Палаты сновидений

      Джун самодовольно улыбнулась и опустилась в кресло прямо перед Веньяном, но даже так она смотрела на коленопреклонённого сверху вниз.       — События нынешние лишь следствие дел былых времён, — начала она. — Мне придётся взяться за разъяснения издалека, чтобы ты сумел понять причины моих поступков. Но именно в ошибках прошлого и кроется тайна равная по значимости государственной. Говорил ли тебе когда-нибудь Ки, в чём таится суть его вражды с братом?       — Напротив, великий господин всегда избегал этой темы.       Джун снова кивнула, указывая на то, что поведение супруга в её понимании было логичным и верным, а затем с поразившей Веньяна прямотой заявила:       — Суть этой вражды во мне.       Насладившись выражением озадаченности на его лице, Джун продолжила:       — Доходили ли до тебя слухи, что до того, как стать женой императора Ки, я была обещана другому?       — Даже если бы кто-то и посмел болтать о подобном, никто не поверил бы. Всем известно о необыкновенной любви, связывавшей великого господина и великую госпожу. Уж кому, как не мне, знать об этом.       — И тем не менее это правда. До свадьбы с Ки я была невестой его брата Киу. Скажу больше, я любила Киу. О! Можешь даже не озвучивать свой вопрос, он слишком явно читается в глазах. Как так вышло, что я стала императрицей, да? Мне будет тяжело объяснить всё так, чтобы ты не заподозрил меня в корысти. Впрочем, мне всё равно, что ты подумаешь обо мне. Хочешь — верь, хочешь — не верь, но я любила обоих близнецов одинаково сильно и искренно. Даже не так. После знакомства с Ки я уже не могла воспринимать их с братом отдельными личностями, они стали половинами единого целого, и я не смела любить одного меньше другого.       — Как такое может быть, госпожа? — Веньян взирал на Джун с сомнением. Странно, но признание ранило его, будто на глазах обидели близкого человека, защитить которого уже невозможно. Ки.       — Хочешь обвинить меня в лукавстве? — понимающе хмыкнула Джун. — Вот и императрица Иинг решила так же. А поначалу души во мне не чаяла, и я была горда её благосклонностью. Это была выдающаяся женщина! Характером она не уступала мужчинам, что очень не нравилось её супругу, императору Веймину, который часто налагал на неё наказания за отсутствие надлежащей женщине кротости.       Джун презрительно фыркнула, и Веньян подумал, что сама она если и проявляла «надлежащую женщине кротость», то исключительно напоказ. Тем временем Джун вела рассказ дальше:       — Но ничто не могло сломить императрицу. Несмотря на возможные неблагоприятные для неё последствия, она всегда прямо говорила, что думает, и несла себя по-мужски гордо. Кто-то скажет, что она была своенравна, я скажу — она была сильна духом. Иинг во всём стала примером для меня, и я была счастлива, когда она одобрила мою кандидатуру в жёны принцу Киу. Все знали, что Киу — её любимчик, и супругу для него выбирали тщательнее, чем стали бы выбирать самому наследнику. Тем не менее Иинг признала меня. Это была большая честь, — Джун вздохнула. — Всё изменилось после смерти императора Веймина. Ки признался, что любит меня, и в моей душе затеплилась надежда на осуществление мечты — усадить Киу на императорский престол рядом с братом, стать женой обоим.       — Ушам своим не верю! — задохнулся от услышанного Веньян. Что она говорит? Не стыдно же произносить такое вслух! Но, по крайней мере, теперь ясно, благодаря каким фантазиям он угодил третьим в супружескую постель императора Ки.       — Понимаю, как это звучит для уха обывателя, хоть и не считала тебя одним из таковых, — в очередной раз усмехнулась Джун. — Наверняка мои желания кажутся тебе сумасшествием и даже распущенностью, но я искренне любила близнецов и не хотела терять никого из них. Мои притязания были чисты, я желала лишь любви. Братья должны были быть моими и только моими! После смерти Веймина вся власть оказалась в руках Ки, и я могла воспользоваться ею для достижения своей заветной цели. Ки так слепо любил меня, что не сумел бы ни в чём отказать, поэтому когда он предложил мне отринуть супружество с Киу ради брака с ним, я согласилась. Я была уверена, что со временем смогу объединить братьев своей любовью, когда-то и императрица Иинг желала, чтобы Го правили оба её сына. Однако, узнав, что я отвергла Киу, она отвернулась от меня и даже от Ки. Госпожа не пришла на нашу свадьбу и на смертном одре не пожелала видеть Ки и простить за то, как он поступил с братом. Но меня она всё же позвала. Чтобы отомстить.       