***
Ливэй обратился к Зэну за советом вскоре после ночи их с Веньяном страстного воссоединения в Палатах. Тогда Веньян впервые признался ему, что подозревает зреющий против императора Яозу заговор. Тогда же Гун пожелала получить Палаты в качестве откупа за будущего ребёнка Веньяна. Тогда Ливэю показалось, что его мир начал трещать по швам. Зэн сумел его переубедить, он был несоизмеримо мудрее и умел смотреть на вещи с самых неожиданных углов. О существовании Веньяна он знал, потому что удержать внутри себя всепоглощающей любви к демону Ливэй не умел. Зэн быстро угадал в Ливэе влюблённого идиота, так что пришлось поведать старому другу кое-что о своей зазнобе. Точнее, о своих чувствах к Веньяну, нежели о самом Веньяне. Зэн не злился и не ревновал, он всегда относился к Ливэю слишком по-отечески и ни на сердце, ни на тело его давно не претендовал. — Чего ты так переполошился? — удивился Зэн, узнав много занимательного из жизни придворных змей и возможном государственном перевороте. — Разве ты не говорил, что горячо желаешь вырвать своего избранника из его дворцового заточения? Судьба даёт тебе шанс. Не предай по ошибке его доверия к тебе, делом докажи, что способен стать для него защитой и опорой. Если понадобится помощь, я никогда не откажу тебе. Эти слова решили многое. Паника отступила, и Ливэй вдруг осознал, какой он эпический болван. И сволочь. Приревновать Веньяна к не родившемуся ещё младенцу… Хуже того! Хоть на мгновение, но задуматься о том, чтобы не позволить Гун родить… Зэн прав! Если бы Веньян когда-нибудь узнал о таком, он не простил бы. Ливэй сам никогда не простит себе эту душевную слабость. Он искупит вину. Отдаст за сына своего сердечного друга всё, что имеет! Однако, несмотря на морально-нравственные промахи, глупцом Ливэй не был, коммерческую жилу в нём было не подрезать. Прежде чем отдать Палаты Гун, он вытянул из заведений все соки, благо время было. По заключённому с Гун договору он обязался передать ей права владения Палатами не раньше, чем на его руках окажется младенец и подписанные бумаги с отказом от него. За оставшиеся полгода с лишним Ливэй вывел из заведений все средства, прибавил к ним собственные сбережения и доверил капиталы Зэну. Окончательная сумма оказалась внушительной даже по меркам Зэна, человека, чья семья сделала себе имя, занимаясь банковским делом не одно поколение. Он с какой-то особой гордостью взглянул тогда на Ливэя, заверил, что этих денег вполне хватит для пожизненного безбедного существования, и пообещал по мере своих сил приумножить богатства. Считанные месяцы Ливэй провёл в гармонии с собой, но стоило ему впервые взять на руки новорождённого сына Веньяна, как смятение вновь вернулось в его душу. Как сказать обо всём Веньяну? Будь Ливэй на его месте, обмер бы, предъяви ему кто готового сына. Как объяснить, что таково было условие Гун? Не станет ли любимый винить его? Не возненавидит ли? В том, что мальчик был зачат от Веньяна, сомнений не возникало, он был точной копией красавца-папаши, только глазки поражали диковинной для Го светлой синевой. Если уж младенец так походил на отца, с возрастом сходство будет лишь усиливаться. Ливэй не относился к людям, трепетавшим и умилявшимся при виде младенцев, и о собственных детях не задумывался — жизненный опыт не располагал, — но когда смотрел на крохотную копию Веньяна, желал разбить свою голову о стену, ведь он чуть было не уничтожил это маленькое чудо. О, Ливэю есть за что грызть себя до конца жизни! Какое счастье, что он не оступился, вовремя удержал себя на самом краю! И всё же раскрыться любимому демону Ливэй не решался более полугода. Каждый день, глядя на малыша, он испытывал тяжкие угрызения совести, но всякий раз придумывал новые поводы временить с признанием. «Пусть чуточку подрастёт, окрепнет. Один день ничего