Палаты сновидений

      Почти сразу по возвращении Яозу и Джуну доложили, что во дворец из управления наказаний доставлены преступники, которых желал видеть император. А вот Джун видеть Су больше не желал. Вчера он дорого отдал бы, чтобы плюнуть в лицо подонку, но теперь в нём не осталось ни ненависти, ни сил. Однако деваться было некуда, Джун занял место подле Яозу.       Представшие взору императора министр церемоний и бывший министр двора являли собой жалкое зрелище. Су выглядел немногим лучше своих казнённых подельников, на пытки в управлении наказаний не скупились, и проведённая там ночь не прошла для него даром. Министра церемоний не трогали, он по-прежнему был облачён в придворное платье, в котором, судя по всему, его и арестовали, но никак не мог оторвать взгляд от увечий Су, а потому был неестественно бледен и дрожал всем телом.       — Есть что сказать? — не глядя на них, спросил Яозу.       — Пощадите, великий господин! — бухнулся на колени министр церемоний. — Я всего лишь помог другу!       — Похвально, — кивнул Яозу. — Только вот друг твой — первостатейнейший преступник. Он похитил нашего брата и министра императорского двора в придачу с целью убить обоих. Он смел коснуться священной особы императорской фамилии и отравил императорского побратима. Как тебе такое? Почему же мы должны щадить тебя за помощь столь вопиющему изменнику и злодею?       Министр взвыл от отчаяния, а Су скривился в гаденькой ухмылке.       — У тебя есть поводы скалиться? — спокойно продолжил Яозу, обращаясь на этот раз к Су, но Джун понимал, чего стоит кузену эта показная холодность. — Возможно, тебе наплевать на собственную жизнь. Мы даже можем предположить, что ты считаешь свою жертву ненапрасной. Только вместе с собой ты утянешь в могилу человека, стоящего рядом и зовущего себя твоим другом, а также его и твою собственную семьи. Ты же знаешь, что все мужчины из рода изменников подлежат казни, а женщины и дети — обращению в рабов? Сегодня твои холуи уже понесли наказание, твой черёд.       — Мне дела нет до участи челяди, — нисколько не пугаясь слов Яозу, прошипел Су. — Можешь сколько угодно играться их обрубками. Думаешь, у тебя есть власть казнить меня и моих родичей? Да из тебя такой же император, как из мыльного пузыря. Только трусливое ничтожество, что ползает сейчас у твоих ног, и может верить, что в твоих руках есть власть вершить судьбы высшей знати Го. Всё, что ты можешь мне сделать, — приказать пытать. Но убей меня, и увидишь, чем обернётся тебе моя казнь.       Министр церемоний отшатнулся от Су как от зачумлённого. На его лице спорили ужас и недоумение. Су предал его и, похоже, тронулся умом. Несчастный дуралей не мог поверить, в то, что услышал. Не мог и Джун. То, как Су говорил с императором, само по себе заслуживало смерти, в нём не было и малости должного раскаяния. Он зубоскалил несмотря на раны, но не выглядел ни храбрецом, ни героем. Скорее жалким червём, преисполненным уверенности в несокрушимости собственного несуществующего величия. Сейчас он был даже более мерзок, чем когда измывался над Джуном и Веньяном. Былой запал вернулся к Джуну в единый миг, он вскочил со своего места и воскликнул:       — Челядь?! Обрубки?! Эти двое, казнённые сегодня, были дрянь-людишки, но именно ты не имеешь никакого права отзываться о них пренебрежительно! Они прошли через пытки, пытаясь сберечь твои тайны, кто-то даже умер, так и не проронив и слова. Хотя, знаешь, даже некоторым из них были противны твои издевательства над неугодными, и они предпочли смерть службе тебе. Как смеешь ты поноси́ть товарища, протянувшего тебе руку, несмотря на неминуемую кару? Какими бы отбросами ни были твои слуги, ты не стоишь грязи на их башмаках, ничтожество! Так кто же помешает великому господину свершить над тобой правосудие?       — Я уже говорил тебе, щенок Туанов, будет так, как решит совет министров, — продолжал щериться Су. — Как могут они позволить императору казнить меня и министра церемоний? Это будет значить, что завтра могут прийти и по их голову. Чем больше вы запугиваете совет и чины высших рангов, тем большей угрозой, требующей устранения, являетесь.       — Хватит! — ударил кулаком по подлокотнику кресла Яозу. — Даже если бы за тобой не было других преступлений, ты уже наболтал на три смертные казни. Как любой окончательно погрязший в тщеславии нечестивец, ты чужд раскаяния. Что ж, ты по праву недостоин жить.       Не успел Яозу произнести это, как ему сообщили, что министр правосудия испрашивает у великого господина аудиенции. Су довольно расхохотался, будто бы происходящее соответствовало его плану. Яозу ещё не дал ответа, а упомянутый министр уже вошёл в императорский кабинет и раскланивался перед ним. Неслыханная дерзость и вопиющее нарушение главного кодекса правил дворца — почитания божественного дракона! Беспрецедентно!       — Великий господин! — затараторил министр правосудия, предупреждая готовый обрушиться на него гнев императора. — Молю, не велите карать, прежде чем выслушаете своего верного слугу! Он явился посланником совета министров, чтобы удержать государя от необдуманного решения.       «Так вот о чём сговаривались чиновники за спиной Яозу сегодня на стене, — подумал Джун, опускаясь обратно в кресло. — Задумывали недоброе, готовили засланца. Казни не оставили их равнодушными, они испугались. Сейчас что-то будет». Тело пронизало пока непонятое им самим, но гадостно-липкое чувство страха.       — Ты смеешь утверждать, что великий господин Го принимает необдуманные решения? — Яозу вскочил с кресла, подошёл к посланцу и лоб в лоб уставился на него грозным взором.       Джуну так хотелось, чтобы министр правосудия поступил, как должен был — упал бы перед Яозу на колени и умолял о прощении, — но тот неколебимо встретил натиск, даже не изменившись в лице, а значит, бросал вызов. Невероятно. Что придавало ему столько смелости и уверенности в себе? Какая наглость!       — Подданный желает лишь выполнить свой долг перед Го, повелитель, — ответил министр с лёгким наклоном головы.       — Чего ещё нужно совету министров? — неизящно огрызнулся Яозу. — Или что там от вас осталось?..       Этого говорить не следовало. Джун заметил, как зло сверкнули глаза министра правосудия, но в тот же миг нарочито смягчились и расползлись фальшивыми щёлками недоулыбки.       — В качестве представителя совета министров и как министр правосудия я пришёл просить моего господина о положенном отправлении судопроизводства для министра церемоний и бывшего министра двора.       Он обвёл взглядом застывшего поодаль, коленопреклонённого и не смевшего встать на ноги министра церемоний, однако в сторону Су смотреть избегал. Отчего? Боялся неприглядного зрелища или не желал выдать сговора?       — О каком судопроизводстве ты говоришь? — повысил тон Яозу. — Вина преступника Су доказана, наказание определено. Ты лично присутствовал на казни его людей, признавших свою вину в чудовищных преступлениях и указавших на своего хозяина как на зачинщика.       — Так ли это, государь? — елейно вывел министр правосудия. — Разве доподлинно известно, кто эти люди? Их жестоко пытали, под пыткой они могли оговорить себя и подозреваемого вами Су. Стоит задуматься, кому из влиятельных особ при дворе великого господина выгодно такое. Разве можно доказать, что казнённые служили лишь одному господину?       Джун задохнулся и глубже осел в своём кресле, от негодования он не смог вымолвить и слова, смекнул, к чему клонил министр правосудия. Невероятно бесстыжий поклёп! Однако Яозу выразил возмущение и за себя, и за Джуна:       — Ты смеешь намекать, что министр двора и принц Джун намеренно разыграли своё похищение, чтобы обвинить в этом Су?! Нарочно изранились и заманили нас в лесную чащу, чтобы мы нашли их в плачевном состоянии?! А яд Веньян тоже принял нарочно?!       