Джун сделала паузу, словно собираясь с духом перед важным признанием, и посмотрела прямо в глаза Веньяну. Он боялся шелохнуться, опасался, что в последний момент госпожа передумает и скроет от него очевидно неприятные для неё воспоминания. Но, похоже, Джун слишком долго хранила свои тайны, они изъели её душу и просились из заточения.       — Великая госпожа была совсем плоха, — уже уверенно продолжила Джун, — но, завидев меня, нашла в себе силы рассмеяться мне в лицо. «Никому и никогда не позволяла я не считаться с моей волей, — сказала она. — И если уж Веймину не спустила пренебрежения, то тебе и подавно не спущу! Мои сыновья родились равными друг другу во всём, но мой муж пожелал возвысить одного над другим. Веймин считал, что лишь его императорская воля может вершить судьбы, но я доказала ему, как он ошибался. Когда я открыла ему правду, он не снёс её, умер так скоропостижно, что я диву далась, но ты молода и крепка здоровьем и проживёшь ещё долгие годы. Пусть же знание истины будет наказанием за твою спесь. Ты отринула любовь Киу ради императорских одежд. Тебе было мало чести породниться с императорской семьёй, твоё тщеславие жаждало большего — ты возжелала стать императрицей. Что ж, знай, что Ки не по праву занял трон отца. Я облапошила Веймина. Ки — мой младший сын. Единственный же законный император Го — Киу! Долгие годы все дивились, отчего я почитаю Киу превыше Ки, считали это моей причудой, думали, что я люблю Киу больше, но это не так. Оба сына одинаково дороги мне, но в Киу я чтила истинного наследника престола Го и отдавала достойные его звания почести. Я сама лишила его высокого титула, так что поклялась воздать ему всё сторицей. Но я была наивна, считая, что сумею внушить двору особую любовь к Киу. Любовь двора схожа с любовью блудливой девки: она принадлежит знатнейшему и богатейшему, а вовсе не тому, кто её достоин. А теперь я вижу, насколько недостойно повёл себя мой младший сын. Ки предпочёл вертихвостку родному брату, и за это нет ему моего прощения! В угоду новому императору двор пожелал забыть, кому ты была обещана в жёны на самом деле. Когда-то я доказала мужу, как он ошибся, насмехаясь над моим мнением, ставя свои взгляды превыше моих и в единственно правую позицию. Если бы тогда он просто выслушал мои слова с уважением, прежде чем отвергнуть их… Ах, да что поминать былое! Не его, а моя воля решила порядок престолонаследия Го. Но теперь я вижу, на какие несчастья обрекла своего первенца. Ты предала его ради трона, а родной брат — ради… Да накажут вас боги! Позови Киу! Я буду молить его о прощении! А ты, липовая императрица, живи с осознанием, что никакая ты не госпожа великой державы, а лишь жена узурпатора!»       Рассказанное Джун заставило волосы на голове Веньяна пошевелиться. Он, пожалуй, и на ногах не устоял бы, если бы не сидел до сих пор на коленях перед госпожой. Теперь понятно, почему ценой за сохранность своих тайн она потребовала жизнь. Как вообще она жила столько лет, храня в себе такое?.. Как можно не сойти с ума от невозможности разделить хоть с кем-нибудь столь тяжкий груз? Впрочем, Веньян уже сомневался и в здравости рассудка госпожи, и в своём собственном тоже. И если то, что он узнал сейчас от императрицы, с лёгкостью пошатнуло весь его миропорядок, что случилось бы с устройством великой Го, прознай кто-либо об игрищах, устроенных тщеславными императорскими жёнами у подножия трона? «Да уж, после такого не живут!» — пронеслось в голове. Произнести хотя бы слово вслух Веньян не смог. Он онемел.       — Вижу, ты под большим впечатлением, дорогой мальчик, — улыбнулась Джун. — В таком случае ты понимаешь, каково было мне после предсмертного признания свекрови. Выйдя из её опочивальни и завидев Киу, я не смогла проронить и слова. Я залилась слезами и бежала прочь, чувствуя на себе его испуганный, непонимающий взгляд. Поначалу я очень боялась, что Иинг могла поведать сыну то же, что и мне, и тогда вся моя жизнь, моя мечта и вера в будущее её осуществление были бы разрушены раз и навсегда. Но потом я поняла, что великая госпожа никогда не поступила бы так. Она скорее отрезала бы себе руку, чем ввергла сыновей в междоусобицу, а страну — в смуту и хаос. Всё, что она сделала — передала свою непосильную ношу, свою тайну мне, и с того момента я приняла наказание и сделалась новым её хранителем. Было больно и обидно. Каждое слово императрицы Иинг глубоко врезалось в память и мучило меня день за днём. Поначалу я не могла смотреть в глаза ни Ки, ни Киу, и всё же я довольно быстро осознала, что терять мне нечего, так что вскоре я с новым энтузиазмом взялась за исполнение своего самого заветного желания. Я почти помирила братьев, я почти достигла гармонии, я почти стала женой обоим. Во всём, что не касалось меня, они приходили к чу́дному единодушию, но стоило заговорить с каждым о чувствах, как оба превращались в жутких собственников, заявляли свои исключительные права на обладание мною и смотрели друг на друга волком. Моя мечта рассыпалась песочным замком. Я могла усадить Ки и Киу на один трон, но уложить их в одну супружескую постель мне никогда не удалось бы. Как и предрекла Иинг, чувство фальшивости моего статуса стало снедать меня изнутри. Я даже завидовала братьям, уверенным каждый в своём положении и не подозревавшим правды.       — Так Яозу… всё это время вовсе не он… Это Джун! Джун всё это время был единственным законным наследником трона Го! Выходит, принц Киу справедливо добивался престола для сына… Это же Джун истинный император! Вы поэтому сжили его со свету?       Сам не понял, когда вновь прорезался голос. Негодование заставляло изрыгать каждое последующее слово обвинения в лицо госпожи без тени страха прогневать её. Но Джун вновь поразила Веньяна, она вовсе не разозлилась, а в очередной раз рассмеялась ему в лицо.       — Ты невнимательно меня слушал, мальчик! Я же сказала, что стала женой обоим братьям. Пусть и тайно, но я делила ложе как с Ки, так и с Киу. Боги милостивы и справедливы, они усмотрели способ вернуть своего земного отпрыска и законного дракона Го на его трон. У нас с Ки не было детей, хоть страсть наша была пылка и неугасима все годы супружества. Яозу — сын Киу.       Многозначительная тишина, повисшая в покоях после этих слов, оглушила Веньяна звоном разбитого стекла. А он-то, наивный, подумал, что тайну императрицы Иинг ничем не перебить по силе производимого впечатления. Он вцепился в боевой веер у себя за поясом, кольнул подушечки пальцев заточенными спицами, желая проснуться от дурного, крайне дурного сна. А госпожа Джун возобновила пытку, заявила прямо, без тени стыда и попыток смягчить признание:       — Я солгала Ки, как когда-то Иинг солгала Веймину. Она выдала младшего сына за старшего, я пошла дальше и выдала сына старшего за сына младшего. Но и боги наказали меня, после рождения Яозу я не смогла зачать больше ни разу, каких бы усилий мы с Ки ни прилагали, а уж ты знаешь, какими ненасытными до сладострастных утех бывают Туаны.       — Как же вы осмелились на такое? — одними только белыми губами вышептал Веньян. — Если бы великий господин узнал, и вас, и принца Ки, и Яозу ждала бы смерть…       — Никто никогда не узнал бы правды, — не моргнув глазом отвечала госпожа. — Мой сын в любом случае был бы копией Ки, ведь я зачала от его близнеца.       Веньяна скрутило новым приступом лихорадки, усугублённым нервным напряжением.       — Вы обманули не только его величество, но и господина Киу, и Яозу! Подумать только! Ведь не окажись меня рядом в тот роковой день много лет назад, когда мы потеряли императора Ки, и господин Киу стал бы не только братоубийцей, но и убийцей собственного сына! О боги!!! Всё много хуже! Получается… Яозу и Джун единокровные братья, без малого родные! Как вы могли?! Зная правду, как вы могли позволить им вступить в… противоестественную связь?! Вы же наверняка знали, что мальчики стали любовниками. Не могли не знать, слуг Яозу вы когда-то лично подбирали, они же докладывали вам обо всём, что происходило в императорских покоях, верно? И вы не сделали ничего, чтобы предотвратить кровосмешение! Вы — жуткая женщина!       Веньян схватился за голову. Его замутило от мысли, что все эти годы Яозу укладывал в постель своего младшего брата. И кузена-то было уже слишком, но почти родного брата… «Хорошо, что они не успели узнать. Впрочем, они зашли так далеко, что правда вряд ли смогла бы хоть что-нибудь изменить. Всё-таки они любили друг друга. Да! Это единственное утешение! Они проросли в кровь друг друга. Душа разделённая пополам — это про них. Плевать на слабости плоти!».       — Вот ты и заговорил, как мой сын, — всё так же ничтоже сумняшеся отвечала Джун. — Жуткая женщина. Дрянная жена. Дрянная мать. Когда Яозу пришёл в мои покои и наговорил под дверью моей спальни уйму слов осуждения, я поняла, случилось то, чего я опасалась больше всего на свете, — Яозу попал под пяту этого мальчишки, сына Киу.       — Его имя Джун!!! — снова обретя силы, в возмущении воскликнул Веньян. — Принц Киу любил вас так сильно, что собственного наследника назвал в вашу честь! Его зовут так же, как вас! Джун! Джун! Джун!       — И что с того?! — Веньяну таки удалось поколебать безразличие Джун, эти слова она выпалила раздражённо и зло. — Мне оды петь тому, кто разрушил мою жизнь?       — Вы сами разрушили вашу жизнь. И вашу семью! — возразил Веньян. — Яозу приходил объясниться с вами, но вы отвергли его. Задолго до того я сам приходил к вам, но вы не пустили на порог и меня. Я собирался молить вас о вмешательстве, хотел рассказать, что ваш сын планировал сделать с Джуном. Вы могли помешать чудовищной близости братьев! Могли уговорить сына отослать младшего брата прочь и уничтожить нездоровую тягу Яозу к Джуну в зародыше! Вы сами не помешали их сближению, так не смейте теперь перекладывать вину на других!       — Стал бы Яозу слушать меня, как же! Ты что же, так и не понял, как своевольны, упрямы и несговорчивы Туаны? Если решили что-то сделать — сделают. Никто им не указ!       — Вы даже не пытались! А были обязаны! Что заставило вас безучастно прятаться в своей трижды проклятой светёлке?!       — Страх, мой милый. Мне стыдно признаться, но я боялась, что правда вскроется, боялась буйного нрава и ненависти Яозу, боялась возмездия, — Джун беспокойно заёрзала в кресле и добавила: — Страх — животное чувство. Оно унижает человеческую природу, превращает в сжавшуюся комком бессловесную тварь. Я позволила страху овладеть мною. Вот в чём мой позор.       — Полагаете, в этом? — не скрывая презрения, съязвил Веньян.       Джун пропустила колкость мимо ушей.       — Впервые я испытала необоримый страх, когда Ки согласился отдалить брата от двора. Я знала, что однажды Киу вернётся требовать престол. Требовать свой престол. Боги строго блюдут родословие своих земных отпрысков, — госпожа вдруг заговорила тихо, усталым, чуть надломленным голосом, вмиг обратившись из императрицы в простую женщину. — Должно быть, Киу тоже решил, что я предала его ради трона. А раз так, единственным способом вернуть меня он мог видеть лишь захват власти над империей. Ссылка Киу в княжеский удел была величайшей глупостью. Я не могла переубедить мужа, он был ослеплён ревностью к брату и едва терпел его присутствие при дворе. Лишившись Киу, я утратила надежду исполнить свою мечту. Когда же я узнала, что один человек, которого я любила, убил другого, не менее любимого, моё сердце было разбито. После страшной кончины Ки мой страх превратился в ужас. Я поняла, что Яозу не успокоится, пока не отомстит за убийство Ки, а значит, я в любом случае лишусь одного из тех, ради кого ещё билось моё сердце. Либо сын убьёт отца, либо отец не пощадит сына — третьего не было дано. Яозу вернулся с победой, и я утешала свою скорбь лишь мыслью, что моя тайна погибла вместе с