***
Зима окутывает мир всё сильнее, несмотря на то, что прошла уже её половина. Ветра завывают, метели гонят людей с улиц, а хлопья снега врезаются пулями в лицо. Сокджин входит в кафе, вызывая звон колокольчика, и отряхивает со своего длинного пуховика белых попутчиков. Нос чуть покраснел, как и руки. Тепло кафе моментально согревает, и вызывает мелкие мурашки по телу. Джин оглядывается, и у окна замечает знакомую фигуру, что разглядывает зимний пейзаж. Тот, в костюме, как и предполагалось, а руки сжимают кружку, вероятнее всего с кофе. Сокджин подходит к нему, тот привстаёт и жмёт руку, здороваясь. — Извини, я тут уже сделал себе заказ. — Всё в порядке. К их столику подходит официантка и услужливо принимает заказ нового посетителя, Джин тоже заказывает кофе, что не удивительно. — Так, о чём ты хотел поговорить со мной? — по кафе разносится приятная музыка, за соседними столиками пусто, а где-то чуть подальше сидят от силы человека четыре. И Сокджин искренне надеется, что среди них нет посланного человека Чона старшим. — Я хотел бы попросить тебя об услуге. — Слушаю. — Ты знаешь, каково сейчас моё положение. Мне запретили доступ к моей же работе. Я еле-еле справляюсь с одним делом, а тут мне нужно ещё одно разгрести. — И ты хочешь одно перекинуть на меня? К столу подходит всё-та же приветливая официантка. Она ставит на стол уже чашку с кофе, оглядывает гостей добрым детским взглядом и уходит. Сокджин цепляется замёрзшими пальцами до напитка и тепло вновь вызывает приятное покалывание. — Если можно. — Можно, то можно, — выдыхает мужчина, — но, я надеюсь, что ты подкинешь мне не убийцу со стажем. Сокджин отпивает напиток и понимающие кивает, — не беспокойся, всего лишь молодой парень, обвиняемый в грабеже банка при этом, сам же его не совершивший, да, у меня кое-что есть, — Сокджин спеша делает второй глоток и достаёт из своей сумки папку, — успел сделать копии и к себе домой утащить. Мужчина пододвигает папку с бумагами и хмурит брови, изучающе, — радует одно, — он смотрит на Джина и улыбается, — что дело не пятилетней давности, — Сокджин слегка улыбается в ответ. — Так, Пак Чимин, 21 год, — дальше мычит, прочитывая дело. Переворачивает листы, кивает, хмыкает, изучает, — дело несложное, однако придётся попотеть, чтобы выудить все записи за тот день. Времени много прошло, будем надеяться, что всё сохранилось. — Он закрывает папку с листами и складывает руки на стол, скрепив их в замок. — Не понимаю, куда смотрел его адвокат? Дело то плёвое. — Коррупция, Джи Давон, коррупция, — негромко отвечает. — "Соучастник" Пак Чимина решил, что если скинет бОльшую вину на него, то отделается меньшим. Однако, не повезло, так как был свидетель. Тот сказал, что видел настоящего вора, как тот выбегал из банка и по описанию это был не Пак. Поэтому судья и сделала вердикт, Чимин лишь соучастник. — Бардак какой-то, — Джи Давон почесал макушку, — а что насчёт другого твоего дела? — Здесь уже всё сложнее. Я работаю, как какой-то преступник-взломщик. Под покровом ночи иду в интернет клубы, чтобы быть уверенным, что за мной не следят. Под чужим именем, как-то в архив, проник. Мне тут самому статья светит, ты о чём! — воспринимается у обоих как шутка, однако дело обстоит так, что совсем не до смеха. — Чтобы освободить Чонгука, мне нужно сделать так, чтобы отец попался на вранье с поличным, но подойти ближе я к нему не могу. Последняя встреча наша была у меня в офисе, больше я его не видел, но ощущаю его взгляд. — Задействуй Чонгука, — предлагает и бровью не шевелит. В кафе становится шумнее, колокольчик над дверью то и дело звенит. — Что? Нет, — слишком твёрдо, — ты бы видел его реакцию, когда я только