не изменит», — уговаривал он себя. Но дни складывались в месяцы, мальчик вполне осознанными глазёнками смотрел вокруг себя, а Ливэй всё трусил. Он снял для малыша целый дом, так как посчитал немыслимым, чтобы сын Веньяна рос в борделе (впрочем, и от горе-мамаши хотелось держать его подальше), окружил слугами и няньками, и сам при первой же возможности навещал кроху. Полюбил и привязался. Как иначе? Оторопь брала, когда Ливэй держал на руках диво дивное. Стоило только фантазии разгуляться… Ведь именно так, скорее всего, выглядел малышом Веньян! Ну как тут не затискать маленького? Решился наконец идти на поклон к демону, когда понял, что негоже человеку без имени. Этот факт удесятерял груз вины, ведь мальчик рос по часам и выказывал сообразительность день ото дня больше. У него уже проявился какой-то свой, младенческий норов, суливший в будущем обернуться чертами характера, а он всё оставался безымянным, словно дикий зверёк, при том что отец его был благородных кровей и более чем именит. Дать ребёнку имя Ливэй не решался — несомненно, у него нет на это права. Сам он обращался к малышу «мой маленький лунный дракон» — таким светлым и неземным казался ему мальчик, однако истинное имя ребёнку должен дать отец — в этом Ливэй был убеждён всецело. Он быстро и совершенно незаметно для себя всем сердцем врос в малютку, и как бы сильно ни боялся, что Веньян в гневе запретит ему отныне приближаться к сыну да и от себя погонит, всё же отправился каяться демону. Как и предполагалось, на невероятную весть Веньян отреагировал бурно. Ливэй даже испугался, что дитя и вовсе неугодно Веньяну, но нет, его демон не таков! Веньян никогда не отвернётся от своей крови, не поступит так, как поступили с ними их отцы. Он просто обругал Ливэя за скрытность и даже обвинил в намеренной отместке за то, что когда-то сам Веньян долгое время жил рядом, не раскрывая себя. Ливэй не винил его за хлёсткие слова. На месте Веньяна он наговорил бы и не такого. Он принял гнев демона смиренно, выслушал брань со спокойствием, которым некогда славился, ведь он помнил, как высоко Веньян ценил сдержанность. И это сработало. Веньян позволил ему объясниться, услышал, понял и не то что простил — стал вдруг благодарить за… Ливэй не хотел, чертовски не хотел говорить Веньяну о цене, которую пришлось заплатить в качестве выкупа за малыша! Он молчал и упирался до последнего, но Веньян вытянул из него всю правду. Пришлось принять статус благодетеля, который хоть и льстил несказанно, но был, по мнению Ливэя, абсолютно им не заслужен. А потом Ливэю вновь выпало немного времени, чтобы предаться счастливому созерцанию. Невозможно было не залюбоваться, как демон возится со своим новообретённым сокровищем. И Ливэя жестоко жалила совесть. Ну как он мог помыслить о том, чтобы лишить Веньяна такого счастья?! Ливэй целовал малыша в лобик, а его отца — в губы, мысленно моля обоих простить его, но не решаясь произнести слова покаяния вслух. Никто никогда не узнает о прегрешении Ливэя, пусть совесть мучит его во искупление. Веньян приобрёл сыну поместье, богатое, охраняемое не хуже императорского дворца. Господин министр не очень-то любил окружать себя роскошью, но для наследника расстарался, не зная удержу. Отец нарёк сына Луном, и Ливэй был в восторге. Это имя как нельзя лучше подходило дитя и выражало всё то прекрасное, что Ливэй видел в мальчике. Да уж… у Ливэя было слишком мало времени, чтобы насладиться идиллией. Ужас, который Ливэй испытал, когда понял, что Веньяна похитили, не мог сравниться даже с ужасом, испытанным в детстве, когда солдаты… Неважно. Важно было только вернуть демона живым и невредимым. Ни одна их размолвка или ссора не пугала Ливэя до панических атак. Потерять Веньяна было страшно, но куда страшнее было потерять навеки. Принять, что больше никогда не сможешь