Киу. Однако мой сын, уничтожив весь дом Киу вплоть до последнего раба, по неведомой причине сжалился над его сыном. Мой дикий страх пробудился вновь. Я осознала, что Киу мог обмолвиться отпрыску о событиях минувших лет, и тогда ничто не оградило бы от нежелательной правды Яозу. Я рисковала потерять последнее, что осталось у меня в этой жизни — сына. И угрозой мне был лишь сопливый мальчишка, этот Джун. Ты взял над ним покровительство, он не покидал твоих покоев и никогда не оставался один. Твои люди надёжно стерегли вас, ты подобрал хорошую челядь, поднаторел. Я никак не могла добраться до своей угрозы. Да-да, не смотри на меня так, я готова была убить сопляка, но никак не выходило.       — И вы просто спрятались, — озвучил очевидное Веньян.       — Да, — не стала отпираться Джун. — Каждый день мне докладывали, что происходит в покоях Яозу. Впрочем, там не происходило ровным счётом ничего. Мой сын жил как монах, соблюдая строгий траур по тому, кого считал своим отцом. Ни разу с момента похорон Ки он не виделся с принцем Джуном. Я также предавалась скорби по любимым, но чутко следила за каждым шагом сына. Когда же стало ясно, для чего он сохранил жизнь мнимому кузену, я и успокоилась, и обеспокоилась одновременно. Яозу задумал жутко мстить, а значит, был озлоблен на брата и не поверил бы ни единому его слову. Это ободрило меня. Но способ мести поразил своей изощрённостью, я не желала такой участи сыну и усомнилась в здравости его поступка.       — Так почему не остановили его, госпожа?! — в который раз воскликнул Веньян. — Почему не покинули своего заточения хотя бы ради этого?       — За три года траура я свыклась со своим уединением. Я решила выждать ещё немного. Яозу не знал, кого неволил, а значит, и греха за кровосмешение на нём не было. Мы не повинны в том, что творим по незнанию. В конце концов, мальчишка не мог понести от Яозу, так можно ли считать их связь в полной мере кровосмесительной?       Нет, она точно сумасшедшая! Веньян больше не считал нужным соблюдать пиетет по отношению к этой особе, он его не испытывал. Лицо само собой приобрело гримасу отвращения. И вот такой Джун была всегда? Все годы, что он был знаком с ней? Тошнотворно!       — Это инцест, госпожа! А вы с такой лёгкостью оправдываете подобное! Даже связь между двоюродными братьями непозволительна, что говорить о родных!       Ответ Джун окончательно сразил Веньяна аморальностью:       — Я всего лишь желала обезопасить себя. Была уверена, как только Яозу выместит на мальчишке гнев и натешится местью, — сразу же казнит или, на худой конец, сгноит в застенке. Он всё равно никогда не узнал бы, кого наказал, его совесть осталась бы чиста. Мне нужно было только ещё немного подождать, и всё решилось бы само собой.       Дрянь! Какая же она дрянь!       — А как же Джун?! Вы хотя бы представили, через какой ад пришлось пройти этому дитя? Брату вашего сына! Сыну вашего возлюбленного! Сегодня именно Джун настоял на том, чтобы Яозу вернулся спасти вас, ведь мы считали вас заложницей министров. Он сам вызвался пойти с Яозу и обрёк себя на смерть! Он уважал вас и чтил как мать своего брата и императрицу, а вы так люто ненавидели его, видев всего раз! В чём он провинился перед вами?!       — Его вина уже в том, что он родился на свет! — зло прорычала Джун. — Вот уж не думала, что Киу так быстро найдёт себе утешение!       У этой женщины определённо нет совести!       — Быстро? Джун родился спустя восемь лет, как господин Киу решился оставить вас. Или вы думали, что он станет страдать по вам до конца своих дней? Так знайте: мать Джуна была очень красива, и принц Киу умер в её объятиях с улыбкой на устах. Он без сомнения любил эту женщину!       Джун выскочила из кресла и коршуном нависла над Веньяном.       — Как ты смеешь!       — Я говорю правду! Я видел их собственными глазами! А Джун пересказал последние слова отца и матери. Принц Киу сожалел, что лишь перед кончиной осознал любовь к своей избраннице, и желал встречи с ней в загробном мире. С ней, не с вами!       — Замолчи! Твой мальчишка солгал! — взревела Джун. — Он опутал тебя ядовитыми речами, как опутал и Яозу! Он поколебал доверие Яозу ко мне, и что мне оставалось делать? Только поступить сходно!       — Дайте угадаю, — не без ехидства вырвалось у Веньяна. — Вы постепенно, день за днём натравливали свору министров на всех, кем дорожил Яозу, потому что завидовали и ревновали. С вами всё-таки случилось то, чего вы больше всего боялись — сын возненавидел вас. Радуйтесь, что не наказал, мало не показалось бы! Вам становился невыносим каждый человек, которого Яозу считал теперь своей семьёй, вас же из семьи исключили! Вы настроили двор против всех нас! Вы уничтожили Джуна вовсе не потому, что боялись его и желали вернуть сына. Просто вы не могли смириться, что любящий брат стал Яозу дороже интриганки-матери. Джун занял в сердце Яозу значительно больше места, чем занимали вы. Так? Великие небеса! Теперь я понял! Это именно вы приказали убить Ксию! Иначе ваши евнухи не могли так скоро узнать о её смерти. Бедная девочка! Вот уж кто не был вам угрозой, но вы не могли спокойно смотреть, как она, не прилагая никаких усилий и вовсе не желая того, стала хозяйкой вашей самой заветной мечты — заполучила в свою постель обоих братьев Туан, подарила им детей и сделалась гармоничной частью их мира. Разве вы могли такое стерпеть?! Ксию задушили поясом, вашим даром, а она так гордилась им! Отборная жестокость! А ещё… Это вы выкрали императорскую печать и бирки! Никого другого гвардейцы Яозу не подпустили бы к его кабинету, но только не императрицу-мать, ведь стражи не знали о вашей размолвке с императором. Вам доверяли все! Воистину, предать может лишь самый близкий! Это вы приказали запереть двери тронного зала, когда поняли, что Яозу идёт за вами и иного пути ему не найти! Вам нужно было поймать сына в ловушку и вынудить отказаться от Джуна. Вы ревновали к нему сына. Более того! Вы ревновали к нему принца Киу! К нему и к его матери! Вы не хотели признать, что ни Яозу, ни Киу больше не принадлежат вам одной.       — Да, всё это сделала я! — с вызовом констатировала Джун. — И в чём я уж точно не нуждаюсь, так это в твоей оценке моих поступков, вижу, тебе не дано понять меня. Считай как знаешь, я не намерена перед тобой оправдываться. То, что кажется тебе смертным ужасом, в моих глазах пустяк! Сколько таких мальчишек было у Яозу прежде — не перечесть! Он переживёт смерть полюбовника, раз пережил смерть отца. Она даже пойдёт ему на пользу, Яозу совсем потерял голову из-за своей одержимости этим щенком. Он довёл моего сына до нервных припадков, думаешь, я не знаю?! Сейчас потеря любовника безусловно видится Яозу трагедией, но так смотрит каждый, разлучившись с любимым. Жить с этим можно, мне ли не знать. У Яозу всё впереди, и таких любовей будет ровно столько, сколько сам он пожелает. Я утешу его, а ты — подыщешь нового наложника. Или приласкаешь сам, если действительно печёшься о благе моего сына. От тебя-то он точно не откажется. Он забудет сегодняшний день и станет править трезвой головой, а мы станем его опорой. Просто держи язык за зубами. Или умри, если твоя принципиальность не позволяет тебе смириться с законами жизни.       Так она всё-таки не знает!.. Если что и удержало Веньяна от пересечения последней границы и наития наградить Джун увесистой пощёчиной, так только этот факт. Есть кара более существенная и назидательная — пусть познает цену своих каверз. Правда — вот главное наказание жизни Джун. Так было прежде, да будет так и впредь! Не думал Веньян, что придётся возвестить ей о смерти сына в качестве возмездия.       — Не вам говорить об одержимости, госпожа, — начал издали Веньян. — Именно вы, не гнушаясь самых отвратительных средств, всю жизнь преследовали безумную мечту. И если следованием законам жизни вы считаете возможность прибегать к коварству, подлости и самоуправству для потакания личным одержимостям, то я не желаю знать таких законов. Боюсь, вам неизвестно главное следствие ваших козней. Вы заигрались чужими судьбами, а боги не прощают вмешательства в их сферы деятельности. Вы не единожды шокировали меня сегодня. Настал ваш черёд. Яозу отправился следом за Джуном. Ваш сын мёртв.       