Лучше него

      Какаши отложил свой роман, когда Сарада вскочила с земли и молча уселась на ветку у его ног.       Её появление не стало для него неожиданностью: за день до этого Сакура отправила через Кацую сообщение, объясняя, что произошло, так что с тех пор он в той или иной степени ждал, когда её дочь встретится с ним.       И всё же он не был уверен, чего ожидать от девочки. Сакура сказала, что та была к ним благосклонна, но это не означало, что она не будет на него сердиться… Даже если умом она понимала, что он делал её мать счастливой, в глубине души она вполне могла обвинять его в том, что он разрушил брак её родителей, разрушил их семью.       И он не мог винить её, если бы так и было, потому что он действительно нёс ответственность — если бы он не добивался Сакуру, она более чем вероятно осталась бы с Саске, была бы она счастлива или нет…       Он смотрел, как темноволосая девочка хмурится, глядя на него, и ему пришлось подавить вздох от наполнивших его противоречивых чувств… он чувствовал вину за то, что намеренно собирался украсть её мать у её отца, но он также чувствовал и что-то похожее на облегчение от того, что, казалось, действительно преуспел, потому что этот успех означал, что у него будет возможность дать им ту жизнь, которую они заслуживали… Он просто не верил, что Саске сможет им такую обеспечить.       Конечно, он знал, что не способен быть абсолютно объективным в том, что касалось Сакуры, но когда он представлял, как она остаётся с Саске, всё что он видел — как она медленно истощается, как продолжает жертвовать собственным счастьем и самореализацией, чтобы поддержать мужчину, который не мог — или не хотел — делать то же самое для неё.       И он видел, как маленькая девочка перед ним разочаровывалась в своём отце; чем старше она становилась, тем больше понимала отношения своих родителей, тем больше осознавала всё, от чего отказывалась её мать.       Да, он знал, что не может быть объективным, и знал, что есть шанс, что Саске будет действовать иначе, чем он себе представлял, но когда до этого дошло, он не хотел рисковать, не тогда, когда это касалось счастья женщины, которую он любил, и её дочери, которую он тоже полюбил как собственную…       — Вы не исчезли, — обвинила Сарада через мгновение, своим голосом прервав его мысли.       Какаши пожал плечами.       — Мне было лень.       — Вам всегда лень… — парировала генин. — Но вы всё равно исчезаете.       — Могу исчезнуть прямо сейчас, если ты действительно так сильно хочешь потренироваться, Сарада-чан, — предложил он, улыбнувшись глазами. — Я просто подумал, что у тебя на уме может быть что-то другое…       Она тихо вздохнула.       — Мама сказала вам, что я знаю?       Выражение лица Какаши посерьёзнело.       — Прислала сообщение вчера … — он сделал паузу. — Как ты?       Сарада быстро опустила взгляд на ветку, но он успел увидеть слёзы. У него защемило сердце, и он мягко опустил ладонь на её голову.       Несколько капель упало на колени девочки, и она потёрла глаза под очками, но не подняла взгляда.       — Не знаю, — всхлипнула она. — Я злюсь на вас, но и не злюсь на вас, и я злюсь на маму, но не злюсь на маму… А папа…       Её спина сгорбилась ещё сильнее, и, когда она вытерла вновь набежавшие слёзы, Какаши инстинктивно обнял её. Сарада не противилась, и он подумал, что она такая маленькая, такая юная… слишком юная, чтобы разбираться с этим. Он знал, что она ниндзя, что она умна и сильна, как её мать, но её фигурка, казавшаяся крошечной по сравнению с его собственной, гораздо большей, напомнила, что она всё ещё была маленькой девочкой. Он хотел, чтобы всё было по-другому, чтобы ей не пришлось страдать.       — Прости, — прошептал Какаши, прижимая её к себе. Она не ответила на его объятие, но он почувствовал, как её плечи покинуло напряжение.       — Я знаю, что вы её любите, — пробормотала Сарада и снова шмыгнула носом.       — Люблю, — сказал он. — Очень.       Сарада кивнула, уткнувшись ему в грудь.       — А она любит вас…       Он мягко улыбнулся.       — Думаю, да.       Она подняла на него взгляд, кожа вокруг её тёмных глаз покраснела.       — Любит.       Какаши ничего не мог поделать с тем, что, услышав утверждение Сарады, ощутил счастье, несмотря на чувство вины, которое почувствовал при виде её залитых слезами щёк, и часть этого счастья, должно быть, проступила на его лице, потому что на губах девочки дрогнула смиренная улыбка, когда она отстранилась.       — Вы двое… — она вздохнула, звуча старше своих лет, и он смущённо потёр шею.       Несколько минут они сидели молча: Сарада рассеянно изучала траву под деревом, на котором они сидели, Какаши ждал, когда она заговорит.       — Интересно, а как папа… — начала она наконец, но её глаза вновь наполнились слезами, и она в отчаянии посмотрела на него. — Как думаете, он уйдёт?       Какаши почувствовал, как снова ёкнуло его сердце — он не мог дать ей той уверенности, которую она хотела, и, прежде всего, он являлся причиной, по которой она нуждалась в этой уверенности.       — Я не знаю… — печально ответил он, и Сарада кивнула, явно напустив на себя храброе выражение. Он слегка потрепал её волосы. — Но я знаю, что он любит тебя, и он поймёт, что ты ни в чём не виновата, потому что это не твоя вина… а моя и твоей мамы.       Она вновь кивнула, закусив губу.       — Я знаю, что мама с ним не счастлива, но… — она уставилась на свои пальцы, и из её глаз упало ещё несколько слезинок. — Но я не хочу, чтобы он опять ушёл…       Её голос дрожал, когда она говорила, и Какаши глубоко вздохнул, поднимая взгляд к оранжевым и красным листьям над ними.       — Я тоже, — пробормотал он, потому что больше ему нечего было сказать… он не мог давать обещаний от имени Саске.       — Почему это должно было случиться? — беспомощно спросила она. — Почему вы влюбились в мою маму? Почему папа не мог… — по её щекам текли слёзы, а руки сжались в кулаки. — Почему всё должно было быть именно так?       Какаши покачал головой.       — Я спрашивал себя об этом каждый день, — признался он. — Почему я влюбился в твою мать? Из всех женщин в этом мире, почему именно в неё?       Сарада, должно быть, услышала искренность в его тоне, потому что её слёзы перестали капать, когда она посмотрела на него.       Он пожал плечами.       — Правда в том, что я не знаю… она просто… — он нахмурился и вздохнул. — Мне было невыносимо видеть, как ей больно… как угасает её жизненная сила, её искра, — он усмехнулся. — Наверное, поэтому я всегда стараюсь вывести её из себя…       Сарада нахмурилась.       — Мужчины странные, — пробормотала она.       Какаши рассмеялся.       — Да, наверное, — согласился он, взъерошив ей волосы.       Она вздохнула.       — Думаю, теперь уже ничего не поделаешь, так ведь?       Он одарил её слабой, побеждённой улыбкой.       — Я позабочусь о тебе и твоей маме, Сарада-чан, что бы ни случилось… Обещаю.       Она снова вздохнула и отёрла глаза.       — Нам не нужно, чтобы вы заботились о нас, — проворчала она, но Какаши знал, что она не отвергает его, и слегка улыбнулся. — Впрочем, нам, вероятно, придётся позаботиться о вас… — добавила она. — Не может же быть, что так уж много лет осталось до того, как вы окажетесь в кресле-каталке…       Он надул губы.       — Сарада-чан, это не очень-то приятно…       Она бесстыдно улыбнулась, затем подняла бровь.       — Теперь-то покажете мне своё лицо?       Какаши нервно усмехнулся.       — А… ну… видишь ли…       В конце концов, он (чересчур драматично) сложил печать для Шуншин но дзюцу, а Сарада с хихиканьем остановила его от выполнения дзюцу, сказав ему, что всё равно было бы не интересно, если бы он вот так сдался, и он предложил вместо этого научить её новой технике.       Последовавшая за этим тренировка сама по себе не была неловкой, но Какаши старательно избегал делать или говорить что-либо, что могло бы напомнить о реальности их ситуации, и он знал, что Сарада делала то же самое… они оба понимали, что некоторые вещи всё ещё оставались невысказанными, что по-прежнему были проблемы, с которыми им придётся столкнуться, но они, казалось, достигли молчаливого соглашения, что на данный момент обсудили достаточно, и только к концу дня, когда Сарада спонтанно обняла его перед тем, как побежать домой, изменение характера их отношений вновь вышло на первый план.       Это было три дня назад.       Какаши вздохнул, глядя на вывеску рёкана, в котором они с Шикамару остановились в Ивагакуре.       Как ленивый ниндзя, которым он и являлся, Шикамару ушёл спать вскоре после того, как они завершили неофициальный приветственный ужин с Цучикаге. Какаши же, напротив, знал, что пока ещё не сможет заснуть, поэтому решил выпить чего-нибудь в баре, который он видел по дороге в город.       Придя туда, он обнаружил, что это было довольно грязное, не особенно популярное место, но его это вполне устраивало. Всё, чего он хотел, — это выпить несколько кружек пива и позволить тусклому освещению, сигаретному дыму, гулу пьяных разговоров и стуку бильярдных шаров заглушить его беспокойство о Сакуре, Сараде и Саске, и о том, вернулся ли Саске со своей миссии, а если вернулся, сказала ли ему Сакура, а если сказала, то как он отреагировал…       И в течение почти двух часов ему более или менее удавалось подавлять свои опасения… За это время к бутылке саке, которую он выпил за ужином, добавились две бутылки пива, и он начал чувствовать себя как раз в достаточной степени расслабленным, когда в баре появилась узнаваемая и совершенно нежелательная чакра и вернула его к реальности.       Однако, когда владелец чакры вытащил табурет и, не говоря ни слова, сел рядом с ним, Какаши понял, что не особенно-то удивлён. У него не было причин полагать, что его бывший ученик будет в Ива в то же время, что и он, но, даже так, удивлён он не был… Возможно, на подсознательном уровне он ожидал, что рано или поздно произойдёт что-то подобное.       Хотя это не означало, что он был особенно этому рад.       Какаши мысленно вздохнул.       В любом случае, это не имело особого значения, потому что теперь Саске был тут, и Какаши не мог этого изменить, поэтому, смирившись с предстоящим неизбежно неприятным диалогом, он подавил желание ущипнуть себя за переносицу.       — Наруто отправил тебя на разведку в другую страну? — предположил он, больше для того, чтобы завязать разговор, чем потому, что действительно верил, что это так.       Саске заказал бутылку саке, затем налил себе чашку.       — Нет, — ответил он. Он ещё даже не взглянул на сереброволосого мужчину рядом с собой.       Какаши негромко хмыкнул в знак понимания, но в остальном молчал, решив, что сейчас самое время его бывшему ученику вести дискуссию, которую тот совершенно точно спланировал.       Наконец, после нескольких долгих минут молчания, Саске искоса взглянул на Какаши.       — Как поживает моя жена? — спросил он, и хотя его голос был бесстрастен, в его глазах безошибочно угадывалась тьма.       «Моя жена», — подумал Какаши. — Не «моя семья», или «Сакура и Сарада-чан», или даже просто «Сакура», а «моя жена»… Если до этого он ещё не был так уж уверен, что Саске знает о романе, то, учитывая выбор этого слова и то, как темноволосый мужчина наблюдал за ним, теперь он был уверен.       