Палаты сновидений

      Юн тяжело вздохнул и отложил перо в сторону, чтобы немного размять затёкшие от длительного письма пальцы. Наверное, от кисти рука болела бы меньше. В своё время господин Гюрен оказался прав, выстроилась к Юну очередь из невест, и отбиваться от желающих породниться с демоном Го через его приёмного сына таки пришлось. Собственно самому Юну и приходилось отбиваться, демон умыл руки довольно быстро. Кто бы лет пятнадцать назад, дрожа на границе Го и Яро и молясь всем известным и неизвестным богам, чтобы никого из них, беглецов, не признали гвардейцы великого дракона, мог предположить, какой крутой виток вдруг сделает жизнь. Никто, даже демон не смог бы. Боги молитвам не вняли, и господина Веньяна приметил один из высокопоставленных офицеров, знававших демона при дворе, но из этого самым чудесным образом вышла одна только польза. Офицер при виде беглого министра двора, пытавшегося пересечь границу по ярийским документам, шума не поднял. Лишь взглянул в белоснежное от ужаса лицо демона, также признавшего военачальника, и с самым равнодушным видом попросил адъютанта проводить господина и сопровождавших его людей в свой шатёр. Как оказалось, сей благородный муж был одним из пяти гвардейцев, спасших некогда императора Яозу и самого демона от злонамеренности принца Киу. Своим возвышением он был обязан именно Яозу, взошедшему на престол после гибели отца, и вредить побратиму своего благодетеля совсем не собирался, ибо в распри между великим господином и его светлостью министром двора поверил бы лишь самый наивный и поверхностный человек. А следовательно, выполнять сомнительный приказ о поимке демона живым или мёртвым не спешил. Более того, к господину Веньяну он отнёсся с неожиданным пиететом и рискнул жизнью, укрыв преступного министра в своей ставке, мол, такой высокопоставленный «ярийский господин» не должен дожидаться проверки документов среди солдатни. «Лично займусь», — шепнул он адъютанту, а тот смекнул обо всём сам и отвадил от новоприбывших любопытные носы. Демон мог отблагодарить спасителя лишь предельной искренностью, поведав военачальнику о дворцовом перевороте и смерти государя.       — Эта женщина — дьявол! — с отвращением выдал генерал, узнав, что за всеми несчастьями стояла вдовствующая императрица. — Я ни на миг не усомнился, что великий господин, безоговорочно доверявший своей гвардии жизнь, никогда не отдал бы приказ о переводе самых верных защитников престола на задворки империи! Я был прав! Её происки! Нужно восстановить справедливость! Я подниму людей, мы отправимся в столицу и наведём порядок! Эта демоница заплатит за смерть его величества!       — Даже не думайте! — остановил его пылкие речи господин Веньян. — Вы развяжете гражданскую войну. Кто тогда сможет остановить Яро от вторжения? Вы погубите Го!       — Но что же делать? Позволить узурпаторше править?! — возмутился генерал.       — А кому ещё вы намерены передать престол до совершеннолетия великого господина Джуна? Министрам? Не приведи боги! Они разорвут державу на куски вперёд ярийцев. Императрица хотя бы держит министерских гадин в узде.       — Вы могли бы стать регентом! — упрямствовал генерал. — Великий господин Яозу считал вас братом, всем о том известно! Он был бы рад…       — Да с ума вы сошли! — вновь оборвал его демон. — Я не могу так глупо отдать свою жизнь, у меня дети! Вы же наверняка слышали, какую ахинею болтают обо мне в народе. А если моим именем свергнут императрицу Джун — жену, мать и бабку великих драконов Го… Долго я продержусь в роли регента? Да меня на вилы поднимут!       Вид у воителя был неподобающе растерянным.       — Что же делать?       — Не возвращайтесь в столицу. Пока ситуацию не изменить. А усугубить — раз плюнуть. Даже когда императрица объявит о смерти великого господина и вновь призовёт вас ко двору, найдите повод остаться на границе. Здесь вы принесёте Го истинную пользу и окажетесь вдали от придворных интриг, в которые вас обязательно втянут, если вернётесь. Берегите границу от ярийцев, а я жизнь положу, чтобы примирить Го и Яро.       — Позвольте держать с вами связь, — по раздумии попросил генерал.       — Это опасно в первую очередь для вас, — напомнил демон. — Если поймают на сообщении со мной, обвинят в измене и казнят.       — Я готов рискнуть, — усмехнулся благородный муж. — Пусть в вас течёт ярийская кровь, вы не предадите Го.       — Что ж, у меня нет причин отказать вам, — согласился господин Веньян. — Я найду способ связаться с вами. Но мне бы для начала из Го живым выбраться…       — За этим дело не станет! — заверил генерал.       Той же ночью господин Веньян, господин Ливэй и Юн с маленькими принцами беспрепятственно пересекли границу Го и Яро по проставленному старым знакомцем безопасному коридору. Так отправленные вдовствующей императрицей куда подальше императорские гвардейцы помогли её недругам избежать грозящей за неповиновение кары.       — Выкуси, злыдня! Удружила! — только и фыркнул тогда демон-лис.       До новой столицы добирались долго и мучительно. Незнание дорог, сопряжённое с тяготами пути (на которые никто из них не стал бы жаловаться, если бы выдвинулись в дорогу без детей), делало своё дело. Пусть теперь они и были свободны, и за ними никто уже не гнался, главных дорог и небольших поселений приходилось по-прежнему избегать. Колоритная группа привлекала слишком много внимания, ярийцы принимали господина Веньяна за своего и явно силились понять, что он делал в компании иностранцев и почему сам выглядел по-чужеземному. Где бы ни появились, они притягивали любопытные взгляды, существовала опасность приглянуться лихим людям, а быть ограбленными и убитыми на чужбине совсем не входило в планы после всего, что пришлось пережить на родине.       Чужбина… Родина… Сейчас Юн и сам не знал, чужбина ли для него Яро или дом родной, в любом случае изгнанником здесь он себя не чувствовал и тоски по Го не испытывал. И это очень мягко говоря и грубо выражаясь. В Го он был сначала ублюдком и подкидышем, а потом разодетой куклой при императоре, рабом, с которым тот мог сделать что угодно. В Яро же не падали на колени даже перед царями, в Яро Юн стал наконец принадлежать себе и жить собственной жизнью. А ещё… Го отняла у Юна того, кого он любил больше собственной жизни… Сердце начинало болезненно частить всякий раз, как он вспоминал принца Джуна. Сколько бы лет ни прошло. В горле моментально вставал ком, в глазах — слёзы. С возрастом Юн научился их сдерживать, а прежде заливался слезами, стоило лишь подумать о своём прекрасном божестве. Юн вообще был плаксой в юности, чем совершенно не гордился, но годы раздумий, переосмысления случившегося и собственного места в жизненной круговерти укрепили его дух и характер. Да, теперь Юн определённо ненавидел Го и желал забыть вероломную родину как страшный сон, самый чудовищный кошмар своего бытия. В конце концов, родина там, где твой дом. А что есть дом? Семья, самые близкие и родные люди. Все они были здесь, в Яро. Отец, маленькие братья, господин Ливэй. Понадобилась уйма времени, прежде чем Юн впервые назвал господина Веньяна отцом и стал обращаться к нему неформально, любовь и забота этого человека о Юне сотворили чудо, помогли разбитому мальчику стать сильным мужем. Каким глупым Юн был прежде, стыдясь предательства кровного родителя и считая себя безотцовщиной. Вздор! Жизнь подарила ему сразу трёх отцов взамен одного подлеца, недостойного носить это гордое звание за один лишь факт участия в зачатии. Господин Гюрен, господин Веньян и господин Ливэй — именно они воспитали Юна, защищали, не единожды спасали жизнь, так что ещё спорный вопрос, кому Юн больше этой жизнью обязан. Он и теперь заливался краской, припоминая, как когда-то господин Веньян и господин Ливэй вытащили его из петли. Стыдно, стыдно, стыдно! А ведь тогда Юн искренне желал умереть. Подумать страшно, сколького счастья лишил бы он себя вместе с жизнью…       — Ну и сколько?       Звонкий голосок, брызнувший серебром над правым ухом, заставил Юна вздрогнуть. Мало того, что неожиданно, так ещё и прозвучало ответом на потаённые мысли.       — Так сколько вы ещё будете сидеть над вашими любовными виршами?! — повторил сладкий уху голос, расставляя всё на места.       Когда он успел войти? Долго ли следил за Юном, не обнаруживая своего присутствия? Похоже, Юн слишком углубился в воспоминания и размышления, раз уж не заметил прихода дорогого гостя.       — Вашему величеству не пристало подкрадываться к своим слугам, словно вы тать какой, — с улыбкой ответил Юн и повернулся к гостю лицом.       На мгновение перехватило дыхание. О прекрасные глаза цвета чистой утренней лазури! На Юна будто снова смотрело его божество со старой, потрескавшейся эмали.       «Господин Джун…»       Такое иногда происходило, и Юну стоило давно привыкнуть, но… как к такому привыкнешь?!       Прекрасное белое личико сморщилось от неудовольствия, и божество, надув нежные губки, изрекло:       — Я же просил, братец! Вы никакой не слуга! И не обзывайте меня «величеством», хотя бы когда мы одни!       — Я не смею, мой господин, — продолжая улыбаться, отвечал Юн.       — А-а-а-р! — гость гневно топнул каблучком и от досады перешёл на «ты». — С Лун-Луном ты так не церемонишься! С ним ты, как и прежде, держишься по-простому! Разве все мы не одна семья? Я понял! Ты любишь брата Луна больше!       Вместе с возмутительным упрёком в грудь Юну впился длинный, тонкий пальчик, пытаясь отяготить несуществующую вину.       — Что вы такое говорите! Как можно! — полушутя возмутился Юн, но тут же сделался серьёзным. — Я обращаюсь к вам с должным почтением, потому что вы особенный.       — Потому что я твой царь? — по-лисьи фыркнуло дивное создание.       — Потому что вы мой бог, — одними губами вымолвил Юн.       — Что-что? — не расслышал гость, однако ответа дожидаться не стал и не терпящим возражений тоном приказал: — Если желаете чтить во мне своего сюзерена, подчиняйтесь моим приказам! А я хочу, чтобы вы обращались ко мне как к брату! Хочу, чтоб как к Луну!       — Как прикажет мой господин! — он игриво поклонился юному божеству, но тот иронии не уловил.       — О-о-о! Ну в самом деле! Ты меня с ума сведёшь, братик! Прекрати!       Взметнулся пышный бархат, и руки божества крепко обвились вокруг шеи Юна. Точёная фигурка в богатых одеждах в одночасье самым неподобающим манером повисла на его плечах, словно мартышка на лиане.       — Ну что ты творишь, Зу-Зу! — расхохотался Юн, обхватывая брата за талию и поддерживая на весу. — Не ровён час, увидит кто.       — Ну наконец-то! — небожитель растянул губы в такой блаженной улыбке, что Юну было не сдержать нового приступа смеха. — Вот так меня и зови!       — Видела бы вас ваша жена!       — Она умница и нисколько не зануда. Увидела бы и не сказала бы ни слова, — вдруг родные черты изменили выражение, дивные глаза взглянули с подозрением. — Что-то ты слишком часто вспоминаешь сестрицу, Юн-Юн. Влюбился? Ревнуешь?       — Ревную… — честно признался он, не уточняя деталей, но на этот раз слова его были восприняты шуткой.       — Ко мне?! Глупый Юн-Юн! — заливисто рассмеялся братец.       «Тебя, дурашка!»       — Кто позволил тебе обращаться к старшему брату столь непочтительно?! — уже вслух и притворно возмутился Юн, отыгрывая другую крайность, чтобы подразнить брата. — Погоди, расскажу отцу! Пусть напомнит тебе о манерах, негодник!       — Вот я уже и не «величество»! — с восторгом отозвался братец, прижимаясь лбом ко лбу Юна. — Как хорошо!       Ну какой из него царь? Уже шестнадцать, а до сих пор дитя. Юн вздохнул и усадил брата в своё кресло.       — Сиди тут и постарайся больше не кидаться людям на шею, чтобы лизать им нос, как ласковый щенок. Даже если твоя жена такая душка, от отца тебе точно влетит, если увидит, — выдержал паузу, а после добавил с поклоном и особой значимостью: — Ведите себя согласно высокому статусу, ваше величество.       Отчитываемый подвёл глаза к потолку.       — Да-да! Прочти мне лекцию по этикету. Батюшка оценит.       — Берите пример с брата Луна, — не унимал отповеди Юн. — Его манеры безупречны. Ни в Яро, ни в Го не сыскать молодого господина более изысканного и очаровательного. Глаз не оторвать! А что вы?!       — Кто из нас ещё щенок! Батюшка выдрессировал Лун-Луна, как породистого пёсика, — хмыкнул негодник. — Вот пусть Лун и подаёт лапку, раз всем вам так нравится, братец. А я не желаю!       — Не лукавьте, вам тоже нравится. Вы же в Луне души не чаете. Думаете, не вижу, с каким восхищением вы на него смотрите?       Юный господин не нашёл, что возразить, и вновь премиленько надулся. Он уставился в бумаги перед собой, будто бы и вовсе не слышал последних слов Юна, и вдруг резко перевёл разговор на другую тему. Точнее, вернулся к старой.       — Так долго вы ещё будете корпеть над вашими любовными посланиями, братец? Я желал провести остаток дня с вами, но смотреть, как вы изливаетесь нежностями в эпистоляриях, в мои планы точно не входило.       — Какие ещё любовные эпистолярии? — хмыкнул Юн. — Всё с точностью до наоборот. Я пишу отказы на брачные предложения.       — Вы пишете их от имени батюшки? — поразился Зу-Зу, без зазрения совести продолжая копаться в переписке Юна. — Что если он узнает?       — Он знает.       — Что?! — подпрыгнул от изумления его величество. — Тут же целая кипа! Отец позволяет вам отказывать всем без разбора?.. Но как же так?! Со мной он не миндальничал.       — Вы — другое дело. Ваш брак — вопрос политический. Я же… отец знает, чему посвящена моя жизнь. Он не станет упорствовать в сватовстве.       — Везё-о-от! — с чувством протянул Зу-Зу, но сразу же сменил тон на более бойкий: — И правильно, братец! Никогда не женитесь! Глупая затея!       Юн не сдержался и расхохотался в голос.       — Что вы можете об этом знать?       — Я, вообще-то, в отличие от вас, женат, — одновременно с обидой и важностью заявил юный царь. — Но если бы не вся эта батюшкина политика, я бы ни в жизнь не женился!       — Вы ещё слишком молоды, чтобы говорить такое, — снисходительно улыбнулся Юн.       — Думайте, что хотите! — отмахнулся Зу-Зу. — Но я рад, что вы не покинете меня. Не желаю делить вас с вашей супругой! Хочу, чтобы вы были только мой!       Сердце Юна радостно затрепетало. Вида он, разумеется, не подал, только с хитринкой поинтересовался:       — А как же Лун?       — А что Лун? — удивился Зу-Зу. — Лун и я — одно целое. Хотя… знаете что?.. Меня вы должны любить чуточку больше. Только Луну не говорите. Но кроме нас вы не должны любить никого!       Разве он мог? Этих детей он самозабвенно вынянчал с младенческой поры, даже лично менял пелёнки, не доверяя этот деликатный процесс слугам. Жизнь Юна принадлежала братьям. И только им. И если обожаемый Яозу был для Юна предметом культа, перерождением его высочества принца Джуна, его кровью, точной внешней копией, то Лун вызывал в душе менее однозначные и более беспокойные чувства. Непоседливый и жизнерадостный Зу-Зу мало напоминал манерами своего утончённого и куртуазного отца, но Лун поразительным образом походил на господина Джуна и повадками, и статью вплоть до мимики и жестов. Возможно, принц Джун был бы таким же живым и задорным, как его сын, не попади он в детские годы под тяжкий пресс воспитательных экспериментов принца Киу, и очень может быть, Лун также стал жертвой авторитета господина Веньяна, однако факт оставался фактом — божественная грация и изящные манеры Луна затрагивали самые болезненные струны памяти Юна. Юн дышал этими дивными отроками и не желал заключения брака, у него уже есть семья, его сердце безнадёжно занято, он не станет тратить ни минуты драгоценного времени жизни на кого-либо кроме братьев.       Господин Веньян всё видел и понимал, выбор Юна не осуждал и на сватовстве не настаивал, несмотря на солидный уже возраст своего приёмного сына и толпы жаждущих его внимания невест. Безусловно, Юн был прекрасной партией для дочери или сестры любого ярийского вельможи, желавшего сделать карьеру при дворе. Его близость к трону и финансовая состоятельность вызывали возбуждённый чёс у отцов, а красота и загадочность (боги, да так ли он красив и что загадочного в склонности к уединению?!) — у дочерей. Еженедельно брачных предложений приходило столько, что господин Веньян терял терпение, возясь с ними, и, в конце концов, оно таки лопнуло.       — Знаете что? Раз не хотите жениться, разбирайтесь с озабоченными папашами сами, — заявил он однажды Юну. — Из-за встреч и переписки с вашими многочисленными поклонниками среди знати мне недостаёт времени на другие дела. Возьмите уже на себя ответственность хотя бы за переписку! Но… если какое-то предложение вас всё же заинтересует… дайте мне знать, я наведу справки о семье избранницы.       — Нет, господин, я не переменчив в своих желаниях, — отвечал с улыбкой Юн.       Так и повелось: Юн писал письма с отказами от имени названного отца, а тот только ставил под ними свою подпись. Понимание Веньяна трогало. Возникни политическая надобность, при которой отцу пришлось бы обратиться к Юну с соответствующей просьбой, Юн скрепя сердце взял бы себе жену. После всего, что сделал для него господин Веньян, отказать было бы верхом неблагодарности. Юн догадывался, что за все годы пребывания в Яро такая надобность возникала не раз, однако отец ни о чём его не просил. Юн ценил подобное очень высоко.