Шанс на падение

      Т/И замирает у входа, пальцы бережно касаются холодного камня, покрытого бледно-зеленым слизеринским свечением, и ноготь чертит неуклюже странный узор. От волнения и смущения, когда проходящий мимо, либо замерший где-то на обтянутом кожей диване, студент поднимает на нее глаза, щеки покрываются легким розоватым румянцем, почти незаметным в полумраке, спускающимся мягкими клубами с потолка.       Сердце ухает и ударяется о ребра, эхо переливается в горле. Вообще-то, посещение чужой гостиной не является нарушением, когда тебя пригласили, не рассказали пароль и привели за ручку с закрытыми глазами — момент тайны присутствовал в душах учащихся, хотя почти и не соблюдался. Только вот, о словах, загадках и ритмах заботились все. Странно, что подозрительный и вечно нахмуренный Орион шепнул Т/И на ухо пароль, игнорируя залегшие под глазами синяки и раскрасневшиеся яблоки — аристократия и ее многочисленные правила, засевшие в его венах, не позволяли даже приподнятой бровью показать свое недоумение, либо презрение.       Их даже было немного жаль — золотые птицы в запертых клетках с тягучей голубой кровью, чистота которой не вызывает вопроса. Сахарные кости, мраморная уверенность в себе и малюсенькая индивидуальность, щекочущаяся перышком непослушания. Т/И различает в переглядках друзей Тома и тихих шепотках детскую наивность и отражение молодости, бегущее по телам растущих волшебников и прикрываемое лоском дорогих тканей и цветами мантий.       Остановившийся позади Малфой тяжело вздыхает, и не успевает она обернуться, как ледяные ладони опускаются на плечи. Он виском касается ее, находясь совсем рядом. Т/И чувствует оттенок его одеколона и ощущает мягкость светлых прядей, послушно замирая, пока льдистый взгляд Абраксаса пробегается по гостиной и вылавливает вальпургиевых рыцарей. Долохов вычитывает из книги беглые строчки и шепчет их неслышно, палочкой в уменьшенной версии зазубривая движения, Розье из бумаги делает розочку: о его таланте ходили шутки в кругу близких, скрывавшие, на самом деле, восхищение ручной работой, уже готовой в очередном подарке отправиться сиятельной Лукреции. Сизый дым поднимается в воздух от тонкой белой полоски, замершей в руках Мальсибера, что удобно устроился перед диваном, спиной опираясь на него и глядя на играющееся с поленьями пламя впереди. Морщащийся Риддл, сидящий чуть левее, его ни капельки не смущал.       Т/И постаралась сдержать нервную улыбку: Том молчаливо предлагал ей сигарету незадолго до их ссоры, разрушившей всю отдаленную нежность зависших в неизвестности отношений, на Астрономической башне. Темное ночное полотно раскинулось на тысячи миль вокруг, звезды одинокими алмазами поблескивали вдалеке — вечно сами по себе. Ей кажется, что он точно такая же звезда, нуждающаяся лишь в капельке человеческого тепла. Горьковатый привкус кончика никотиновой полоски проступает на языке, и она сглатывает судорожно, стараясь избавиться от воспоминания. Его глаза мерцают, заинтересованно глядя, как студентка подносит к губам фильтр и затягивается.       Он улыбается, пока она кашляет, притягивая ее к себе за талию и на ухо шепча, как правильно. Т/И не помнит. Когда Риддл горячим дыханием обжигает кожу, почти дотрагиваясь губами до мочки уха, уловить, о чем он говорит, почти невозможно. И ей сложно понять, что именно становится причиной такой реакции — магнетическое очарование юного волшебника или ее распускающаяся под легкими влюбленность. Над ней парят бабочки и щекочут бронхи мягкими прикосновениями крыльев, пока Том просто касается ее кожи кончиками пальцев.       — Тебе стоит лишь извиниться, — произносит тихо Малфой, вырывая ее из теплых вод неги воспоминаний. Т/И вздрагивает, все же оборачиваясь и недоуменно уставляясь на него. — Ты ведь за этим сюда пришла?       Волшебница удивленно приоткрывает рот в ответе, но тут же его захлопывает, пародируя рыбку в аквариуме, стоящем на тумбочке маленькой кузины. Та тоже так старается объяснить что-то, не произнося ни звука от нехватки возможностей и тупо глядя сквозь стекло на мелькающих в постоянном движении людей.       — Нет, — наконец, находится с ответом она. Передергивает плечами, сбрасывая бледные ладони, всем корпусом поворачивается к студенту, складывая руки на груди и хмурясь. Во всяком случае, такая поза должна выражать недовольство и раздражение на языке нормальных людей. Абраксас, похоже, нормальным не был, потому что засмеялся в голос, не скрывая проступающего веселья от окружающих.       Компания, за которой они наблюдали, тут же навострила ушки, разглядывая пришедших. Т/И почувствовала, как румянец мерзкими пятнами ползет по щекам.       — Я не виновата в том, что мы поругались!       — Конечно, — покладисто отзывается блондин, поднимая руки в сдающемся примирительном жесте. — Но молчанию Тома я верю больше.       Т/И зло скрипит зубами, проклиная на чем свет стоит желание просто увидеть Риддла и дотянуться хоть до малейшего шанса поговорить, не выясняя, чей псих, слова, поступки привели к ссоре. Мерлин, звучит так, словно они любовники с многолетним опытом сокрытия постыдной тайны от общества. Какая мерзость.       Малфой довольно улыбается и нагло устраивает руку на ее плече, разворачивая обратно. Раздосадованная сложившейся ситуацией и положением, в котором волшебница пребывала, находясь в чужой гостиной, зная чужой пароль и откровенно пялясь на замершего и спокойно занимающегося своими делами Риддла, она тяжело вздохнула, не осмеливаясь глянуть тому в лицо. Потому что увидеть скуку или насмешку не хотелось. Совершенно точно не хотелось, ведь Том умел слишком хорошо осаждать такими эмоциями, мелькающими в идеальных чертах.       Но у Абраксаса, явно нахватавшегося нахальства от сверкающего странно изумрудными радужками Долохова, были другие планы. Видя опущенную голову замершей рядом девушки, он цокнул языком и запустил ладонь под ее подбородок, заставляя посмотреть прямо в антрацитовые глаза и…       …и утонуть в них. Потому что Том улыбался. А за его улыбку хотелось продать весь этот чертов мир.