Аленький цветочек

Больше недели минуло с отъезда Пак Чимина, а Джиён никак не могла отвести взгляд от серой улицы за большими воротами. Дорога, что с двух сторон была окружена лесом, вела точно в город, который яркими огнями подавал ей знаки ночью, манил к себе и заставлял более внимательно наблюдать за привычками охранника, являющимся одним из основных препятствий её временного побега. Девушка из окна своей комнаты смотрела, чуть нахмурившись. Будто серым призраком в отражении стекла пряталась, укутываясь в тяжелые шторы, чтобы точно никто не заметил, и следила за всем происходившем во дворе, точно какая-то кошка. Джиён знала, в какой комнате служанки складывали свою выходную одежду. Запомнила, по каким дням и в какое время они выбирались в город, чтобы принести продукты и вещи в поместье. И она бы подумала, что этого вполне достаточно, чтобы притвориться слугой и пройти к дороге, если бы всего два раза на глаза не попался один лишь жест молодой девушки, на который охранник кивнул и отворил ворота. Юная госпожа бы и не догадалась обратить внимание на едва ли заметное движение большого пальца от виска до линии челюсти в первый раз, если бы оно не повторилось снова. Девушка тогда правда обрадовалась своей наблюдательности. Довольно улыбнулась и тихо хмыкнула с небольшой злостью и искренним восхищением, обращенным к господину, который так хитро продумал порядок выхода за пределы своей территории. Джиён теперь знала чуточку больше, не ощущала себя совсем глупым дитем, которому лишь улыбались снисходительно да гладили по головке вместо ответа на вопросы. Стыдно было это признавать, но она впервые почувствовала себя хозяйкой в поместье, хотя на деле таковой не являлась. Однако отсутствие господина давало ей право распоряжаться слугами, отменить уроки танцев под предлогом плохого самочувствия и не вызывать высокомерную учительницу в поместье. Она отдыхала, и вместе с ней расслаблялись рабочие. Они начали поддаваться девичьим уговорам и тайком совали ей сладкие булочки или сделанные на скорую руку леденцы, которые непоседа прятала за накинутой шинелью, кивала благодарно и быстро убегала в свою комнату, чтобы не попасться главной служанке, отличающейся своим стойким характером. Мари бы, девушка знала наверняка, точно отняла все вкусности, пожурила бы не на шутку и, возможно, доложила бы все господину. Джиён в такие моменты хотела обижаться на них обоих за излишнюю строгость. Потому что не видела себя более ребёнком. Не понимала такого отношения к себе и отказывалась принимать подобные ограничения. Но как же сложно было, сидя на мягкой кровати в комнате служанки, сохранять обиды, показательно дуть губы и отворачиваться к стене, когда женщина по-доброму смеялась над ней, иссохшей рукой тянула её за щеку и совсем заговорщически шептала: — А знаете, кто скоро прибудет? — Господин, — Джиён не поворачивалась к Мари. Сложив на груди руки, продолжала смотреть в яркую, с кривыми цветочками и деревьями стену, когда-то исписанную её же маленькой ручкой. — Будто мог кто-то иной. — А вот и мог, госпожа, — служанка проговорила совсем тихо и вдруг отвернулась от обиженного дитя, продолжив складывать постиранное белье и все так же хитро улыбаться. — Кто мог? Мари! Не томи, расскажи мне! — девушка за последние месяцы не ощущала такого странного восторга, который вдруг так внезапно огнём её укутал, начал обжигать где-то в груди, заставляя подскакивать с места и кружиться вокруг старой женщины, засыпаю ту вопросами. — Коли не расскажешь, буду век молчать с тобой! — Да за что же такая строгость, госпожа? Помилуйте бедную старушку, которая весь немой век готова молиться за вас! — Джиён видела, что Мари говорила шутя, просто дразнилась и пыталась с ней поиграть, чтобы хоть как-то разбавить затянувшуюся скуку госпожи. Однако мало что могло её интересовать больше, чем нежданная новость о скорых гостях, коих в этом поместье не было ни разу. — Ладно! Поделюсь секретом. Но не забывайте, госпожа, я для всех была нема и глуха. — Я никому не расскажу, доколе не увижу все сама, — девушка причмокнула губами в предвкушении, почти подпрыгивая на месте в нетерпении, пока служанка медлила и молча продолжала перебирать белье. — Говори. — Молодой господин из соседнего города скоро прибудет. Он к нашему господину по срочным делам обратился, — женщина взглянула на своё чадо, едва усмехнувшись явному вопросу, который так и светился в широко распахнутых глазах. — Они появиться должны здесь в один день. Слова Мари звучали в девичьей голове громко и отчетливо. Не давали себя забыть или переключиться на что-то другое. Джиён ждала гостя. Желала и боялась встречи. Потому что мысль о предстоящем венчании не покидала её, страшила и подогревала интерес. Однако уверенность в том, что служанка бы в случае прибытия жениха все доложила, немного успокаивала уставшие нервы, заставляла думать о господине, как об обычном госте, который мог лишь временно, с разрешения Пак Чимина, разбавить одинокую компанию совсем юной госпожи. И девушка была уверена, что первому в приветствии и в знаке почтения поклонилась бы своему опекуну, остановившись напротив парадного входа, и позволив открытым плечам ощутить холодный ветер с улицы. Она готовилась. Заранее пыталась упрятать обиды на внезапное венчание куда-то далеко. Скрыть за