Су открыто оскалился, словно чувствовал себя в полном праве и нисколько не переживал за исход конфронтации императора и министра правосудия, будучи уверенным — всё неминуемо сложится в его пользу. Видеть его самодовольство было невыносимо.       — Я ничего не утверждаю, мой господин, — министр правосудия старался отвечать предельно мягко, — лишь предлагаю расследовать это дело для установления всех обстоятельств и формирования доказательной базы…       — Ты предлагаешь это, когда последние участники событий, которые могли свидетельствовать против Су, уже мертвы?! — взревел Яозу. — Мы не нуждаемся в доказательствах, всё яснее ясного! У Су было множество причин злоумышлять против Веньяна, у Веньяна же не было ни одной! В чём его выгода?       — Могла иметь место взаимная неприязнь…       — Су даже не отрицает свою вину!       — Когда это я сознавался и в чём? — посмел открыть рот Су. — Разве я сказал хоть что-нибудь, что доказывало бы мою вину? Я не признаю себя виновным перед драгоценным алмазом вашего сердца, государь, этим выскочкой Веньяном!       Больше сносить издевательского тона, оскорблений и наглой клеветы Джун не мог. Он вновь стрелой вылетел из своего кресла, в пару движений оказался перед Су и, глядя ему прямо в глаза, выпалил:       — А передо мной? Передо мной ты тоже не виноват? Брата Веньяна нет, но я стою перед тобой! Скажи мне в глаза, что не похищал меня! Солги перед лицом императора!       — Я нисколько не солгу, если скажу, что у меня и в мыслях не было похищать ваше высочество, — усмехаясь в лицо Джуну, заявил Су.       Мерзавец затеял поиграть словами. В такой формулировке в его словах и правда не было лжи.       — Разве не твои люди захватили меня и господина Веньяна? Не их ли казнили сегодня?       — Да, это были мои люди, — шире улыбнулся Су, — но почём мне знать, что они не служили ещё кому-нибудь? Раз я здесь, совершенно очевидно, что они, как ни крути, предали меня.       — То есть ты смеешь утверждать в моём присутствии, что не приказывал им измываться надо мной и министром двора?! — взвыл Джун.       — Вы же видите, ваше высочество, меня пытали. Как знать, может, пытки повредили мою память.       Су смеялся над Джуном, над Яозу. Ухватившись за соломинку, брошенную министром правосудия, выстраивал будущую линию защиты. Этого ни в коем случае нельзя было допустить.       — Государь! Слово вашего брата против слова этого негодяя! — с подобострастием поклонился императору Джун. — Сами решайте, кому верить!       — О чём ты говоришь! — заскрежетал зубами Яозу. — Нет никакого слова против твоего! Слуха императора не достигает ложь всякой гнуси! Даже если он отрицает своё причастие к преступлениям против тебя, он не сможет отрицать оскорбления, что дерзнул произнести в наш адрес совсем недавно. Одно только это карается смертью. Любой оскорбивший божественного дракона становится изменником! Он и его семья должны быть преданы соответственной каре!       Злая дрожь на мгновение исказила приторную улыбку министра правосудия, теперь он видел в Джуне камень преткновения перед осуществлением своего замысла, император станет слушать только своего брата. Однако заговорил он столь же сладко, как и прежде:       — Да не изволит гневаться великий господин! Сын богов всегда прав! Но всегда ли божественный неукоснительно блюл каждую букву закона и не щадил изменников? — он бросил выразительный взгляд на Джуна, дабы никто не сомневался, о ком речь. — Невозможно ли и на сей раз сделать исключение и смягчить приговор?       — Дерзни ещё хоть раз посмотреть подобным манером на моего брата, и последуешь за этими двумя! — Яозу указал на Су и министра церемоний. Он еле сдерживал дрожь рук. Джун перепугался. От крайнего бешенства до кузеновых счастливо забытых приступов беспамятства было рукой подать. Что если… О ужас, боги! Только не теперь!!! Низкие твари! Они же намеренно провоцируют Яозу!       — А знаешь что, щенок-император? — наглее прежнего шепнул Су, и слышать его могли только Яозу да стоявший рядом Джун. — Убей мою семью. Ты и твои отпрыски недостойны, чтобы они служили вам. Убей и меня! Рад, что отправил вашего ненаглядного Веньяна в ад! Раз уж он издох, никакой цены за то не жаль!       