Лучше него

      В течение трёх дней Сакуре успешно удавалось избегать Какаши, и за это время она стала довольно искусной в том, чтобы блокировать мысли о нём, как только те появлялись в её голове. Она также заново училась игнорировать Внутреннюю Сакуру, которая настаивала на том, что она может избегать Какаши до конца своей жизни, если захочет, но никогда не сможет забыть тот вечер… огонь в его глазах, тепло его дыхания на губах, прикосновение притягивавших её к нему пальцев на бёдрах…       Сакура мысленно загнала свое внутреннее «я» в глубь сознания и грубо сунула ручку в карман белого халата. Она взяла папку, за которой пришла в свой кабинет, и уже собиралась продолжить обход, когда в приоткрытую дверь легонько постучала медсестра, после чего просунула голову в щель, заглядывая внутрь.       Поймав взгляд Сакуры, медсестра распахнула дверь и вошла в кабинет.       — Сакура-сама, — сказала она с лёгким поклоном. — Вы нужны нам в восьмой смотровой. Там пациент, который отказывается видеть кого-либо, кроме вас.       Сакура вздохнула. К сожалению, такое не было редкостью: большинство из их компании и их бывшие учителя настаивали на осмотре ею всякий раз, когда им приходилось посещать больницу. Покачав головой, она сунула папку под мышку, прошла мимо медсестры и вышла из кабинета. Медсестра последовала за ней.       — Что там за травма? — спросила Сакура, не останавливаясь.       — Рана от куная на груди. Видимо, несчастный случай во время спарринга, — сообщила медсестра. — Он даже не дал нам остановить кровотечение… Сказал, что ему нужно оберегать свою скромность.       Сердце Сакуры остановилось, но каким-то образом ей удалось не сбиться с шага. Она знала лишь одного человека, который мог сказать нечто настолько нелепое.       — Цуки-сан, вы случайно не о нашем прославленном бывшем Хокаге говорите, а? — спросила она, искоса взглянув на медсестру.       Медсестра покраснела и опустила глаза в кафельный пол.       — Э-м-м, да, Сакура-сама, — подтвердила она. — Он сказал мне не говорить вам, что это он пациент, но…       — Спасибо, Цуки-сан. Я рада, что вы сказали, — произнесла Сакура. Она и впрямь была рада, так как понятия не имела, какой могла бы быть её реакция, не будь у неё времени подготовиться к встрече с ним впервые с тех пор, как…       Как ты была в половине секунды от того, чтобы выяснить, так ли сексуальны поцелуи этого мужчины, как эта его дерзкая ухмылка, — закончила Внутренняя Сакура с широкой улыбкой.       Ради всего святого, почему бы тебе просто не уйти? — мысленно прорычала Сакура. — Я думала, что покончила с тобой много лет назад.       Внутренняя Сакура пожала плечами, выглядя слишком довольной собой. Сакура свирепо посмотрела на неё.       — …Сакура-сама? Мы только что прошли мимо восьмой палаты, — робкий голос Цуки прервал гляделки Сакуры со своим внутренним «я».       — А, о, точно. Спасибо, Цуки-сан. Я, кажется, немного рассеянна сегодня, — объяснила Сакура с фальшивой улыбкой и кратким смешком, разворачиваясь к нужной палате.       — Совершенно понятно, Сакура-сама. Вы всегда так заняты! — Цуки сочувственно кивнула. Она открыла дверь смотровой и протянула Сакуре планшет. — Вот его карта. Дайте знать, если вам понадобится помощь, Сакура-сама. Я с радостью помогу.       От Сакуры не ускользнуло, как слегка вспыхнули щёки миниатюрной девушки, когда её глаза метнулись к пациенту, прежде чем она покинула палату. Она нахмурилась, внезапно почувствовав раздражение. Неужели он всегда вызывал у женщин подобные реакции, а она попросту не замечала? И вообще, сколько лет Цуки-сан? Она была, пожалуй, вдвое моложе Какаши… не было никаких причин краснеть из-за такого старого извращенца, как он.       Всё ещё хмурясь, Сакура перевернула первую страницу и повернулась к своему несносному пациенту. Но когда она, наконец, подняла глаза, увиденное её ошеломило: рана, хотя и неглубокая, пересекала его грудь от правой стороны рёбер почти до левой ключицы. Из раны местами всё ещё стекала ручейками кровь.       — Какаши! Что, чёрт возьми, произошло? — вскрикнула она, бросила карту на стойку и встала перед ним, приподняв рваный край его рубашки, чтобы обнажить порез.       Он сидел на кушетке, ухватившись руками за её края, разорванная рубашка свободно свисала с его тела. Его поза была лишь немного более ссутуленной, чем обычно, но этого было достаточно, чтобы она поняла — ему больно.       Он криво улыбнулся ей.       — Ну, я был несколько… раздосадован… чтобы работать, поэтому подумал, что было бы забавно провести спарринг Рокудайме против Нанадайме Хокаге.       — Ты спятил? Ты же знаешь, Наруто всё ещё иногда увлекается, особенно если спаррингует с кем-то вроде тебя! — отчитывала она, быстро разрезая его рубашку.       Убрав её, она слегка пододвинула его плечи назад, чтобы рассмотреть рану получше. Он поморщился.       — Ой, Сакура-чан. Больно.       — Тихо. Сам виноват, — резко сказала она, не удостоив его даже взглядом, пока осматривала рану. — Так, сначала мне нужно её вычистить. У тебя в ней грязь, каменная крошка и… это собачья шерсть? — она вынула волосок и поднесла его к свету. — Собачья шерсть, — вздохнула она, отпуская его на пол возле кушетки, и повернулась к стойке, чтобы взять средства для дезинфекции.       По привычке он начал было поднимать руку, чтобы смущённо почесать затылок, но тут же передумал, так как это незначительное движение послало волну боли по его груди. Он на миг сжал челюсть, прежде чем заставил себя улыбнуться своей обычной улыбкой, даже несмотря на то, что она стояла к нему спиной.       — Ну, я не мог оставить Паккуна и остальных без такой эпичной битвы, — сказал он в свою защиту.       — Ты невозможен, — проворчала она, хватая бутылку спирта из шкафчика и ставя её рядом с другими принадлежностями, которые поместила на поднос.       Взяв поднос, она поставила его на дальний конец кушетки и велела ему пересесть с края на середину. Он повиновался, его движения были неуклюжими, поскольку он пытался избежать ещё большей боли. Теперь, когда принадлежности были рядом с ним в пределах досягаемости, она начала дезинфицировать рану.       — Так где же теперь чересчур рьяный Нанадайме? Разве он не должен тоже быть здесь? Сложно представить, что он невредим, если ты выглядишь вот так, — расспрашивала она, сосредоточившись на своей задаче.       — А, ха-ха… — Какаши нервно усмехнулся. — Думаю, он по-прежнему на тренировочном полигоне.       Сакура подняла голову, бровь её подскочила вверх, а рука замерла.       — Ка-ка-ши… — предупредила она.       — А, ну, видишь ли, должно быть, я вырубил его… — его глаза закрылись в привычной улыбке, но он знал, что на неё это не подействует.       — …И ты просто оставил его там? — сказала она низким голосом, нёсшим в себе едва уловимую угрозу нанесения телесных повреждений.       — Нет! — тотчас ответил он и поднял глаза к потолку. — …Ну, вроде того. Я отправил Паккуна за помощью.       Она моргнула.       — Ты отправил Паккуна за помощью.       Он кивнул, неуверенно улыбаясь.       — Да?       Она прижала ладонь ко лбу.       — Какаши, у него может быть сотрясение мозга! Нельзя вот так оставлять его там! Боже милостивый, ты уже достаточно взрослый, чтобы это знать… по крайней мере, так написано в твоём свидетельстве о рождении!       Какаши замахал руками, стараясь при этом не морщиться от боли.       — Нет, нет, нет, Сакура-чан… Я применил гендзюцу, — поспешно объяснил он. — С ним всё в порядке!.. — он помолчал, нахмурив брови. — Ну, физически…       Она укоризненно стукнула его по голове.       — Какаши!       — Я шучу, Сакура-чан. Это гендзюцу не было травмирующим… — заверил он, невинно улыбаясь.       Она смерила его взглядом.       — Ненавижу тебя.       Вернув своё внимание к очистке его раны, бурча о том, что он всегда заставлял её понапрасну волноваться, она не заметила нежного, довольного выражения на его лице, когда он смотрел на её макушку.       Через несколько минут Сакура положила на поднос ватный тампон и выпрямилась.       — Хорошо, теперь я её залечу, — сказала она ему, направляя к своим рукам чакру. Он кивнул, и она расположила свои светящиеся ладони в паре сантиметров от его груди. Его плоть мгновенно начала срастаться.       Наблюдая за тем, как закрывается порез, Сакура впервые огорчилась из-за того, что так привыкла заживлять подобные раны, что для этого ей почти не требовалось концентрироваться. В отличие от процесса дезинфекции, который требовал от неё оставаться сосредоточенной, чтобы убедиться, что она полностью очистила рану, исцеление чакрой оставляло ей слишком много незанятого внимания, чтобы она могла не замечать мускулистую грудь Какаши и неимоверно подтянутый пресс. Даже при том, что она старалась удержаться от скольжения взглядом по его телу, ей вновь было неловко от осознания того, насколько близко он был, и она с ужасом обнаружила, что ей нравилось, как он пахнет, потный и грязный после спарринга.       Очень нравилось …       У неё начинало появляться то туннельное зрение, которое так часто возникало рядом с ним. Чем дольше она не могла оторвать от него глаз и чем больше вдыхала его запах, тем сильнее остальная часть комнаты словно исчезала вокруг неё.       Она рассеянно осознала, что у неё никогда не было причин рассматривать понятие «чистый пот», но, вероятно, не было лучшего способа описать грубый, мужской запах, который почти подавлял её. Словно это был наркотик, с каждым вдохом ей было всё труднее не давать своему взгляду блуждать по его телу, всё труднее не давать себе сократить расстояние между ними, всё труднее не склониться и не уткнуться носом в его шею.       Охваченный успокаивающим ощущением её тёплой чакры, текущей через его тело, Какаши наблюдал за сменяющимися выражениями лица Сакуры, пока её глаза скользили от раны на его груди вниз по рельефу его живота. Он наблюдал, как она несколько раз ловила себя на этом и всегда быстро возвращала взгляд к ране, только чтобы позволить ему переместиться оттуда к ключице, плечам или, мгновением позже, обратно к прессу. Хитро ухмыляясь, он не смог удержаться от того, чтобы сдвинуться так, что его мышцы напряглись, и был вознаграждён румянцем и лёгким раскрытием её губ.       Сакура ничего не могла поделать с тем, что у неё пересохло во рту от того, как напрягся его пресс, когда он слегка сменил положение. Она должна была признать, что тот был чертовски близок к совершенству. Как и его грудная клетка. И его плечи. Даже в свои сорок четыре года он сохранял тот баланс между массой и тонусом, перед которым ей всегда было трудно устоять. По правде говоря, в верхней части его тела было что-то более привлекательное для неё, чем у её мужа. Саске был в потрясающей форме, это не подвергалось сомнению, но, глядя на Какаши, она поняла, что, возможно, предпочитала более длинный торс, более поджарую фигуру.       И то, как от него пахло…       Внутренняя Сакура тащилась, представляя, каково это — прижать руки к его груди и пробежаться пальцами по каждой неровности его живота вниз, туда, где низко сидели на бёдрах его штаны.       Сакура прикусила губу. Благодаря её испорченному внутреннему «я», близости Какаши и — что ликующе подчёркивала Внутренняя Сакура — его полуобнажённости, тяга, которую она испытывала тем вечером, вернулась десятикратно. Глядя на его крепкое тело, она чувствовала жар желания, растущего в её сосках и пульсирующего между ног, и с каждым его движением это желание всё больше походило на муку. То, что он был так близко, но не касался её, было какой-то пыткой, о существовании которой она и не подозревала.       Будто прочитав её мысли, он слегка вытянулся, мышцы расслабились, а затем сократились, и внезапно Сакура перестала быть уверенной в том, что ей когда-либо хотелось чего-то сильнее, чем оседлать его колени. В тот момент она хотела, чтобы этот пресс оказался между её бёдер с таким неистовым вожделением, что не была уверена, что её не захватили в какое-нибудь гендзюцу.       