не то что обнять — увидеть его, осознать, что он больше не ходит по земле, что его уже нет в этом мире, — всё это сокрушало Ливэя, повергало в ничто. А ведь вместе с Веньяном пропал и Джун! Двойной удар, который в случае поражения Ливэю пережить точно не удастся. Ради спасения демона и господина Джуна он не погнушался упасть в ноги Яозу, моля о помощи. Впоследствии Ливэй не переставал благодарить богов за то, что обстоятельства благоволили спасению похищенных. Ливэй быстро обнаружил пропажу демона, а Юн, безмерно трепетавший за принца Джуна, не стал запираться и поделился с Ливэем, куда и зачем отправились его светлость с его высочеством. Яозу же в мгновение ока поднял гвардию и сломя голову понёсся спасать своих братьев. Труднее всего было ждать. Император не взял Ливэя с собой, а оставаться в статичном ожидании было невыносимо. Теперь и самому-то неясно, как они с Юном вытерпели те адские часы неизвестности. Метались по покоям, отдавали ненужные приказания, лишь бы не провалиться в собственные мысли, полные отборных кошмаров и дурных предчувствий. Белое как полотно лицо Юна было лицом смертника. Ливэй отчётливо видел в глазах мальчишки решимость умереть, если вести, которых они ожидали, окажутся неутешительными. Что ж, вдобавок к прочему приходилось не спускать глаз с убитого горем ребёнка и не позволять ни ему, ни себе раньше времени погрузиться в отчаяние. Первые вести были обманчиво хорошими. Гонец императора, посланный вперёд предупредить возвращение Яозу, сообщил, что его высочество брат великого господина и его светлость министр двора живы. Радость. Вот только на этом хорошие новости заканчивались. Посланец передал приказ государя созвать всех придворных медиков, а это порядком пугало. А дальше… Ещё несколько дней кромешного ада. У принца Джуна были изранены ноги, его сжигал жар, но в целом физическое состояние было куда лучше душевного. Он объявился в своих покоях, только когда императорские врачи осмотрели его, обработали раны, напичкали лекарствами и подтвердили, что ничто его жизни не угрожает. Хотя бы за него можно было не волноваться. Юн лично прислуживал своему божеству в купальнях и пытался как можно более деликатно выспросить о произошедшем, но принц Джун находился в сильном потрясении и отвечал в общих чертах и весьма неохотно. И всё же даже из сбивчивых обмолвок было очевидно, кто и что именно намеревался сделать с императорскими любимцами. Кровь в венах бурлила и ударяла в голову. Чёртов бывший министр Су! Разорвать бы его голыми руками! А Ливэй ещё радовался возвышению Веньяна! Выходит, демон был прав, его назначение министром могло принести лишь зависть, ненависть и очень большие неприятности. Ещё и Джун попал под раздачу. Известие, что Веньян отравлен ядом, противоядие которому составить невозможно, заставило сердце Ливэя ухнуть в новые глубины безысходности. Ну как же так?! Он же ещё жив! Неужели придётся просто сидеть и ждать его смерти? И если принц Джун и Юн-Юн были вхожи в императорские покои, где по настоянию Яозу был размещён его братец, и могли видеть Веньяна, ухаживать за ним и изливать на него всю свою любовь, то Ливэй душой трепетал от мысли, что ему не удастся даже попрощаться с любимым. Он одиноко страдал в покоях министра двора, с нежностью касался его вееров и одежды, не имея возможности одарить ею их дорогого владельца. Ах с каким нетерпением и тяжёлым сердцем Ливэй поджидал прихода его высочества или маленького Юна, чтобы пристать к ним с расспросами о состоянии Веньяна… Что ж, всё это кара за проступки Ливэя. Но боги простили его. Это Ливэй понял, когда за ним послали из императорских покоев с требованием незамедлительно явиться. Он увидит своего демона! Хотя бы ещё раз, хотя бы одним глазочком! Ливэй так обрадовался, что напрочь забыл, какой удручающей будет эта