***
Хосок оглядывает пространство, напичканное душевыми и туманом. Глаза то открываются, то закрываются, куда-то внутрь закатываясь. Изо рта вырывается жалобный стон оттого, что хочется отключиться. По лицу капли пота стекают, а с губ внезапная ухмылка слетает, как только об его ноги кто-то запинается и матерится. Пространства вроде много, но его чертовски мало, как и воздуха. Для Хосока покрайней мере это так. Всё сжимается в одну точку, и пружинится в этом же положении. Неимоверно хочется пить, а ещё спать. Однако не для этого он принял. Всё это ради храбрости. Ради Тэхёна. Ради их когда-то счастья. Чон касается ладонями стены и, держась за неё пытается подняться. Дрожит. С первого раза не получается. Падает. И почему то слёзы роняет, в одной точке зависая. Кажется, невозврата. "Ничтожество", в голове крутится. От самого себя смешно, а он и не сдерживается. Смеётся, смешивает свои эмоции с болью и ненавистью и тут непонятно, обращённой ко всем или к самому себе. Те, кто мимо проходят, косо смотрят на сидящего на полу, помочь не пытаются. Говорят, что у парня конкретно голова поехала, оттого и помощи не предлагают. Ведь он не заслуживает. Чон Хосок потерян. И его не спасёшь. Сначала Чон почувствовал лёгкость. И она была так долгожданна, что хотелось мурчать и оставаться в том моменте надолго, пока не ощутилось жжение в груди. Захотелось плакать. Истерично смеяться. И всё это поочерёдно. И всё это вместе. Ноги стали ватными, ладони холодными и трясущимися, а сердце бешенно прыгающим. Чон хочет выбраться из этого пугающего состояния как можно быстрее, выплыть наружу, и вдохнуть прохладного воздуха. Вот только кажется, что чем больше он совершает движений, тем быстрее он тонет. Хосок не умеет плавать, а того, кто его выловит, рядом нет. Страх охватывает. И в этот раз Чон один с ним справляется. Снова попытка подняться увенчалась провалом. Чон закрывает глаза ладонями, больно трёт веки, вытирая покрасневшие глаза. Шмыгает, зубы стискивает и хнычет, не обращая ни на кого внимания. Ребёнок, которому не хватило любви. Он опускает ладони и сжимает их в кулаки. Вверх смотрит и промаргивается. Когда замечает то, что рядом лежит, в виде набора юных наркоманов, тогда отбрасывает это с криком, потому что злится. Потому что, приходит новая стадия. Ребёнок, который хотел быть кому-то нужным. Подняться всё же получается на дрожащих ногах. Он опирается о раковину, в зеркало даже не смотрит. Уже знает, что там увидит. Проходил уже через подобное. Тошно, противно и ни капли не жизнерадостно. Включает кран, умывает лицо обильным количеством воды и трёт его ладонями, пытаясь смыть с себя хоть какую-нибудь часть этого наркоманского безумия, охватившего его. Замирает на месте, закрывая глаза, сосредотачивает всё своё внимание на звуке воды. И это на минуту ему помогает. Ребёнок, которого не научили жить. В какой-то момент следуя за звуком воды, получается выбраться из пучины глухоты и непонятного шума. Чон чуть приоткрывает рот и дышит, понимая, что не заслужил даже и этого. В висках начинает чуть побаливать, от чего он морщится, чуть громче выдыхая. —...Алло! Тебе нужно Чонгука на пожизненное усадить, что как не лидерство позволит тебе сделать это? Ты получишь власть над всеми. Даже над Тэхёном. Двух зайцев убьёшь! — Я бы справился и без лидерства. — Нихуя бы ты не справился. Хосок резко отключает кран, как и внезапно распахивает глаза. Ребёнок, который научился выживать самостоятельно. Ему не нужна власть. Ему нужен лишь Тэхён. Ему не нужно усаживать Чон Чонгука на пожизненное, ему нужно лишь от него избавиться. Ему не нужно слушаться ни Намджуна, ни Ли Бома, потому что он, чёрт возьми, справится сам и без лидерства. Он убьёт всех нахуй зайцев, что заставили подчинить его себе. И он больше не позволит никому угрожать себе, как и Тэхёну, потому что его! Потому что защитит! Потому что сможет. Псих Чон мать его Хосок. Собственник, умеющий за своё убивать.***
