***
Два дня прошло с момента нападения. И Чон только сейчас приходит в себя, чувствуя ужасную боль на своём лице. И не то, чтобы он не просыпался. Ещё как просыпался, вскакивая посреди ночи, крича от дикого жжения ран и души. На что врачи использовали успокоительное. Чон спал неспокойно. Ему снились кошмары, в сознании всплывали все события, прошедшие за эти несколько дней. Вот только, мышление переворачивало всё, меняла лица. Так, за столом судьи сидел Хосок, приговаривая его к смерти, вместо Чимина, как соседа, ему чудился тот жирный тип. Он трогал его своими толстыми пальцами, сжимал его конечности и проводил языком по груди, а Чон не мог пошевелиться, будто бы он приклеился к койке. И ещё ему снился тот самый мальчишка. Его опухшие от слёз глаза смотрели насквозь, прожигая дыру в Чонгуке. Он обвинял Чона, говорил, что именно он виноват в его смерти. Не спас. Не помог. Струсил. Он просыпается, понимает что пот облипает его со всех сторон, а раны тянут. Перед глазами туман гуляет и лёгкое головокружение, что раздваивает человека, сидящего рядом надвое. — Ребёнок, как ты? — этот голос. Такой родной и необходимый. Хён - близкий друг, который может стать мишенью. Вот о чём думает Чонгук, вспоминая слова Чимина. И ему хочется закричать, чтобы тот уходил отсюда к себе. В дом, пока не поздно. Но голос хрипит, срываясь в кашель, сильно то и не покричишь. — Я-я..., — начинает он, разглядывая проявляющееся лицо, — я в порядке, хён, — он старается выжать из себя улыбку, опять же, ради Джина, чтобы спал спокойнее. Но выходит как-то натяжно. — По-твоему лицу не скажешь. Тебе наложили несколько швов, — его одна нога расположена на другой. Пиджак чуть растёгнут, а из него выглядывает белоснежная рубашка и галстук. Чонгук хочет так же. Быть кем-то важным и престижным, в красивом костюме и с хорошей работой. — Однако меня заверили, что все затянутся, так как они мелкие. Единственное, останется тот, что покрупнее, на щеке. — Ну шрамы же украшают мужчину, ведь так? Джин вздыхает, поглядывая на Чона. Чонгук старается держаться изо всех сил. Он, как шов, прочно укреплён и это не может не удивлять Сокджина. За окном снег сыпится хлопьями, на стене тикают часы, обозначая 6 утра. Время подъёма, и как же Чонгук умудрился именно сейчас очнуться? Неужели уже привычка выработалась? В палате внутренние решётчатые панорамные окна, чтобы следить за больными. А ещё здесь светлее. Стены не серые, а белые с чуть фиолетовым отливом, что не может не радовать душу. Здесь уютнее, хоть и ничего не изменилось. Всё та же охрана, та же еда и те же решётки. — Я могу договориться, чтобы тебе выдали одиночную камеру до конца заключения. — Что? Нет, не стоит, — Чонгук не хочет проводить всё своё время в одиночестве. Это же ужасно. Он в одиночной камере оставит самого себя, а тут у него есть Чимин. Они придумают что-нибудь, обязательно. Чон смотрит в сторону окна и вдруг хмурит брови, осознавая сказанное другом, — Джин. — Да? — Что ты имеешь ввиду под "до конца заключения"? — неужели всё провалилось? — Я имею ввиду, что до конца твоего заключения, срок которого ещё неточен, ты проведёшь один. — Я уже испугался, что дело закрыто окончательно. — Чон, я не забросил свою работу. Я продолжаю искать. — Да, извини, — Чонгук выдыхает. — Могу я тебя кое о чём попросить? — О чём же? — Помнишь я упоминал про своего сокамерника? — Пак...как его там...? — Пак Чимин. — Точно. — Так вот, нам нужно ему помочь. Джин поднимает брови, отчего в воздухе застывает вопрос.***
Тэхён оглядывает коридор, ищет слепое место от камер слежения. Знает, что такое есть. Для надзорщиков же и созданное. Тут ещё спросить надо, кто действительно здесь плохие парни и кто заслуживает изоляцию ото всех. Он прячется за угол, чуть не врезаясь в каталку, везущую заключённым, что занимает должность уборщика. Прижавшись к стене в расслабленной и непринуждённой позе, он принимается лишь ждать. И долго, кстати, не приходится. В его поле зрения быстро попадает серьёзная маленькая, по сравнению с ним, туча в форме, что слишком безупречно старается выполнять свою работу, хотя как узналось, лишь пытается. Тэхён негромко свистит. Не считая того, что он не книгочтец, так он ещё и не свистун, в следствии чего после первого провала, мата под нос и чуть не упущенной возможности, у него всё же получается присвистнуть, подзывая к себе Мин Юнги. Тот осматривается по сторонам, недоверчиво оглядывает "оранжевого" и как