встреча. Веньян лежал на огромной императорской кровати, и приблизиться к ней было радостно и страшно одновременно. Веньян был слаб настолько, что не мог даже сесть, его бледность вселяла ужас, его прекрасные губы были разбиты и начинали кровоточить, как только он заговаривал. Когда же при виде Ливэя из его глаз потекли слёзы, и он стал прощаться… Ливэй не знал, как вынес это и не разрыдался сам. У Ливэя не было права на слёзы, он должен быть сильным ради Веньяна. Яозу смотрел на Ливэя волком. Как тут не понять, что императору известна суть его отношений с Веньяном. Но, несмотря на это, Яозу позволил Ливэю непрестанно находиться рядом с демоном, хоть великому господину то было явно не по душе. Теперь, когда император знал о сыне Веньяна, он потребовал немедленно доставить мальчика во дворец, и пусть сам Веньян не одобрил бы этого, Ливэй согласился, что в сложившихся обстоятельствах Луну было бы безопаснее находиться под защитой самого императора. Ну а затем богам было угодно проявить безграничную милость, Веньяна удалось спасти! И как только Юн сумел отыскать редкий яд, на основе которого изготовлялось противоядие?.. Ничем другим кроме промысла небожителей Ливэй такую дивную удачу объяснить не мог. Вместе с воскрешённым Веньяном возродился и Ливэй. Самими богами дарован второй шанс! Доказать, что он не ничтожество, не жалкая тварь, подобная собственному отцу, что он может не только подчиняться, но и защитить и позаботиться о самых дорогих ему людях! А ещё искупить перед ними свой грех. Как только Веньян немного оправился, Ливэй при первой же оказии вновь обратился к Зэну. — Есть ли у вас связи в Яро? — с порога озадачил былого любовника. — Отделение банка тебя устроит? — рассмеялся Зэн. — Вы работаете в Яро? Успешно? — Рад уже, что не в убыток. — Отлично! Можете перевести все мои сбережения в своё отделение в Яро? Зэн посерьёзнел. — Идём. Не стоит обсуждать такие важные дела на пороге. Он провёл Ливэя в дом, усадил на место почётного гостя, напоил чаем и только тогда поинтересовался: — Итак, ты собираешься в Яро и, как я понимаю, надолго? — Если повезёт, то навсегда, — подтвердил Ливэй. — Сказать, что услышать подобное для меня неожиданность, — не сказать ничего, — признался Зэн. — Прежде чем дать ответ, я хотел бы узнать причины. Ливэй издалека заходить не стал, выдал всё как есть: — Мой друг Веньян был прав. При дворе зреет заговор. Веньян и принц Джун чуть не поплатились жизнями, и я больше не могу оставаться безучастным. Я хочу увезти Веньяна из Го. — Погоди, мой мальчик, — выразил непонимание Зэн. — Разве твой друг не министр двора? Как он покинет двор? Возложенная на него ответственность не позволит ему бежать. — Как только он поправится, я буду просить его оставить пост, — с некоторой одержимостью выпалил Ливэй и сам поразился, насколько наивно прозвучали его слова. Однако он верил в то, что говорил. — Двор губителен для него и Луна. Если он и не подал бы в отставку ради себя, то ради сына… — Ливэй! — твёрдо, но довольно деликатным тоном осадил его Зэн. — Я не хочу, чтобы ты обманывался. Вся Го знает, кто таков твой друг. С двором его связывает не только высокая должность. Он принадлежит Туанам. Даже если сотая доля того, что болтают, правда, император не отпустит его. Да и твой друг не оставит своего государя накануне переворота, или ты полюбил недостойного человека. — Тогда я выкраду его! — взревел Ливэй. Правота сказанных слов раздражала нутро, задевала за живое. Бесила! — Он не должен принадлежать никому! — Никому кроме тебя? — вновь поддел Зэн. — Я не знаю этого человека, но вряд ли он оценит, если ты станешь неволить его. Он был невольником всю свою жизнь — Но его нужно спасать! — Поинтересуйся для начала, хочет ли он быть спасённым. Я не узнаю тебя, Ливэй. Любовь ослепила тебя и лишила рассудительности. — Не