Каким образом Хосок добрался до камеры, он не знает. Каким образом, он до этого успел выхватить у одного "оранжевого" зажигалку, тем более. Что делает дальше, он не осознаёт. Однако чувствует, как дымка мозг обволакивает, через глаза выходя. Как она в капиллярах взрывается и отдаётся зудом. Ли Бом понимает сразу же, что началось. И не важно как. Не важно в каком состоянии. Главное, что бомба начала свой отсчёт. 10 Хосок заходит в камеру и на несколько секунд на корточки садится, чтобы мысли собрать во что-то одно. Он покачивается вперёд-назад, а Бом сзади дышит в спину, молчит, но думает громко. 9 — Свали блять! — выкрикивает Хосок, не поднимаясь, и всё голову сильнее сжимает в руках. Пульсирует и сильно. Кажется, что на лбу вена явила себя всему миру тюремному. Дышать становится чуть легче только тогда, когда тот, кто сзади уходит, улыбкой чешырского кота блистая. И если бы Чон это увидел, сказал бы, что очень зря он это делает. 8 Никто. Никто не смеет ему указывать, что делать, когда и как. Он сам. Всё сделает сам. Подумаешь, пару человек убьёт, но ради какой цели! Благой! С кучерявыми и тёмными волосами. Один против всех. 7 Хосок поднимается, словно отпружинивая от пола. Всё с кровати сметает, как и с тумбы. На пол падает одежда, постельное, изо рта вырывается рык, спустя мгновения приглушённый сигаретой из заначки, которая так стати тоже упала на пол. 6 Закуривает. Плевать на всех. Язык пламени от зажигалки облизывает сигарету, целуется с ней в порыве страсти. Чон делает глубокую затяжку и на секунду останавливается всё, кажется, даже сердце. 5 За пределами камеры все стихают, учуяв дым. Это значит одно. Буря, что должна была начаться раньше, но которая наебала всех, возвращается. И она будет сильнее, чем должна была быть. Хосок стоит в её эпицентре. Он её порождает. 4 Ли Бом заходит в камеры и предупреждает, чтобы все были на готове. — Готовьтесь к шоу, ублюдки и отправьте несколько людей к выходу. Надо же как-то избежать изоляции, — вновь улыбка, в оскал переходящая. 3 Хосок снимает верх робы, чтобы остаться без него. Слишком душно. Слишком жарко и выжигающе больно. Тело, лишаясь оберегающей ткани, чуть дрожит, остывая, но в благодарность зуд прекращает. 2. Последняя затяжка и Хосок, напрягая свои мышцы, выбрасывает с койки матрас. Тот пыль вверх поднимает и грохот издаёт. Слышится, как подходят надзиратели, которые что-то гневно отвечают на издёвки смеющихся заключённых. Хосок медленно выдыхает молочный дым вверх, останавливая время. Таймер в голове последние секунды отбивает. Раз, два, три и Чон подносит к матрасу зажигалку. 