только понимает, что свист адресован ему, направляется в сторону соловья. — Чего тебе, заключённый? — он складывает руки на груди. Его форма идеально выглажена, на груди блестит какой-то значок, а волосы слишком чистые. Тэхён прикусывает язык, чтобы не назвать его бойскаутом и чтобы не спросить, "а ты случайно живёшь не с матерью?". Ему бы в ладошки печеньки и пусть катится на все четыре со своей аккуратностью. — Откуда у тебя эта привычка? — Тэхён спрашивает прямо, не боится взгляда напротив. — Что? — Ну, называть всех "заключёнными". У нас имена есть вообще-то. Юнги хмурит брови и почему-то вспоминает Чимина. — Устав гласит, что нельзя обращаться к вам по имени. — Устав, во-первых, бесчеловечнен. Во-вторых, он был создан лишь для того, чтобы его нарушать, как например, это делают твои коллеги. А это между прочим ещё более бесчеловечнее. — Я не намерен перед тобой объясняться, — у Мина внутри закипает раздражение от пустого разговора. — На этом наша светская беседа заканчивается, — он собирает уйти, но Тэхён резко хватает его за локоть. Мин машинально хватает дубинку и со злобой смотрит на Кима. Тэхён же, понимая, что перестарался, поднимает руки перед собой в сдающемся жесте. — Извините, господин Мин, — всё же язвит и ухмыляется, — у меня к вам дело, — уже серьёзнее. — С заключёнными дела не веду, — он отстраняет руку от дубинки и выпрямляется. — Да? — Тэхён вскидывает бровь, удивляясь, — а как же Пак Чимин? В груди у Юнги, что-то ёкает и жалобно ноет. Слышать имя Чимина из уст "оранжевого" и сдерживать себя намного сложнее, чем это можно представить. Он хмурит брови сильнее, желая ударить по самодовольной морде. Вот только, устав сдерживает. — Не понимаю о чём ты. — Понимаешь. И ещё как, — улыбка расплывается по его лицу, а у собеседника напротив глаза расширяются. Адреналин опьяняет. — Ваши библиотечные свидания такие банальные. Юнги действует моментально. Он припечатывает Тэхёна к стене. Локоть одной руки подставляет к горлу в удушающее положение, а второй рукой на него давит. — За больное задел, да? — уже хрипит парень. — Только посмей проболтаться, — через зубы проговаривает Мин. — А то что? Юнги, ты мне ничего не сделаешь, потому что в этом случае ты сам себя поставишь под удар. Я же легко могу сделать что-нибудь с Чимином или попросить кого-нибудь. — Хоть волос с его головы упадёт... — Да-да, ты меня, наверное, убьёшь? И опять же, поставишь себя в невыгодное положение. Предлагаю сделку. Мин его грубо отпускает и передёргивает плечами. Не думал он, что доживёт до такого. — Что тебе нужно? — Всего лишь путь в карцер. — Иди набей кому-нибудь лицо. — Долго мне там не имеет смысла оставаться. Мне нужно лишь там кое-кого увидеть. И мне нужно именно в одну определённую камеру и на время. — Боишься лакомое место лидера потерять? — Боюсь. — Так что же мне мешает сделать так, чтобы ты его лишился? — Любовь?***
— Держи свои следующие проценты, — мужчина небрежно бросает конверт на стол. Ким сидит за столом, прижав руки к груди, и жуёт зубочистку, перемещая её от одного уголка губ к другому. Прежде, чем принять конверт, он оглядывает плательщика и всё же задумывается о его истинной причине ненависти к Чону. И если при первой встрече ему было как-то всё равно, то при этой уже вскипает какой-то мелкий интерес. Но всё же без лишних вопросов он открывает конверт и хмурится. — Здесь меньше, чем нужно. Мужчина вздыхает, смотрит в окно сквозь решётки и цепляется глазами за падающий снег. Он любит холод, ещё больше метель, прогонящую людей по своим квартирам, где они либо умирают от скуки и одиночества, либо цапаются, слишком долго оставаясь рядом друг с другом. Мелодия для ушей и дополнительная прибыль. — Это всё потому, что сегодня я увидел у него улыбку. Намджун усмехается. — Парень умеет улыбаться сквозь боль. Моя вина тут в чём? — В следующий раз я увеличу процент, если ты, — он приглаживает волосы назад и разворачивается к Киму, — сотрëшь эту его ёбаную кроличью улыбку! — с каждым словом мужчина говорит всё твёрже. Этот Чон Чонгук слишком добрый для этого мира. Слишком правильный и всепрощающий. Ему слишком многое достаётся и он всего этого должен лишиться. Раз и навсегда. — У меня есть небольшое новое условие, — Намджун берёт конверт и кладёт его внутрь формы. Мужчина вскидывает бровь, — слушаю. — Твоё имя. Я хочу его узнать, чтобы в случае чего не падать одному на дно. — Я на дно точно не упаду, — он негромко смеётся и движется к выходу, застёгивая свой пиджак, под которым белая рубашка. — Так что? Он останавливается и вздыхает. В стенах этой тюрьмы он стал проводить слишком много времени, пора бы с этим уже что-то делать. — В следующий раз я назначу тебе встречу в своём офисе. Он оставляет визитку на железном шкафчике у двери и покидает помещение, не взглянув на Намджуна, который через мгновение берёт ламинированную визитку и читает: "Юридические услуги Ким Сокджина".***
