Чрезмерно умный

      Следующие два дня он был так занят паникой, что не заметил ничего странного вплоть до предварительных раундов. Они были главными в его списке проблем до тех пор, пока Мегатрон не поставил перед ним гораздо более серьезную проблему: окей, может быть, понадобится больше, чем один бой, чтобы вывести кого-нибудь на главную арену, это же имело смысл, правда? Как только ему стало ясно, что Мегатрону не понравится эта идея, Свиндл решил, что Мегатрону надо немного привыкнуть к этому, прежде чем он объяснит концепцию первых раундов, которые на самом деле были не в счет, потому что не означали «победа или смерть», или что-то в этом духе.       Тем не менее, когда пришло время сообщить новости, он стратегически позвал с собой Прайма, потому что, во-первых, Мегатрон, вероятно, не стал бы злиться на него, когда рядом был Оптимус, а во-вторых, если бы Мегатрон это сделал, то был шанс, что Прайм вмешается, если Мегатрон попытается оторвать ему руки. В конце концов, этот парень спас ящериц.       С его стороны это оказался отличный план: когда Мегатрон поднял его в воздух, Прайм схватил Мегатрона за руку, и Мегатрон действительно уронил его и обернулся на Оптимуса, а затем Прайм сказал:       — Если ты не хочешь драться, ты не должен этого делать. Мы найдем другой способ.       Что было настолько очевидной глупостью — что, по мнению Оптимуса, Свиндл делал все это время? — что Мегатрон действительно перестал злиться на Свиндла и вместо этого разозлился на Прайма.       — Постарайся не быть идиотом, — прошипел он, а затем бросил Свиндла на землю и холодно посмотрел на него. — Два тура, завтра, третья смена.       — Ага, ладно, — прохрипел Свиндл. — И… ты знаешь, босс, мы хотим, чтобы ставки были высокими, так что…       — Заткнись, Свиндл, пока я не передумал разбирать тебя на запчасти, — сказал Мегатрон.       На следующий день, когда они пришли за ним, он не стал счастливее, так что Свиндл не осмелился давать ему какие-либо советы в последнюю минуту. Он очень опасался того, что Мегатрон настолько зол, что просто превратит в шлак арену и всех на ней, чтобы выпустить пар, и после этого можно будет забыть о приличных ставках: никто даже не подумает делать против него пари. Но по дороге на ринг Оптимус внезапно возник со словами:       — Мне очень жаль.       Свиндл мрачно тащился за ними, не обращая особого внимания на происходящее, но это его зацепило. Мне очень жаль? Что за черт.       Реакция Мегатрона была примерно такой же, как и у него: с некоторым подозрением он искоса посмотрел на Прайма.       — О чем тебе жаль?       — О том, что ты собираешься сделать, — сказал Прайм.       — Если ты собираешься начать ныть о поиске другого пути, пощади меня, — сказал Мегатрон. — Меня не особо заботит убийство какого-нибудь другого бойца арены.       — Я знаю, — сказал Оптимус. — Вот почему мне тебя жаль. Потому что тебе все равно.       Он звучал так, как будто имел в виду именно это, что было странно.       — Тебе меня жаль? — завороженно произнес Мегатрон. — Не знаю, заметил ли ты, Оптимус, но я на грани победы в этой войне.       — На самом деле до недавнего времени я этого не замечал, — сказал Оптимус. — Потому, что я видел так мало смысла в том, чего ты достиг, что я не мог понять, что это была твоя настоящая цель. И да, мне тебя жаль. Забота — вот что придает смысл нашему существованию. Даже тебя что-то волнует — но, насколько я могу судить, это лишь пустота победы. А это значит, что твоя жизнь пуста.       Свиндл серьезно задумался над тем, чтобы смыться отсюда прежде, чем Мегатрон отреагирует на это, но очевидно, Прайм был так далеко в межгалактическом пространстве, что Мегатрон на самом деле не рассердился. Вместо этого он на мгновение замер в молчаливом изумлении, а затем внезапно фыркнул и сказал:       — Скажи мне, Оптимус, что ты думаешь о поп-музыке?       