хотите помочь, так и не надо! Ливэй вскочил со своего места, пыша возмущением и даже гневом. Как Зэн не может понять! Какая, к чёрту, рассудительность, когда жизни любимого человека угрожает смертельная опасность! Когда речь идёт о спасении, можно прибегнуть и к принуждению. Хватать под мышку и бежать! Пусть Веньян поначалу и обозлится на него, однажды он поймёт, что всё это было для его же блага. — Охолонись, мальчишка! — не выдержал Зэн. — Я вовсе не отказываю тебе в помощи! Я обещал помочь и слово сдержу. Но и ты не руби с плеча, сядь и выслушай меня! Зэн повышал голос редко, и потому всякий раз это выходило внушительно. Отрезвляюще. Ливэй замер на месте, а потом и в самом деле сел, выдержал паузу, чтобы прийти в себя, и примирительно произнёс: — Приятно осознавать, что в этом мире есть ещё кто-то, кто считает такого старого балбеса, как я, мальчишкой. — Милый мой, ты ещё совсем ничего не знаешь о старости, — ухмыльнулся Зэн. Хоть возраст Зэна внушал почтение, а голова давно была бела словно снег, назвать его стариком язык не повернулся бы. То был не старик, но почтенный муж. Пришедшей с возрастом мудрости в его кладезях было хоть отбавляй, и прислушаться к Зэну определённо стоило. — Я помогу тебе, — повторил он, — но давай действовать с умом. Никаких похищений! Император всё ещё у власти и в силе. Как думаешь, что он сделает с тобой, если поймает? Великий господин едва спас своего любимца из плена, представь его гнев, если господина Веньяна вновь выкрадут. — Что вы предлагаете? — Будь рядом со своим Веньяном, чутко следи за ситуаций, действуй по обстоятельствам. Обговори возможность побега в случае крайней необходимости, но не дави. Просто подбрось мысль и следи, как она станет разрастаться в его сознании. Дай ему созреть. Если случится так, что вам придётся бежать, пусть он решится на это по собственной воле. Я же со своей стороны буду переводить твои деньги в Яро небольшими частями. Это не привлечёт внимания, а если вы всё же решите остаться в Го, их можно будет так же неприметно вернуть обратно, тогда как основная часть твоих средств будет оставаться в Го. А ещё лучше, если ты сам определишь размер и частоту переводов. Что скажешь? Что тут сказать? Выслушать Зэна определённо стоило. Он так чётко и здраво разложил всё по полочкам, что возразить в принципе было нечего. Ливэй согласился без гонора и лишних кривляний, всего-то нужно было обуздать свои разбушевавшиеся страхи, побороть панику и чуточку охладить пыл. — Иди со мной, — загадочно поманил Зэн, когда с важным делом было покончено. Он вывел Ливэя в сад, увлёк в самую дальнюю часть. Конечно, сад не мог сравниться с дворцовым, но был достаточно велик, чтобы Ливэй никогда прежде не бывал именно в этом месте. Он увидел поросшие вьющимися растениями развалины некогда внушительной постройки, от которой нынче осталась лишь часть фасадной стены. — Когда я купил этот участок земли, здесь располагался старый дом прежних хозяев, — пояснил Зэн. — Я решил оставить одну стену, мне показалось, она прекрасно впишется в садовый ландшафт. — Так и есть, — согласился Ливэй. Чувство вкуса господина Зэна никогда не вызвало у него сомнений. Вид был по-настоящему хорош. В лучах заходящего солнца стена старого дома выглядела романтично и вызывала в душе чувство лёгкой меланхолии. — Однако когда разбирали и вывозили разрушенные части здания, — продолжал Зэн, — повредили молодое деревце сливы. Посмотри сюда. Зэн указал на то, чего Ливэй, залюбовавшись видом, сразу и не приметил: среди других деревьев, окружавших останки фасада, было одно, ствол которого накренился под неестественным углом к земле. Дерево вовсе не было молодым, а значит, то, о чём говорил Зэн, имело место много времени тому назад. Но как молодое дерево с надломленным стволом смогло окрепнуть и продолжать