1 Охрана не успевает заглянуть в камеру, как сразу же в стороны отлетает, как обожжённая. — Бульторунэ, нахуй! Хосок, с неприсущей ему силой, кидает в их сторону матрас, который начинает разгораться. Требуется пара секунд, чтобы понять что к чему. Шум, состоящий из матов и криков поднимается сразу же. Заключённые становятся настоящими безумцами. Из камер начинают лететь вещи и за ними и матрасы, а зажигалка превращается в факел, что передаётся из рук в руки. — Чёрный код! — восклицает один из охраны. Хосок бьёт его в лицо сразу же, тот в бок уклоняется от удара, и сразу же на исходное место возвращается парнем за шкирку. Чон вытаскивает из своих зубов сигарету и прожигает кожу на щеке надзирателя. Тот выкрикивает от боли, а тот что второй, шокированно наблюдающий, достаёт шокер и орёт: — Чон Хосок, отошёл быстро! Но Чон, как прикованный, смотрит на проявляющуюся отметину, сосредоточено, будто в этом появляющиемся пятне на коже его смысл заключён. Когда в ушах начинает болеть от крика, он пихает охранника в живот и тот отлетает на пол, хватаясь за рану. Точнее, пытаясь. — Даю вам шанс уйти, — говорит Хосок, поглядывая на первого надзирателя и на второго. — Вы мне нахуй не сдались, — Чон на секунду отвлекается, потому что со второго этажа уже человек упал. Благо не высоко, не умер. Тот гневно проклинает того, кто его скинул и уже рвётся обратно. Второй надзиратель не думает отступать. Он нападает на Чона, удерживая в руке шокер. И Ли Бом здесь оказывается вовремя. Он помогает Чону справиться с блюстителем порядка и хватает надзирателя, заламывая его руки за спину. Хосок подбирает упавший шокер, пробует его на деле. Охранник вырубается и падает на пол и Чон его ботинком отпихивает от себя. Следом за недавно упавшим человеком, летит ещё один матрас и тоже в огне. Хосок равнодушно смотрит сначала на него, потом на толпу, управляюмую безумием, и снова возвращает внимание на разгорающийся предмет. — Ты это сделал Хо, — рука Бома дотрагивается до его плеча. — Остальное дело за мной. Как же.***
За решеткой внезапно становится тихо. От какого-то заключенного по соседству слышится протяжное "Ау?". Тэхён встаёт на ноги и подходит ближе, чтобы посмотреть, что происходит, но тишина застилает уши. Он смотрит вправо - пусто. Влево - тоже. Хмурит брови и пытается вспомнить, в какой момент все ушли. А ведь он даже и не заметил, пребывая в своих раздумьях. И лишь темная макушка, появившаяся на горизонте, вывела Тэхёна из омута размышлений, вновь засасывающих. Заключённый подошёл к камере, выделенной для Тэхена и принялся открывать решётку откуда-то взявшимся у него ключом. Ким мотнул головой, пытаясь сообразить, а реальность ли это вообще. Он сидит в карцере, внезапно охрана уходит и его камеру открывает какой-то заключенный. Кажется, всё-таки сон. — Пошли, — сообщает молодой парнишка, появившийся на входе и Тэхён узнает его. Джи Су. Тот парень, что кокетничал с Ли Бомом в столовой, но что он тут делает? И почему именно он? На заданный вопрос Джи отвечает, — Хосок бунт устроил, сейчас всё крыло закрыто. Точнее, для заключённых оно как вольер, мы успели пару ключей стащить. В общем, Ли Бом попросил за тобой придти. — Блять, — вырывается у Тэхёна и он, не думая, следует за Джи Су. — Где сам Хосок? — Он... кхм... он сейчас с Ли Бомом, — не смотря в глаза отвечает. Тэхён смотрит на него с подозрением, задаёт следующий вопрос. — Почему именно тебя послали? — дверь ведущая из одиночного блока открывается. Парень оглядывается, Джи Су прикусывает губу. — Не знаю, наверное, знают, что жизнь лидера дорога, поэтому... Тэхён сразу же его осекает, к стене припечатывая. Тэхён не идиот и таким сказкам он не верит, — а теперь по порядку, кто тебя сюда послал, зачем и где чёртов Чон Хосок!? Они знают правила, что устраивая бунт, прежний лидер лишается всего. И ты хочешь меня наебать этой историей, где они сейчас вместе с кружечкой чая ждут своего лидера? Ты блять проебался. Джи Су глаза опускает, улыбается слегка, как-то непонятно и таинственно. Длинные ресницы чуть дрожат, и глаза поднимаются спустя мгновения медленно, с трудом, но наполненные силой и твёрдым намерением. — Если я тебе скажу, поймёшь ли ты меня? — Не беси, — Тэхён челюсть сжимает, напряженно ожидая. — Я пришёл сюда сам. — Для чего?! — вскрикивает и пугает. — Чтобы убить тебя.***