Что? Напряжённая складка на челе Джуна разгладилась сама собой. Он невольно посмотрел на Яозу. Встретившись взглядами, оба прыснули со смеха. Немного нервно, но искренне. Так вот почему этот дурачина держит грудь колесом! Ему никто не сказал, что Веньян жив!       — Слушай сюда, мразь! — ответил ему Яозу. — Я не убью твою семью — низложу до рабов. И служить они отныне будут не императорской династии, а челяди погаже той, что сегодня пятнала своей поганой кровью ноги палача. Ты кичишься своим благородным происхождением? Император дал, император забрал. Теперь даже твои дети проклянут тебя, ибо имя, которое ты передал им, отныне — грязь. Оно обрекло их на жизнь в аду.       — И знаешь что, олух? — припечатал следом Джун. — Веньян жив. Как тебе только в голову пришло, что его братья позволят ему умереть? Мы спасли драгоценный алмаз нашего сердца, так что ты сдохнешь зря.       Су изменился в лице, Джун отродясь не видывал такой разительной перемены. Он стал белым как полотно, округлил глаза, раззявил рот. Улыбаться его больше не тянуло.       — Это неправда! — наконец воскликнул Су, совладав с первым шоком. Рот его вновь расползся в гадкой ухмылке. — Вы нарочно дурите меня! От «сонного дурмана» нет противоядия! Его секрет умер вместе…       — …с последним человеком из клана моего отца, верно? — договорил за него Джун и многозначительно вскинул бровь. — Не приходило в голову, что это я и есть?       — Ложь! — замотал головой Су, отказываясь верить услышанному.       — Смеешь не верить слову принца крови, спроси у министра правосудия, — презрительно выплюнул ему в лицо Джун.       — О чём речь? — встрепенулся министр правосудия, очевидно настороженный тем, что оказался вне зоны слышимости всего последнего диалога. Он так боялся утратить инициативу в переговорах с императором, что весь подался вперёд.       — Преступник Су интересуется здоровьем его светлости министра двора, — улыбнулся Джун. — Проясните ему ситуацию, господин министр.       — Можете не волноваться, Су, — с готовностью отозвался тот. — Господин Веньян жив-здоров. Кто бы ни пытался его отравить, он просчитался.       — Нет! — не переставая мотал головой Су. — Нет! Не может этого быть! Вы просто желаете отомстить! Я не верю! Не верю! Это всё ты, нечестивый мальчишка! Ты должен был умереть вместе со своим отцом! Но боги даровали тебе облик по своему подобию, чтобы ты мог совращать человеческий разум своей прелестью. Да! Ты прельстил императора, и он утратил разум! Он сделал министра из наложника и жену — из брата! Ты такой же, как императорская шлюха, этот ваш Веньян! Будьте вы прокляты, кровосмесители! Будьте вы все прокляты!       Су внезапно сорвался с места, кинулся к Джуну и схватил его за горло. Сказать, что этот человек провёл сутки в пыточной управления наказаний, прямо сейчас было невозможно, в хватку он вложил всю силу последнего отчаяния. Перед глазами Джуна вмиг потемнело, в ушах зазвенело, он задыхался. Толком понять, что же произошло в следующее мгновение, Джун смог лишь позже, всё случилось слишком быстро. Воздух словно со свистом расчертила молния, раздался смутно пугающий сознание хруст. Голова Су внезапно покинула тело и отлетела в сторону жавшегося на коленях в углу министра церемоний. Тот взвизгнул, подскочил на месте, оттолкнул её от себя, и она покатилась к ногам министра правосудия. Тело Су рухнуло к ногам Джуна, сам Джун едва удержал равновесие, закашлялся и принялся растирать травмированную шею. Перед ним растекалась кровавая лужа, подбиралась к шёлку обуви, и он невольно отшатнулся назад.       — Достаточно вам доказательной базы? — прорычал Яозу в сторону министра правосудия, стряхивая кровь со своего меча. — Приговор приведён в исполнение. Всякий, кто смеет прикоснуться к нашему брату, закончит так же. Уяснили? Полагаю, цель вашего визита исчерпана. Свободны!