Осколочные раны

      Большего от Смоукскрина не добились.       - Смоукскрин, милый, прошу тебя, хотя бы слово! - молил Рэтчет, с болью вглядываясь в сумрачную синь окуляр элитника. - Мы ведь тебе поможем, мы всегда поможем!       Слова не возымели должного эффекта. Смоукскрин не сказал ни слова о таинственном незнакомце, ни проронил ни звука. Как бы медик не тряс лейтенанта, тот словно разучился разговаривать.       - Смоукскрин, что такое? Что тебе такое этот десептикон? - выпрашивал Стилджо и тоже не получал ответа. Офицер лишь отдавал короткие, отрывистые указания и приказы, не обращая внимания ни на что другое.       Спрашивал Нокаут, Оптимус, Бамблби, даже Дрифт попытал судьбу, но Смоуки либо отмалчивался, либо горько усмехался. Ничего больше. По его белоснежному фейсплэту бродила тень мрачных воспоминаний, но он не позволял друзьям увидеть хоть что-то. Арси пыталась лаской и нежностью выведать то, что тяжёлым камнем лежало на молодой искре, но Смоукскрин оставался непреклонен.       - Юникронов шпион! - в досаде прошипел Уилджек после очередной неудавшейся попытки. - Мы же помочь хотим, дурачок!       - Смоукскрин, что же ты так с собой? - ласково уговаривала Мико, поглаживая по непокорному шлему. - Ведь ты среди друзей, почему бы им не довериться?       Пытались даже Джун и агент Фоулер, но элитник упорно молчал, думая о чём-то своём. Он будто забыл о существовании команды, погрузившись в свои мысли и воспоминания.       Фиксит не смог найти незнакомца в базе данных "Алкемора", что ещё более затруднило расследование. А Смоукскрин лишь плотнее сжал тонкие губы. Молчать с каждой секундой становилось всё тяжелее и тяжелее. Он боялся их потерять, потерять на сей раз окончательно. Он безумно боялся, что от него отвернётся Рэтчет, что в нём разочаруется Стилджо, что Стронгарм и Сайдсвайп уже не будут уважать его всей своей молодой искрой. Ещё бы! Сильный, независимый и абсолютно идеальный лейтенант Смоукскрин оказался глупым, ничтожным романтиком, в юности связавшимся с самым опасным криминальным боссом Каона. И среди толпы друзей одна Виндблэйд понимает всю его боль, весь его страх. Не столько боязнь уязвлённого самолюбия, сколько понимание, что ты можешь в один миг лишиться целой семьи, чьи любовь и уважение ты зарабатывал долгими боевыми командировками, одиночеством и борьбой за место под солнцем останавливало его. Нет, он не может позволить себе такой слабости! Пусть знает Солар, но не они... Только не Рэтчет! Рэтчет правильный, Рэтчет мудрый, он не будет якшаться с таким глупцом, как ты, Смоуки!       Вскоре возле терминала остались только медик и гвардеец.       - Смоукскрин, прошу тебя... - наверно, в миллионный раз умолял Рэтчет.       - Рэтчет, можно вопрос? - вдруг разорвал пелену молчания Смоукскрин.       - О, Праймус, да, конечно, всё, что пожелаешь!       - Что ты не сможешь мне простить? - выдал серебристо-золотой мех.       Доктор склонил шлем в раздумьях. Сложно ответить на это сразу...       - Знаешь, я бы ответил, что предательство, но это будет неверно. - спустя несколько минут молчания ответил медбот. - Это очень сложный вопрос... На мой взгляд, самое страшное для любящей искры - это предательство, но в твоём случае я не могу этого сказать. Прозвучит, конечно, глупо и пошло, но знай, это именно так. Я прощу тебе всё. Я сам не знаю, почему так. Но я прощу всё, всё, лишь бы ты... Лишь бы ты смог нормально функционировать. Я... Я не знаю, как это сказать! Не для того, чтобы ты был со мной, нет, я спокойно тебя отпущу, если ты думаешь, что так будет лучше. Мне достаточно знать, что у тебя всё хорошо. Тебе... Тебе ведь всегда не хватало альф, верно? - Рэтчет неловко усмехнулся.       - Верно...       - Можешь считать, что я твой опи. Ну, или дани, как захочешь...       Медик поднял взгляд на белоснежный фейсплэт подопечного. В голубых окулярах светился омыватель. Было видно, что Смоукскрин с трудом удерживает порыв искры. Рэтчету не хотелось, чтобы он его держал в себе, но это же Смоуки... Он всегда держит себя так, словно он просто говорящая статуя. Из него сложно выбить хоть какие-то эмоции. Поэтому доктору было достаточно маленьких слёзок, искрящихся в благодарном взгляде.       - Рэтчет... С-спасибо тебе...       Виндблэйд мчалась к тому месту, где не так давно они со Смоукскрином доверили друг другу самые страшные тайны своих искр. "Он точно должен быть там! Я просто обязана ему помочь!" - такие мысли роились в процессоре фем-самурая. Бедный, бедный малыш! Зачем существуют такие, как этот Лайтнери, зачем такие портят актив прекрасных мехов? Почему Праймус посылает такие сумасшедшие испытания на путь маленького элитника? Впереди мелькнул серебристо-золотой корпус.       - Смоукскрин! Смоукскрин, прошу, выслушай меня!       Виндблэйд крепко сжала серебристый манипулятор и притянула к себе лейтенанта.       - Ну, чего же ты? Смоукскрин, а если действительно всё рассказать? Я уверена, Рэтчет всё поймёт, он же искры в тебе не чает!       Но Смоукскрин не дослушал фем. Голубые окуляры гневно сверкнули в ночи, лейтенант вырвал манипулятор из тонких пальчиков.       - Нет, ни в коем случае! - в ярости прошептал элитник. - Никогда Рэтчет обо мне такого не узнает! Он... Он разочаруется во мне! Я слишком долго завоёвывал эту любовь, чтобы в одну секунду лишиться её! Если ты хочешь, то беги, расскажи всё Оптимусу, а я послушаю, что он тебе скажет! Давай, чего же ты ждёшь?       Виндблэйд похолодела от ужаса. О, Праймус... Рассказать Оптимусу такое? Да он... Да он даже смотреть после этого в её сторону не будет! Он, великий победитель Мегатрона, спаситель их родного мира, герой, гордый кибертронец, и она, ничтожная, жалкая преступница, продавшая искру за Старскрима! Нет, Великая Искра, нет!       - И что же ты предлагаешь? - нервно сглотнув, прошептала избранная.       - Я убью его сам. - твёрдо произнёс Смоукскрин. - Я должен это сделать. Если Лайтнени останется в живых, то рано или поздно они всё равно всё узнают. Я должен его убрать.       - Ты... Ты не должен бороться с ним один! - воскликнула Виндблэйд. - Смоукскрин, это очень опасно! Он силён, у него наверняка есть охрана!       Лейтенант нежно приобнял фем, едва не плачущую от ужаса.       - Винди, ты должна остаться здесь. Ты избранная Праймусом, твоя искра чиста. Ему никто не поверит.       - Но ты ведь тоже избранный! Ты должен был стать Праймом, Оптимус мне рассказывал!       - Глупости, милая, глупости, не больше. Праймом должен был стать Бамблби, а не я. Это всё ерунда, не слушай, не верь этому.       - Я всё равно пойду с тобой! - заявила Виндблэйд. - Смоукскрин, это наша общая боль, я не могу позволить тебе одному тащить ношу, предназначенную для нас двоих. Пожалуйста, позволь мне помочь тебе...       Лейтенант в удивлении взглянул на фем. Ведь Лайтнери её не узнал, у неё есть шанс всё скрыть и больше никогда не открывать эти позорные страницы. Старскрим в темнице, он точно до неё не достанет. Неужели она и правда просто хочет помочь?       Смоукскрин был из тех, кому помощь принимать очень тяжело. Он считал, что со всем справится сам, что ему не нужна чья-либо поддержка. В глубине искры он понимал, что это не так, что он сдаёт позиции, что сил держаться уже нет. Тогда появилась Солар. Солар спасла его от ужасов одиночества и самокопания. Смоукскрин не врал, Солар знает про него всё. Начиная от альф и заканчивая Лайтнери. Она узнала об этом совершенно случайно, под градусом. И элитник был безумно благодарен своей избраннице, что она не только его не бросила, но и оставила этот грязный секрет между ними двоими. Но сейчас он снова один. Рядом есть только Рэтчет, потерять которого он просто не может. Иначе он точно сломается. Раз и навсегда. Рэтчет - ниточка, связывающая Смоукскрина с командой Прайм. Больше на этой планете у него ничего нет.       - Ты действительно хочешь мне помочь? - неверяще спросил лейтенант.       - Великая Искра, конечно! Не пойдёшь же ты один на Лайтнери? Знаешь, каким бы умным, почти гениальным ты не был, иногда твоим решениям даже спарки бы позавидовали.       - Спасибо...       - Как мы найдём Лайтнери? - Виндблэйд вопросительно изогнула надлинзовый щиток. Смоукскрин усмехнулся.       - Милая, нам совсем не обязательно его искать. Он найдёт нас сам. Неужели ты не помнишь его любимую фразу? Лучшая оборона - это нападение. Нам нужно лишь отойти на приличное расстояние от свалки, и всё.       Смоукскрин со стоном открыл окуляры. Праймус, как же всё болит! Ломило спину, манипуляторы, серво, брюшные пластины, грудной сегмент, абсолютно всё... Как же можно быть таким глупцом? Сколько бы жизнь тебя не учила, ты всё равно лезешь на рожон, отмалчиваешься тогда, когда понимаешь, что тебе одному не справиться, не потянуть. Ещё и Виндблэйд втянул в это! О, Праймус, Смоукскрин, где прохлаждается твой процессор, когда он тебе так нужен?       Тёмный отсек, непонятный свет, бьющий по оптике, оковы стягивают талию так, что ты не можешь даже пошевелиться. Из памяти напрочь выпал момент встречи с бандой Лайтнери. Смоукскрин помнил лишь громкий хохот и тёмный силуэт, ничего больше. Никак не удавалось выровнять вентиляцию, даже поверхностное сканирование внутренних механизмов выдавало кучу сообщений о поломках, бесчисленных ошибках и потери энергона. Положение не из лучших в его активе.       В процессоре медленно всплывали отдельные картинки, которые никак не удавалось собрать в единое целое. Вот они с Виндблэйд выезжают за ворота свалки, пытаясь как можно тише урчать двигателем и быстрее удаляться от импровизированного военного лагеря под открытым небом. Вот они мчатся по пыльным и горячим дорогам в трёхстах километрах от базы. Луна всё ещё озаряет своим неверным светом путь беглецов. Где-то далеко прокричала ночная птица. А потом взрыв, и воспоминания резко обрываются. Дальше лишь тёмный отсек и колючий говор Лайтнери. Больше ничего...       - О, ты пришёл в себя, любовь моя! - кричит фиолетовый мех, перекрикивая хлопок дверей. - А то виснуть над твоим безжизненным корпусом мне уже порядком надоело.       - Ненавижу... - хрипло шепчет Смоукскрин.       - Я другого и не ждал, Скай. Зачем ты сменил своё прекрасное, певучее имя на такое странное и непонятное, а, Блэкскай?       - Меня зовут Смоукскрин, и никак по-другому...       - Какие мы строптивые, однако. Мне всегда это в тебе нравилось, Скай. Просто чудо! Как вобьёшь себе в процессор какой-нибудь бред, так у тебя его потом и кувалдой не выбьешь! Кстати, выглядишь просто ужасно.       Смоукскрин не удостоил мучителя ответом. Он со стоном оторвал шлем от платформы и окинул свой истерзанный корпус печальным взглядом. Вмятины и глубокие царапины, наверное, самое лучшее, что осталось от некогда идеально отполированного корпуса. Мягкий металл брюшных пластин превратился в какое-то месиво, слабо истекающее энергоном. Пленник подавил рвотный позыв и продолжил осмотр. Он не видел плеч, но чувствовал, что наплечник с эмблемой элитной гвардии справа выдран с корнями, а слева держится на непонятно каких соплях. Левый сервипровод в явно не естественном положении, перелом видно невооружённым окуляром. Про правый манипулятор стоит просто промолчать. Часть грудной пластины вогнута, мешая вентилировать. "Что ж, на этот раз точно запомнишь, что хоть иногда нужно уметь доверять! Праймус, на что ты похож..." - с горечью корил самого себя несчастный Смоукскрин. Много же выпало на твою долю...       - Малыш, какой ты, однако, у меня самоуверенный. - довольно протянул Лайтнери, осматривая вместе с элитником дело своих манипуляторов. - Я даже не ожидал от тебя. Тебе серьёзно так дороги эти автоботишки?       - Тебя это не касается! - в ярости прошипел пленник, мигом забывая о своей боли. Ради друзей можно потерпеть ещё...       - О, как всё у вас интересно!       Лайтнери явно хотелось ещё помучить несчастного, убедить его в собственном бессилии и во всемогуществе тюремщика. Преступник подошёл к Смоукскрину и с небывалой лёгкостью оказался сверху. Массивные манипуляторы легли на израненные брюшные пластины, от чего автобот зашипел, подавляя желание кричать от боли.       - Ну же, покричи, постони, доставь мне удовольствие, поплачь, Скай! - прошептал Лайтнери, упираясь острыми локтями в грудную пластину. - Давай, чего ты терпишь? Ведь тебе же больно, я вижу! Омыватель вот-вот заструится по твоим избитым щёчкам! Мне нравится видеть тебя слабым, малыш. Ты - моё самое дорогое удовольствие, моя самая странная слабость. Мне нравится чувствовать себя сильнее тебя, видеть страх в твоих окулярах.       - Не дождёшься...       - Я? Дождусь, зай, дождусь! - мучитель зло расхохотался, одаривая аудио пленника пренеприятнейшими ощущениями. - Я сделаю тебе так больно, как только может быть, малыш. Я уничтожу не только твой корпус, но и твою автоботскую гордость, я разорву в клочья твоё сознание и только тогда дам тебе умереть спокойно.       Острые когти вцепились в правое плечо, заставив омыватель предательски брызнуть из окуляр.       - Ого, вот они, наши невыплаканные слёзки! Наши горькие слёзки, да, Скай? Ты никогда не позволял себе плакать. Я помню, ты держался до последнего, чтобы не показывать свои заплаканные окулярчики...       - Чего тебе от меня надо? - прошептал Смоукскрин, в бессилии склонив шлем.       - Тебя, Скай, тебя! Мне нужен ты... Всего-то ничего, правда?       Вдруг в Смоукскрине проснулась обида. Он смертельно обижен на Лайтнери. Как мог Лайтнери так бездушно посмеяться над чистой любовью юной искры?! Как он мог предать целый город ради своего ничтожного актива?! Как... Как в нём появилось столько злобы?       Смоукскрин помнил, какой была их самая первая встреча. Маленький мех пятнадцати ворн отроду и взрослый каонец с романтичным взглядом и невероятно красивым корпусом. Он искал работу в городе грехов, готов был торговать собственным корпусом, лишь бы прокормить тех, кто пошёл с ним. И тут на его пути возник Лайтнери. Он выслушал смущённую лепету юнца, согласился помочь, отдал все деньги, какие были с собой, стал кумиром в окулярах новичка в городе грехов... Разве знал спарк лордов Праксиса, что именно криминальные боссы случайно прохожих своими куклами? В ту ночь Блэкскай лишился девственности. И не только. В тот вечер он лишился самого себя. Он бездумно пропал в этом трансформере, соглашаясь на всё, лишь бы этот романтичный взгляд не превращался в ледяное копьё. Зачастую после бурных ночей мехлинг едва мог стоять от разрывающей паховую пластину боли, но всё же продолжал улыбаться окружающим и восхвалять Лайтнери.       - Скай, а ты помнишь наше сражение? - поинтересовался тюремщик.       - Ты нас предал...       - Нет, Скай, это ты всех предал. Ведь ты же знал, что я предатель.       - Я ничего не знал...       - Знал, ещё как знал! Ты знал, всё знал, ведь ты был одним из моих генералов, малыш... Почему ты не сказал?       - Я тебе ничего не скажу...       - Да? Какая жалость, однако... Право, так жаль. Давай тогда попробуем вместе.       - Нет...       - Да, не лишай меня удовольствия, солнце моё! Давай вместе. Ты...       Смоукскрин слабо мотнул шлемом. Ну, уж нет, не дождёшься, гордый лейтенант никогда не будет танцевать под дудку преступника.       - Эй, малыш, не забывай, что у меня есть и твоя подружка. Мы можем позвать её и попробовать втроём.       Пленник в ужасе замотал шлемом. Виндблэйд! О, Праймус, что же ты натворил... Зачем, зачем ты согласился взять её с собой? Глупец, ничтожество!       - Только посмей к ней притронуться...       - А, и что тогда? Убьёшь меня? - Лайтнери расхохотался и сдавил раненное плечо. - Ладно, давай сначала. Ты...       - Я...       - Какой молодец! Меня...       - Тебя...       - Любишь! Ну, давай последнее слово!       Смоукскрин гневно сверкнул оптикой. Ни за что! Он никому никогда не говорил о любви. Он не признавался в любви Лайтнери, он не говорил об этом Нокауту и даже своей будущей жене он ни разу не сказал трёх заветных слов. Он привык доказывать всё действиями, он считал, что эти слова могут в любую секунду обратиться против него самого, больно вонзаясь в истерзанную искру. Сказать это сейчас значило уничтожить всё своё достоинство, которое когда-либо вообще существовало.       - Ну же, давай, чего ты тянешь? Притащить сюда твою подружку? Я ведь могу преспокойно посидеть и на ней.       - Не смей... - прошептал Смоукскрин. - Не трогай её...       - Тогда говори! Немедленно!       - Нет...       - ДА!       Тонкие коготки вонзились в месиво, оставшееся от брюшных пластин, заставляя пленника завопить от накатившей боли.       - Говори, говори сейчас же!       - Любил...       - А теперь полностью, с начала и до конца, иначе твоей напарнице не миновать твоей участи. Ведь вы же напарники, должны отдуваться вместе.       - Я... Тебя... Любил... - выдохнул Смоукскрин, подавляя протяжный вой боли. Сломанная гордость ныла громче серво.       Лайтнери расхохотался. Ему доставляло неимоверное наслаждение мучение несчастного пленника. Бедный Скай, как долго будет возиться над тобой Рэтчет, если вообще тебя найдёт!       - Давай закончим наш разговор более приятным процессом. - мучитель похотливо улыбнулся, с удовлетворением поглядывая на сверкающие яростью окуляры своего бывшего любовника.       Смоукскрин снова замотал шлемом. О, Праймус, нет... Что угодно, но не это! Что угодно, любой другой каприз, но не унизительное насилие...       - Да, малыш, да! Или всё-таки подружка? Она симпатичнее будет.       Пленник бессильно прикрыл окуляры. Что ж, выбора у него больше нет. Не отдавать же Винди на растерзание этого маньяка...       - Знаешь, твоя напарница мне кого-то напоминает... - протянул Лайтнери, выпуская из пальцев брюшные пластины и опуская их к паховой части.       - Твою смерть? - съязвил Смоукскрин, стараясь скрыть испуг. Неужели он ещё не догадался, что Виндблэйд - это Фаери? Хорошо война потрясла этот проц.       - Нет, для смерти у неё слишком невинный видок. - преступник сжал паховую пластину. - Открой.       Лишь с третьей попытки Смоукскрину это удалось. Он не мог заставить себя так просто сдаться этому... Гнилому шарку! Он, великий и непревзойдённый лейтенант Смоукскрин, который мог быть Праймом, мог быть членом Высшего Совета, один из лучших офицеров элитной гвардии, оказывается принимающим Лайтнери... За что, Праймус, за что? За какие такие заслуги ты так ломаешь?       Когда коннектор преступника едва не разорвал порт, пленник с горьким отчаяньем простонал. Такого унижения он ещё никогда не испытывал...       За дверью послышались крики и выстрелы...       Виндблэйд открыла окуляры и села на платформу. Она давным-давно потеряла счёт времени сидя в своём отсеке. Она понятия не имела сколько дней и ночей уже прошло. Она и не пыталась считать, зная, то всё равно сойдёт с ума в этой темноте.       