Вытянувшись — конечно же, намеренно — Какаши увидел, как глаза Сакуры задержались на нижней части его пресса, а затем остановились там, где его кожа граничила с брюками. Он ждал, что она снова поднимет взгляд, как делала это неоднократно за последние двадцать минут, но она этого не сделала и, казалось, дышала более прерывисто, чем раньше. Он был далеко не невинным человеком, и при мысли о том, что могло проноситься в её голове и от чего у неё могло перехватывать дыхание, когда она так пристально изучала эту часть его тела, он изо всех сил старался не возбудиться.       Он всю жизнь отказывал себе в том, чего хотел и что каким-то образом ему удалось…       Однако, зная, что даже его железная сила воли подвергнется серьёзному испытанию, если они ещё какое-то время пробудут в таком состоянии, Какаши испытал невероятное облегчение, осознав, что его рана зажила.       — Сакура, я думаю, уже всё, — тихо сказал он, подняв руку и нежно сжав одну из её ладоней, его большой палец лежал на внутренней её части, остальные — на тыльной стороне.       Зелёное свечение её чакры погасло, но она не опустила руки и ничего не сказала. Когда она, наконец, подняла на него глаза, Какаши поразил их жар, и даже его знаменитая сила воли не смогла остановить вспышку желания, посланную прямо в пах.       Тепло его руки, обхватившей её, только раздуло пламя острого желания, полыхавшего в её теле, и она знала, что он увидел это, когда она посмотрела на него. Она смотрела, как его глаза расширились, а затем потемнели, и вид этих серых глаз, какими она их себе представляла тем вечером, заставил её невольно подойти ближе к нему. От её движения его хватка усилилась, и он не смог удержаться от того, чтобы прижать её руку к своей обнажённой груди.       Словно в трансе, Сакура опустила другую руку, кончики её пальцев скользнули по его коже, прежде чем расположиться на его бедре. Его глаза, устремлённые на неё, потемнели ещё больше, он отпустил её запястье и опустил руку на талию под белым халатом.       — Сакура… — произнёс он низким, грубым голосом, при звуке которого она придвинулась ещё ближе. Его пальцы надавили на её поясницу, заставляя её слегка выгнуться.       Рука, лежавшая на его бедре, неосознанно вцепилась в ткань штанов, а та, которую он оставил на груди, медленно, без её разрешения, проскользила вверх по ключице к затылку, погрузившись пальцами в его волосы, а большим пальцем слегка массируя шею. Он просунул другую руку под её, обхватывая её бедро.       Теперь она стояла между его бёдер, обе его руки были под её халатом и лежали низко на её талии, но ей хотелось, чтобы он был ближе. Не желая останавливаться или будучи не в силах это сделать — она отказывалась определить, что именно — она опустила взгляд на его рот, и рука в его волосах машинально потянула за них голову вниз, а сама она пододвинулась вперёд. Рука на его бедре поднялась к подбородку, и он прижал её тело к своему: его собственная потребность чувствовать её становилась всё сильнее.       — Сакура… — мрачно повторил он, крепче сжимая её талию.       Не отрывая глаз от его рта, она провела большим пальцем по его нижней губе и прошептала:       — Я лишь…       Лишь разочек. Мне нужно знать…       Когда их губы встретились, её захлестнула почти сокрушительная волна желания.       Она инстинктивно отстранилась с резким вдохом, широко раскрыв глаза и обнаружив, что захвачена его пристальным взглядом. Её глаза расширились ещё больше — он никогда раньше не смотрел на неё так. Никто никогда раньше не смотрел на неё так. Необузданный голод, который она видела в этих угольных глубинах, пугал и опьянял, и этого краткого поцелуя было недостаточно. Её глаза закрылись, она обняла его и с тихим стоном притянула его рот к своему.       Одна большая рука скользнула вверх по её спине и из-под халата, обхватывая её голову и удерживая ту неподвижно, пока он углублял поцелуй, покусывая её нижнюю губу и прижимая её тело к своему, обхватив другой рукой её поясницу. Её руки в его волосах сжались в кулаки, когда она позволила кончику своего языка пуститься в танец с его.       