Шанс на падение

      Шел третий месяц лета. Или десятый год. Он не помнит. Дни стали серой скукой и неподъемной тяжестью для медленно сгорающего сознания; он умирает в агонии вечер за вечером, задыхается и запрокидывает голову к небу, не ощущая себя и не видя конца сжигающему изнутри пламени. Магия грязнокровки его уничтожила. Чертово древнее заклинание, забирающее за исполнение слишком много: он больше не тело, он не человек даже.       Кости собираются и обтягиваются тонкой плотью, в зеркало на себя смотреть невозможно. Но на самом деле, Тому больше не нужны зеркала. Он видит себя в крестражах, погружается в них и часами сидит с закрытыми глазами, болящими, гноящимися, постепенно теряющими остроту и фокус. Он даже не помнит, когда в последний раз мог нормально мыслить. Он больше не знает, каково это: не желать разодрать черепную коробку очередного никчемного слуги и попробовать его плоть на вкус. Господи, он зависимый. Господи, он проклят. Господи, из-за твоего молчания он молится дьяволу.       Приходит к нему за помощью, готовый чуть ли не на колени пасть. Том Риддл видит величие, растекающееся святостью по его светлым радужкам. Волдеморт изнывает, исцарапывает себе внутренности. Ему больно. Плохо. Не по-человечески. Люди не теряют возможность здраво мыслить, впадая в безумные припадки гнева. Люди не слепнут просто так. Живые не выглядят, как он.       Геллерт Гриндевальд сам давно не человек. Он пал, нацепил на голову светящийся нимб и спрятал тело черта под личиной людского.       Волдеморт — зверь, ублюдский мешок чужой крови и заимствованных органов, он шевелит паучьми пальцами и забывает заклинания. Они ему больше не нужны, лишь Авада, вычерченная под кожей вечной формулой, которая заедает расцарапанной пластинкой у него в голове, остается на языке и срывается с палочки. Все реже. Вместо мозга чужие ошметки. Вместо разума — животные инстинкты. Темный Лорд разлагается заживо, он прячет черные пятна струящимися тканями мантий, скрывает следы собственных зубов притаскиваемыми дрожащими домовиками мазями и не видит иного смысла в своем существовании кроме поиска пищи.       Он падает в пропасть безвольно из-за созданных крестражей. Зомби в нем поднимается и втягивает в себя воздух, ища приторный запах человека. Его ходячей еды. И лишь последний проблеск разума заставляет просить помощи. Раньше он бы никогда не опустился до такого, раньше он был сильнейшим, но время в очередной раз доказывает гениальность и превосходство другого. От обиды хочется вены вскрыть.       Наверное, они все же нашли друг друга.       — Ты пожертвуешь всем ради моей помощи, Том, — шепчет ему дьявол на ухо, ведя подушечками пальцев по вспотевшей коже. Тяжело дышать, во рту пересохло. — Я возьму это платой.       — Изучения моего случая тебе мало? — запрокидывая голову и усмехаясь, интересуется он. Оба уже знают, что Магическая Британия и армия послушных собак переходит в подчинение Гриндевальду. Тот вновь умело раскидывает свои сети.       Он всегда был величайшим колдуном. Умнейшим. Единственным, кто и правда мог использовать свою силу, кто мог помочь. Ни Дамблдор, ни другие маги не производили такого впечатления. Они не могли ничего. Ничтожные мошки под ногами с испуганно-выпученными глазами: бедро последней волшебницы Волдеморт приказал сварить в супе, пока сам жадно выцарапывал ногтями остатки из ее разодранного тела. Петтигрю блевал где-то на фоне, Долохов лишь морщился, но послушно раздавал приказы трясущимся домовикам и только пришедшим на службу щенкам с позеленевшими лицами. «Тебе стоит поговорить с ним».       Антонин ушел в тот же вечер, оставив за собой лишь способ связаться с дьяволом и непроглядную тьму. Последнее воспоминание о прошлом, удерживавшее остатки рассудка, решило бросить его, не воспринимая больше за человека. Том и сам осознавал, что он монстр. Самый жуткий из всех возможных, неподвластный контролю или пониманию.       Он был уверен, что неподвластный. Но Гриндевальд даже к самым жутким чудовищам находил свой подход. Он перемешивал сотни зелий и составлял тысячи комбинаций. В редкие моменты, не утерянные в пропадающей памяти, Волдеморт разглядывал собрания книг. Тех, за которыми охотился в молодости. Они пахли далекой свободой и сладким летом.       Он вырвал тридцатую страницу второго календаря, когда ослеп. Или это был блокнот с записями и неудачными попытками помочь, остававшимися на нем фиолетовыми розами синяков, он не знает. Мир превратился в огромное черное пятно, и ориентироваться он мог только по запахам.       Желание есть не покидало.       Гриндевальд обращался с ним, словно с ручным псом. Том не был против. Ему было плевать, на самом деле, ведь запах дьявола приелся и стал самым родным. Он приносил ему человеческое мясо и изредка спускал на живых жертв. Они кричали и рыдали, сдирали ногти, царапаясь о темную плитку, и оставляли неприятные липкие пятна на губах. Волдеморту было необходимо чувствовать их боль и ощущать запахи.       Слух и обоняние стали главными спутниками никчемной жизни. Бессмысленной, ведь лекарство все не находилось, его дьявол вновь начинал большую игру в политику и забывался, оставляя открытыми двери, либо бросая склянки в стены во время злости от очередной неудачи. Осколки рассыпались по полу, Том всасывал в себя кровь, струящуюся из разодранной кожи. Она ему не нравилась. Найти лекарство не получалось, величественный и многообещающий маг превратился в непонятно что.       Он не был страшен. Он вызывал лишь жалость. И умение сочувствовать погубило Гриндевальда, потому что он слишком сильно надеялся помочь. Всегда сдерживающий свое слово, он стал кем-то вроде хозяина для зомби.       Когда Том разрывал его на части, он думал лишь о том, что последнее данное зелье не подействует. Зато его милый дьявол своей кровью смочит его сухожилия, они станут одним целым и больше не смогут расстаться. Ни политика, ни новые идеи и эксперименты не уведут его прочь из запертой комнаты.       Лишь ветер открытых окон утянет за пределы досягаемости привычный запах.       Уткнувшись носом в окровавленную ладонь Геллерта Гриндевальда и отпихнув голой ступней его разломанную палочку куда-то в дальний угол, Волдеморт свернулся калачиком, зажмурившись. Остатки плоти ледяные, дьявол молчит, дьявол больше не опьяняет своим присутствием. Его нет, нет из-за Тома.       А зелье медленно отравляет изуродованный организм. Прирученный пес без человека не выживет.