Мину с огромным трудом удаётся провести Тэхёна к нужной ему камере. Он искренне надеется, что не попадётся и осечки не случится. Но ещё больше он боится, что Тэхён может не сдержать своего слова и навредит Чимину. — У тебя 10 минут, — негромко предупреждает он Тэхёна, открывая ему дверь, на что тот кивает. Хосок вздрагивает, отрывает свою голову от колен, заболевшую от недостатка воздуха и мыслей. И как же ему приятно видеть его Тэхёна. Тот присаживается напротив Чона, оглядывает его лицо, проводит по коже пальцами, на что Хосок закрывает глаза и чуть хмурит брови от какой-то собственной внутриличной боли. — С тобой всё в порядке? — Тэхён осматривает Хосока на наличие ран и побоев, но всё чисто и без повреждений, на что он спокойно вздыхает. — Устал немного...— Хосок открывает глаза и улыбается своему Тэхёну, разглядывая каждую деталь его лица. Ему всё в нём нравится, слишком прекрасный. — Вот скажи мне, зачем ты всё это делаешь? Для чего? — он берёт его за руки, рассматривает ранки на пальцах, поглаживает нежно. — Потому что я люблю тебя. — Твоя любовь ненормальная. Тэхёну жалко Хосока, он не желает ему вреда, но и продолжать всё это не может. Это не первый раз, когда Чон подвергает и себя, и кого-то опасности. Его взгляд каждый раз затуманивается, как только он видит в ком-то соперника, и это не может не волновать. Ему нужна помощь. — Я тебе больше не нужен? — "никому не нужный мальчишка" - вот что говорила ему мать, кажется, она была права. Чон останется один навечно. Глаза предательски слезятся. — Хосок-а, — Тэхён обнимает его. Гладит продрогшее и трясущееся в слезах тело. Он не может сделать больно Хосоку, просто не в состоянии,— я тебя не бросаю, слышишь? Но я хочу, чтобы ты постарался исправиться. Я тебе помогу. Хосок сжимается как ёж, несильно отталкивает Тэхёна, и вытирает ладонями слёзы, — тебе стоит меня бросить, — сам предлагает. Он знает Тэхёна, тот не в состоянии этого сделать, потому что внутри у него доброе сердце. У Хосока же оно прогнивает, червями безумия поедается. — Ты должен и я, — он шмыгает и старается отвести взгляд в сторону, — и я это понимаю, правда. — Хосок... — Я болен и осознаю это, — Тэхён хочет опять приблизиться, но Хосок поднимает руку вперёд, останавливая, — я мерзок. Мои чувства такие же, поэтому уходи. Оставь меня. — Я не могу оставить тебя в таком состоянии, — Тэхён удивляется такому Хосоку. Он видит его впервые таким расклеенным и отчуждённым. — Ты должен. Я не предоставлю тебе счастливую жизнь. — Да какая нахуй счастливая жизнь? — вскипает Ким. Он всё-таки подлавливает момент, когда Хосок закрывает ладонями лицо и приближается к нему ближе, — мы в тюрьме, такой жизни здесь и не существует. Тэхён не понимает, что он чувствует к Хосоку. Это не то, что он испытывает, смотря на Чонгука. Но они с Хосоком уже год и он настолько к нему приблизился, что отпустить просто так не может. Они всё же прошли через многое. И просто так бросить, он его не в состоянии. Хосок отстраняет ладони, — у тебя всё равно нет выбора, тебя сейчас выгонит надзиратель, — немного поднимает уголки губ, заглядывая в глаза Тэхёна своими в слезах. Тот улыбается в ответ и вытирает влажные дорожки. — Карцер не идёт тебе на пользу. — Не спа-курорт, согласен, — Чон выпрямляет ноги и тянется к Тэхёну, обнимая его. Он вдыхает его запах и он лучше всякого материнского, — спасибо. — На выход, — строго говорит Мин, открывая дверь. Тэхён целует в разгорячённый лоб Хосока медленно, стараясь оттянуть этот момент. Он даст ему шанс, позволит пересмотреть своё отношение к своим действиям, и Тэхён ему поможет, иначе быть не может. — До скорого, — шепчет в ухо и покидает камеру. Хосок провожает его взглядом, касается лба, будто бы способен кожей ощутить оставшийся и уже подсыхающий поцелуй. Как только решётка закрывается, отбрасывая свой звук от стен, у Хосока улыбка с лица пропадает. Он смотрит на свои ранки и вновь начинает их царапать, потому что знает одну вещь. Люди - неисправимы.