Под тихий стон Какаши его пальцы двинулись к её плечам, снимая с неё халат, и его рот оставил её губы, чтобы пройтись по подбородку к шее. Она откинула голову назад, обнажая для него горло, и опустила руки. Оставляя тёплые поцелуи на её шее, он провёл руками по её плечам и вниз по трицепсам к запястьям, стягивая халат.       Когда тот с шуршанием упал на пол, он вернулся поцелуями к её губам и поднял её руки, вновь обвивая их вокруг своей шеи, затем крепко притянул её к себе, прижав к своей груди, и накрыл её рот своим.       Она думала, что все эти нелепые книжки «Ича-Ича» преувеличивают, описывая поцелуй, который мог заставить тебя почувствовать, что ты в огне, но, очевидно, так было лишь потому, что она никогда не испытывала этого. Сейчас то, как его губы двигались на её губах, то, как одна большая рука скользнула меж её лопатками, а другая прочертила путь вниз по спине, хватая её за ягодицу, шершавость его щетины на её подбородке и мягкость его языка, погружавшегося в её рот, чтобы скользить по её собственному… она никогда не чувствовала большей опасности сгореть, чем в его объятиях. Все её тело было поглощено потребностью быть ближе, быть окутанным им, чтобы он сделал что-то с пожаром в её животе.       Его рука поднялась и запуталась в её волосах, оттягивая голову назад, чтобы он мог укусить её за шею.       — Сакура. Боги, Сакура… — простонал он между поцелуями. — …Я хочу тебя, — проведя языком по её уху, он втянул мочку в рот, прежде чем быстро прикусить. — Я хочу тебя целиком…       Его голос был глубоким и низким, и она подумала, что могла бы кончить только от этих слов и от того, как его тёплое дыхание щекотало её шею. Её руки опустились, чтобы обхватить его за талию, и она была достаточно близко, чтобы почувствовать, что он был твёрдым.       Очень твёрдым.       И, ох, как она хотела, чтобы он был внутри неё!.. Она хотела, чтобы он стянул с неё шорты, вытащил член и поднял её к себе на колени, заполняя и толкаясь в неё снова и снова, чтобы она смогла, наконец, получить некоторое освобождение от угрожающего поглотить её пламени.       — Какаши… — она вздохнула, когда он опустил и другую руку, чтобы схватить её зад. — Какаши, прошу…       В ответ он впился в её губы и, положив руки ей на бёдра, приподнял её, разведя её ноги и усадив к себе на колени. Прерывисто дыша, они отклонились назад так, что их губы разделяла всего пара сантиметров, и посмотрели друг на друга, наслаждаясь ощущением того, как их тела соединялись там, где больше всего в этом нуждались.       Не прерывая зрительного контакта, он направил её так, что она скользнула по нему, и это ощущение было слишком сильным, чтобы они смогли удержаться и не закрыть глаза. Когда она во второй раз скользнула бёдрами, их губы снова встретились в нежном, неторопливом поцелуе.       — Сакура… — пробормотал он ей в губы, прижимая руки к её заднице и толкая её вниз на себя, пока она продолжала медленно двигаться. — Сакура, я...       — Сакура-сама, у нас чрезвычайная ситуация. Вы почти закончили с Какаши-самой? — внезапно донёсся из-за двери голос Цуки.       Услышав это, Сакура спрыгнула с Какаши, как перепуганная кошка, раскрыв рот в шоке и пытаясь прийти в себя. Каким-то образом — вероятно, в результате многолетних тренировок ниндзя — её доведённый до изнеможения разум сумел придумать ответ.       — А, да, Цуки-сан, — сказала она, стараясь как можно лучше контролировать дыхание и уставившись на Какаши. — Мы как раз заканчиваем. Я выйду через минуту.       Она не отрывала взгляда от его глаз, когда полусознательно провела пальцами по волосам и поправила одежду. Только наклонившись, чтобы поднять с пола свой халат, она, наконец, отвела глаза, но, казалось, не могла сделать этого надолго: как только она взяла халат в руки, её ошарашенный взгляд вернулся к его обеспокоенному. Она машинально отряхнула халат и накинула на плечи. Взяв его карту со стойки, она попятилась к двери, прежде чем, наконец, повернуться и схватиться за дверную ручку.       Никто из них не сказал ни слова, когда она вышла из комнаты.