сказал об его отце, а тут если он будет с ним контактировать... — Ты умный адвокат Ким, — прерывает его Давон, чуть наклоняясь вперёд. — Сам знаешь, чтобы выиграть дело, порой приходится переступать через свои собственные чувства и чувства подсудимого. Это трудно, для тебя, как для друга, потому что тебе не хочется мучить Чонгука прошлым. И это тяжело для Чонгука - потому что прошлое придётся увидеть в настоящем. Это чертовски будет тяжело для вас обоих, я согласен, — он отстраняется и допивает свой напиток. — Поэтому то преступникам и не ставят в защиту родственников и знакомых в лице адвоката. Сокджин замирает, задумывается над сказанным. В воздухе уже витает запах чего-то вкусного и ароматного, что готовится на кухне кафе и разносится к столикам. Вот только Джин этого не замечает, как и его желудок, который словно все понимает, но всё же давит где-то внутри, напоминая своему хозяину о том, что о себе заботиться всё ещё нужно. Давон встаёт и застёгивает свой пиджак, он тянет руку к папке, взглядом спрашивает, "Может ли он её с собой забрать?", на что Сокджин кивает и сам пододвигает документы к другу и коллеге. — В любом случае, Сокджин, я всегда на связи. Если возникнут трудности, обращайся. — Спасибо. — Тебе спасибо, без тебя я бы не был тем, кто я есть. Сокджин, отодвинь все свои чувства и будь рационален. Поешь наконец-то, и выспись. Я вижу, как ты измучен. Поверь, на свежую голову и полный желудок и идеи придут, — он вновь протягивает руку, но теперь для рукопожатия на прощание. Сокджин отвечает и благодарным взглядом провожает Давона, одарившем его мягкой улыбкой. Он трёт виски и прикрывает глаза, осознавая, что действительно очень устал. Измученно выдыхая, он хватает меню и впервые за долгое время думает о себе и о своём здоровье, но не забывает о том, что это лишь подпитка перед предстоящим боем.***
Быть ремонтником у Чона выходит уже чуть получше, даже как-то раз получилось самостоятельно чайник починить, который ему опять втюхали. Ей Богу, ему эти чайники скоро сниться будут. Сегодня же он в паре с мужиком чинит рацию. И вот тут, чёрт ногу сломит как вообще с ней обращаться, поэтому ей в основном занимается "сосед по делу" Хан. Чонгук же следит за его манипуляциями и в руках держит другую рацию, порой мыча и издавая различные звуки в неё, проверяя состояние той, что на ремонте. Вот это работа мечты, это да. — Раз-раз, — вновь решает устроить проверку Чон. Хан хмурится и шевелит своими густыми усами. Выглядит, как хипстер, на самом деле, даже в тюремной робе. У Чона предположение, что у того есть на свободе байк, который преданно ждёт своего друга. — Чон, прекращай. Она не заработает, если ты будешь насиловать её подругу. А вот ты можешь заработать, если не перестанешь под ухо гундеть. — Денег? — По роже. — Понял, — Чонгук приподнял брови, удивляясь, помялся на месте и положил рацию на стол. — Слушай, если нечем заняться, иди у главного другой работы попроси. Рядом проходящий, услышав слова Хана, сразу же заинтересовался Чоном. Он взял нужный для себя ящик и вновь прошёл мимо этой компании, подзывая Чонгука: — Чон, мне тут помощь нужна, не поможешь? Чонгук вновь удивляется, но ни грамма не думая, соглашается. Может так связи наладит с сотюремщиками. Было бы весьма неплохо. — Держи и забивай гвозди в эту дощечку. — Зачем? — заинтересованно спрашивает и принимает молоток с небольшим пакетиком гвоздей. Сложенные друг на друга дощечки приятно пахнут древесиной, услаждая нос. — Чтобы потом повесить на неё крючки и получится вешалка. — Оу, — Чону почему-то кажется, что такие вешалки, не слишком-то и долго продержатся. Может быть поэтому здесь так много дощечек? В любом