Прайм приостановился, а затем недоверчиво сказал:       — Ты действительно предлагаешь эквивалентность между поп-музыкой и заботой о других живых существах?       — О, у меня нет возможности вести с тобой эту дискуссию, — сказал Мегатрон. — Но у Рамбла и Френзи, безусловно, есть. Я позабочусь о том, чтобы, как только ты вернешься на сортировочную станцию, они с тобой пообщались. Долго и продуктивно.       Через мгновение Прайм сухо сказал:       — Что ж, при таких обстоятельствах моя жизнь определенно будет пуста из-за неспособности позаботиться о поп-музыке.       Мегатрон действительно рассмеялся; наверное, то, что Прайм может шутить, тоже застало его врасплох.       — Я ни о чем не жалею, Оптимус. В любом случае сожаления бессмысленны. С другой стороны, у тебя, похоже, нет цели. Трудно куда-нибудь добраться, если ты не знаешь, куда идти.       — Мне нравится моя компания, и мне нравится дорога, — сказал Оптимус.       — Тебе все еще будет нравиться, когда она приведет к обрыву?       — По крайней мере, если уж на то пошло, я не останусь в пустоте. И на твоем месте я бы не считал нас уже проигравшими.       — Я подожду, пока у меня не будет шахты с триниумом для этого. Почему ты вообще предлагаешь помочь мне ее получить? — это прозвучало небрежно, но Свиндл почти замер. Если Прайм сейчас взорвет свое прикрытие, даже того не желая…       Но Оптимус просто спокойно сказал:       — Ты не получишь шахту, Мегатрон. Учитывая масштаб этой операции, есть только три возможных владельца. Даже если это эллортианцы…       — Это Конфедерация Солярис, — отрезал Мегатрон.       — Еще лучше. В лучшем случае ты сумеешь удерживать ее столько, сколько потребуется дредноуту, чтобы добраться сюда.       Да уж, без шуток. Конечно, Мегатрону понравилось получить этот анализ от Оптимуса примерно так же, как понравилось бы получить его от Свиндла. Он стиснул челюсти и сказал сквозь зубы:       — Тогда почему ты собираешься остаться?       — Как бы мало у тебя ни было шансов удержаться здесь, с нами у тебя их больше, чем без нас…       — Еще одна причина смыться…       — …Вот почему ты сдержишь слово и позволишь рабам уйти, — закончил Прайм. — Иначе ты бы снова активировал их ошейники, как только получил бы контроль над шахтами.       Оптика Мегатрона сузилась.       — А когда появится дредноут, ты быстро спрыгнешь с поезда?       — Мы будем держаться так же долго, как и вы, — сказал Оптимус. — Я почти уверен, что ты знаешь, что можешь мне доверять, Мегатрон. Не думаю, что тебе когда-нибудь приходило в голову сдержать слово из принципа?       — Ни разу, — холодно сказал Мегатрон.       Прайм слабо вздохнул.       — И ты должен знать, что не стоит считать меня побежденным, — добавил Мегатрон. — Не будь уверен, что я не выйду отсюда с победой.       Оптимус слегка фыркнул.       — Мегатрон, я не буду считать тебя побежденным, пока я своими глазами не увижу, как твои разобранные детали отправляются в плавильную печь, и даже тогда я, вероятно, проведу остаток своего существования в ожидании, что ты каким-то образом снова появишься.       Мегатрон искоса посмотрел на него, и Свиндлу пришлось подавить полуистерическое хихиканье: Прайм не взорвал прикрытие, он накинул поверх него пару слоев камуфляжа.       — Я готов поставить на то, что ты выберешься отсюда, — продолжил Прайм. — И что после того, как ты здесь пройдешь, от шахты не много останется — и я еще более счастлив помочь тебе с этим теперь, когда я знаю, что она принадлежит Конфедерации Солярис. Но твой аппетит больше, чем твоя пушка. Я это признаю.       — Я польщен, — прорычал Мегатрон. Свиндл снова чуть не захихикал: Мегатрон пытался казаться рассерженным и не справлялся с этим, значит, он наполовину именно это имел в виду.       