Скорбь в единый миг нитью сдавила горло. Он запнулся, борясь с подступившими слезами, но слёзы победили. Джун смотрела на него непонимающе, будто он сморозил шутку столь неуместную, что произнесение её вслух само по себе являлось неприличностью. Не так Веньян желал поведать госпоже о гибели сына, хотел быть деликатным и мягким, но она сама вынудила его выплюнуть в лицо горькую истину предельно грубо и прямо. Обвинением.       — Вы убили его! — выдохнул Веньян, наконец сглотнув спазм. — Ну как? То, что кажется мне смертным ужасом, в ваших глазах более не пустяк? Почувствовали трагедию, наконец?       — Идиот! Ты находишь это смешным?! — воскликнула Джун и тотчас побелела лицом.       — А вы видите улыбку на моём лице, госпожа? — отвечал Веньян. Слёзы катились по щекам, сдерживать и прятать их больше не имело смысла.       — Это ложь! Я бы знала! Ты нарочно потешаешься надо мной! — разорялась Джун.       — Вам побоялись сказать. Он там, в тронном зале вместе с Джуном. Они делят престол, обнимая друг друга. Вы же об этом всегда мечтали? Их даже тронуть не смеют. Так и сидят.       Голос дрожал. Образ последних объятий Яозу и Джуна навсегда выжжен в памяти. Прекрасный и чудовищный образ.       — Ты лжёшь! — продолжала отрицать Джун, но по её дрожащим рукам, истеричным нотам восклицаний было ясно, что слёзы Веньяна и страшные подробности всё же убедили её.       — Что же вы за человек, если не верите в способность вашего сына любить? Вы видели в нём лишь распущенность, а она свойственна страсти. Любовь же — сдержанность и жертвенность, и Яозу, в отличие от вас, эти качества не были чужды. Он сумел самоотверженно и искренне полюбить брата, пусть и запретной романтической любовью. Джун стал сердцем Яозу, а вы его вырвали! Без сердца не живут!       Джун без сил упала в своё кресло.       — Нет! Ты лжёшь! Лжёшь! — нелепо повторяла, мотая головой.       — Вы ведь не задумались, что, убивая Джуна, можете смертельно ранить Яозу, так? — Веньян не обращал внимания на припадок отрицания Джун, поделом. Самому было слишком больно. Слова дрожали ещё на подходе, тон срывался. — Вы не смогли понять то, что уразумели даже ваши евнухи, лишь единожды взглянув на Яозу и Джуна, — они единое целое. То самое, что вы так ценили в Ки и Киу! Но вы думали только о себе, о своих желаниях и страхах. Вам было плевать на Ки и Киу! Плевать на Яозу и Джуна! Ненавижу!       — Довольно! — взвизгнула Джун. — Не тебе меня судить! Закрой свой отхожий рот, шлюха!       — А кто сделал меня шлюхой? — сквозь слёзы усмехнулся Веньян. — Уж не вы ли, госпожа?       Джун сжала кулаки, собралась с чувствами и удивительно твёрдо для сложившихся обстоятельств произнесла:       — Даже если ты говоришь правду, и мой мальчик м-мёртв… — это слово единственно далось ей с трудом. Она запнулась, справляясь с ним и сглатывая его горечь с языка, но тут же договорила: — … даже если так, это ничего не меняет. Мои внуки будут править Го! Я ещё могу… могу…       И вновь Веньян был шокирован. Решение не стоило Джун сколь-нибудь малых раздумий. Ей только что сообщили о смерти сына, а она уже цепляется за новый безумный план.       — … воплотить свою мечту? — договорил за неё Веньян. — Вы всё ещё можете думать об этом?! Как вы смеете! Удивительная беспринципность! И кстати, принцы Джун и Яозу вам не внуки. Они вовсе не сыновья государя, они дети его брата. Слава богам, в них нет ни капли вашей крови! Не только императрицы Го шельмуют с престолонаследием.       — Думаешь, я не знаю?! — ядовито прошипела госпожа. — Стоило раз взглянуть в глаза маленькому принцу Яозу, чтобы понять, чей он сын! Не имеет значения! Эти дети в любом случае законные наследники трона Го! Я признаю это!       — Ну уж нет! Не быть по-вашему! — Веньян только теперь встал на ноги и с вызовом бросил: — Вы сгубили уже два поколения венценосных братьев династии Туан, я не позволю вам растлить и изничтожить третье!       Поколебать самоуверенность Джун было сложно.       — Значит, ты выбрал сторону, так? — сказала она. — Что ж! И как же ты помешаешь мне, если не выйдешь отсюда живым?       — Вы меня не убьёте.       — Отчего же?       — Вам же мало одного только великого принца. Для полного комплекта вам нужен и маленький принц Яозу, иначе ваша мечта не свершится. К тому же наследный принц Джун болен. Что будете делать, если, не приведи боги, с ним что-нибудь случится? Принц Яозу наследник брата. И он у меня.       — Что?!       Джун вновь выскочила из кресла и посмотрела на Веньяна так, будто намеревалась убить его одним только взглядом.       — Опять обвините меня во лжи? Не глупите. Это не блеф. Вам же до сих пор не привели малыша, хоть вы и приказали, я прав? Вы на его поиски всех своих слуг и дам отправили? Не ищите его, не найдёте. Принца Яозу уже нет во дворце. Я приказал вывезти его отсюда.       По лицу Джун мелкой рябью прошла нервная дрожь. Она приблизилась к Веньяну вплотную и заскрежетала ему в лицо:       — Я убью тебя!       — Охотно верю. Если уж вы собственного сына не пожалели… Вот только если к вечеру я не покину дворец, боюсь, принцу Яозу тоже не жить.       — Ты не посмеешь!       — Я не посмею. Я люблю малыша, как своё дитя. Но я не знаю, на какое безумие способны те, кто любит меня. Отчаяние может подтолкнуть к страшному. Уж вам ли не знать. Кто же остановит руку отчаявшегося безумца, если я буду мёртв?       А вот теперь Веньян блефовал. Конечно, Ливэй и пальцем не тронет маленького Яозу, что бы ни случилось с Веньяном. Ливэй жизнь за детей отдаст, иначе Веньян не доверил бы ему Луна. Но Джун знать об этом совсем не обязательно. Пусть думает, что все на свете такие же, как она, в такое ей проще поверить.       — Верни мне внука, сучонок! — Джун схватила его за грудки и тряхнула с вовсе не женской силой.       — Фи, госпожа! Где ваши манеры? Императрице великой державы негоже вести себя и выражаться подобно бордельной девке! Куда подевались поэзия и высокий стиль? Мои волосы больше не шёлк, а кожа — не фарфор?       Веньян отступил на шаг и смотрел, как ядовитую гадюку трясёт от собственного яда. Джун была такой красной, что, казалось, её вот-вот хватит удар. Она тянула к нему руки, всем своим гнилым сердцем желая сомкнуть их на его шее, но не имела сил даже ступить шаг вперёд.       — Я не верну вам внука! — припечатал он. — Мне жаль, что не удалось спасти от вас и второго, он остаётся куклой в ваших руках. Моя душа скорбит от этого и не будет знать покоя. Вы чудовище. Ваша маниакальность пугает. Я думал, смерть единственного сына и вас ввергнет в скорбь и оцепенение. Ведь вы так любили его, сдували пылинки, готовы были загрызть любого, кто угрожал его благополучию… Впрочем, загрызть саму себя вы не можете. Но в итоге вам важна лишь ваша мания, ради неё вы готовы признать внуками даже детей ненавистного вам человека. О! Как мне жаль, что великий принц должен будет жить подле вас и потакать вашей воле! Если бы только мне повезло наведаться к Ксии пораньше! Я спас бы от вас и её, и маленького Джуна! Но боги жестоки!       Договаривая, Веньян уже слышал топот множества ног и лязг оружия, в покои императрицы возвращалась отправленная на его поиски стража Джун. Теперь его жизнь зависит лишь от того, купилась ли она на всё вышесказанное. Быть может, он ошибся в определении степени её безумия…       Завидев Веньяна, гвардейцы кинулись к нему. Он не шелохнулся. Стоял гордо и прямо, умирать — так человеком. Свободным. Но Джун не дала схватить его, остановила стражу в последний момент.       — Стоять! — металлом звякнул приказ. — Пусть уходит!       Не успел Веньян осознать свою удачу и сделать хотя бы шаг, как Джун обратилась уже к нему:       — Иди, фарфоровая кукла. Но знай: у тебя есть фора лишь до вечера. Потом я изловлю тебя, размозжу голову и потопчусь на осколках!       Честно говоря, Веньяну было плевать на угрозы, и так понимал, что Джун его легко не отпустит, но теперь в его распоряжении были хотя бы шанс и немного времени.       — Если у вас всё же есть сердце, похороните их вместе, — это всё, что осталось у него для Джун. — Прощайте и будьте прокляты!