случае, давить вопросами он не собирается заключённого, поэтому берёт молоток и забивает первый гвоздь. — Хороший удар! — Спасибо, — он немного улыбается и смотрит в сторону, замечая, как Хан уже и без него отлично справляется, говоря вместо него в рацию. Однако ещё он ловит взгляд одноглазого, хмурого, как туча, с сомкнутыми губами и чинящего настенные часы. — Какие у тебя отношения с этим типом? — невзначай спрашивает "оранжевый" Чонгука, замечая соприкосновение взглядов у этих двоих. Чон крутит головой и достаёт следующий гвоздь, подставляя к дощечке. — Да никаких. Я с ним не общался. — Зато с ним общался Тэхён, верно? — Верно, — выдыхает и забивает гвоздь. — А кто для тебя Тэхён? Чонгук вроде неглупый, но понимает, что такие беседы тут не ведутся просто так. Он непроизвольно напрягается. Сказать, что друг, он не может, поскольку даже себе не признаётся в этом. Друг для него Чимин. Тэхён - не понятно. Спаситель? Хранитель? Возможно. — Он лидер. — Он твой ёбырь, — резко звучит. И прежде, чем Чон успевает спросить своё заветное: "Что?", этот заключённый выхватывает у него молоток и со стремительной силой ударяет свой мизинец, громко завывая. У Чона в глазах темнеет, он не двигается с места, словно к полу приклеенный, его глаза распахнулись, а в ушах встал звук ломающихся костей. Мужик кричит, на пол оседает, и на вопрос: "Что случилось?", от одноглазого к большому шоку для Чонгука, отвечает: — Этот придурок! — выплёвывает, тыча здоровым пальцем в сторону Чонгука, весь красный и вспотевший от боли, — он сломал мой палец! Одноглазый кивает, просит стоящего рядом отнести пострадавшего до врача, а сам Чонгука за шкирку берёт и резко в центр бросает. Помещение становится в глазах Чонгука меньше, "оранжевые" окружают, дышать становится труднее. Чонгук начинает чувствовать себя загнанной жертвой в кругу хищников, убежать нет и шанса. Он оглядывается, ищет помощи в глазах, но видит лишь усмешку и грубость. Тошно и противно. Одноглазый вышагивает, кивает, слыша от Чонгука, что это не его вина. Знает, что не его, ведь сам угрожал этому мудаку, чтобы сам себе палец сломал. Ведь и сам охрану подкупил. Всё сам. Самостоятельный незаконопослушный заключённый. — Если совершил, умей отвечать за свои поступки, — он касается своими длинными пальцами того самого молотка, гладит оружие, как шерсть питомца, и берёт в руки, медленно подходя к Чону. Тот же назад отстраняется на сколько это возможно, дыхание сбито, а сзади мешают заключённые сдвинуться дальше. Кто-то в спину пихает ботинком, давая понять, что выхода нет. — Это правда! — На своей правде далеко не уйдёшь, — сообщает и встаёт в образовавшийся круг, очерченный "оранжевыми". Чонгук понимает, что нужно сражаться, иначе от Тэхёна огребёт, даже если и умрёт. Ким из-под земли достанет, Чон уверен. Он смотрит на пол, часто-часто моргает, успокаивая свои учащённое дыхание и пульс, с трудом поднимается на ноги, чем удивляет всех присутствующих, — наш Бэмби на ноги встал? — с улыбкой восклицает одноглазый обходя круг, заставляя двигаться и Чона. Где-то сбоку слышится: "Делаем ставки" и Чонгук вновь в пространстве теряется, понимая, что живым отсюда выйдет кто-то один. — Давай, нападай, — одними губами произносит противник, рукой подзывая. Чонгук с места дёргается и заносит кулак, ударяя по скуле одноглазого. Тот ногу подставляет под ноги парня и с ног его валит, после чего плюёт в его сторону. В мастерскую незаметно проникает Хосок, услышавший о драке. Он облокачивается о стену и довольно хмыкает, радуясь за то, что одноглазый держит своё слово и за то, что здесь нет Тэхёна. — И это всё, на что ты способен? — одноглазый руки поднимает к