Шанс на падение

      Русалочья песнь разносится на километры вокруг, мрачные морские воды, волнуясь, приподнимаются и опускаются, пока Том стряхивает с себя мокрую рубаху и с превосходством глядит на изуродованное существо, запихнутое в вакуум и заблокированное множеством проклятий. Розье с опасением проверяет работу защитных заклинаний и взглядом замирает на зубцах острой короны, надетой на голову уродки, клыки ее выпирают разрозненно из открытого в немом крике рта, а черный хвост мотается из стороны в сторону.       Он отловил королеву. В этой неравной игре с обманчивой красотой монстров он победил.       — Голосят, — скупо бросает Долохов, замерший у борта палубы и закуривающий сигарету. Сизый дым теряется в опускающихся сумерках, темные кольца его кудрей спадают на нахмуренный лоб, тенями отражаясь в изумрудах глаз, наполненных смешанными эмоциями и живым волнением от предстоящего пути назад. — Плохо.       На самом деле, все происходящее — плохо. Главная русалка вьется в небольшом пространстве, заполненным водой, словно юла, бьется руками в прозрачные стены и дергает рвано хвостом из стороны в сторону. Это напоминает злого кота, готового броситься на человека, что заставляет Тома показать слабую улыбку, ни капельки не снимающую его напряжения. Глаза у королевы пустые и гнилые, словно отражение внешности, они впериваются в того, кто лишил их свободы, мрачными искрами разлетаются в стороны и прожигают дыру в оголенном бледном торсе.       Русалка шипит о мести, ее последовательницы скорбными голосами тянут протяжную песнь — пока еще тихую и невнятную, Том бросает Лестрейнджу и Эйвери, чтобы укрепили защитные чары, а сам направляется в сторону кают, желая сменить одежду на сухую и окатить себя теплой водой. Зубы стучат на холодном ветру палубы, он быстрыми шагами пересекает расстояние и скрывается за тяжелой дверью, захлопывая ее и не оборачиваясь на русалку, оставляя друзей готовиться к отплытию.       Одиночество пропитанных теплом комнат обволакивает его и завлекает в приятные объятия, он позволяет себе ненадолго расслабиться, вставая под иголочные струи и закрывая глаза. Под дрожащими веками вырисовываются подводные образы, царапины, оставленные хвостом королевы, покрытым жесткими блестящими на свету чешуйками, болезненными кровавыми вмятинами шипят на спине. Он заводит руку с палочкой себе за голову и взмахивает ею, призывая колбу с лечебным зельем и заставляя содержимое растереться по болезненным местам. Том морщится от боли и отплевывается от воды, попадающей на радужки и оседающей на длинных ресницах, качает головой и на несколько секунд вслушивается в звуки на судне, но не различает ничего, спокойно протираясь полотенцем и натягивая готовую одежду.       Сухая и мягкая, она удобно ложится на его тело, антрацитовые глаза устремляются на свое отражение и вглядываются в белоснежные идеальные черты. Он — живое произведение искусства, наполненный вдохновением мазок художника на холсте.       Только вот, песнь русалок больше не различима.       — Вы там сдохли что ли? — шутливо и громко бросает он, не слыша обычной ругани вальпургиевых рыцарей, давя в себе непривычный ком предчувствия плохих последствий. Быстро взбегает по лестнице, рукой встряхивая все еще мокрые волосы и плечом толкая дверь. Тишина. Молчание заполняет внутренности и горьким песком оседает на зубах, Риддл дергает челюстями и недоуменно оглядывается вокруг.       Спокойствие. Почти опустившаяся на окружающее пространство тьма. Не зажженный почему-то свет на судне.       — Эй!       Вновь никто не отзывается. Том громко сглатывает и удобнее перехватывает палочку, напряженный взор скользит по окружающему пространству, слух заостряется. Чавканье. Он слышит приглушенное чавканье и беззвучно делает несколько шагов в сторону носа палубы, краем глаза подмечая разноцветные переливы хвостов русалок в мягких и таящих многочисленных чудищ водах.       Никого.       Королева исчезла из своей клетки.       Еще несколько болезненных в ожидании шагов, Том дергает головой, стараясь выкинуть тяжелую заполняющую его тишину. Не выходит. Она затмевает сознание и пропитывает внутренности, она медленно уничтожает его. Хуже пения русалок в первую их ночь здесь, когда неопытные молодые волшебники еле сдерживали себя, чтобы ослепленно не кинуться за борт им на счастье.       Намного-намного хуже.       Он медленно погружается в пучину вод, перед глазами у него безумными вспышками прокручивается лицо королевы, искаженное в оскале и приближенное к его шее, чтобы разорвать ее острыми клыками. Точно такие же сейчас испачканы кровью безжизненных соратников, друзей, зрачки которых отравлены мелодичной песней, а душа проклята вечным скитанием по этим водам.       Они свалены в кучу, кровь льется струями и перемешивается с длинным мокрым следом, оставленным хвостом русалки. Она склоняет голову к плечу, разглядывая Риддла, замершего напротив без сил даже на то, чтобы пошевелиться, и завороженно смотрящего на темные волосы, облепившие ее бледное, покрытое многочисленными шрамами, лицо.       Он пропал, потому что сама королева медленно затягивает мотив его похоронной песни.