расти в столь неправильном положении? Приблизившись ещё немного, Ливэй наконец понял, что к чему. Павший ствол подпирала крепкая каменная колонна, бывшая некогда частью фасада. Видимо, когда-то деревце упало на неё, и все эти годы именно колонна помогала сливе не упасть и продолжать рост. Удивительно! — Думаю, ты понимаешь, кем должен стать для него, — произнёс Зэн. — Не дай ему сломаться и упасть, коли всё сложится согласно самым худшим опасениям. Это огромная ответственность, и если возьмёшься за дело, у тебя не будет права отступить. Хорошенько подумай. К ответственности Ливэй был готов всегда, к наиболее суровой, если понадобится. С самого первого дня знакомства он не побоялся бы умереть за Веньяна, так о чём было думать? Нужно было действовать. Он станет опорой для Веньяна, возьмёт на себя ответственность за его жизнь и будет нести до окончания своей собственной. Он не заскулит и не станет роптать, понесёт ношу с честью и гордостью, к тому же своя ноша не тянет. Лишь бы Веньян поскорее выздоровел! А Веньян поправлялся медленно, его состояние сильно беспокоило Ливэя. Ему никогда не приходилось слышать о подобном раньше, но яд изменил облик демона, сделал похожим на снежное создание, рождённое метелью и морозом. Его кожа, без того светлая, стала бела как снег. Волосы и даже радужки глаз неожиданно сменили оттенок, локоны стали совсем белокурыми, а глаза лучились то тёплым чайным золотом, то ледяным серебром. Но, несмотря на новый «снежный» облик, тело Веньяна снедал жар. Окна его спальни были теперь всё время открыты настежь, но и этого было ему мало, он то и дело порывался организовать себе ночёвку в саду самыми холодными ночами. Ливэй не отходил от него ни на шаг, слуг не подпускал, сам прислуживал демону. Кормил с ложечки, следил за строгим соблюдением врачебных предписаний, останавливал от необдуманных порывов, заботился и опекал как малое дитя. Распоряжаться имуществом и то было всецело доверено Ливэю, и он с рачительностью опытного управленца принялся руководить доверенным. «Зануда!» — часто доставалось в спину от демона. Пусть так. Хоть чёрт лысый! Только бы слушался и шёл на поправку. Но когда ко дню празднования рождения принцев и Луна Веньян наконец встал на ноги, Ливэй не захотел отпускать его на пир. Слишком уж велик был интерес, которым загорались глаза императора, жадно любопытство к такому новому, прекрасно-снежному демону, и великий господин не умел скрыть неравнодушия даже в присутствии принца Джуна. Если так пойдёт дальше, все будут несчастны, и Ливэй, и Джун, и Веньян с Яозу, коли собьются с пути истинного… Нет. Ливэй слишком недооценивал силу любви Яозу к Джуну. Джун был для Яозу светом, затмевавшим путь к соблазну любой силы притягательности. Джун был светом для всех. Джун был… Джун был. И Яозу… был.Каменная колонна. Часть I
17 августа 2021 г. в 13:42
Ливэй смотрел по сторонам и никак не мог уразуметь превратностей судьбоносного порядка. Торговый день близился к своему завершению, но на рыночной площади по-прежнему было не протолкнуться. Зазывалы, не жалея глоток, расхваливали свой товар, потенциальные покупатели толпились у прилавков, а уличные артисты всеми силами спешили заработать лишний грош, развлекая всё честное сборище. Божественная нелепость! Интересно, как изменилось бы настроение толпы, возвести сейчас Ливэй с лобного места, что пока все они торгуются за редис и жареные пельмени, в императорском дворце идут кровопролитные бои и готовится смена власти? Почему боги так безответственны и позволяют одним оставаться в безучастном неведении о судьбах других? Что сам он делал в тот миг, когда принц Киу убил императора Ки, а Веньян сражался за жизнь принца Яозу? Внутри всё сжалось и затрепетало, стоило только подумать о Веньяне, однако он тут же приказал себе успокоиться. Надежда есть.
