криками, будто девчонка только и ждала Яозу, чтобы начать рожать. Кто-то осмелился предложить Яозу покинуть спальню, но он лишь грозно рыкнул:       — Императорское дитя родится на глазах императора!       Он не оставил руку Ксии, и она намертво вцепилась в предложенную ладонь, когда настало время тужиться. Она сжимала пальцы Яозу до боли, он поразился, откуда в хрупком теле взялось столько мощи, вполне сопоставимой с мужской. Ксия вскрикивала, каждый раз напрягаясь по требованию повитухи, и когда Яозу бросил взгляд в угол, где прятался Джун, то увидел, как кузен зажимает уши ладонями, а лицо его исказила тень страдания, которое испытывала теперь Ксия. Бледность его стала совсем нездоровой, одна из служанок обмахивала Джуна его же веером. Как бы он и правда не оказался в обмороке. Похоже, Яозу сильно погорячился, притащив кузена сюда. «Поскорее бы всё это закончилось!» — очевидно, эта простая мысль объединяла в данный момент всех собравшихся, но время тянулось с глумливой неспешностью, более того, будто и вовсе замедлило ход. Потуги давались Ксии всё сложнее, она совсем ослабла, когда повитуха наконец-то произнесла:       — Госпожа, ещё один раз! Соберитесь с силами! Осталось совсем ничего.       Яозу склонился к самому ушку Ксии и тихонько прошептал:       — Вы такая сильная и терпеливая, моя госпожа! А помните, наш принц Джун не мог справиться даже с маленькой склянкой?       Это было последним, что в данный момент ожидала услышать Ксия. Она бросила быстрый взгляд на Яозу, чтобы удостовериться, не ослышалась ли, и неожиданно прыснула со смеху, превозмогая боль. Напряжения, понадобившегося, чтобы рассмеяться, хватило, и она вытолкнула дитя. Покои наполнил детский плач.       — Счастливо будет дитя, чья мать смеётся, рожая его, — предсказала повитуха и занялась пуповиной. Потом передала ребёнка, чтобы его омыли, запеленали и показали отцу.       — Государь, это мальчик! — торжественно объявили Яозу, вручая ему младенца. — Какое счастье! Долгожданный наследник Го родился! Какой красивый малыш!       Яозу принял крохотный, копошащийся и вопящий свёрток и заглянул внутрь. Как странно. Личико новорождённого вовсе не было ожидаемо сморщенным, когда и черты родителей определить трудно, но обладало всеми лучшими фамильными особенностями Туанов.       — Джун, взгляните, какое чудо! Не думал, что скажу такое о младенце, но он и правда очень красивый!       Яозу метнулся вместе с малышом в убежище кузена и предъявил ему сына. При виде крохи приступы дурноты отступили, Джун счастливо улыбнулся.       — Боги! Как он похож на вас, Яозу! — не сдержался он от восклицания, вглядевшись как следует в малютку. — У него ваши глаза цвета стали! И такой же грозный взгляд! Вон как голосит! Громогласно заявляет миру свою волю!       На бледное лицо кузена вернулся румянец. Он с восторгом взирал на своё дитя, но не смел коснуться.       — Не говорите глупости! — рассмеялся Яозу. — Какой ещё грозный вид у такой-то козявки! У него и взгляда осознанного быть пока не может! Возьмите его и рассмотрите.       — Мне страшно дотронуться, — признался Джун, принимая однако сына на руки. — Он такой хрупкий! Я боюсь ему что-нибудь повредить. Как мы назовём его, ваше величество?       Оказавшись на руках Джуна, малыш сразу же перестал плакать. Он затянул крохотный пальчик в рот и принялся посасывать его, глядя на того, кого только что лишил своим рождением высокого титула. Неужели почувствовал в нём своего настоящего отца? Яозу умилился, принял за добрый знак. Потом приосанился, твёрдо объявил:       — Я уже всё решил! Следующим императором великой Го может быть только Джун! Мы нарекаем его в вашу честь, брат.       Джун из белого стал красным. Но смущение всегда украшало его безупречное личико.       — Так нельзя! — запротестовал он. — Я…       — Он очень похож на тебя, а вовсе не на меня, — шепнул Яозу, чтобы никто кроме Джуна не мог слышать. — Такой же красивый, такой же тоненький… Кстати! — заявил уже в полный голос. — Нам обещали богатыря, а великий принц такой невеликий. Будто бы даже меньше обычного младенца. Кто нам сие объяснит?       Яозу развернулся, желая получить от медиков ответ, и стал свидетелем странной картины: все лекари столпились возле Ксии, оттеснив повитуху; один ощупывал живот молодой матери, другой проверял её пульс, третий колдовал между покрытых простынёй ног. Вид у всех был озабоченный. Сердце Яозу ушло в пятки. Что происходит?! Что не так с Ксией?! Неужели её страхи стали явью? Ведь только что всё было хорошо…       — Государь, этому есть объяснение, — ответил тот из врачей, что копался под простынёй. — Госпожа, выносила не одно, а два дитя. С минуты на минуту на свет появится второй малыш.       