Чимин не идиот. Умирать в блоке он не собирается. Он слышит о том, что вся территория западного крыла изолирована. Ожидается подкрепление спецотряда и пока надзиратели, успевшие по-быстрому слинять, отсиживают свои задницы в безопасности, здесь орудуют заключённые, "послужной список" которых у каждого свой индивидуальный. В библиотеке пусто и Пак уже предполагает, что Юнги в целях безопасности ушëл с остальными в основное крыло. И Чимин его не обвиняет, просто одному защищаться труднее придётся, в крайнем случае ему повезет, если всё самое худшее его обойдет стороной. Вот только, здесь всё просто не бывает. Чимин выдыхает и закрывает за собой решётку, однако внезапно какая-то сила не даёт ей завершить своё действие. Чья-то нога. Чьё-то лицо. Чья-то мускулистая татуированная рука. Чимин отходит назад и врезается в другое тело, тощее, которое охватывает его сбоку на талии руками. — Я думал, что никогда не дождусь этого, — довольно скалясь произносит тот, кто придержал решётку. Чимин их осматривает и понимает, что это те самые твари, которые когда-то прижали его тут же. Один хилый наркоман, убежавший сразу же, как только увидел Мина, другой помощнее, тот что извращенец по чиминовым выводам. Чимин бегает глазами по помещению, пытается найти хоть что-то что поможет, но кроме книг ничего. До стеллажей добраться, если только... — Вот же блять, — Чимин ударяет локтем куда-то в грудь сзади стоящему и срывается к первому попавшемуся стеллажу, но добежать не успевает. Его больно хватает за запястье тот здоровяк и дëргает на себя, вызывая шипение от боли. — Ты не думай, что справишься с нами, — грозно шепчет тот, заглядывая Паку в глаза и протягивая руку назад, принимая у нарокомана какой-то предмет. — Мне и думать не надо. Я переживу вас. И пока, один из вас сдохнет от дозы, — оглядывает худого, — другой в какой-нибудь драке откинется, — и смотрит снова на того, кто рядом. Глаза в глаза. — Ты бы помолчал, пока от дозы не сдох сам. — Что? — получается спросить ломано и тихо. Чимин смотрит на предмет, что в руках у "оранжевого" и понимает, что это товар Чона. Один из лучших и чистых. Пак отходит назад и качает головой в неверии. — Обещаю, тебе понравится, — уже вставляет своё слово наркоман. Чимин вновь срывается, за ним начинают бежать. Пак скидывает с полок книги, создавая преграду преследующим, пытается на стеллажи подействовать, рукой их отпихивая, но те, как пригвожденные к полу не шевелятся. Чимин начинает паниковать, а его сердце быстро разгоняться. И сам же попадая в свои преграды, огибая стеллаж, он падает на пол, запинаясь о толстую книгу. Он вскрикивает от боли, охватившей коленку и сжимает пальцы на руках от немягкого падения. Тот, что огромный, нависает над ним, колени по сторонам тела расставляя. Он приподнимается, чтобы перевернуть Пака и с таким серьёзным видом смотрит на свою жертву, так сосредоточенно, что Чимин начинает действительно бояться. Он пытается вырваться, извивается под чужим телом, но тот его сильнее, вновь принимает пакетик с содержимым от товарища, рядом присевшим на корточки, и открывает его зубами, тогда как руками держит отбивающегося. — Не надо. Что вы хотите то блять от меня? — Чимин уже краснеет