верху, толпу веселя, те гудят и хлопают, передавая всё-что имеют на ставку. Чонгук пытается сосредоточить свой взгляд, по полу запах пыли летает, отчего он кашляет. Понимает, что медлить не стоит. Встаёт, чуть трясёт головой и вновь нападает. Замахивается и удар в живот направляет, на что одноглазый, у которого взгляд на этот момент выразил всю его нечеловечность, схватил Чона за запястье и остановил время в одночасье. Все вокруг стали замедленными, нереальными, как и то, что происходило дальше. Одноглазый замахивается и ударяет молотком по лицу Чонгука, не так сильно, чтобы жизни лишить или мозги выбить, но достаточно сильно, чтобы выбить два зуба сбоку челюсти и оставить огромный след на щеке. Чонгук падает на пол, улавливая вспышку в глазах и дичайшую боль. Он стонет и отхаркивает кровью, хватаясь пальцами за деревянный пол. Занозы попадают под ногти, ведь те царапают дощечки, которые смешались с кровью и болью. Одноглазый подходит и хватает его за волосы, поднимая над полом. Чон еле-еле разлепляет глаза, из которых слёзы невольно льются, как и изо рта тянется кровавая слюна. — Ничтожество. — Чон мычит от боли, исходящей от зажатой руки на волосах. Одноглазый же замахивается вновь, и тут Хосок в предвкушении тянет улыбку, сам не замечает, как ближе подходит. — Что здесь происходит? — все разворачиваются на вошедшего лидера, у которого в глазах молнии летают. Он толкает заключённых и распахивает глаза, видя Чона и кровь. — Какого хуя?! Одноглазый грубо отпускает волосы парня, у того же голова падает и ударяется об пол, — всего лишь учу мальчишку манерам. — Я сказал. Какого. Хуя? — скалится и ближе подходит, отчеканивая каждое слово. Хосок сбоку стоит и нервно пальцы царапает. — Он сломал пальцы молотком Тану, вот и отплачивается, — без капли страха сообщает. Тэхён брови изгибает и обходит одноглазого, будто его здесь и нет. Садится на корточки и осматривает состояние Чона, тот негромко и шепеляво стонет: " Это не я, они все лгут". И Тэхён ему верит. Он скорее доверится Чонгуку, чем всему этому стаду, коим он управляет. — Я за него вступлю в бой, — уверенно отвечает Ким и встаёт. — Нет-нет-нет, если ты дерёшься за виновного, значит встаёшь на его сторону, — одноглазый осматривает "оранжевых", и скалится, смотря на Кима, — лидер. Двое заключённых хватают Тэхёна под руки и вытаскивают из круга, придерживая силой. Тот под нос матерится, пытается вырваться, кричит, — если ты его тронешь, Я ТЕБЯ ЛИЧНО ДОБЬЮ, мудачьё! — Что-что? — наигранно спрашивает и ударяет Чонгука в живот, попытавшегося встать. Тот вновь падает и мычит. — Я, — снова удар, — тебя, — удар в рёбра, — не слышу, — удар по лицу. Одноглазый отходит и дышит часто, злость в помещение выпуская. — Чонгук, блять. Вставай! — просит его Ким. Надеется, что у парня остались силы. — Ты обязан встать! Ты обязан МАТЬ ТВОЮ ЖИТЬ! Чон уже с трудом глаза разлепляет, концентрируется на голосе и пытается руками о пол опереться. Тщетно. В глазах плывет и темнеет. Он снова облажался. Сдался. Поддался своей слабости и силе другого. — Чонгук! Не смей отключаться! Я тебя из-под земли достану, если ты сейчас коньки отбросишь! — где-то внутри своего сознания Чонгук смеётся. Типичный Ким Тэхён. Последнее, что Чон просит от своего тела, так это развернуться и посмотреть в глаза своего соперника. Тот облизывает губы и ближе подходит, молоток сильнее сжимая. — Я сильный, — шепчет Чонгук. — Что ты там бубнишь? — Сильный, — с глаз слеза катится, он чувствует приближающийся конец. Чувствует и знает, что именно. — Я не боюсь. — Он открывает глаза и смотрит в единственный глаз заключённого. Стойко и выдержанно, без доли неуверенности или страха. Он должен