Тем не менее, пока это не было неизбежно, он не хотел ничего подтверждать, поэтому просто встретил пристальный взгляд бывшего ученика собственным.       — Думаю, у неё всё хорошо, — ответил он, слегка пожимая плечами.       Саске поднял бровь.       — Мне трудно в это поверить, — задумчиво произнёс он.       Какаши решил подыграть.       — Почему же?       По губам Учиха скользнул призрак совершенно невесёлой ухмылки.       — Ну… ты ведь не там, — ответил он, и Какаши услышал вызов — в тоне его старого ученика скрывалось побуждение к тому, чтобы он признался в том, что сделал.       Это заставило его осознать, что подтверждение романа в действительности будет неизбежным, так что он поставил своё пиво на стойку.       — Что ты пытаешься сказать, Саске? — решительно потребовал он.       Саске отвернулся, чтобы наполнить свою чашку саке, затем сделал неторопливый глоток, прежде чем снова повернуться к бывшему учителю. С минуту он изучал сереброволосого мужчину, исследовал его глаза, выражение лица.       — Я не собираюсь отдавать её тебе, Какаши, — сказал он.       И вот оно.       Криво улыбнувшись, Какаши кивнул.       — А… Так вот почему ты всё-таки вернулся, — пробормотал он.       Впервые с тех пор, как Саске сел, его спокойное выражение рассеялось, а в глазах вспыхнул гнев прямо перед тем, как его кулак врезался в лицо Какаши.       Услышав, как хрустнул его нос, и почувствовав жгучую боль, Какаши пожалел, что не уклонился от удара, но потом он вспомнил, что действительно заслужил это, поэтому просто стянул маску и воспользовался салфеткой с барной стойки, чтобы остановить кровь, когда вновь посмотрел на Саске.       Темноволосый мужчина резко встал, от чего его стул отодвинулся где-то на метр, и, когда его глаза из чёрных превратились в красный и фиолетовый, Какаши рассеянно отметил, что большая часть посетителей бара выбрали именно это время, чтобы отправиться домой.       — Мне следует убить тебя, — закипал Саске.       Не спуская с него взгляда, Какаши прищурил глаза в обманчиво дружелюбной полуулыбке.       — Сейчас ты, вероятно, мог бы… — заметил он. Его голос был приглушён салфеткой.       Явно не в настроении больше играть, Саске обхватил рукоять меча, сжав её пальцами так, что побелели костяшки.       — Она моя жена, — выдавил он.       Какаши вздохнул, и все намёки на несерьёзность покинули выражение его лица, он убрал от носа окровавленную бумагу.       — Да, — подтвердил он как ни в чём не бывало, на секунду опустив глаза на меч, прежде чем потянуться за своей выпивкой. — И только угроза потерять её из-за другого мужчины заставила тебя вести себя так.       К досаде Какаши, его слова окрасил слабейший шёпот гнева, который он чувствовал из-за того, через что Саске заставил пройти Сакуру. Пытаясь сдержать этот гнев, он сделал глоток пива и прижал к носу новую салфетку, в то время как Саске смотрел на него, стиснув челюсти.       Но темноволосый ниндзя ничего не сказал, лишь ослабил хватку на мече. Между ними повисло напряжённое молчание.       — Я понимаю, почему она это сделала, — наконец сказал Саске, его голос снова стал ровным.       В последовавшей за этим многозначительной паузе повисло невысказанное: Но я не понимаю, почему это сделал ты, — и Какаши почувствовал знакомый укол вины.       