искренней радостью встречи с опекуном, чтобы не омрачать его возращение домой, не портить настроение и так уставшему с дороги мужчине, а лишь улыбнуться ярко и проговорить тихое: "Счастлива вас видеть в добром здравии, господин". Этого сделать, однако, ей не удалось, как и показать всю воспитанность и утончённость, взращиваемую в себе с малых лет. Потому что замерла Джиён глупо на месте, глаза совсем нагло вперив в лицо прибывшего. Она стояла на лестнице, молча смотрела на мужчину так, будто никогда прежде подобных не видела, а тот в ответ лишь горячо усмехался, уверенного взгляда не отводил от удивленного силуэта, полностью его изучая карими глазами, на что девушка смогла лишь смущенно порозоветь и сильнее вцепиться в деревянные перила широкой лестницы. — Чон Хосок, госпожа, — мужчина низко поклонился первым, отчего она сильнее застыдилась, ведь то было её обязанность, а не его. — Безумно рад встрече, прекрасная дева Джиён. — Взаимно, господин, — ответила тихо, обрадовавшись тому, что голос прозвучал совсем не хрипло. Госпожа вдруг почувствовала, как узы неловкости, стыда и страха её постепенно отпускали. Потому что Чон Хосок улыбался слишком тепло, благодарил подоспевших слуг, которые быстро подхватили его багаж и позвали за собой, чтобы показать ему его комнату на втором этаже. Там, где находилась в тот момент девушка. — Вы знаете меня? — Наяву вы красивее, чем вас описывают в рассказах. — Меня описывают? — Слагают легенды. — Лукавите? — Совсем немного. Джиён вдруг стало весело. Чон Хосок правда смог развеять все её страхи и сомнения, немного рассмешить и расположить к себе. Хотелось его не отпускать, продолжать болтать и узнать, почему же он прибыл раньше времени, откуда и надолго ли и с каким вопросом ему должен был помочь господин. Однако она понимала, что мужчине необходим отдых после дальней дороги. Потому решила исправиться, поклониться перед ним, опустив глаза в пол и показав всю грацию и нежность, которую из неё всегда выбивала учительница танцев. Но девушку быстро потянули вверх, аккуратно взяв за руку ладонью без перчатки и оставив на её коже тёплый и совсем невесомый поцелуй, заставивший нежные щеки зарумяниться ярче, а сердце забиться сильнее. Джиён едва ли могла сдерживать эмоции. Стояла, внешне сохраняя спокойствие, а внутри бури чувств одолевали, заставляя колени дрожать, а ладони мёрзнуть. Впечатления после встречи грели ей душу, заставляли один момент десятки раз переигрывать в голове, улыбаться и чувствовать тепло, даже глядя на холодную улицу. К которой её теперь тянуло больше прежнего. Что-то внутри требовало, чтобы девушка пыл свой остудила и немного успокоилась. Ведь не велено юным девам так долго думать о ком-то, вспоминать чужую улыбку и горячие руки, блеск в тёмных глазах и приятный голос, который до селе в груди вибрацией отражался, заставляя ноги слегка дрожать, а сердце — согревать душу. Джиён потому и выбежала незаметно на улицу. На цыпочках пробралась мимо каморки Мари и обулась уже на пороге, чтобы не слышал никто, не побежал сопровождать, докучая наставлениями и мешая удручающим присутствием. Ведь во дворе поместья всегда было спокойно и тихо. Не нужны здесь были помощники-слуги, не дававшие насладиться морозным воздухом, приятными видами сада, который несмотря на холод зимы ещё не совсем увял, продолжая радовать глаз диковинными цветками, в распущенном виде державшихся до победного. И девушка потянулась к ним, почти на ощупь и память направилась к цветущему участку, который едва ли было видно благодаря блеклому свету луны, выглядывающей из-за туч. Непослушная госпожа шла тихо, тенью сливаясь с ночью, и лишь своим дыханием прерывая густую тишину. Не было слышно совсем ничего, все будто замерло, оставляя её только ей и её же мыслям, позволяя окунуться в свой мир и его грёзы. До тех пор, пока чужая рука, появившаяся из ниоткуда, не накрыла девичий рот, а какое-то слишком большое и незнакомое по ощущениям тело не прижалось вплотную к хрупкому. Джиён вмиг ощутила липкий страх, буквально услышала свою же панику, которая не давала мыслить разумно, оставляла на месте, не давая возможности даже пошевелиться. Потому что ужас сковывал все тело, неприятный запах ударялся в нос, а ноги едва ли удерживали на месте, продолжая сильно дрожать. Но только почувствовав, как вторая рука нарушителя покоя вдруг начала задирать плотную юбку надетого на девушку платья, та мгновенно оттаяла. Начала вырываться и пытаться укусить накрывшую рот ладонь, которая долго этого терпеть не стала, ударила её по голове, отбросив на холодную землю. — Сука, драться вздумала? Дрянная белоручка, подстилка дьявола, — Джиён чувствовала, как по лбу что-то текло, как приближались тяжелые шаги к её обессиленному телу и совершенно не понимала большую часть сказанных мужчиной слов, потому что сознание уходило постепенно, заставляя теряться в темноте разума и улицы, путая реальность и сон. — Сейчас мы проверим, почему он продолжает трахать тебя. Насколько ж ты хороша... Джиён больше не в силах была держаться на и так подогнувшихся локтях, не смогла дальше отползти от обидчика, потому что тьма все же окутала сознание, мягко сомкнувшись черными путами вокруг и забрав к себе в цепкие объятия, почти заглушая долгий душераздирающий мужской крик и слишком непонятный звонкий хруст.