Осколочные раны

      Автоботы вытащили из Граунд-бриджа сплёвывавшегося энергоном Лайтнери. Десептикон извивался, выкрикивал проклятья, ругался, дёргался из стороны в сторону, но Балкхэд и Уилджек держали крепко. Позади пленника изредка подгонял Ультра Магнус. Фейсплэт главнокомандующего на протяжении всего пути не терял презрительного выражения. Всей своей искрой Ультра Магнус презирал этого труса.       - Пришлось же нам за ним побегать. - поделился Джеки, передавая преступника Бамблби и Оптимусу. - Ну и трус! Вечно прячется за спиной своих шестёрок. Клянусь Всеискрой, хуже гибрида Мегатрона и Старскрима, если такой вообще существует.       Лайтнери вдруг замолчал. Ярко-оранжевая оптика врезалась в обездвиженный серебристо-золотой корпус. Смоукскрин всё ещё был без сознания... Виндблэйд проследила этот взгляд, и её кулаки невольно сжались.       - Ничтожество! - яростно прошипела фем, не обращая внимания на пытающуюся удержать её Арси. - Даже не смотри в его сторону!       Лайтнери усмехнулся и перевёл взгляд на самурая.       - Ты думаешь, я тебя забыл, Фаери?       В следующую секунду десептикон уткнулся фейсплэтом в землю.       - Закрой свою пасть! - прокричал ему Стилджо. - И не оскорбляй фем своим голосом!       - А Скай-то постарался... - протянул преступник, поднимаясь. - Сделал из автоботов благородных кибертронцев... Да, у него всегда это было...       - Его зовут Смоукскрин. - оборвал Лайтнери Оптимус. - И никак иначе. Ты не стоишь и его мизинца. Поэтому аннулируй глоссу и следуй за мной.       - Почему Лайтнери назвал лейтенанта Скаем? - шёпотом спросил Сайдсвайп у того, кто, по его мнению, лучше всех знал Смоукскрина.       - Не знаю, малыш, не знаю... - с тяжёлой вентиляцией ответил Рэтчет. - Но мы должны это узнать.       - Допрашивать Лайтнери не имеет смысла, он переврёт всё, что только можно. - проговорил Бамблби. - Нам остаётся только ждать пробуждения Смоукскрина.       - Кстати, док, что по прогнозам? - взволнованно спросил Уилджек.       Рэтчет лишь покачал шлемом. Невозможно что-либо предполагать...       Мягкий свет ночных огней Кибертрона лился из окон. Уютная карта лейтенанта освещалась двумя парами окуляр. Фемский нежный голос взволнованным шёпотом о чём-то рассказывал лихорадочно блистающим голубым окулярам. Неяркий блеск далёких и холодных звёзд навевал оттенок загадочности на волшебный трепет ночи, а огонь свечки, стоящей между собеседниками, пробуждал страстно-романтичные мысли.       - Как думаете, который час теперь в Париже?       - Думаю, день. Но это не важно, Париж всегда прекрасен! Я когда-нибудь обязательно вас туда отвезу. Только получу отпуск, и мы с вами будем в Париже...       - Да, Земля такая чудная планета... Вам повезло, что вы на ней были... Да ещё и бок о бок с Оптимусом Праймом! Какой вы счастливчик, Смоукскрин!       - Солар, такое счастье приносит лишь груз опыта, под которым зачастую я не могу расправить крылья...       - Ваши израненные крылья уже нельзя расправить. Есть только один выход - отрастить новые. Вы можете влюбиться?       - Влюбиться? Ох, это настоящий ад, в который я уже никогда не спущусь. Вы счастливы, если можете любить, моя дорогая.       - Милый, милый Смоукскрин! Вы просто не знаете счастья любви! Если бы вы хоть раз познали это счастье, вы бы влюблялись в первого встречного. Как и я.       - Вы влюбляетесь в первого встречного?       - Да, со мной такое случается. Я очень ветрена. И любвеобильна. Глупая, проще говоря.       - И кто ваш последний первый встречный?       - Какай странный оксюморон, не находите?       - Да, вполне возможно...       - Это вы, лейтенант... Вы мой последний первый встречный... Хотя вы ужасная вредина! Я иногда просто поражаюсь!       - Вы... Меня... Любите?!       Повисло молчание. Жаркое пламя свечи освещало взволнованное дыхание серебристо-золотого меха. Оно колебалось в такт движению его вентсистем и отражалось в розово-голубых окулярах фем. Она молчала. Она испугалась того, что сказала ему. Он страстная, жаркая, пламенная натура, он же не остановится! Он будет любить её до самого гроба, как любит Лайтнери, как любит Нокаута... А теперь и она будет разбивать эту искру... Чудовище!        - Спойте... Вы так прекрасно поёте...       - Что вам спеть, милая? - упавшим голосом спросил мех. - Рояль всегда готов.       - Всё, что пожелаете. Я выслушаю ваши мысли.       - Что ж, как вам угодно, моя леди.       