Маленькая. Том Риддл/Беллатриса Лестрейндж
7 апреля 2021 г. в 20:23
— Спой мне, Белла, — губы его тонкие изгибаются в шепоте, молящий полухрип срывается с ядовитого языка, пробегаясь по ее коже легкой полоской и оставляя за собой не видные глазу гематомы. Они болят изнутри и набухают, она пытается сцарапать ногтями молочную оболочку тела, желая хоть на секунду отвлечься от ноющей боли, но он не позволяет. Он ей ничего не позволяет.
Беллатриса дрожит, обнимая себя и давя внутри слезы. Сильные не плачут. Ее Лорд слабых не любит.
Он на коленях совсем рядом, обволакивает ее привкусом смерти и боли, ведя холодными подушечками пальцев по щекам и стирая соленые дорожки. Темная ткань брюк натягивается и расходится несколькими уродливыми складками. Она хочет распрямить их, стереть черные-черные пятна своей крови и размыть руками остатки красных следов на белоснежном воротнике. Ее Волдеморт должен быть безупречным. И какой бы чистой не была Блэковская кровь, она ни в какое сравнение не идет с глубинной тяжестью наполняющего его радужки цвета.
Повелитель заставляет задыхаться от собственной кости, вставшей в горле.
Она, кажется, уже готова целовать его туфли.
Когда-то на балу, еще в те времена, подвластные наступающей вихристой молодости в каждом ее жесте, Темный Лорд с поклоном и еле заметной усмешкой согласился составить ей пару в танце. Она проспорила Андромеде желание и страстно уверила, что сможет пригласить его и вытерпеть под натиском давящей ауры волшебника растянутые атласной мягкой тканью времени минуты. Мелодии инструментов золотились в воздухе и пыльцой осыпались на ее волнистые волосы, окружающие маги не отводили взгляда от блестящего ровного оттенка. Ее будущее проклятье не видело ничего.
В тот вечер он назвал ее святой нетронутой душой. Она в ответ расхохоталась, ляпнув что-то про разницу натур. Белла была легкомысленной, она обожала сестер и находилась в предвкушении официальной помолвки, юность вязко текла по синим полоскам вен ее натуры. В зеркале их пара отражалась невинностью и тьмой падения.
Демон вырвал ей крылья, заставляя пасть рядом с собой.
Она никогда не была хорошей: неправильная, озлобленная, высокомерная, лучшая из королевских детей рода. Волдеморт называл ее гончей в ошейнике и обещал стянуть намордник. Она до крови разбивала зубы в лае, давно уже не веря красивым словам.
Он не давал ей обещанной жизни. Он ее методично уничтожал.
Когда называл маленькой и несмышленой, когда, слабо улыбаясь, глядел сверху вниз на ее восторженное личико, слушая очередную сплетню высшего общества. Он был недосягаемым, ее молчаливым эталоном и вечной тайной где-то под екавшим от каждой встречи сердцем. Белла была уверена, что ее болезненная влюбленность и зацикленность на Волдеморте незаметна.
Андромеда уверяла, что это проскальзывает во всех жестах; будущая леди Лестрейндж ей совершенно не верила. На самом деле, серебряная Меда, хрупкая Меда, любимая Меда всегда была права. Даже когда бежала прочь из волшебного мира и высшего общества, отрекалась от прилипшей маски идеальности и бросала к черту обещания роскоши и безопасности. Она была права, ведь этот змеиный клубок затягивался узлом на лебединых шеях неразумных юнцов.
Только сильные могут понять, когда пора вырваться на свободу. Белла не смогла.
И когда охрипший от криков высокий голос начинал выводить дрожащую мелодию давно позабытой колыбельной, вторя его бархатной просьбе, Белла не могла заставить себя абстрагироваться. Физическая боль становилась моральной и выворачивала ее душу наизнанку, ей пришлось смириться с тем, что Темный Лорд, не спрашивая, создал из нее живую игрушку.
Это было жестоко. Он говорил, что она сама виновата. Не стоило выводить его на эмоции и проситься на обучение, ей запрещено было желать испробовать запретный плод и примерить на себя маску Пожирательницы Смерти. Так нельзя, но она ступила на обваливающуюся тропу. Сахарная радужная пелена спала с глаз, позволяя разглядеть грязь и ублюдочность того места, частью которого она стала.
Впрочем, Белла была не лучше. И мучения других все же стали для нее опьяняющей сладостью.