умереть зная, что всё-таки смог побороть себя. Одноглазый устрашающе кричит и замахивается. Тэхён в это время успевает вырваться от заключённых, сосредоточившихся на дальнейших действиях. Ким в два шага настигает одноглазого и ударяет его, отчего тот роняет молоток рядом с головой Чона, отстраняется назад и, не выдерживая вес на ногах, падает. — Я предупреждал, — рычит Тэхён и наседает на одноглазого, начиная его избивать. От кого-то сбоку слышится, — а это можно считать за то, что выиграл Чон? А то третий в ставке то не задействован. — Думаю, что можно. Хосок шипит и выходит из помещения.***
Пока придурок Ким Тэхён подставляет свою задницу вместо Чонгука, Хосок решает, что тогда будет действовать по-другому. Он зол и сильно, даже не думает о последствиях, просто совершает первое, что приходит в голову и похуй, что не сегодня убьёт Чонгука, он сделает это позже, а пока, есть кое-что получше. После, он находит Ким Намджуна, и делает это быстро. Ким прячет в свою униформу деньги с боя и напрягается, как только видит подходящего Чона. Ему и слова не нужны, ведь его лицо само выражает то самое "хули надо?". — Пора обшаривать матрасы, — твердо и уверенно. — И что я там найду, кроме клопов? — хмыкает и складывает руки, напрягая мышцы. — Пакет чистого порошка. В камере пять слева. Второй этаж. — Ты же понимаешь, что этого недостаточно? — Это более, чем достаточно. — Для тебя. — Я его уничтожу. Сломаю. — Хочешь узнать моё мнение? — Намджун как всегда напряжён. Неподалёку слышится возгласы заключенных и смех охраны, будь здесь проверка, эту тюрьму под дробилку засунули бы. Дисциплины меньше, чем жестокости. — Здесь сломанным пока что выглядишь только ты, — Ким тычет ему в грудь пальцем. — Ты настолько жалок, что смотреть на тебя противно. А помнишь, о чём я тебя предупреждал, Чон? Если тебе мешает Тэхён, ты его убираешь, если ты этого не делаешь, этим занимаюсь я. — Я не могу...не могу его убить. Я же... — уже не так уверенно говорит Чон, скорее потерянно. — Любишь его? Смешно, — вновь хмыкает, убирая руку в прежнее положение. — Дайте мне ещё время — У тебя время уже кончилось. Этот бой всё сказал. Против тебя все и ты один не справляешься. — Блять, развороши все камеры! — психует и вскрикивает, на что получает не удар, как должно быть, а усмешку, хриплый смех. Намджун смеётся над ним, потому что забавляется его ничтожностью и попытками добиться своего. — Мне вот интересно, кто быстрее подохнет, ты или Чонгук, — он подходит ближе и одаривает Чона горячим дыханием, — мне кажется, что ты. Ставлю на это, — задумывается и выдыхает, осматривая Хосока ближе. — Даю тебе ещё немного времени, но, — шепчет в самые губы, — если я увижу хоть намёк на то, что ты позиции сдаёшь, поверь, тебе лучше не станет. — Ким отстраняется и достаёт рацию, — надеюсь ты успел своё спрятать. — Рация неприятно шумит, Намджун же, стеклянно смотрит на Чона, и сообщает в неё, — вызывайте ищеек.***
Тревога забила по всему блоку. Яркие красные лампочки неприятно забили в глаза. Выходить за территорию блока в таких случаях запрещено в любом состоянии, отчего Тэхён, добивший одноглазого, хватает Чонгука на себя и отправляет его со всей своей скоростью в камеру. Чимин охуевает, видя окровавленного Чона и возникший кипиш снаружи. Абсолютно все, как тараканы, вбегают в блок и прячутся по своим местам. Тревога оглушает, а всё происходящее пугает. — Как всё закончится, я приду и помогу ему, — обещает Тэхён и скрывается, торопясь в свою камеру. Слышится лай и грозные переговоры охранников. Начался осмотр. Чимин знает, что бояться нечего, ни он, ни тем более Чонгук к дури не прикасались и не собираются. Поэтому он берёт полотенце и принимается вытирать кровь на лице Чона. Спрашивает о его состоянии, на что тот тихо постанывает. — Не для тебя это место...