Посланный наперехват человек Гюрена пояснил, что за беглецами, скорее всего, будут следить, а потому Ливэю не стоит возвращаться во дворец под колпак соглядатаев. Беглецы пойдут другим путём и встретятся с Ливэем, только если не почуют за собой слежки. Ни в коем случае нельзя привести хвост в подготовленное убежище, иначе там их всех и прихлопнут. Из сказанного нарочным Ливэй уяснил для себя главное — Веньян жив. Он сумел добраться до Гюрена и передать весть Ливэю. Радость! Но смена плана настораживала. Почему его изменили? Каким таким «другим путём» Веньян поведёт товарищей? Что если их схватят при попытке к бегству?
Ливэй передал через нарочного, что будет ждать на столичном рынке, возле излюбленной лавки господина Веньяна, тот поймёт у какой. Он до рези в глазах всматривался в толпу, отчаянно желая поскорее увидеть знакомые черты либо походку, но так никого и не смог высмотреть. Проторчав у лавки с веерами больше часа, Ливэй окончательно извёл себя. Не-е-ет, с этого дня всё будет по-другому! Он заставит Веньяна сдержать данное слово и не потерпит неповиновения! Больше никогда Ливэй не согласится беспомощно наблюдать, как Веньян в очередной раз уходит на верную гибель. Хватит, насмотрелся! Он спрячет всех дорогих и любимых подальше от Го и будет лично охранять их покой и благополучие. С этого дня он больше не признает своего низкого социального статуса, не станет подчиняться никаким законам кроме законов любви и преданности. Теперь Ливэй воин! Слишком долго Веньян верховодил их житьём-бытьём, то и дело доводя Ливэя едва ли не до сердечных приступов. Теперь главой семьи будет Ливэй, и жизнь их станет спокойной и счастливой! Точка! Только бы Веньяну удалось вырваться и вывести с собою мальчиков…
Ливэй корил себя за то, что не сумел убедить Юна уйти вместе с ним из дворца. Если бы не дети, Ливэй не стал бы тратить время на уговоры, просто перекинул бы мальца через плечо и был таков. Но два беспокойных малыша сильно осложняли эту задачу, и ему пришлось уступить. Если Веньян и Юн не вернутся, Ливэй точно не простит себя за то, что не смог переломить их своеволия. Если вернутся, подобного своеволия он уже не допустит. Ну где же они?!
— Господин Ливэй, — кто-то дёрнул его за рукав. Ливэй даже вздрогнул от неожиданности. Он повернул голову и увидел перед собой премиленькую девчушку, только очень бледную и явно перепуганную. Всмотревшись в её личико, он чуть не прыснул со смеху, несмотря на всё накопившееся напряжение. Если бы не видел такого прежде, ни за что не признал бы.
— Юн? Это правда ты?
— Я, — подтвердил мальчик. — Скорее уйдём отсюда!
— Погоди! — Ливэя прошибло страхом. — Почему ты один?
— Я не один.
Не поворачивая головы, Юн скосил глаза в сторону. Ливэй проследил за его взглядом и увидел высокую даму в богатых одеждах и со скрытым покрывалом лицом. Неужели это… Ливэй шагнул навстречу и как можно почтительнее, но стараясь не привлекать внимания, склонил голову.
— Великая госпожа! Простите раба, в этих условиях… он не может оказать должных почестей, — произнёс тихо, почти шёпотом и не был уверен, что в гуле толпы его слова были слышны. И тем не менее…
— Не то чтобы ваше предположение было мне лестно, — донёсся из-под покрывала голос Веньяна. — Поспешите увести нас отсюда, нельзя оставаться на одном месте ни на миг.
