Шанс на падение

      Корка льда заливалась серебром на пруду в одном из парков Лондона. Тонкие ветви голых деревьев присыпаны белоснежным порошком снега. Лысый старик в твидовом пиджаке, давно вышедшем из моды, голой заледеневшей рукой очистил лавку и с тяжелым вздохом опустился на нее. Он был до ужаса худым и бледным, словно только что вылез из гроба и решил насладиться свежим воздухом последнего дня этого года.       Старик сидел с поджатыми тонкими губами и красными глазами. Носа у него не было. Когда-то он был великим волшебником, когда-то он ворочал сотнями жизней, он был всесилен, но потом… потом он пал. Было больно. Было плохо. Особенно с его наказанием: новоявленный министр Кингсли лишил магии с помощью одной из разработок отдела Тайн и запек в маггловский мир. Каждый день — лекарства, больные суставы и пустота внутри.       Чаще, чем в малюсенькой квартирке, когда-то великого Волдеморта можно было застать в библиотеке.       Медленно тянулись годы вечности в изгнании. Шумные машины, вечно куда-то бегущие люди и забвение. Его буквально похоронили заживо, но позволили со стороны наблюдать за тем, как его имя стирается из памяти, как власть, к которой он столько лет шел, пробирался сквозь тернии и пробивался через стены людских душ, оставляет его. Волдеморт, забытый всеми, рассыпался в прах. Из живых рядом остались только двое.       Скользнула по земле тень высокого мужчины в темном пальто и шляпе. С кряхтением он опустился рядом. Молчание.       Через несколько минут послышался хлопок и из-за деревьев вышел третий волшебник. Он сел с другой стороны от Волдеморта и сложил руки в черных кожаных перчатках на трости. Тишина. Звенящая тишина пустоты.       Когда-то давным-давно они были молоды, кружились на балах, играли в великих. Заговоры, разборки, драки, политика, женщины, улыбки. Перед глазами пробегают бесконечные изгибы чувственных губ, мягкость разноцветных волос, переливчатый смех на ухо. На мгновение на периферии зрения задержалась давно позабытая темноволосая мисс Лестрейндж. Она давно ждала Тома в гробу. Ждала и старшего брата с тростью. Достойные умерли. Лучшие цветы завяли. А гниль убийц, предателей и Пожирателей Смерти все еще бурлила.       — Как дела в России? — прервал молчание Фрэнк. Сбежавший после проигрыша заграницу к родным Антонин вытянул ноги и закурил сигарету. Том поморщился. Носа хоть и не было, но запахи он ощущал прекрасно. Тем более, такие отвратительные.       — Так же, как и было. Семья то собачится, то в любви клянется. Знаете, лучше всего их объединяет сватовство. Вот вздумали меня женить.       Легкая улыбка тронула синие тонкие губы.       — Не поздновато ли? Тебе лет-то сколько? Восемьдесят уже есть? — тихо спросил Том.       Долохов обиженно, словно до сих пор был молодым лукавым юнцом, фыркнул и сложил руки на груди.       — Девушки на меня все так же падки.       — Или на твои деньги, — поддержал Тома Фрэнк.       — А ты сам жениться не собираешься? — выдохнув сизый горький дым, поинтересовался Антонин.       Фрэнк Лестрейндж сделал глубокий вздох и проводил по-старчески добрым взглядом прошедшую мимо молодую парочку. Черноволосая девушка подскользнулась на льду, и ее молодой человек поймал ее. Солнечный блик скользнул сквозь пелену взгляда вглубь разбитого сердца.       Фрэнк был женат лишь однажды. Он выбрал девушку и не отказался от нее после того, как ее младшая сестра опозорила фамилию Принц и с громким скандалом сбежала к магглу. Она умерла совсем молодой во время вторых родов. С тех пор Фрэнк ни разу не поднял глаз на другую женщину. Лебединая верность. Или глупость, тут уж как посмотреть.       Том прикрыл глаза. Любил ли он когда-нибудь? Он был привязан к друзьям, помешан на магии, власти и силе, но женщины, чувства, все это прошло мимо. Понравилось бы ему, ощути он что-нибудь? Было бы это интересным опытом? Раньше он думал, что это — бесполезная трата времени, но сейчас, когда у него его было предостаточно для того, чтобы вновь и вновь обдумывать свою жизнь, он понял, что не все было так просто. Никакого черного и белого. Никакого добра и зла. Мифическая сила любви и дружбы. Он никогда не мог оценить этого по-настоящему. Видимо, не восприняв противника всерьез, он все потерял.       — Мы друзья? — спросил он вдруг. Фрэнк и Антонин посмотрели на него со смесью удивления, страха и смеха. Оба с седеющими волосами, с проявляющимися на уставших от долгой жизни лицах морщинками. Они стареют. А Том выглядит, как монстр. Выглядел, выглядит, и будет выглядеть. Это — одна из частей его наказания.       Но внешняя оболочка не так важна, как душевное наполнение. Жаль, что все в нем давным-давно сгнило.       — Нет, мы просто так каждый год в твой день рождения нарушаем запрет на въезд в страну и приходим посидеть с тобой на лавочке. Делать нам больше нечего!       — Ты в своем стиле, Антонин, — закатил глаза Фрэнк и осторожно положил руку Тому на плечо. — Но он прав. Ты — наш друг несмотря ни на что. Сколько уже лет мы знакомы? Пятьдесят?       — Больше, — Том стряхнул его руку. — И большую часть из них я вас использовал. Странно, что вы до сих пор приходите сюда.       — Это ты так хочешь думать, — сухо бросил обиженный Антонин и смял сигарету пальцами. — На самом деле, друг из тебя был неплохой. Правда, крыша потом поехала и совсем не немного, метки нам зачем-то поставил, но это уже другой разговор.       — И что же для тебя дружба? — Том повернулся к нему. Антонин устремил изумрудные жестокие глаза вдаль и задумался на мгновение. Том не знал, что такое дружба. Не помнил. Поэтому он хотел найти ответ в словах тех двух живых людей, которые его все еще не бросили.       В какой-то прочтенной давным-давно книге герои говорили такую фразу: «один за всех и все за одного». Смысл ее в останках души Тома до сих пор не откликался, но…       … но сегодня был его день рождения. Фрэнк и Антонин пересекли границу, подвергая себя опасности, чтобы посидеть с ним в парке. Фрэнк и Антонин были живы.       Трио Вальпургиевых рыцарей. Паршивая жизнь за спиной. Шумящий маггловский город, раздражающий нервы.

***

      Три старика на лавочке обсуждают, что такое дружба. Мимо бегут маленькие мальчики, кричат друг на друга и все норовят подраться. У мальчиков темные волосы и до боли знакомые черты лица. Они живут в далеких тридцатых годах и не переносят друг друга на дух. Синяки, царапины, крики и уязвленная гордость — вот то, чем были их отношения до всего.       Затем наступило это мистическое «все».       Мальчики выросли.       Рассудки и мозги отвернулись друг от друга.       Но души все еще стремились к единению. Души лелеяли нежную детскую привязанность.       Души наконец-то встретились.       День рождения забытого всеми злодея. Маленький тортик со свечой на троих. Белоснежный снегопад.