— негромко шепчет Пак, и резко встаёт, как только на проходе появляется собачьи головы, с высунутыми языками. — Убери его отсюда, — приказывает Ким Намджун, строго одетый в форму с прямой спиной и твёрдым намерением. — К стене, мне похуй, что у него там болит. Чимин кивает и берёт Чона под руку, всё так же шепча ему на ухо, — помоги мне, приятель. Ты же тяжёлый. — И Чон оставшимся своим сознанием слушается, вставая на ноги и опускаясь по стене вниз. Надзиратели всё кидают на пол. Книгу Чимина с тумбочки, все принадлежности для гигиены, все пижамы и полотенца. Простыни и одеяла так же летят вниз, а следом и матрасы. Собаки обнюхивают всё тщательно, и Ким являясь самой опасной ищейкой, под матрасом Чона, видит на койке прикрепленный пакетик. Не обманул Хосок. Ким его открепляет и показывает всем присутствующим, на что собаки начинают лаять. — Маленькая фея подготовила себе на ночь волшебную пыль? — спрашивает Намджун, болтая пакетиком. — Это не его! — заступается Чимин. — Пак заткнись! — рычит Ким. — В карцер его, — он кивает своим помощникам. Те хватают Чона под руки, на что Чимин начинает рьяно защищать его — нет! Не трогайте его! Ему врач нужен! — Чимина грубо отталкивают и тот падает на пол. Решётку этой камеры приказывают закрыть, отчего Чимин, вставая с пола и подбегая к выходу, цепляется за прутья и бьёт по ним со всей силы.***
— Это ты! — после открытия камер, Тэхён влетает в камеру Хосока и за шкирку выбрасывает его наружу. — Ты блять заебал, нахуй! Хосок на пол падает и движется чуть назад, перил касаясь. У Тэхёна глаза блестят от ярости и зубы смыкаются от злости. — Он нам мешает! Если бы не ты, его бы труп уже выносили отсюда, мы бы были вместе, как прежде! — пытается донести свои мысли Чон до него. — Смотри, женатики скандалят, — раздаётся где-то рядом. Кто-то выходит из камеры просмотреть на шоу, кому-то просто достаточно слышать ругань. Охрана руки складывает и улыбается, будь здесь Мин, он бы заткнул скандалистов, а вот эти надзорщики любят такое, интересно же, поэтому бездейтсвуют. — Знаешь что, ты действительно больной ублюдок, — Ким тычет пальцем в него и чуть ли не плюётся от раздражения. — Я-я-я! — Хосок чуть поднимает ладони, и кривит голос. — Постоянно я плохой! Какого хуя, Тэхён-а, а? Почему ты меня всегда обвиняешь? До Чонгука не было всей этой хуйни! — он указывает в сторону, куда увели парня. — Пойми, от него все проблемы! — От тебя все проблемы! — вскипает Тэхён. — До Чонгука ты не пиздострадал до побеления лица. Ты обещал, помнишь? Обещал, что завяжешь. Так мало того, что ты вновь за наркотики взялся, так ты ещё выставляешь меня своей блядской псиной и людей калечишь! Чон Хосок зависим от наркотика лишь одного единственного и он его сейчас отчитывает так сильно, что сердце быстрее биться начинает. Тэхён когда злится, брови хмурит, а взгляд его горит пожаром, Чон чуть губы приоткрывает, сначала звук теряется, но потом вырывается: — Я не хочу тебя отпускать. — Ты на привязь меня сажаешь и душишь, ты не понимаешь? Думаешь, мне это всё легко даётся? Я день изо дня терплю твои ёбаные припадки ненормального, и с каждым днём всё хуже и хуже становится! — А ты и решил меня бросить, потому что тяжело стало? — Я не хотел тебя бросать! Я говорил тебе, что помогу, но ты упрямец, Чон. Ты думаешь только о себе! — Я думаю о нас! — Сделай так, чтобы я тебя больше не видел рядом со мной. — Тэхён! — Хосок! — секундная тишина звенит в ушах, — ещё раз, я услышу, что ты голову теряешь, называя меня причиной, из тюрьмы точно вывезут мертвеца.