Яозу застыл как громом поражённый. Так вот отчего Ксии было так тягостно! Вот почему ребёнок казался необыкновенно подвижным! Их просто было двое! Чудо! Какое чудо!       — Близнецы? — взволнованно выдохнул Джун, качая на руках кроху. Малыш учуял перемену в настроении отца и вновь скривил личико, планируя разреветься.       — Да, ваше высочество, — подтвердил лекарь.       — Но как такое возможно?! Разве это не редкость? — Джун сам не заметил, как умудрился предотвратить приступ плача своей маленькой копии, щекотнув носик младенца кончиком пальца, — в таком изумлении пребывал. — До рождения моего дядюшки, императора Ки, и моего… и его брата, принца Киу, в императорском роду никогда не было двоен. Чтобы второй случай всего через поколение…       При упоминании имени изменника все на мгновение замерли и покосились на Яозу, но он ещё не оправился от вести, даже не понимал, добрая она или нет. Тогда лекарь ответил только:       — Выходит, молния всё же бьёт в одно дерево дважды, господин.       Выйти из оцепенения Яозу помог стон Ксии. Впрочем, звук, что сорвался с её губ, и стоном-то было не назвать. Она истомлённо заныла, будто вышла за пределы простых человеческих ощущений и стала неподвластна для боли. Боль стала для неё чем-то вроде назойливой мухи.       — Ксия, как ты?! — бросился к ней Яозу, и даже Джун не побоялся теперь последовать за ним.       — Я справлюсь, господин, — вышептала она, сжав руки в кулачки.       — Всё будет хорошо, государь, — вторил ей лекарь. — Слава богам, госпожа сильна, а у второго малыша правильное предлежание. И, скажу я вам, увидеть этот мир он спешит больше своего брата. Сейчас всё окончится.       Ксия справилась, как и обещала. Через несколько минут было объявлено о рождении второго принца. Искусав губы в кровь, с последним стоном роженица измождённо повалилась на подушки, но тут же рванулась в тревожной попытке встать, когда услышала возглас Джуна:       — Почему он не плачет? Что с моим сы…       — Что с моим сыном?! — перекрыл неосторожно сорвавшиеся слова Джуна Яозу.       — Прошу государя и маленького принца простить меня за вольность! — лекарь церемонно поклонился Яозу, а потом быстро шлёпнул новорождённого по попке.       Малыш залился громче брата, а тот, услышав его, решил-таки присоединиться вопреки всем ласкам Джуна. От их вдохновенного унисона закладывало уши.       — Слава богам! — одновременно выдохнули Яозу и Джун.       После всех должных манипуляций младший из двойни в свою очередь оказался на руках Яозу.       — Этот даже ещё красивее, — поразился Яозу, взглянув в личико младенца. — Вот же странность! Они же одинаковые! Хотя я, кажется, понял. Это из-за цвета глаз. Посмотрите!       В отсветах ярко горящих ламп радужка младшего принца отливала нежной лазурью.       — Яозу! Что если кто-нибудь заметит?! — в ужасе прошептал Джун.       — И что с того? У всех Туанов глаза необычного цвета, никто не обратит внимания на оттенок.       — Хотел бы я думать так же…       — Успокойтесь, никто не посмеет поднять глаза на императорских детей. Смотреть в лицо господину — неслыханная дерзость, — Яозу не мог свести взгляда с плачущего малютки. — Джун, этот малыш ещё больше похож на вас, он просто ваша копия! Я назову его…       — Нет! — воспротивился кузен. — Это я назову его! А то у вас ещё один Джун выйдет!       Он хитро улыбнулся, посмотрел на Яозу с лёгким вызовом, добавил:       — Его будут звать Яозу!       — Ну не-е-ет! — с усмешкой протянул Яозу. Кузен ведь шутит? — Ему совсем не идёт это имя!       — Только попробуйте мне отказать! — грозно свёл брови Джун.       — Пожалуйста, дайте мне взглянуть на них! — еле слышно пролепетала Ксия ослабевшим голосом. Он прозвучал так жалобно, что Яозу устыдился. Слишком уж жестоко было лишить мать возможности увидеть рождённых в муках детей.       Джун приблизился к ней первым, встал совсем рядом с её ложем, чтобы она могла коснуться дитя. Яозу последовал его примеру.       — Какие красивые! — вымученно улыбнулась Ксия.       — Иначе и быть не могло, — ответил ей Яозу. — И с вами всё хорошо. Ведь так, Ксия?       — Да. Только очень устала, — призналась она в очевидном.       — Вот и отдохните! Вы заслужили!       — Дайте же сыновьям прижаться к моей груди! — взмолилась Ксия.       — Откуда в вас эти крестьянские замашки? — поморщился Яозу. — Негоже госпоже кормить детей грудью. Принцев отдадут кормилице.       Глаза Ксии переполнились ужасом.       — Но, господин… Как же так?!       — Не прекословьте! Чем быстрее вы отдохнёте, тем быстрее воссоединитесь с вашими детьми. И подумайте, что бы вы хотели получить в дар за подаренное нам счастье. Двойное счастье! Нет ничего, что бы я пожалел для вас.