Шанс на падение

      Клавиши переливаются узором слонового цвета, мелодия — крылья бабочки, белоснежной, посыпанной золотистой пыльцой. Адель играет. Тому хочется швырнуть в ее голову собственный стакан с виски, расшибить бледные виски, выглядывающие из-под тягучего солнца ее волос, сплетенного в какую-то по-идиотски правильную прическу, так любимую высшим обществом. Потому что Адель безумно сильно похожа на Розали. А он ее убил.       Расколоть собственную душу на многочисленные кусочки оказалось не так больно, как уничтожить хрупкое тело, потерять нить влюбленного взгляда и уронить вино, что было отравлено. С Лестрейнджами у Тома не получалось ничего. С любовью тоже. Он абсолютно точно был не приспособлен к отношениям, перебирал в пальцах года и сменял увлечения, но блеск темных волос, каштан, теряющийся в ладонях жидким ручьем, мягкий, пушистый, сплетающийся в косы и подвластный его рукам, из головы не уходил.       Розали была его. И это так сильно походило на отголосок слабости, перезвон колокольчиков вечности и опасливые гармонии, вылетающие из-под длинных пальцев Адель, что Том просто не смог оставить все, как есть. Судьба не позволила, толкнула смерть в безумный танец с его женщиной, подножкой отбила партнершу и перевела ее на новый круг вальса. Бархат ее красного платья до сих пор шелестел в воздухе, серебрящаяся на свету каемка рябила в глазах и раздражала. Риддл ослеплен, Риддл проклят, потому что вместе с музыкой Адель его мозг разрывают воспоминания.       Он бережно придерживал Розали за талию и вел по блестящему паркету, в воздухе звучали причудливые мелодии, и скрипачи усердно выводили одну нотную строчку за другой, смешивали длительности и играли. Ярко, потрясающе. Ухо все еще улавливает касания смычка о струны, шепот листвы в саду и прохладу ветра. Розали в его мантии замирает совсем рядом, улыбается своими алыми-алыми губами, опустив взгляд и протянув руку в перчатке. Он хочет дотронуться до молочной кожи, что белым пятном манит, выглядывая из-за высокого воротника, но сдерживает этот порыв, отражающийся в слабой улыбке тонких губ.       Рядом с ней хотелось быть джентльменом. А еще переписать собственную жизнь, выдрать из книги времени все страницы. Родиться в богатой и чистокровной семье, стать порядочным магом и будущим министром магии, что мог бы дать своей женщине все, что она только захочет.       Ему бы еще несколько мгновений до того, как ощутить ее вязкую кровь на собственных пальцах, подменить партитуру Адель, что вновь играет на похоронах. Тому не хватает воспоминаний. Фантазия затягивает удавку на шее. Младшая сестра Розали вся в черном в малой гостиной поместья отца. Хрустальные слезы катятся по ее щекам. И перед глазами ясно мелькает дымка идеи — стекло вспарывает ее сердце и разрывает на кусочки.       Сестры Лестрейндж — его яд, он тянется по телу склизкой змеей, заполняет вместо крови тонкие полоски голубых вен, выпирающих из-под болезненной кожи. Этот яд натирает углы разорванной души, трется, нервирует, раздражает. С подступающим безумием не справиться, оно вспышками донимает спокойного и сильного мага.       У предводителя Пожирателей Смерти была слабость, которую он уничтожил собственноручно. У великого Темного Лорда чувства стали барахлить и смешиваться в сладкую розовую жидкость, что постоянно ощущалась на языке расплывающейся конфетой. После нее, как от наркотика, хотелось вершить что-то великое. Потому что Розали так ослепительно-ярко улыбалась, спеша к нему навстречу, так наивно глядела из-под опущенных черных ресниц, слушая об очередном достижении. Хрупкая фарфоровая кукла, доверенная Тому. Не разбей, не сломай.       Он расколол ее на крупицы и выдрал блестящие глаза, он с криком отшвырнул ее от себя и заперся в кабинете. Розали Лестрейндж умерла на его руках, пав жертвой его ошибок.       А маленькая Адель вдалбливала гвоздями в его собственный гроб похоронный марш. Она все знала. И жизни, оказывается, очень нравится наблюдать за его потерями, за паникой от настигающей боли, что маячком затаилась где-то в глубине, писклявым котенком, беспомощно скребущимся о каменные стены. Придушить бы его, да выкинуть, но Том не может.       Рот Адель в крови. И девочка увядающей розой механически следует за ним, как за признанным молчаливо опекуном. Потому что мистер Риддл ведет ее за белую руку вслед за собой на неизбежную казнь. Женщины падали на его пути ублюдской ковровой дорожкой, ведь Волдеморт совершенно точно не умеет любить.