Лейтенант встал и подошёл к рояли с уже откинутой крышкой. Фем прислонилась пышущим от напряжения лбом к оконному стеклу. Город медленно пылал под её серво, солнце уже давно улеглось на боковую. Просыпались нелегальные гонщики, их ревущие моторы будоражили воображение мирных и наивных жителей. Её хрупкий корпус обнимала ночная тьма. А позади такой несчастный, как и она сама, ласкает шершавыми пальцами клавиши рояля.       - Пойте же, пойте, прошу вас. - шептала фем, умоляюще вглядываясь в его отражение. - Слишком тихо, я слышу, как тлеет моя искра...       И он запел. Она была единственной, кто слышал это. Он никогда не пел на публику, он никогда не перед кем не обнажал израненную искру. Она была единственной... Наслаждайся своими победами, Говори, разгоняй, что ты слабая. Не лечи меня, детка, советами Расскажи, расскажи, что ты самая. Не лечи меня, детка, советами Расскажи, расскажи, что ты самая. Расскажи, что моря не кончаются, Как любовь никогда не закончится. И мечты, ну конечно, сбываются, Если этого сильно захочется. И мечты, ну конечно, сбываются, Если этого сильно захочется. У тебя сто проблем и различных дел, У меня ничего на ближайших три. Ты смотрела в окно, а я просто пел, А потом ты сказала: "Не уходи!". Ты смотрела в окно, а я просто пел, А потом ты сказала: "Не уходи!". И уже за окном люди с метлами, Светофоры, машины, скольжения. Я не видел, что было за окнами, Я смотрел на твое отражение. Я не видел, что было за окнами, Я смотрел на твое отражение. На двоих сто морей и одно окно, Говори, ну а лучше пообещай, Говори мне, что будет все хорошо. Я готов, я привык к таким вещам. Говори мне, что будет все хорошо. Я готов, я привык к таким вещам. Эта ночь никогда не закончится, И тебе не хватает терпения. Я дарю тебе одиночество На стекле в твоем отражении. Я дарю тебе одиночество На стекле в твоем отражении.       Слёзы в его голосе медленно таяли в тишине кварты. Они звенели и разбивались об стройные звуки клавиш, не давая ни мгновения вне песни, вклиниваясь каждым словом в процессор. Омыватель обжёг щеку и жалобно звякнул, ударившись об подоконник.       - Вы плачете? О, Праймус, простите, простите меня, тысячу простите!       - Нет, нет, всё хорошо! Как вы поёте...       - Вас доводит это до слёз. Я больше не буду.       - Пожалуйста, пойте, пойте много... И для меня...       - Только для вас...       - Ещё никто не делал ничего только для меня.       - Я буду первым. Вам понравится, я обещаю.       - И я, как и всегда, вам верю.       Это была их первая ночь. Смоукскрин помнил каждую секунду. Он помнил каждую её слезинку, каждую улыбку, каждое слово, всё, что там было, чем она наполняла его пустую кварту. Эта ночь снилась ему чаще всего, чаще Лайтнери и Нокаута, чаще самых страшных проблем и самых блистательных побед. Искру сладко тянуло.       - Смоукскрин, милый, милый мой лейтенант! - звала она его сквозь пелену холодного космоса. - Ты нужен мне! Ты нужен им! Проснись... Прошу...       И снова, и снова, и снова её нежный голос проникает в самые глубокие тайны его жизни. Но она любит Оптимуса...       Рэтчет склонился над пациентом. Всё та же смертельная бледность, холодное выражение фейсплэта и закрытые окуляры, сквозь тонкое щёлку не падает рассеянный голубой свет... Поимка Лайтнери не дала никакого удовлетворения, не послужила даже маленьким пластырем для ран на искре. Тихая и глубокая вентиляция Смоукскрина раздалбливала измученный процессор.       Медик упал перед платформой на колени и крепко сжал манипулятор друга.       - Пожалуйста, пожалуйста...       И всё безрезультатно. Он делал так уже, кажется, больше сотни раз. Он знал, что это не поможет, но не мог себя сдержать. Слишком страшно было бы потерять его...       - Прошу, сжалься надо мной! Не бросай меня!       И вдруг... Нет, нет, показалось! Точно, точно, показалось! Не может быть...       Холодные шершавые пальцы слабо сжали ладонь медбота. Вентиляции легче, громче, роднее... Рэтчет не смел поднять окуляры, боясь развеять галлюцинацию. Омыватель прожигал окуляры. О, Праймус...       - Рэтчет... Прости...       - Я не могу поверить... Я думал, я не дождусь... - доктор усилием воли подавил желание счастливо разрыдаться. - Я уж думал, не увижу...       - Размечтался...       - Смоукскрин, как я рад! О, Праймус... Как ты... Как ты себя чувствуешь? Я не верю, не верю...       Больной с лёгкой улыбкой наблюдал за тем, как Сайдсвайп пытается его развеселить. Чуть приподнявшись на локтях, Смоукскрин задумчивым взглядом скользил по грудам антиквариата и просто мусора. Всё-таки на Клифа Сайдсвайп похож больше. Но Нокаут, кажется, не догадывается. Что ж, пусть и находится в счастливом неведении.       - Смоукскрин, ляг! - строго прикрикнул Рэтчет. - Ну что мне с тобой делать-то, скажи, пожалуйста? Тебе лежать надо, нет, ты всё порываешься выскочить, мчаться куда-то...       Раздражённо рыкнув мотором, Смоукскрин плюхнулся обратно и окунул взгляд в небо. Где-то там, за тысячью миров, у окна сидит Солар. Она ждёт Оптимуса. Она его любит. И никто другой ей не нужен.       Смоукскрин сам себе не смел признаться в том, что страшно ревнует. Он избегал встреч с Оптимусом, боясь не сдержаться и обнаружить свою страсть. Показать свою слабость, свою уязвимость, свой страх. Он должен быть сильным. У него не должно быть слабостей.       Лайтнери... Теперь ему придётся всё рассказать. Узнает Рэтчет, узнает Оптимус, узнают все. От него отвернутся. Виндблэйд всё ещё в объятьях Прайма... Неужели не рассказала?       - Смоукскрин, можно тебя? - позвал кто-то снизу.       - Мико? Я думал, ты с Балком. Да, конечно, к твоим услугам.       - Расскажи Рэтчету. - заявила девушка.       Лейтенант строго нахмурился.       - О чём?       - Не прикидывайся. Я слышала разговор Виндблэйд и Оптимуса. Ты был любовником Лайтнери.       Смоукскрин в ужасе подскочил на платформе.       - Прайм знает?! О, нет... Нет, пожалуйста, нет!       - Тише, тише, успокойся!       - Они же разочарованы во мне...       Он не слышал, что говорила Мико. Процессор сжигали горькие рыдания. О, Праймус, что же я натворил?! Они все отвернутся, они возненавидят, они бросят...       - Смоукскрин, что случилось? - взволнованно спросил медик, подбегая к уже сидевшему на платформе пациенту, хотя ему это строго запрещалось.       - Рэтчет... Рэтчет...       - Тише, тише, я тут, всё хорошо, ляг.       Но лейтенант крепко сжал запястья доктора, не давая тому уложить себя.       - Ты... Ты всё знаешь? Скажи, скажи мне нет, умоляю! Прошу, скажи мне нет!       Рэтчет нежно прижал к себе встревоженного до предела Смоукскрина и ласково вытер тонкую дорожку слез.       - Малыш, Винди мне всё рассказала. Не волнуйся. Ты мой самый дорогой мех, я не позволю какому-то призраку из прошлого разрушить то, что есть между нами. Ты мне дорог, и мне плевать, чего там требовал от тебя этот Лайтнери. И я ни капли в тебе не разочарован. Просто, пожалуйста, в следующий раз позволь мне помочь тебе...       Смоукскрин уткнулся в широкое плечо и разрыдался, выпуская наружу тяжкие стоны долгого одиночества и непонимания. А Рэтчет всё крепче прижимал его к себе. И никакой Лайтнери, никакое прошлое их не разрушит...       Смоукскрин сидел на медицинской платформе. Рядом стоял Оптимус, Бамблби, Ультра Магнус и Джаз.       - И в чём же причина нашего сбора? - поинтересовался диверсант, задорно тряхнув шлемом. - Отхлестать какого-нибудь мерзавца?       - Я не могу так говорить! - психанул элитник. - Перед офицерами я должен стоять!       - Смоукскрин, ты сегодня уже вставал, а Рэтчет тебе запретил много ходить. Побереги силы. - терпеливо пояснил Оптимус.       - А ещё Рэтчет запретил мне лететь на Кибертрон. - зло оборвал лидера молодой бот. - Но это не значит, что я этого не сделаю. Суд через два дня, у меня нет времени на восстановление!       - Эй, успокойся, мы отправим отчёты. Всё будет хорошо. Мы тебе во всём поможем. Мы же друзья. - поддержал Прайма Бамблби.       Смоукскрин чуть улыбнулся. Бамблби так жаждет ему помочь. Неужели у него теперь будут друзья? Лейтенант усмехнулся своим мыслям. Оперевшись на край платформы, он зажмурился и всё-таки встал. Четверо друзей, охнув, подхватили под манипуляторы пациента.       - Сумасшедший! - вскричал Ультра Магнус. - Ты совсем процессор поехал? Дурачок!       На площадке мигом появились Рэтчет, Сайдсвайп и Стронгарм.       - Смоукскрин, быстро ляг! - приказным тоном проговорил Рэтчет. - Тебе нужен отдых.       Но лейтенант его не слышал. Он пытливо вглядывался в темноту груд мусора. Неожиданно он отскочил от друзей, выхватил меч Сайдсвайпа и кинулся к тени, появившейся в проходе.       Минут пять два меха, один серебристо-золотой, другой тёмно-синий, стояли с приставленными к горлу лезвиями. Смоукскрин чувствовал, что сейчас в бессилии свалится на землю, но всё же продолжал стоять. Они пронщали друг друга полными ненависти и презрения взглядами. Другие не смели пошевелиться, в ужасе смотря на шатающегося лейтенанта и материализовавшегося незнакомца.       - Господа, - наконец уронил Смоукскрин, так и не убрав меч от шейных магистралях противника, - честь имею представить: капитан политического отделения элитной гвардии Ноа.