Фем была заточена в одиночной камере по соседству с пыточной, в которой держали Смоукскрина. Виндблэйд часто слышала протяжные стоны несчастного и каждый раз вздрагивала. От охранников пленница услышала, что лейтенант лишь сегодня пришёл в себя.       Услышав эту новость, фем тут же бросилась к стене, из-за которой до неё долетали страшные звуки. Она даже забыла вентилировать, пытаясь услышать то, что происходило в соседнем помещении, но смогла различить лишь злой хохот Лайтнери и отчаянный вопль Смоукскрина. Едва вопль достиг её слуха, Виндблэйд в ужасе бросилась к противоположной стене, забыв про то, что её здесь оставили умирать голодной смертью и что она уже несколько дней не видела энергона, пригодного в пищу. Ей повезло куда больше лейтенанта, царапины были неглубокие, вмятины не так болезненны. Судя по всему, смельчак укрыл её своим корпусом от взрыва.       Несколько раз обессилевшая пленница впадала в тяжёлый оффлайн. Её мучали кошмары, она видела перед собой разгневанного Прайма и занесённый над её шлемом меч. Такой отдых не придавал бодрости, наоборот, лишь умалял шансы на выживание. Но без него было уже не обойтись. Реальность была куда кошмарнее снов, которые кончались с новым протяжным стоном Смоукскрина.       - Это я во всём виновата! - говорила сама с собой Виндблэйд, чтобы окончательно не сойти с ума среди темноты и стонов. - Это я... Ведь он такой молодой, у него энергон в жилах горячий, почти кипит. Я должна была его остановить, одёрнуть, спасти! Лайтнери его же со свету сживёт! А что скажет Оптимус? Он наверняка меня ненавидит всей искрой! Рэтчет уже умер от беспокойства... А всё я! Как я могла! Нужно было идти к Оптимусу, к Рэтчету, к Ультра Магнусу, к кому угодно, и всё им рассказать! Он страдает из-за моей глупости!       Самой Виндблэйд несказанно повезло. Даже при детальном осмотре Лайтнери не узнал в ней возлюбленную Старскрима. Сам Праймус отвёл от фем эту беду... Но легче от этого не становилось. Страдал Смоукскрин, страдал за обоих... Она никогда не сможет простить себе такое неосторожное обращение с этим безбашенным лейтенантом! Зачем она никому не сказала? Зачем не образумила малыша? С такими, как он, нужно быть аккуратными, как с огнём. Они сгорают для других, не жалея себя...       Услышав очередной стон, Виндблэйд зажалась в угол и закрыла манипуляторами фейсплэт. Когда же Лайтнери уже надоест издеваться над беднягой? А ведь Смоукскрин до последнего вздоха не позволит преступнику прикоснуться к ней.       В коридоре послышались выстрелы. Фем сильнее вжалась в стенку. Страх накатывал на неё, не давая возможности подумать. Дверь в отсек открылась. "Лайтнери!" - мелькнуло в процессоре. И омыватель обречённо заструился по фейсплэту. Неужели Смоуки уже...       - Виндблэйд!       Фем подняла шлем и взглянула на вошедшего.       - О-оптимус... Великая Искра...       Прайм подхватил на манипуляторы пленницу и выскочил в коридор. Лейтенант Бамблби, Ультра Магнус и Уилджек отстреливались от охранников, Рэтчет взламывал замок на двери в соседний отсек. Увидев свернувшуюся на манипуляторах Оптимуса Винди, он подскочил к ней.       - Смоукскрин был с тобой?       - Там. - фем указала на дверь отсека.       - Вынести эту дверь к Юникрону! - прокричал Джеки, вместе с командующим сметая на пути пласт железа, именуемый дверью. Первым в отсек ворвался медик. Лайтнери уже не было... Пленник, с трудом сфокусировав оптику на влетевшем, протянул навстречу относительно целый манипулятор.       - Рэтчет...       - Праймус, Смоукскрин! - доктор подхватил на манипуляторы истерзанное создание. - Тише, тише, малыш, теперь всё хорошо, мы о тебе позаботимся...