Тем не менее, он всё ещё чувствовал тот гнев… гнев, который редко позволял себе испытывать, гнев, рождённый годами наблюдения за тем, как Сакура скрывает свою боль, годами желания заставить эту боль уйти, сделать эту женщину счастливой…       Его возмущало то, что Саске начал признавать значимость своей жены только тогда, когда замаячила реальная возможность того, что она может его оставить… Какаши чувствовал негодование от того, что такой человек считает, что имеет право на кого-то, кого он воспринимал как должное с того самого дня, как встретил. И хотя он знал — или думал, что знает, — что Сакура выбрала его, гнев, негодование и четыре года, в течение которых он ничего не говорил мужчине перед собой, смешались с алкоголем, который он выпил этой ночью, и они подавили его чувство вины.       Он откинул салфетку от переставшего кровоточить носа.       — Ты не видел, что делал с ней, — бесцветно ответил он.       Мышцы Саске напряглись, когда он снова посмотрел на Какаши.       — Я был на миссии, — возразил он.       Какаши вздохнул и сделал ещё один глоток.       — Ты забываешь, что во время первой части твоего путешествия Хокаге был я, Саске, — сказал он. — Я знаю, что ты был и что не был способен сделать по отношению к своей семье.       Саске стиснул зубы.       — Я думал, она понимала.       — Понимала, — согласился Какаши. — Однако она человек… Ей нужно было больше. Она заслуживает большего.       При этих словах темноволосый мужчина заметно поморщился и прервал зрительный контакт, и Какаши увидел, как пальцы его руки вцепились в дерево барной стойки.       Когда прошло несколько минут без ответа, Какаши решил, что ему пора уходить. Он поднялся на ноги и допил остатки своего пива, прежде чем поставить бутылку и положить немного наличных на стойку, но, когда он начал шагать прочь, он услышал голос Саске, такой тихий, что это был почти шёпот.       — Я это знаю, — пробормотал он, и Какаши повернулся, глядя на него с любопытством. Саске спокойно встретил взгляд своего бывшего учителя. Его глаза снова были чёрными. — Я знаю, что она заслуживает большего, — повторил он. — Потому я и вернулся.       Внезапно почувствовав сильную усталость, Какаши вздохнул и пожал плечами.       — Может, это и так.       Однако у него не было сил завуалировать свой скептицизм, и было ясно, что Саске заметил это, потому что он глубоко нахмурил брови и полностью повернулся к Какаши.       — А почему по-твоему я вернулся? — мрачно спросил он, сокращая расстояние между ними.       Какаши не двинулся с места, даже когда его бывший ученик встал настолько близко, что он мог чувствовать тепло его дыхания, и ответил он тоже не сразу, вместо этого на мгновение задумавшись, по какому пути он хочет пойти, решить, хочет ли он выяснить всё прямо там или просто позволить остальному идти своим чередом.       — Я думаю, ты вернулся, потому что не можешь вынести мысли, что потеряешь её из-за кого-то другого, — наконец ответил он.       Саске прищурился и шагнул ближе.       — Ты действительно думаешь, что настолько лучше меня?       Какаши помолчал, прежде чем просто ответить:       — Нет.       — Нет? — засомневался Саске.       — Нет, — подтвердил он. — Я не думаю, что я по своей сути лучше тебя… — он снова сделал паузу, выдерживая холодный взгляд Учиха. — Но я думаю, что я лучше для неё.       — Ты грёбаный ублюдок… — прорычал Саске, грубо хватая Какаши за рубашку.       Снова вспыхнули Шаринган и Риннеган, но Какаши даже не моргнул.       — Как надолго, по-твоему, ты сможешь остаться, Саске? — здраво спросил он. — Ты действительно можешь ей пообещать, что больше не покинешь её?       — Не твоё собачье дело, — прошипел молодой мужчина.       Какаши покачал головой.       — Теперь моё, — не согласился он, его голос был одновременно спокойным и совершенно серьёзным. — Ты сделал это моим делом, когда оставил её во второй раз.       Томоэ завертелись быстрее.       — Всё равно ты не должен был вмешиваться…       Выражение лица Какаши посуровело.       — Я никому не позволю причинять вред дорогим мне людям, Саске… даже ещё одному из дорогих мне людей, — твёрдо заявил он. — Я дал тебе время всё исправить… годы, чтобы всё исправить… а ты этого не сделал.       Пальцы Саске крепче сжали его воротник.       — Ты спал с моей женой…       Какаши вздохнул, понимая, что нет смысла оправдываться.       — Да, — честно ответил он.       Без малейшего колебания Саске ударил сереброволосого мужчину кулаком в живот с такой силой, что тот отлетел к стене.       — Пошёл ты, Какаши… — прорычал он.       Спина Какаши, а затем и затылок с глухим стуком ударились о гипсовую стену, и в местах удара появились трещины. Сила удара выбила воздух из его лёгких и — по его оценке — сломала по меньшей мере три ребра. Он, с трудом пытаясь дышать, вытер каплю крови с того места, где прикусил губу, и выпрямился, чтобы снова быть лицом к лицу со своим бывшим учеником.       Как только Какаши встретился глазами с Саске, он оказался прижатым к стене, с кунаем у горла.       — Она моя, — со злостью заявил черноволосый мужчина, его лицо было в нескольких сантиметрах от лица Копирующего ниндзя, когда он прижал холодное лезвие сильнее.       Какаши не дрогнул.       — Это ведь на самом деле ей решать, так? — пробормотал он, и от движения его кадыка на шее появился тонкий надрез от куная.       Саске сердито посмотрел в ответ, и Какаши почувствовал, как остриё ещё глубже вонзилось в его кожу, но ни один из них ничего не сказал, и прошла долгая минута, в течение которой двое мужчин просто смотрели друг на друга.       Наконец, Какаши устало поднял бровь.       — Ты убьёшь меня, или так и будем стоять здесь всю ночь?       Саске, казалось, хотел сделать что-то ещё, но в конце концов удовлетворился тем, что придвинул лезвие ещё на миллиметр, прежде чем позволить кунаю упасть на пол между ними и отступить.       — Держись, блядь, подальше от моей жены, — выпалил он, затем повернулся и пошёл прочь.       Какаши не остановил его.       Когда Какаши вернулся в рёкан, он, к своему удивлению, обнаружил, что Шикамару всё ещё не спит.       Стратег бросил взгляд на сломанный нос Какаши и на то, как тот держался за бок, и тяжело вздохнул.       — Саске? — спросил он.       Какаши фыркнул. Конечно, ленивый гений Конохи знал… если они с Сакурой не смогли обмануть даже генина, конечно, Шикамару знал…       — Заткнись, — беззлобно проворчал он.       Шикамару лишь усмехнулся, и они погрузились в уютную тишину, пока Какаши осторожно снимал рубашку и рылся в рюкзаке в поисках бинтов, чтобы обмотать рёбра и закрыть порез на шее.       Он почти закончил перевязывать грудь, когда Шикамару наконец улёгся спать. После минутного колебания он поймал взгляд Какаши.       — Если это имеет значение, я думаю, что вы подходите друг другу, — заметил он, прежде чем нахмуриться и перевернуться на футоне. — Даже несмотря на то, что вы выбрали, пожалуй, самый проблематичный способ заполучить женщину…       Последнее было добавлено вполголоса, и Какаши не мог не ухмыльнуться в спину мужчины, прежде чем выключить свет.       — Да… это так, — согласился он, осторожно забираясь под одеяло.       Ответом ему стало тихое бормотание от бугра на другом футоне, но почему-то, несмотря на раны, чувство вины и на то, что произошло в этот вечер, Какаши чувствовал, что всё может кончиться хорошо.

Омаке

      Через несколько минут бугор на другом конце комнаты вновь заговорил.       — Наверное, стоит попросить врача взглянуть на ваш нос, симпатяга… — пробормотал он. — Вы можете перестать так сильно нравиться Сакуре, если будете и старый, и некрасивый…       Какаши взглянул на бугор краем глаза.       — Я скажу твоей жене, куда ты ходишь, когда хочешь спрятаться от неё… — решительно парировал он.       Бугор хранил молчание до конца ночи.