Палаты сновидений

      К ужину все очнулись отдохнувшими. Сон в безопасности порядком отличался от коротких передышек на привалах, когда приходилось прислушиваться к каждому шороху даже в дрёме, а оттого и не иметь возможности провалиться в сон достаточно глубоко, чтобы обрести вожделенное отдохновение. На лице Веньяна впервые за долгое время проступил здоровый румянец, а Юн снова смог улыбнуться. Дома и стены помогают, не иначе. Веньян просил, чтобы во время ужина помимо Ливэя и Юна присутствовали только мать, братья и племянник. Никаких слуг. Разговор предстоял более чем конфиденциальный, безопасность стоила того, чтобы обойтись за трапезой своими силами.       После того, как были произнесены тосты в честь Веньяна и его спутников и все немного расслабились, Веньян наконец собрался с духом и без утайки рассказал семье обо всём, заставившем его пуститься в бега. Каждый был шокирован, но госпожа Веики выглядела особенно бледной.       — Нам понадобится гораздо больше вина, чем можно было предположить, — произнёс князь Ге, едва справившись с длительной паузой. — Рассказал бы такое кто другой, ушам не поверил бы…       — Какая дикость! — дрожащим голосом молвила мать Веньяна. — Мне не понять императрицу ни как женщину, ни как мать. Должно быть, она лишилась рассудка.       Куан и Жуэн таращились на Веньяна, онемев от ужаса.       — Из какого же ядовитого гнездилища ты выбрался, брат, — сказал Куан, немного очувствовавшись. — Не жалею, что не пожелал стать придворным!       — Так значит, вместо императора Яозу на троне Го теперь младенец и полоумная женщина? — подвёл итог Ге, проговаривая вслух фантастичные новости, чтобы заставить себя наконец-то поверить в них. — А ты, брат, выходит, похитил наследника престола?       — Выходит, — подтвердил Веньян. — Об одном жалею — не сумел спасти от пагубы этой порочной женщины маленького императора. Ну хоть его брата умыкнул. Простите меня. Теперь вы знаете великую степень беды, которую я навлёк на ваш дом, брат.       — Наш дом, — поправил его князь. — Не извиняйся. Каждый из нас поступил бы так же. Для меня честь хоть ненадолго дать приют маленькому принцу Яозу. И крепись. Сочувствую вашему горю. Как я понял, император Яозу и принц Джун были очень дороги тебе…       — Как братья, — Веньян понурил голову и вдруг сжал руки в кулаки. Ливэй заметил, как из-под ногтей на коже ладоней выступила кровь. — Яозу всегда просил называть его братом, а я не смел и противился. Теперь больше всего на свете я хотел бы хоть раз порадовать его, назвав братом! А Джун… он… бедное моё дитя! Это я виноват…       Губы Веньяна задрожали. Юн отодвинул от себя кушанье и сквозь слёзы молвил:       — Не надо, господин.       — Ты был прав, Юн. Если бы я не позволил Джуну уйти с Яозу, они оба были бы живы. Я убил братьев.       Госпожа Веики подхватила дрогнувшей рукой чарку с вином, сделала глоток и тут же зашлась нервным кашлем.       — Что с вами, матушка? — встрепенулся князь Ге и весь подался к госпоже. — Вы очень бледны. Уж не занедужили ли?       — Позвольте мне оставить вас ненадолго, — сказала госпожа, прокашлявшись. — Слишком много волнительных событий и вестей для моих седин. Я лишь приму успокаивающее лекарство и вернусь.       — Матушка!       — Госпожа!       Куан и Жуэн воскликнули в один голос и подорвались со своих мест к Веики. Веньян испуганно посмотрел на мать, и вновь стал белее мела.       — Вы нездоровы, госпожа? Я расстроил вас… Позвольте помочь вам!       — Вот ещё! — принялась бодриться госпожа Веики. — Мы собрались здесь не просто так, у нас очень мало времени, поведай же своим братьям всё, что считал нужным. А меня проводит господин Ливэй. Вы же оба сядьте на место и выслушайте Веньяна.       