Ливэй и смутиться-то не успел от такого поворота. Как же хотелось наброситься на Веньяна и задушить в объятиях! Но нельзя! Аж кулаки сжал от досады. Однако что за невероятный маскарад! Это и правда Веньян?
— Нам придётся разделиться, — подавляя любопытство и острый приступ любвеобилия, быстро выговорил Ливэй. — За углом ждёт паланкин для великой госпожи и принца, а на выходе с рынка — лошади для нас. Где государь? Где его высочество? Неужто тоже в дамском?
Ливэй вновь принялся озираться по сторонам.
— Не нужно разделяться, — не поддержал шутку Веньян. — Идёмте к паланкину.
Его замогильный тон очень не понравился Ливэю, и уж точно ему не доводилось слышать такой прежде. Что-то определённо было не так, но Ливэй слишком хорошо понимал — то было не время и не место для расспросов.
— Идёмте! — без лишних слов поманил за собой «беглянок». Значит, из дворца смогли уйти только Веньян и Юн?
В паланкине Веньян наконец скинул покрывало. Боги! Каким бледным и измождённым было его лицо! Перед Ливэем сидел вовсе не тот человек, с которым он расстался несколько часов назад. На лбу Веньяна выступила испарина, дышал он так глубоко, будто ему не хватало воздуха. Юн пристроился рядом и принялся обмахивать Веньяна своим веером, у властелина вееров веера почему-то не оказалось.
— Что с вами? Вы ранены? — обеспокоенно выпалил Ливэй.
— Представляю, как отвратно я выгляжу, что все только об этом меня и спрашивают, — попытался выдавить улыбку Веньян, вышло жалко. — Я не ранен, успокойтесь. У меня лихорадка.
— И вы ещё говорите не беспокоиться!
— Тш-ш-ш, — призвал к тишине демон, поднеся палец к губам. — Дайте мне немного прийти в себя.
Но всё происходило с точностью до наоборот. Всю дорогу до места назначения они хранили молчание, но Ливэй только и делал, что украдкой поглядывал на Веньяна, следил за переменами, происходившими в его лице. Поначалу оно было утомлённым и печальным, но чем дальше, тем более пугающим оно становилось, пока наконец на нём не замерло ясное выражение боли, а глаза налились влагой. «Прийти в себя, говоришь?»
Как только паланкин вновь опустили на землю, Веньян выглянул за занавеску и безучастно спросил:
— Чей это дом?
— Хорошего друга.
Юн помог Веньяну выбраться из паланкина, Ливэй выскочил следом. Поведение Веньяна озадачивало, Ливэй растерялся. Он смотрел, как Веньян, не двигаясь с места, осматривал широкий двор, оценивал массивные стены, окружавшие поместье. Однако как только большие окованные ворота закрылись за ними и были заперты на тяжеленный засов, Веньян самым непостижимым образом повалился на колени прямо в дорожную пыль и, прикрыв лицо рукавом, горестно разрыдался. Это было страшно, ибо такого Ливэй не видел ещё никогда да и ожидать-то не мог. Неужто существовало что-то, способное сломить дух его несокрушимого демона? Если так, то это должно быть что-то по-настоящему ужасающее…
Тем не менее эта неразрешимая загадка невероятным образом была разгадана Юном за долю секунды. Он плюхнулся наземь рядом с Веньяном и на глазах у ошалевшего Ливэя принялся месить демона кулачками, так же безутешно заливаясь слезами.
— Так вот оно что! Я знал! Я так и знал! Почему вы молчали?! Почему не сказали раньше?! — вопил Юн, нанося удар за ударом не пытавшемуся защищаться Веньяну. — Почему вы позволили ему уйти?! Почему никто не послушал меня?! Я же говорил, что ему нельзя идти! Это вы, вы все виноваты! Как жить теперь?! Как мне с этим жить?! Зачем?!
Ливэй на мгновение оцепенел, но тут же бросился оттаскивать мальчика от вконец обессилившего под его ударами Веньяна.