Как бы то ни было, это несколько улучшило его настроение еще до того, как они вышли на ринг, а потом оказалось, что в подсказках не было необходимости: Мегатрон знал счет лучше, чем букмекер. Он сделал вид, что выиграл свой первый отборочный турнир благодаря серьезным усилиям, тогда как он мог бы раздавить Лонамин Скремблера одной рукой, а во втором он сделал вид, будто едва уцелел под смертельным ударом — лучшим ударом Морарка, который может быть, немного поцарапал бы его краску — на отчаянном и удачном рывке, и он вышел с ринга, даже немного прихрамывая для эффекта. Он не смыл последний слой защитного раствора, и был покрыт пылью и песком после прогулки. Все выступление громко и ясно говорило, что он просто сильный шахтер без большого боевого опыта, который сообразил, что вероятность продержаться в шахте не превышает года, и вместо этого готов был рискнуть на ринге. Кто-то, кто мог устроить хорошее шоу для одного из лидеров рейтинга, и сделать зрителей счастливыми, не представляя серьезной угрозы для победы. Это была самая приятная обстановка для боевой аферы, какую Свиндл когда-либо видел. У него была дата главного боя и семьдесят тысяч тринчипов ставок даже прежде, чем Мегатрон покинул ринг.       Оптимус все время неодобрительно хмурился, но вид неодобрения изменился во время боев. Не то чтобы он не знал, что Мегатрон мог выиграть эти бои с одной удаленной рукой, поэтому он явно понимал, что Мегатрон играет с толпой, но даже он не мог быть ханжой по этому поводу, подумал Свиндл, и он не был. На обратном пути он продолжал глазеть на Мегатрона, и как раз, когда они достигли перекрестка, где Мегатрон должен был отделиться и спуститься вниз, Оптимус внезапно сказал:       — Ты уже дрался на таком ринге раньше.       Мегатрон фыркнул и поднял щит, закрывающий шахту, взломав замок, ну, просто сорвав его полностью.       — Я провел сто лет в качестве гладиатора на Арене Тарна, Прайм. По сравнению с ней это энергоновая пыль.       — О, неудивительно, — пробормотал Свиндл себе под нос. Тоже шлак, сто лет? Он был почти уверен, что гладиаторы на Арене держались не больше трех, если им везло. Теперь становилось понятно, почему Мегатрон был так зол из-за того, что ему пришлось драться. Должно быть, ему это надоело или что-то в этом роде.       А Прайм смущенно сказал:       — Но гладиаторы были… — и замолчал.       Мегатрон остановился в жерле шахты и медленно повернулся. Его глаза светились так ярко, что свет отразился от граней каменных стен.       — Продолжай, — тихо и злобно сказал Мегатрон.       Прайм таращился на него.       — Одноразовые, — пробормотал он.       — Верно, — сказал Мегатрон. Он улыбался. Свиндл отступил, пытаясь втиснуться в какой-то закуток в стене, когда Мегатрон сделал шаг к Оптимусу. — Ты проиграл войну одноразовому. Твой мир был раздавлен одноразовым. Почему, Оптимус, ты выглядишь таким удивленным! Ты думаешь, я научился добывать триний на симуляторе?       Он рассмеялся резким смехом. Прайм смотрел на него слабо мерцающей оптикой, как будто его мозг перешел в диагностический режим. Мегатрон только ухмыльнулся ему.       — Думаю, теперь моя очередь пожалеть тебя. Должно быть очень неприятно осознавать, что Прайм эффектно проигрывает меху, который юридически даже не является разумным. Но то, что вы, автоботы, подразумеваете под этим словом — это что-то мелкое, жалкое и слабое, что нуждается в вашей помощи и покровительстве. Это не относится к мехам, которые вам нужны для того, чтобы работать в ваших шахтах, или строить ваши города, или сражаться в ваших войнах. И уж точно не к тем, кто способен вам угрожать.       Он отвернулся, и исчез в шахте, спустившись вниз. А Прайм просто стоял, не двигаясь и слабо дрожа, долгое время после того, как он ушел.