Последние слова она адресовала Куану и Жуэну, те удивлённо переглянулись, но послушались. Не менее удивлённо, скорее всего, выглядел и Ливэй. С чего это госпоже искать помощи у него, чужака, а не у сердобольных родных? Ливэй предложил госпоже руку, и, судя по тому, как тяжело Веики оперлась на неё, стало ясно, что чувствует она себя не лучшим образом. Понятно, что история Веньяна вышла мрачной, но что именно в словах сына произвело на неё настолько удручающее впечатление? Оставив Веньяна объясняться с семьёй, Ливэй проводил его мать на женскую половину. Здесь, в её покоях, по просьбе Веики разместили Луна и Яозу, госпожа желала, чтобы всё отпущенное им на два дня время малыши провели рядом с ней. Первым делом она подошла к мальчикам, игравшим в импровизированном манежике из подушек и шёлковых перин. Они деловито копошились под присмотром служанок, не обращая ни на кого внимания. Госпожа поцеловала обоих в лобики и улыбнулась. Улыбка вышла печальной.       — Оставьте нас! — неожиданно распорядилась она, дождалась, когда девушки удалятся из комнаты, и села так, чтобы малыши были у неё на глазах. Веики жестом пригласила сесть и Ливэя, и он опустился в кресло напротив госпожи.       — Вы и так уже поняли, что я желаю говорить с вами без посторонних, так что давайте обойдёмся без длительных предисловий, — сказала она. — Честно признаюсь, я намерена использовать вас, а потому заранее прошу простить мне мою корысть.       — Вот так начало! — не удержался от смешка Ливэй. — Значит, я заведомо был обречён?       — Мне нравится ваше чувство юмора, бодрит, — оценила Веики. — Не волнуйтесь, всё, что от вас понадобится, — выслушать. Долгие годы я живу с камнем на душе, не смея поведать родным свои тайны. Они не такие страшные, как тайны императрицы Джун, но нести их с собой в загробный мир — слишком тяжкий груз. Вы близки моему сыну, он доверяет вам, а значит, и я могу довериться.       — Вы удостаиваете меня великой чести, — отозвался Ливэй на сей раз серьёзно и с поклоном, — но я не уверен, что достоин её.       — Позвольте мне судить, — мягко настояла госпожа. — К тому же моя история связана с помощью, которую я могу оказать моему сыну, когда он доберётся до Яро.       Веики сделала небольшую паузу, собираясь с мыслями и силами, потом продолжила:       — Вы наверняка не могли не догадываться, что в Веньяне течёт ярийская кровь. Это так. Я ярийка. Мой отец был царским генералом, наша семья родственна правящему дому Яро. Родство, впрочем, отнюдь не близкое, но достаточное, чтобы иметь определённый вес при дворе.       Ливэй понимал, что сильно забегает вперёд, но не смог сдержаться и спросил:       — Как же вы оказались в Го женой удельного князя? Дипломатический брак?       — Если бы! — безрадостно улыбнулась госпожа. — Всё куда печальнее. Во времена моей встречи с отцом Веньяна между Го и Яро ещё полыхала война.       Она вздохнула и повела рассказ.       — Мой отец возглавлял авангард ярийских войск и был настолько уверен в собственных силах, что не боялся брать с собой в походы меня и мою сестру. Наша мать умерла родами, давая жизнь сестре. Малышка была на двенадцать лет младше меня, и годы первой молодости для нашей матери остались далеко позади, так что… ей недостало здоровья благополучно разрешиться от бремени. С тех пор я заменила сестрице мать, а отец, тоскуя по почившей супруге, не желал никогда расставаться с нами, и мы всюду сопровождали его. Привыкнув к походной жизни, мы совсем не тяготились ею. Даже солдаты, отдавая дань авторитету отца, были добры к нам и относились с большим почтением, что для мужского общества, надолго лишённого женского внимания, большая редкость, сами понимаете.       — Да уж понимаю… — невольно скривился Ливэй, припоминая собственные беды.       — Отец действительно был силён и удачлив, — продолжала Веики, — серия славных побед, одержанных им над мощным противником, воодушевила его. И сыграла злую шутку. Самоуверенность возобладала над осторожностью. Отец поспешил, отправил в бой солдат после изнурительного марш-броска и потерпел поражение. И всё бы ничего, я уверена, с его стратегическим гением отец сумел бы перегруппировать силы и взять реванш уже на следующий день, вот только во время отступления отряд лазутчиков Го напал с тыла на нашу ставку, разграбил палатки главнокомандующего, а нас с сестрой выкрали и угнали в плен. Я как теперь помню тот день и содрогаюсь…       Глаза Ливэя расширились от ужаса, Веики заметила это.       — О, нет, господин Ливэй, ничего такого! Нас не тронули. Поначалу я даже думала, что мы станем заложницами при переговорах Го с Яро, средством надавить на отца, а через него и на самого царя. Но ничего подобного не произошло. Скорее всего, старший офицерский состав имперской армии так и не узнал, кто стал трофеем их солдат, иначе воспользовались бы шансом выслужиться перед императором, но нас просто продали работорговцам, а не тронули лишь для того, чтобы получить цену повыше. Так мы попали в Го. На тот момент мне было девятнадцать, а сестре — всего семь лет. В моей жизни начался период слёз. Но не буду утомлять вас живописанием наших злоключений, они вам вряд ли станут интересны. Скажу только, что спустя несколько месяцев страха и страданий мы с сестрой попались на глаза князю одного из северных уделов Го. Как вы уже догадались, это был будущий отец моих сыновей.       — Он выказал участие?       — И немалое! — улыбнулась Веики. — Я уже упоминала, что он был человеком мягким и добрым. Думаете, как он забрёл в лавку работорговцев, где содержались мы с сестрой? О, у него было золотое сердце. Как я узнала позже, часть дохода с удела князь тратил на то, чтобы выкупать рабов и давать им свободу.       — Верю, боги загробного мира воздали ему за милосердие и доброту, — искренне заметил Ливэй, пусть в богов и не верил. Зато в них, похоже, верила Веики.       — Не сомневаюсь в этом, — кивнула она. — Князь сразу обратил на нас внимание и пожелал помочь, однако торговец, приметив его личную заинтересованность, заломил цену. У господина не оказалось с собой достаточно золота, чтобы выкупить нас обеих, тогда он договорился с торговцем, что оставшуюся часть суммы ему выплатят на следующий же день. Князь пожелал увезти хотя бы одну из нас, но мы с сестрой отказались покинуть друг друга и остались дожидаться в лавке следующего дня.       Госпожа тяжело вздохнула, явно готовясь поведать о неприятном повороте событий, её голос чуть дрогнул, когда она заговорила вновь:       — Ах! Если бы я только позволила князю увезти сестру с собой! За час до того, как от князя явился слуга с полной платой за нашу свободу, мою сестру перекупили. Её вырвали из моих рук силой. Никогда не забуду той боли, будто от тела отъяли часть плоти… К сожалению, эту боль я обречена испытывать в своей жизни не единожды.       — Но как же так?! — возмутился Ливэй. — Разве торговец не боялся гнева князя? Как посмел нарушить слово?!       — Думаю, боялся, — просто ответила Веики. — Но гнева императора он, разумеется, боялся больше. Дело в том, что сестру выкупили для гарема его императорского величества. Скупщики разъезжали по всем уголкам необъятной империи в поисках красивых детей, которых можно было бы обучить обязанностям слуг Внутреннего дворца. Красота моей маленькой сестрёнки была экзотичной, а потому привлекательной для охотников за прекрасным… Плач сестры в момент, когда её отнимали у меня, до сих пор стоит в ушах.       — Воистину бесчеловечно! И это накануне долгожданной свободы…       — Боги любят шутить над людьми и их планами, — ухмыльнулась госпожа совсем так же, как это делал её сын. — Если бы только князь заметил нас в лавке раньше, если бы перекупщики и вовсе не заметили мою сестру… За все последующие годы таких «если» в голове становилось всё больше, но факт оставался фактом — однажды случившееся необратимо. Нет смысла изводить себя домыслами, судить-рядить, как что-то могло быть, будь оно иначе. Иногда обстоятельства необоримы, ни сила духа, ни власть, ни деньги, ни самый изощрённый ум не смогут уберечь от простой превратности судьбы.       Слова Веики убивали правотой. Если бы Джун не отправился вместе с Яозу за императрицей… Если бы Яозу не привёз брата ко двору… Если бы императрица не скрыла от принца Киу, чей на самом деле Яозу сын… Если бы император Ки сдержал данное брату слово… Если бы императрица Иинг не подменила сыновей… Так можно было продолжать до самого сотворения мира, но данность оставалась прежней, и её было не изменить. А что нельзя изменить, можно только принять.       — Вы искали сестру? — с тяжёлым сердцем поинтересовался Ливэй.       — Я желала бы этого! — с чувством ответила госпожа. — Однако… Сразу же, как меня доставили сюда, в за́мок князя, я рассказала господину обо всём. От отчаяния я с лёгкостью доверилась ему, поведав, кто я такая и что приключилось со мной и моей сестрой до того момента. Князь располагал к откровенности, он внимательно слушал, искренне поразился моей участью и был вне себя, узнав, что торговец не сдержал слово. По приказу господина из пройдохи чуть душу не вынули, но тот знал только, что покупатель предъявил бирку, а следовательно, сделка заключалась властью дворца и отказать в продаже было невозможно. Как и отыскать сестру в императорском гареме. Сестра была потеряна для меня.       — Сочувствую, госпожа… я понимаю…       — Вам приходилось терять дорогого человека навсегда? — спросила Веики.       — Да, госпожа, — ответил Ливэй. — Долгие годы я мучился своей потерей. Но мне повезло, тот, кого я считал навеки утраченным, вернулся ко мне. Это было чудо.       — Так произошло и со мной, — неожиданно улыбнулась Веики. — Но обо всём по порядку. Итак, я осталась в доме князя. Идти мне во враждебной стране было некуда, а отплатить господину за добро я могла, лишь став его служанкой. Что ж, — решила я, — раз моя сестрёнка, моя маленькая принцесса, теперь будет прислуживать другим как рабыня, чем я лучше? Я желала разделить её судьбу. Но князь не позволил мне. Он настоял, чтобы я жила в его доме согласно моему статусу в Яро, то есть госпожой, до того момента, пока он не найдёт способ помочь мне вернуться на родину. «Сейчас сообщение с Яро невозможно, — сказал он тогда. — Любая попытка связаться с вашим отцом — вражеским генералом — будет расценена как предательство империи. Нас казнят. Нужно ждать и ориентироваться по обстоятельствам». Так, в тоске по отцу и сестре, жадно ловя каждую новость с полей сражений, я прожила под защитой князя целый год, и за это время многое переменилось. Я привязалась к своему спасителю и полюбила его. Пусть я была молода, но уже неплохо разбиралась в жизни и понимала, какой редкостью был столь благородный человек, не делящий людей на своих и на врагов, но творящий добро исключительно по велению сердца.       «Кого-то это мне напоминает, — улыбнулся своей мысли Ливэй. — Мой демон — плоть от плоти обоих своих родителей». Приятно было осознавать, что возлюбленный унаследовал лишь лучшие качества — красоту и благородство.       — Господин был добр и необыкновенно обходителен, — продолжала тем временем Веики. — В его доме я не чувствовала себя ни пленницей, ни обузой. Я заметила, что ему нравится заботиться обо мне, и вскоре поняла почему. Как и мой отец, князь рано овдовел. В браке со своей супругой он успел прожить лишь четыре счастливых года, и общением со мной компенсировал всю нежность, которую не успел дать ей. Однако ни разу он не позволил себе поминать её при мне или тем паче сравнивать меня с почившей. О его утрате я разузнала сама, а потом… позволила господину оказывать мне знаки внимания. Князь был крайне галантен, никогда не пересекал черты дозволенного и подобающего, в его действиях не было ничего непристойного. Верх деликатности и такта. Его сын, Ге, был тогда мальчиком отроковического возраста, он привязался ко мне столь же быстро, как я привязалась к нему и его отцу. В конце концов, мальчику недоставало материнской ласки, и пусть я была немногим старше него, я могла окружить его любовью, которой не успела сполна одарить свою сестрёнку. Каждый из нас троих получил то, по чему тосковал, чего больше всего жаждал, так и родилась наша семья. Когда через год после того, как я впервые переступила порог этого дома, князь сделал мне предложение, я нисколько не удивилась. Я была счастлива, что мне нашлось место и на чужбине, я с благодарностью приняла свою судьбу и ухаживания господина. Я доверяла ему. Десять лет хранить траур по умершей жене может только человек, сердце которого преданно и способно любить. К тому же за год господин сколько угодно раз мог взять меня силой, сделать своей наложницей, игрушкой, я была полностью в его власти, но он пожелал, чтобы я стала хозяйкой его дома. Его великодушие не ведало границ, оно подкупило меня.       — Это невероятная история! — восхитился Ливэй. — Признаюсь, в моей жизни было крайне мало счастливых поворотов, так что я разучился верить в человеческое благородство и удачное стечение обстоятельств. То, что вы рассказали, госпожа, поистине чудесно.       — О нет, господин Ливэй, все основные чудеса этой истории ещё впереди! — заверила Веики. — Надеюсь, я не слишком утомила вас своими пространными речами.       — Я слушаю, затаив дыхание, — признался Ливэй. — Пожалуйста, продолжайте.       Он не лукавил. Всё, что имело хоть какое-то отношение к его демону, вызывало первостепенный интерес. Ливэй приготовился слушать дальше, всем видом излучая желание узнать продолжение истории госпожи Веики, и она заговорила вновь:       — Обряд провели тайно, но вскоре война закончилась, и князю больше не нужно было скрывать, что его новая жена — ярийка, дабы уберечь меня от неприятностей, — тут Веики рассмеялась. — Ге поначалу путался, никак не мог перестать называть меня «старшей сестрицей» и начать называть «матушкой». Я всего на шесть лет старше него, сейчас эта разница несущественна, но тогда она была серьёзным барьером между детством и взрослой жизнью.       — Зато теперь он вовсе не путается и весьма уважителен с вами, — заметил Ливэй. — Вы безусловная хозяйка дома, и господин Ге чтит вас как старшую, это очень бросается в глаза.       Веики вдруг снова нервно закашлялась, до боли знакомым жестом выхватила из-за пояса веер и укрыла за ним лицо. Ливэй прекрасно знал, что за ярким шёлковым экраном от него обычно прятали смущение либо другой конфуз. Мать и сын делали это идентично. Кажется, Ливэй затронул что-то, о чём госпожа не желала распространяться.       — Здесь так душно, — произнесла она наконец, яростно обмахивая алое лицо веером. — Не могли бы вы подать мне воды…       Ливэй плеснул в чашу охлаждённого чая, который, судя по аромату, для госпожи заваривали с розовыми лепестками. Веики приняла питьё, долго цедила его мелкими глотками и, полностью совладав со своими чувствами, как ни в чём не бывало продолжила:       — Мой пасынок — копия отца лицом и повадками. И не только. Это рок, ибо он, подобно своему отцу, тоже рано овдовел. Новой жены Ге не взял, так уж вышло, что в этом доме старшей госпожой была и остаюсь я. Он относится ко мне с должным почтением, только и всего.       — Не иначе, госпожа, — наверное, слишком поспешно согласился Ливэй, смекая что к чему. — Прошу вас, продолжайте!       Веики взглянула на него с сомнением, но впадать в крайности и доказывать что-то не стала, повела рассказ дальше, будто всех этих двусмысленных лирических отступлений и вовсе не было.       — Вести от отца моему мужу удалось получить, когда я уже носила под сердцем Веньяна. Князь долго не мог сознаться, что уже какое-то время состоял в переписке с моим отцом, опасаясь, что излишнее волнение навредит ребёнку в моём чреве. Как только наш мальчик появился на свет, муж признался во всём и многократно увеличил радость от рождения сына добрыми известиями. Он отдал мне письма отца, и из них я поняла, что муж поведал ему о наших с сестрой злоключениях, о том, как я потеряла её. Отец в свойственном ему сдержанном стиле благодарил князя за моё спасение и желал, чтобы я вернулась к нему в Яро. Желание отца, а также прочее содержание его писем ясно давали понять, что князь не сообщил ему о нашем браке. Супруг давал мне возможность сделать выбор — остаться с ним либо же вернуться на родину. Это тронуло меня до глубины души, но с того момента, как я согласилась стать его женой, никакого иного выбора для меня больше не существовало. Я написала отцу искреннее письмо, в котором подробно рассказала обо всех переменах моей жизни. Я понимала, отец имеет право не простить меня, и с замиранием сердца ждала его ответа. Ответ пришёл нескоро, видимо, отцу нужно было время свыкнуться со всем, что я обрушила на него, однако он написал, что не винит меня и желает мне счастья, впрочем, и давал понять, что ноги его не будет на земле Го, так что мы, скорее всего, больше никогда не увидим друг друга. Мне было больно от этого, но на двух стульях не усидеть. В конце концов, я была счастлива с мужем. Теперь вы знаете, как я стала госпожой княжеского дома. Как я и сказала, всему виной прискорбное стечение обстоятельств.       — Не было счастья, да несчастье помогло, — живо отозвался Ливэй. — Но расскажите мне о чуде, о котором вы обмолвились.       — Охотно. Именно ради этого я и затеяла нашу беседу, — госпожа вновь поднесла к губам чашу, допила ароматный напиток и приступила к главному: — Спустя десять лет безоблачного семейного счастья меня настигло новое горе. Наверняка вы снова догадываетесь какое, господин Ливэй.       — У вас отняли Веньяна.       — Именно. Боги! Я не ожидала ещё одной страшной потери! Крики сестры всё ещё звучали в моих ушах, а теперь у меня забирали сына. Даже не подозревала, что законы этой страны настолько варварские. Спустя пять лет после рождения Веньяна на свет появился второй мой мальчик, Куан. Я обожала сыновей, они росли такими красивыми и умными, мы с князем не могли на них нарадоваться, как же мы гордились ими!.. И тут пришла весть о смерти тётки мужа, обитавшей при императорском дворе. Закон требовал от удела нового заложника, и Веньян оказался единственным, кто подходил возрастом и статью. Мой первенец! Сколько бы муж ни утешал меня и ни повторял, что быть призванным ко двору — великая честь, что гарем — семья императора, и Веньян станет её частью, я видела, сам он не верил в то, что произносил. Князь держался достойно, я же рыдала дни и ночи напролёт. У меня оставался Куан, но как одна рука не может равноценно заменить обе, так и одно дитя не заменит матери другое. Ещё одну часть моего сердца отъяли у меня. Не знаю, как пережила бы такое, если бы спустя недолгое время после разлуки с сыном я не получила ещё одно письмо, поразившее меня несказанно, — госпожа сделала глубокий вдох и на выдохе произнесла: — Это было то самое чудо — письмо от моей сестры.       — Силы небесные! — не сдержался Ливэй. — Когда судьба лишает нас самого дорогого, она всё же стремится компенсировать потерю.       — Тогда я подумала так же, — кивнула Веики, — но я живу достаточно долго, чтобы лицезреть картину издали и целиком. Нет в мире никакого равновесия. Провидение? Чушь. Просто невероятное сопряжение условий, которое я по привычке продолжаю называть роком, а прочие считают волей богов.       Слова Веики немного удивили Ливэя. Госпожа казалась праведной женщиной, чтящей богов и полагающейся на их милость, странно было услышать из её уст такие рассудочные суждения. Эта дама была не так проста, и Ливэй в очередной раз укрепился в этом предположении.       — Как же сестра отыскала вас, госпожа? — задал Ливэй вопрос более позволительный и подходящий, чем те, что крутились сейчас у него в голове.       — Сестре, как и мне, не суждено было стать рабыней, ей были уготованы иные тернии, — ответила Веики с тяжёлым вздохом. — Евнухи Внутреннего дворца пленились иноземной красотой моей маленькой сестрёнки и определили её напрямую в штат младшего из сыновей императора. Это тоже была своего рода честь. Десять лет, что я прожила в счастье со своим супругом, моя сестра посвятила служению члену императорской фамилии — супостату своей родины. Но страдала она даже не от этого. Она влюбилась в юного принца, а тот, ясное дело, даже не замечал её существования. Сестра мучилась виной — она была безответно влюблена во врага, ей казалось, что пасть ниже уже невозможно. Время шло, император Ки сменил на престоле своего отца, а господин моей сестры стал наследным принцем. Но при дворе своего брата он оказался не в чести, сестра знала причину, но не открыла её мне. А потом у великого господина родился сын, и принц Киу покинул императорский двор, отправившись в свой удел. Обо всём этом я узнала из письма сестры, которое она написала спустя несколько месяцев после прибытия в удел принца, куда она последовала за повелителем своего сердца. На новом месте жизнь моей сестры изменилась, принц Киу наконец заметил её красу, выделил среди прочих дам своего окружения и сделал первой наложницей и хозяйкой дома…       Ливэя словно молнией пронзило. Пальцы рук и ног закололо сотнями маленьких игл, а сердце неприятно замерло.       — Госпожа, как имя вашей сестры?       — Кажется, вы снова поняли, что к чему, — совсем уж печально вымолвила Веики. — Да, господин Ливэй, мою сестру звали Джия. Именно она впоследствии стала матерью принца Джуна, единокровного брата императора Яозу, как теперь выяснилось со слов моего Веньяна. Принц Киу не мог взять мою сестру в жёны, ему потребовалось бы позволение брата, ведь брак высокого аристократа — дело политическое, подвластное решению императора. Сестра считала, что император Ки не позволит своему родному брату жениться на женщине без какого-либо политического веса, ведь официально она была рабыней, чужеземкой без роду-племени. И в наложницы-то её взять принц не имел права, однако тут он советоваться с братом не стал. Теперь мы знаем, что гнев императора нисколько не пугал принца Киу. Я даже полагаю… если его высочество и не захотел взять себе супругу, то исключительно по собственному нежеланию, а не из-за дворцовых порядков, раздор между братьями сильно умалил авторитет императора в глазах принца Киу и вряд ли подвигнул бы его высочество быть послушным решениям великого господина. Уверена, сестра знала всё это, но официальная причина меньше уязвляла её самолюбие, и она заставила себя поверить в неё. Я размышляла о браке сестры, но между тем было трудно представить её взрослой женщиной, тем не менее ей было уже девятнадцать лет. Получив власть хозяйки влиятельного дома, Джия вспомнила о князе, вызвавшемся когда-то выкупить нас из рабства, теперь у неё были возможности больше разведать о нём. Так она узнала, что князь женился на ярийке, свела все факты воедино и решилась тайком от своего господина написать мне письмо. Так завязалась наша секретная переписка. Я была единственной, кому сестра могла доверить тайны своего сердца, поделиться радостями и невзгодами, я же не могла открыть своё сердце никому, боясь спугнуть изменчивую удачу и потерять сестру снова, на этот раз навсегда. Джия была не в праве открыто писать мне, боялась за своё шаткое положение при господине, боялась не угодить ему. Мы настолько бережно хранили секрет, что он так и не стал никому известен. Общение с Джией спасло меня от помешательства после потери Веньяна. А потом… Вы знаете, что было потом…       — Госпожа, как всё это чу́дно, но и страшно… — протянул Ливэй, мысленно прикидывая, что могло значить признание Веики для истинного положения вещей. — Выходит, Веньян… двоюродный брат принца Джуна?       — Это так, — кивнула Веики. — Теперь вы понимаете, почему мне недостало сил хранить тайну и дальше? Услышав сегодня рассказ сына о гибели императора Яозу и принца Джуна, о том, как мой сын по-братски любил обоих, я почувствовала нестерпимую боль. Моя бедная сестра! Мой несчастный племянник! Джун был поздним ребёнком, сестра уже не верила, что сможет подарить своему господину дитя, боялась участи нашей матери, и тут такая радость. Мальчик! Как же счастлива она была! И я вместе с ней. Она смогла упрочить своё положение, теперь его высочество чтил в ней мать своего наследника. Джия писала, что Джун родился красивым и умным. Принц Киу был горд сыном, отчего моя сестра была счастлива вдвойне.       — О, госпожа… он был словно дитя богов… так красив, что даже у мужчин захватывало дух при взгляде на него. Так талантлив, что его отец положил жизнь, чтобы кинуть империю к его ногам… — голос Ливэя сорвался, в горле стал ком. — Бедное дитя! Он повторил путь своей матери, трагедия была у него в крови. Любить врага… Погибнуть вместе с любимым…       — Кажется, я вас не понимаю… — госпожа Веики смотрела на Ливэя ошарашенно, как тут не сообразить, что сболтнул лишнего. — Разве мой племянник погиб не со своим братом?       — О нём и речь! — спохватился Ливэй. — Простите, моя госпожа, я облачил мысль в крайне неверные слова. Я только хотел сказать… Молодой господин Джун и его венценосный брат были… очень близки. Но так было не всегда. К сожалению, их привязанность друг к другу взросла на ненависти.       — Иначе и быть не могло, учитывая случившееся между императором Ки и его братом, принцем Киу, — согласилась Веики. — Как же боги были жестоки к их детям! Простите меня. Как и упреждала ранее, я эгоистично использовала вас. Облегчила душу перед встречей с небожителями… и, кажется, отягчила вашу.       Ну вот опять она о богах. «А ведь понимает, что всё произошедшее — дело рук человеческих», — промелькнуло в голове. Но примеряя бремя тайны госпожи Веики на себя, Ливэй не был уверен, что не стал бы цепляться за богов, лишь бы не увязнуть в горе и сомнениях.       — О, я тоже не сумел бы вынести в одиночку тайны жизни и смерти родных людей, — вымолвил он в глубокой задумчивости. — Впрочем, госпоже ещё рано думать о встрече с небожителями. Мне была оказана честь стать избранным исповедником, если будет позволено так выразиться. Я благодарен моей госпоже. Позвольте отплатить равнозначно и поведать то, что не было позволено мне вашим сыном…       Ливэй выразительно посмотрел в сторону, где всё ещё весело возились в подушках крохи Лун и Яозу.       — Маленький принц Яозу не сын императора. Он сын принца Джуна и ваш внучатый племянник. Я не могу скрыть от вас родную кровь после всего, что вы пережили.       Глаза Веики загорелись, но Ливэй не сумел бы сказать, чего в них было больше — радости или боли.       — Я могла бы догадаться, — сквозь слёзы молвила госпожа, — у него глаза моей сестры. Значит, на престоле теперь…       Она не договорила. За неё это сделал Ливэй.       — Да, старший сын принца Джуна, ещё один ваш внучатый племянник. Так пожелал император Яозу. Он желал, чтобы его брат наследовал ему, но принца Джуна считали сыном изменника. Тогда великий господин выдал сыновей брата за своих собственных. Он готов был бросить империю к ногам брата, как когда-то принц Киу.       — Молодой дракон был справедлив.       — Временами, — отшутился Ливэй, желая вновь вернуть улыбку госпожи, а когда лицо Веики просветлело, добавил: — Император Яозу любил брата больше собственной жизни и доказал это. Я рад, что он не узнал о кознях своей матери. Она убила его раньше.       — Не говорите об этой женщине, она чудовище! — воскликнула Веики. — Мне больно, что мой внук остался в её руках.       — Я верю, что императрица Джун не причинит ему вреда. Без него ей не удержать власть и министров в бразде. Но испортить нрав мальчика она, безусловно, может.       — Я помогу вам укрыть маленького Яозу в Яро! — Сказала как отрезала. Веики поднесла кончик веера к подбородку и призадумалась. Один в один демон! — Пусть нам с отцом было суждено навсегда расстаться, он всё же не отказался от меня. Он пишет мне.       — Господин ещё жив?! — изумился Ливэй и тут же осознал, какой грубостью было показать это изумление.       Зато госпожа Веики наконец снова рассмеялась.       — Мой отец не привык сдаваться, — сказала она, — в том числе и времени. Да, он уже почтенный старец, но всё ещё жив и пребывает в редкой для своих лет здравости рассудка. Он будет счастлив увидеть внука и правнуков, хотя, скорее всего, скроет это. Я напишу отцу послание и отдам вам, господин Ливэй. Как только попадёте в Яро, направляйтесь в столицу. Отец давно оставил службу, но при дворе ценят его таланты и часто обращаются за советом, поэтому он не покидает царский город. Веньян может воспротивиться принятию помощи, убедите его смирить гордость. Скажите, что одинокому старику, лишённому любви дочерей, родная кровь станет отрадой сердца на склоне дней. Это правда.       — Я постараюсь исполнить всё, что вы сказали, моя госпожа, — согласился Ливэй, — но не могу ручаться, что ваш сын послушает меня, он самоуправен, и моё влияние на него не так уж велико.       — Вы недооцениваете себя.       Веики поднялась со своего места и направилась к внукам. Склонившись над ними, она принялась нежно трепать их за щёчки. Малыши залились радостными визгами, завалились на спинки, подставляя свои животики под ласковую щекотку. Ливэй какое-то время наблюдал за милой вознёй, а потом всё же решился сказать самое важное.       — Госпожа, у меня тоже есть просьба к вам…       — Смело излагайте.       — Веньян. Не рассказывайте ему то, что рассказали мне. Он винит себя в смерти великого господина и принца Джуна. Если он станет считать, что погубил брата по крови… Боюсь, для него это станет слишком тяжким испытанием. Он изведёт себя.       — Ваша просьба излишня, — отозвалась госпожа. — Стала бы я рассказывать всё вам, если бы считала, что могу поделиться с сыном? Это я хотела просить вас сберечь мою тайну.       — Клянусь! — с готовностью ударил себя в грудь Ливэй.       — Поздно! — раздалось с порога.       Ливэй и Веики вздрогнули и одновременно обернулись. В дверях застыл демон бледный как смерть, в глазах слёзы и непонимание.