от попыток, руки слабеют от прилагаемой силы, а мозг перестаёт соображать. — Мы хотим всего лишь повеселиться. Ты просто тело, лежи и отдыхай, — наркоман улыбается некоторыми прогнившими зубами и гладит Чимина по его волосам, отчего тот трясет головой, обозначая то, на сколько сильно ему неприятно. Напавшие этой реакцией забавляются. — За дело, — решает мускулистый. Он хватает руки Чимина и кладёт их под свои колени прижимая. Наркоман придерживает лицо, и тогда, когда первый начинает размазывать белый порошок по лицу Пака, попутно отправляя его в носоглотку, второй закрывает нос Чимина, на несколько секунд лишая его воздуха. И лишь, когда Чимин начинает мычать и краснеть ещё больше, понимает, что пора. Отпускает. И услышав слишком громкий вздох Пака, а потом и кашель, они вместе начинают в такт смеяться. — Это ничего. Это только начало. Вот сейчас немного порезвимся, после дозу увеличим, — обещает мускулистый и кивает дохлому. Тот забирает пакетик и кладет его на полку. Первый же тянется к ширинке Чимина. — Нет, пожалуйста, — Чимину в мозг ударяет непонятное ощущение. Голову начинает тяжесть заполнять, становится всё страшнее и страшнее. Кажется, что он отсюда никогда не выберется, а это что-то только разрастается. Охватывает каждую конечность и дыхание превращает в прерывистое. — Не надо, — так тихо, что могло бы разжалобить, но не этих "оранжевых". — Съебался нахуй, — внезапное и непонятно откуда. Чимин сквозь воду слышит, что кто-то третий подошёл. Хочется отключиться. Какова была доза? Извращенец сказал, что небольшая, но почему она так сильно подействовала и так скоро? Если Чимину от неё так всё скрутило, что тогда ощущает Хосок, ведь у него дозы определённо намного больше. — Дурак, — вслух произносит. Он не слышит, как кто-то рядом дерется. Точнее, слышит, но не понимает, что это драка. Он чувствует, как губы осушаются моментально и как хочется пить, но не чувствует как его за ворот робы берут и сажают спиной к стеллажу. Его хлопают по щекам и тяжко вздыхая, хватают за подбородок, на челюсти надавливая. Чимин отбивается, потому что думает, что это мускулистый и, что ему просто захотелось вставить в рот. Вот только в рот проникает не половой орган, а пальцы и не того, мускулистого, а самого Хосока. — Давай же, тебя что, нужно блевать учить? — Хосок без отвращения совершает эту процедуру на когда-то друге, потому что, во-первых, и не такое делал, во-вторых, это же Пак. Сколько раз он вытаскивал Чона из дерьма? Это лишь малое, что он для него сделать может. — Всë в порядке, скоро пройдёт, — Хосок хлопает Чимина по спине, иногда поглаживает, пока тот с шумом очищает организм. Сквозь кашель слышно, — что ты здесь делаешь? — Не буду врать, — усмехается. — Искал спасение, нашёл тебя. — Спасение от чего? — От самого себя, — врывается грозно в помещение Мин Юнги. — Ты что с ним сделал? Что ты вообще здесь устроил? — Мин хватает Хосока и швыряет его в сторону. Подходит ближе. — Юнги, — негромко зовёт Чимин. Прокашливается и повторяет, — Юнги! Мин же осматривает с недовольством Чона и отворачивается от него, в два шага настигая Чимина, — как я могу помочь тебе? Что он с тобой сделал? — Юнги, он меня спас. Надзиратель хмурит брови от непонимания, — спас? — Он разворачивается, ощущая за спиной появившийся холод. Хосока на месте не оказывается. Ушел быстро, тихо и незаметно. — Да, — Чимин сглатывает вязкую слюну, и более, чем трезво понимает, что то, о чём он говорит не плод воображения, что так всё оно и есть. — Чон Хосок спас меня.